Капитан Немо. — Первые его слова. — История героя, боровшегося за независимость родины. — Ненависть к захватчикам. — Спутники капитана Немо. — Жизнь под водою. — Одиночество. — Остров Линкольна — последнее убежище «Наутилуса». — Таинственный гений острова.

      При этих словах лежавший на диване человек приподнялся, и свет озарил его лицо: у него была великолепная посадка головы, высокий лоб, гордый взор, седая борода, грива откинутых назад густых волос.
      Он встал и опёрся рукой на спинку дивана. Взгляд его был спокоен. Заметно было, что долгая болезнь постепенно подточила его здоровье, но голос ещё был звучен, когда он сказал по-английски с крайним удивлением:
      — У меня нет имени, милостивый государь.
      — Мне известно ваше имя, — ответил Сайрес Смит.
      Капитан Немо устремил на инженера такой горящий взгляд, словно хотел его уничтожить. Потом, рухнув на диван, он прошептал:
      — А не всё ли равно в конце концов. Я скоро умру.
      Сайрес Смит подошёл ближе к капитану Немо, а Гедеон Спилет взял его за руку. Рука была горячая. Айртон, Пенкроф, Герберт и Наб держались на почтительном расстоянии, в углу этого великолепного зала, освещённого электричеством.
      Капитан Немо тихонько отвёл руку и знаком предложил инженеру и журналисту сесть.
      Все смотрели на него с искренним волнением. Так вот он, тот, кого они называли «гением острова», существо могущественное, чьё вмешательство во многих случаях оказалось спасительным; вот он, благодетель, которому они стольким обязаны. Перед ними оказался немощный, умирающий человек, меж тем как Пенкроф и Наб ожидали увидеть полубога.
      Но как могло быть, что Сайрес Смит знал капитана Немо? Почему капитан Немо вскочил, услышав своё имя, которое, как он думал, никому не ведомо?..
      Капитан снова лёг на диван и, опираясь на локоть, внимательно посмотрел на Сайреса Смита, сидевшего возле него.
      — Итак, сударь, вы знаете имя, которое я носил? — спросил капитан Немо.
      — Знаю, — ответил Сайрес Смит, — и знаю также, как называется замечательная подводная лодка…
      — «Наутилус», — сказал с полуулыбкой капитан.
      — Да, «Наутилус».
      — А знаете вы?.. Знаете ли вы, кто я такой?
      — Знаю.
      — А ведь уже тридцать лет у меня нет ни малейшей связи с обитаемым миром, тридцать лет я живу в морских глубинах, ибо это единственная среда, где я обрёл независимость! Кто же мог выдать мою тайну?
      — Некий человек, который не связал себя никакими обязательствами в отношении вас, капитан Немо, и, следовательно, не может быть обвинён в измене.
      — Не тот ли француз, который по воле случая попал на борт моего судна шестнадцать лет тому назад?
      — Он самый.
      — Значит, этот человек и два его спутника не погибли в Мальстриме, когда «Наутилус» очутился там?
      — Нет, не погибли. И вот появилась книга под названием «Двадцать тысяч лье под водой», в которой рассказывается история вашей жизни.
      — История нескольких месяцев моей жизни, и только, сударь! — с живостью возразил капитан.
      — Вы правы, — подтвердил Сайрес Смит. — Но достаточно было прожить близ вас несколько месяцев, чтобы составить о вас суждение…
      — Как о великом преступнике, не правда ли? — отозвался капитан Немо, и на губах его мелькнула высокомерная улыбка. — Да, как о мятежнике, об отщепенце человеческого общества.
      Инженер ничего не ответил.
      — Что же вы молчите, сударь?
      — Я не вправе судить капитана Немо, — сказал Сайрес Смит, — по крайней мере судить за его прошлое. Ведь никому, и мне в том числе, не известно, что заставило его вести такую странную жизнь, а не зная причин, нельзя судить о следствиях. Но я твёрдо знаю, что ваше благодетельное вмешательство непрестанно охраняло нас с того дня, как мы очутились на острове Линкольна; я знаю, что все мы обязаны жизнью доброму, великодушному, могущественному покровителю и что этим добрым, великодушным, могущественным покровителем были вы, капитан Немо.
      — Да, я помогал вам, — просто ответил капитан Немо.
      Инженер и журналист встали. Подошли их сотоварищи, желая выразить капитану Немо благодарность, переполнявшую их сердца.
      Капитан Немо движением руки остановил их излияния и с волнением, которое он не мог скрыть, сказал:
      — Подождите, сначала выслушайте меня.
      И капитан Немо в немногих словах, сжато и ясно, рассказал всю свою жизнь.
      Рассказ был короткий, однако ж больному пришлось собрать все свои угасающие силы, чтобы довести его до конца. Видно было, что он всё больше слабеет. Несколько раз Сайрес Смит просил его отдохнуть, но капитан Немо отрицательно качал головой. Он ведь знал, что может не дожить до завтра, а когда журналист предложил ему свои услуги в качестве врача, Немо ответил:
      — Бесполезно, сударь, бесполезно. Мне осталось жить несколько часов.
      Капитан Немо был по происхождению индус, сын раджи, правившего независимым тогда княжеством Бундельханда, племянник знаменитого в Индии героя Типпо-Саиба. Десятилетним мальчиком отец послал его в Европу, желая дать ему всестороннее образование и в тайне надеясь, что когда-нибудь сын его, как равный противник, будет бороться против тех, кого раджа считал угнетателями родной страны.
      С десяти до тридцати лет принц Даккар, человек, наделённый высокими дарованиями, благородством души и ума, учился, овладевая различными науками, и достиг больших познаний как в естествоведении и в математике, так и в литературе.
      Принц Даккар путешествовал по всей Европе. Благодаря своему знатному происхождению и богатству он везде считался желанным гостем, но утехи светской жизни его никогда не прельщали. Молодой красавец индус всегда был серьёзен, даже угрюм и поглощён жаждой знания. В сердце у него горела неумолимая ненависть. Принц Даккар ненавидел. Он ненавидел ту единственную страну, на землю которой ни за что не хотел ступить, единственную страну, чьи заигрывания он постоянно отвергал; он ненавидел Англию, и тем более ненавидел, что во многом восхищался ею.
      Этот индус был воплощением ярой ненависти побеждённого к победителю. Поработитель не нашёл бы пощады у порабощённого. Сын одного из тех князей, которые лишь на словах покорились Соединённому королевству, принц из рода Типпо-Саиба, воспитанный в духе борьбы за независимость и мести, полный неискоренимой любви к своей поэтической родине, закованной в цепи англичанами, он не желал ступить на землю той страны, которую считал проклятой, ибо она поработила Индию.
      Принц Даккар стал художником — чудеса искусства вызывали в нём благородное волнение; стал учёным — ничто не было чуждо ему в области высоких знаний; стал государственным деятелем, изучившим при европейских дворах все тонкости дипломатии. Поверхностному наблюдателю он, может быть, показался бы одним из любопытствующих космополитов, жаждущих всё знать, но не способных действовать, одним из тех богатых путешественников, высокомерных пустоцветов, которые непрестанно разъезжают по всему свету и не принадлежат ни одной стране.
      А на деле он был совсем не таким. Этот художник, этот учёный, этот одарённый человек оставался душой индусом, полным жажды мести, индусом, лелеявшим надежду, что настанет день, когда его соотечественники потребуют прав для своей страны, изгонят из неё чужеземцев и возвратят ей независимость.
      И вот в 1849 году принц Даккар вернулся в Бундельханд. Он женился на девушке знатного рода, у которой так же, как у него, сердце обливалось кровью при виде страданий отчизны. Жена подарила ему двоих детей, он обожал их. Но, наслаждаясь семейным счастьем, он не мог забыть о порабощении Индии. Он выжидал случая. И случай представился.
      Владычество Англии легло слишком тяжёлым бременем на всё население страны. Принц Даккар стал глашатаем недовольных. Он зажигал в людях огонь той ненависти к чужестранцам, который горел в нём самом. Он разъезжал по всему полуострову — по княжествам, ещё независимым, и по областям, уже находившимся в непосредственном управлении англичан. Он взывал к тем героическим дням, когда Типпо-Саиб, защищая родину, пал в бою под Серингапатамом.
      В 1857 году вспыхнуло крупное восстание сипаев. Душой его был принц Даккар. Он поднял огромные массы. Он отдал правому делу все свои дарования и своё богатство. Бесстрашно шёл он в бой в первом ряду, рисковал своей жизнью так же, как самый простой человек из этих героев, поднявшихся ради освобождения отчизны. Он участвовал в двадцати схватках и десять раз был ранен. Но тщетно искал он себе смерти, когда последние воины, отстаивавшие независимость Индии, пали, сражённые английскими пулями.
      Никогда ещё владычеству Великобритании над Индией не грозила такая опасность, и если б сипаям, как они на это надеялись, оказали помощь извне, вероятно, в Азии было бы покончено с влиянием и господством Соединённого королевства.
      Имя принца Даккара стало в те дни знаменитым. Герой, носивший это имя, не таился и вёл борьбу открыто. Голова его была оценена, и, хотя не нашлось ни одного предателя, готового выдать Даккара, за него поплатились жизнью отец, мать, жена и дети — их убили прежде, чем он узнал, какая опасность грозит им из-за него…
      Ещё раз право было повержено во прах перед силой. Но цивилизация никогда не отступает, можно подумать, что она заимствует свои права у неизбежности. Сипаи были побеждены, и древние княжества раджей вновь подпали под жестокое владычество Англии.
      Принц Даккар, которого пощадила смерть, возвратился в горы Бундельханда. Одинокий, исполненный беспредельного отвращения к самому имени «человек», питая ужас и ненависть к цивилизованному миру, стремясь навсегда бежать от него, он обратил в деньги остатки своего состояния, собрал вокруг себя самых преданных ему соратников и в один прекрасный день куда-то исчез вместе с ними.
      Куда же отправился принц Даккар? Где искал он той независимости, в которой ему отказала земля, населённая людьми? Под водой, в глубинах морей — там, где никто не мог преследовать его.
      На смену воину пришёл учёный. Пустынный остров в Тихом океане послужил ему пристанищем; он заложил там корабельную верфь, и на ней была построена по его чертежам подводная лодка. При помощи способов, которые когда-нибудь станут известны, он сумел воспользоваться неизмеримой механической силой электричества, добывая его из неисчерпаемых источников, и применил эту силу для всех надобностей на своей подводной лодке — электричество служило двигателем судна, освещало и отопляло его. Море и его неисчислимые сокровища, мириады рыб, водные поля с обильно произрастающими на них водорослями, огромные млекопитающие — всё то, что природа схоронила в морских пучинах, и то, что потеряли в них люди, вполне удовлетворяло нужды принца Даккара и всего экипажа, а главное, исполнилось самое горячее его желание — не иметь более никаких связей с землёй. Он дал своему судну название «Наутилус», себя назвал капитаном Немо и скрылся под водой.
      Много лет капитан плавал в глубинах всех океанов, от одного полюса до другого. Пария в мире людей, он собрал в неведомых подводных мирах дивные сокровища. Миллионы, затонувшие в бухте Виго в 1702 году, когда пошли ко дну испанские галионы с грузом золота, стали для него неистощимым источником богатства, всегда находившимся в его распоряжении, и оставаясь безвестным, он обращал это золото на помощь сражавшимся за независимость своей страны.
      Долгое время не имел он никакого общения с людьми, но вдруг в ночь на 6 ноября 1866 года три человека нежданно оказались на борту его корабля: француз-профессор, его слуга и канадский рыбак. Людей этих капитан Немо подобрал, когда они упали в море во время столкновения «Наутилуса» с американским фрегатом «Авраам Линкольн», гнавшимся за подводной лодкой.
      Капитан Немо узнал тогда от профессора, что «Наутилус» принимают то за исполинское морское животное из семейства китообразных, то за подводную лодку, принадлежавшую пиратам, и что за ним охотятся во всех морях.
      Капитан Немо мог бы бросить в океан трёх чужаков, которые волей случая вторгнулись в его таинственное существование. Но он этого не сделал, он держал их у себя пленниками, и в течение семи месяцев они были свидетелями всех чудесных перипетий путешествия, когда корабль капитана Немо проплыл под водой двадцать тысяч лье.
      Двадцать второго июня 1867 года этим трём пленникам, ничего не знавшим о прошлом капитана Немо, удалось бежать — они уплыли на лодке, похищенной ими с «Наутилуса». Но так как в это время «Наутилус» захватило стремительное течение Мальстрима и повлекло к берегам Норвегии, капитан считал, что, попав в этот ужасный водоворот, беглецы нашли себе могилу в пучине моря. Ему так и осталось неизвестным, что французу и двум его спутникам каким-то чудом удалось спастись, что их выбросило на берег, что их подобрали рыбаки с Лофотенских островов и что профессор, возвратившись во Францию, напечатал книгу, в которой он рассказал о своём семимесячном плавании на борту «Наутилуса», сделав достоянием любопытных читателей многочисленные приключения, происходившие во время этого необычайного путешествия.
      Ещё долго капитан Немо вёл такую жизнь, плавая по всем морям. Но вот умерли один за другим все его спутники, и он похоронил их на коралловом кладбище на дне Тихого океана. Пусто стало на «Наутилусе» — из всех, кто бежал на нём от мира людей, в живых остался лишь капитан Немо.
      Ему было тогда шестьдесят лет. Одинокому старику удалось провести «Наутилус» в одну из подводных гаваней, где его корабль иногда отстаивался после плавания.
      Этой гаванью служила пещера, образовавшаяся под островом Линкольна, она была и теперь пристанищем «Наутилуса».
      Уже шесть лет жил тут капитан Немо, не пускаясь в плавания, ибо он ждал смерти — того мгновения, когда он соединится со своими товарищами, и вдруг по воле случая он оказался очевидцем падения воздушного шара, на котором бежали из Ричмонда узники «южан». Надев скафандр, он совершал под водой прогулку в нескольких кабельтовых от острова, в том месте, где инженера Смита поглотило море. Капитан Немо поддался порыву великодушия и спас Сайреса Смита.
      Сначала он хотел бежать от пятерых аэронавтов, потерпевших крушение, но выход из его гавани был закрыт: под действием вулканических сил поднялось дно базальтовой пещеры, и «Наутилус» уже не мог выбраться из своего подземелья. Там, где было достаточно глубоко для лёгкой лодки, не мог пройти «Наутилус», ибо его осадка была довольно велика.
      Итак, капитан Немо остался. Он стал наблюдать за своими соседями, выброшенными на необитаемый остров и лишёнными самого необходимого. Но сам он не хотел показываться им на глаза. Мало-помалу, видя, какие это благородные, энергичные люди, какой братской дружбой они связаны меж собой, он заинтересовался их борьбой с природой. Волей-неволей он проник во все тайны их жизни. В водолазном костюме ему нетрудно было пробираться на дно провала, существовавшего внутри Гранитного дворца; поднявшись по выступам на стенках этого колодца до верхнего его отверстия, он слышал, как колонисты рассказывали о своём прошлом, говорили о теперешнем своём положении и своих планах на будущее. От них он узнал о кровопролитной борьбе, в которой одна часть Америки поднялась против другой во имя уничтожения рабства негров. Да, эти люди, случайно попавшие на остров, были достойны всяческого уважения и могли бы примирить капитана Немо с человечеством, ибо являлись благороднейшими его представителями.
      Капитан Немо спас Сайреса Смита. Он же привёл его собаку в Трущобы, он спас Топа от дюгоня в глубине озера; он подбросил на мыс Находки ящик, в котором было столько вещей, полезных для колонистов; он отвязал лодку, и она поплыла вниз по реке Благодарения; во время нашествия обезьян он сбросил вниз верёвочную лестницу, укреплённую у двери Гранитного дворца; пустив по морю запечатанную бутылку с запиской, он сообщил, что Айртон находится на острове Табор; он взорвал разбойничий бриг при помощи подводной мины, поставленной на дне пролива; он спас Герберта от смерти, принеся для него сернокислый хинин, и, наконец, он же сразил бандитов электрическими пулями — своим изобретением, которым он пользовался на подводной охоте. Вот чем объяснялось столько происшествий, которые могли показаться сверхъестественными; все они свидетельствовали о великодушии и могуществе капитана Немо.
      У этого человеконенавистника была потребность творить добро. Ему хотелось ещё раз помочь людям, для которых он столько сделал, дать им несколько полезных советов, к тому же он чувствовал приближение смерти; в этот грозный час, дав волю своему сердцу, он, как мы знаем, призвал к себе колонистов, воспользовавшись проводом, который соединял кораль с «Наутилусом», где тоже был установлен телеграфный аппарат. Быть может, он не позвал бы их, если б знал, что его история отчасти известна Сайресу Смиту и что тот назовёт его именем Немо.
      Капитан Немо закончил повесть своей жизни. Тогда взял слово Сайрес Смит; он напомнил все случаи, когда вмешательство великодушного незнакомца оказалось благотворным для колонии, и поблагодарил его от своего имени и от имени своих сотоварищей за всё, что он сделал для них.
      Но капитан Немо не требовал признательности за свои услуги. Одна последняя мысль волновала его, и, пожимая руку, протянутую ему инженером, он сказал:
      — А теперь, сударь, когда вы знаете мою жизнь, судите меня.
      Говоря это, капитан, очевидно, намекал на тот злополучный случай, свидетелями которого были три иностранца, попавшие на борт «Наутилуса», — об этом происшествии француз-профессор, несомненно, рассказал в своей книге, и оно должно было получить печальную известность.
      В самом деле, за несколько дней до бегства профессора и двух его спутников «Наутилус», находившийся в северных широтах Атлантического океана, ринулся на преследовавший его фрегат, протаранил его своим корпусом и потопил без всякой жалости.
      Сайрес Смит понял намёк и ничего не ответил.
      — Ведь это был английский фрегат! — воскликнул капитан Немо, в котором ожил на мгновение принц Даккар. — Английский фрегат! Вы слышите? Он напал на меня. Запер меня в узкой, мелкой бухте… Мне нужно было вырваться… и я вырвался! — Затем он промолвил более спокойно: — И право и справедливость были на моей стороне. Всюду, где мог, я делал людям добро. Иной раз приходилось делать и зло. Не всегда прощение является актом справедливости!
      И после краткой паузы капитан Немо повторил:
      — Что вы думаете обо мне, господа?
      Сайрес Смит протянул капитану руку и серьёзным тоном ответил:
      — Капитан Немо, ваша вина в том, что вы хотели возродить прошлое и боролись против необходимости, против прогресса. Подобные заблуждения у одних вызывают восторг, других возмущают; разумом человеческим их можно понять, а судья им — один лишь бог. Вы шли неверным путём, но из добрых побуждений, и, борясь против такого человека, к нему не теряют уважения. Ваши ошибки принадлежат к числу тех, которые не порочат честного имени, и вам нечего бояться суда истории. Она любит героические безумства, хотя и выносит строгий приговор их последствиям.
      Капитан Немо тяжело вздохнул и, подняв руку к небу, тихо сказал:
      — Прав я был или не прав?
      Сайрес Смит повторил:
      — О великих деяниях пусть судит бог, ведь всё от него исходит! Капитан Немо, честные люди, стоящие здесь, люди, которым вы столько помогли, всегда будут оплакивать вас.
      Герберт подошёл к капитану Немо и, опустившись на колени, взял его руку и поцеловал.
      Слёзы покатились из глаз умирающего.
      — Дитя моё, — прошептал он, — благословляю тебя!..

Последние часы капитана Немо. — Воля умирающего. — Подарок друзьям, которые знали его лишь один день. — Гроб капитана Немо. — Советы остающимся. — Последние минуты. — В пучине морской.

      Настал день, но ни единый проблеск солнца не проник во мрак пещеры. Прилив заградил вход в неё со стороны моря. Но искусственный свет, вырывавшийся длинными пучками лучей сквозь выпуклые стёкла на носу и корме «Наутилуса», не угасал, и водная гладь всё так же сверкала вокруг удивительного корабля.
      Бесконечная усталость овладела капитаном Немо, он снова упал на диван. Нечего было и помышлять о том, чтобы перенести его в Гранитный дворец, — он выразил желание остаться на «Наутилусе» среди бесценных сокровищ, какие не купить бы и за миллионы; тут он решил ждать уже недалёкого часа смерти.
      Пока больной лежал неподвижно, почти без сознания, Сайрес Смит и Гедеон Спилет внимательно наблюдали за его состоянием. Видно было, что он постепенно угасает. Силы покидали его; некогда могучее тело стало хрупкой оболочкой души, готовой расстаться с миром. Вся жизнь сосредоточилась в сердце и в мозгу.
      Инженер и журналист шёпотом посовещались между собой. Какие врачебные средства применить? Может быть, удастся если не спасти, то хотя бы продлить его жизнь на несколько дней? Сам же он решил, что никакие средства не помогут, и спокойно ждал последнего своего часа — он не боялся смерти.
      — Мы тут беспомощны, — сказал Гедеон Спилет.
      — Да от чего же он умирает? — спросил Пенкроф.
      — Силы угасли, — ответил журналист.
      — А всё-таки, — продолжал моряк, — вынести бы его на свежий воздух, на солнышко, может, он и ожил бы.
      — Нет, Пенкроф, — ответил инженер, — нечего и пытаться! Да капитан Немо и не согласится покинуть своё судно. Он уже тридцать лет живёт на «Наутилусе» и хочет на «Наутилусе» умереть.
      Вероятно, капитан Немо услышал ответ Сайреса Смита — он немного приподнялся и слабым голосом, но внятно произнёс:
      — Вы совершенно правы, сударь. Я должен, да и сам хочу умереть тут. И у меня к вам просьба.
      Сайрес Смит и его товарищи подошли к дивану, поправили подушки, чтобы больному удобнее было лежать.
      Они заметили, что капитан Немо обводит глазами чудеса, собранные в его комнате, залитой мягким электрическим светом, падавшим с отделанного арабесками светящегося потолка; он оглядел одну за другой картины, развешанные по стенам, затянутым великолепными гобеленами, — шедевры итальянских, фламандских, французских и испанских художников; скульптуры — уменьшенные бронзовые и мраморные копии прославленных статуй, стоявшие на пьедесталах; прекрасный орган, поставленный у задней стены; витрины со всякими редкостями, окружавшие устроенный в середине зала бассейн, где красовались прекраснейшие образцы морской фауны и флоры: водоросли, морские травы, морские животные, подобные растениям, и растения, подобные животным; жемчужные раковины и нитки бесценных жемчугов, наконец его взгляд остановился на словах, начертанных над дверью этого музея и являвшихся девизом «Наутилуса»:

      MOBILIS IN MOBILI

      Казалось, он в последний раз любовался этими дивными творениями искусства и природы, которыми ограничил свой кругозор за долгие годы жизни в глубинах океана.
      Сайрес Смит не решался нарушить молчание капитана Немо, ожидая, когда он сам заговорит. Так прошло несколько минут; должно быть, перед глазами умирающего за эти краткие мгновения прошла вся его жизнь. Наконец капитан Немо повернулся лицом к колонистам и сказал:
      — Вы считаете, господа, что я заслуживаю некоторой признательности с вашей стороны?..
      — Капитан, все мы отдали бы жизнь, лишь бы продлить ваши дни!
      — Прекрасно, — продолжал капитан Немо, — прекрасно! Обещайте мне, что вы исполните мою последнюю волю, и я буду тогда вознаграждён за всё, что сделал для вас.
      — Обещаем, — ответил Сайрес Смит, давая обязательство за себя лично и за своих товарищей.
      — Господа, — проговорил капитан, — завтра я умру.
      Движением руки он остановил Герберта, хотевшего что-то возразить.
      — Завтра я умру, — повторил он, — и хочу, чтобы «Наутилус» стал моим гробом. Иного гроба мне не надо. Все мои друзья покоятся на дне моря. Я хочу быть вместе с ними.
      Слова капитана Немо были встречены глубоким молчанием.
      — Выслушайте меня, господа, — промолвил он. — «Наутилус» стал пленником, ибо дно этой пещеры поднялось у входа. Но если для него теперь невозможно бежать из своей темницы, он по крайней мере может опуститься в бездну, таящуюся здесь, и похоронить в ней мой прах.
      Колонисты слушали его с благоговейным вниманием.
      — Завтра, после моей смерти, — продолжал капитан Немо, — вы, мистер Смит, и ваши товарищи должны покинуть «Наутилус», и я хочу, чтобы все богатства, которые собраны в нём, исчезли вместе со мной. Вам на память о принце Даккаре, чью историю вы теперь знаете, я оставлю только одно: вот этот ларчик… В нём лежат бриллианты на несколько миллионов; по большей части с ними связаны воспоминания о той поре моей жизни, когда я был супругом и отцом, когда я верил, что на земле возможно счастье. А ещё лежат там отборные жемчуга, найденные мною и моими друзьями на дне морей. Владея этими сокровищами, вы когда-нибудь сделаете много хорошего, я убеждён в этом. В руках таких людей, как вы и ваши товарищи, мистер Смит, деньги не станут орудием зла. Душа моя будет участницей ваших дел: я верю вам и ничего не опасаюсь.
      Капитан Немо умолк — от слабости он не мог говорить, но, отдохнув немного, промолвил:
      — Завтра вы возьмёте этот ларчик, выйдете из комнаты и запрете дверь. Потом подниметесь на площадку «Наутилуса», опустите крышку люка и задраите её.
      — Всё будет сделано, капитан, — ответил Сайрес Смит.
      — Хорошо. Потом садитесь в лодку, на которой прибыли сюда. Но, прежде чем покинуть «Наутилус», подплывите к его корме и откройте там два больших крана, расположенных на ватерлинии. Вода хлынет в камеры. «Наутилус» постепенно погрузится в воду и будет погребён на дне пропасти.
      В ответ на движение, вырвавшееся у Сайреса Смита, капитан Немо добавил:
      — Не бойтесь, вы действительно похороните мертвеца.
      Ни Сайрес Смит, ни его товарищи не считали себя вправе что-либо возразить капитану Немо. Он изъявил последнюю свою волю, им следовало только её выполнить.
      — Вы дали мне слово, господа, — тихо сказал умирающий.
      — Мы его сдержим, — ответил инженер.
      Капитан лишь знаком выразил благодарность и попросил оставить его одного на несколько часов. Гедеон Спилет предложил побыть возле него на случай, если ему понадобится врачебная помощь, но умирающий отказался:
      — Не бойтесь, до завтра я проживу.
      Все вышли из комнаты и, пройдя через библиотеку и столовую, направились в носовую часть судна — в машинное отделение, где стояли электрические аппараты, которые давали «Наутилусу» свет, тепло и являлись его двигателями.
      «Наутилус» был настоящим чудом техники, заключавшим в себе много других чудес, и инженер восторгался им.
      Колонисты поднялись на площадку, возвышавшуюся над водой на семь-восемь футов. Они прилегли там близ очень выпуклой линзы из толстого стекла, сквозь которое электричество бросало во мрак потоки света. За ней виднелась пустая кабина, где установлены были рули управления. Когда-то там находился рулевой, который вёл «Наутилус» сквозь толщу морских вод, и электричество озаряло ему путь, бросая на большое расстояние свои лучи.
      Взволнованные тем, что им привелось увидеть и услышать, Сайрес Смит и его товарищи долго молчали; у каждого сжималось сердце при мысли, что человек, столько раз протягивавший им руку помощи, их покровитель, которого они узнали лишь несколько часов назад, умирает.
      Какой бы приговор ни вынесли грядущие поколения делам и поступкам, совершённым в столь удивительной жизни, прошедшей, можно сказать, вне человеческого общества, принц Даккар всё же останется одним из тех необычайных образов, воспоминание о которых никогда не изгладится.
      — Что за человек! — сказал наконец Пенкроф. — Подумать только — годы и годы жил на дне океана! А зачем? Ведь, поди, и тут не нашёл себе покоя!
      — Может быть, «Наутилус» пригодился бы нам, — заметил Айртон, — мы на нём ушли бы с острова Линкольна и доплыли бы до какой-нибудь обитаемой земли.
      — Тысяча чертей! — воскликнул Пенкроф. — Никогда бы я не решился управлять таким корабликом! Плыть по морям — пожалуйста! А уж под морями — ни за что!
      — А я думаю, Пенкроф, — возразил журналист, — что управлять такой подводной лодкой, как «Наутилус», должно быть, очень легко, и мы все быстро освоились бы с этим делом. Не пришлось бы бояться ни бурь, ни нападений пиратов. На глубине в несколько футов в море царит спокойствие, как в тихом озере.
      — Может, и так, — ответил моряк. — А по-моему, крепкий шторм на борту хорошо оснащённой шхуны куда лучше такой тишины. Кораблям положено плавать по воде, а не под водой.
      — Друзья мои, — сказал инженер, — бесполезно, во всяком случае бесполезно в отношении «Наутилуса», обсуждать вопрос о подводных лодках. «Наутилус» нам не принадлежит, и мы не имеем права им распоряжаться. Он ни в коем случае не может сослужить нам службу. Дело не только в том, что ему уже не выйти из пещеры, ибо дно её у входа поднялось. Вспомните, ведь капитан Немо желает, чтобы море поглотило его корабль вместе с ним. Волю свою он выразил совершенно ясно, и мы её исполним.
      Побеседовав ещё некоторое время, Сайрес Смит и его товарищи спустились в каюты «Наутилуса». Подкрепившись пищей, друзья возвратились в тот зал, где лежал капитан Немо.
      Он как будто уже не испытывал крайней слабости, сковывавшей его, глаза у него блестели, на губах играла слабая улыбка.
      Колонисты подошли к нему.
      — Господа, — сказал он, — вы мужественные, честные и добрые люди. И вы всецело преданы вашему общему делу. Я часто наблюдал за вами. Я вас полюбил, я люблю вас!.. Дайте руку, мистер Смит.
      Сайрес Смит протянул руку, капитан Немо крепко пожал её.
      — Вот и хорошо! — прошептал он, потом произнёс громко: — Но довольно говорить обо мне. Лучше побеседуем о вас самих и об острове Линкольна, на котором вы нашли себе приют… Вы рассчитываете уехать отсюда?