— По-моему, — сказал тут Пенкроф, — этот человек вовсе и не терпел кораблекрушения, а просто его отвезли на остров Табор в наказание за какое-то преступление.
— Пожалуй, вы правы, Пенкроф, — поддержал его журналист, — а если это так, то люди, высадившие его на острове, непременно вернутся за ним!
— И не найдут его, — заметил Герберт.
— Значит, надо отправиться на остров… — заметил Пенкроф.
— Друзья мои, — сказал Сайрес Смит, — не будем обсуждать этот вопрос, пока не узнаем, в чём тут дело. Я уверен, что несчастный исстрадался, что он жестоко поплатился за свои проступки, как бы велики они ни были, что он томится желанием открыть нам свою душу. Не будем пока принуждать его к этому. Он, конечно, всё сам расскажет, и тогда мы увидим, как поступить. К тому же только неизвестный может сказать нам, надеется ли он, верит ли он, что когда-нибудь вернётся на родину. Я лично сомневаюсь, что это будет ему дозволено.
— Почему же? — спросил журналист.
— Потому что, если его осудили на определённый срок, он ждал бы освобождения и не бросил бы записки в море. Нет, скорее всего, ему был вынесен приговор, обрекавший его на пожизненное заключение, на вечное одиночество.
— Никак я не пойму одного, — заметил моряк.
— Чего же именно?
— Если двенадцать лет назад человека высадили на острове Табор, стало быть, он уже много лет пребывает в том одичалом состоянии, в каком мы его и нашли!
— Вполне вероятно, — сказал Сайрес Смит.
— Выходит, он написал записку несколько лет назад!
— Без сомнения… Однако по всему видно, что записка написана недавно…
— Да и не может быть, чтобы бутылка с запиской несколько лет плыла от острова Табор до острова Линкольна.
— В этом как раз нет ничего невероятного, — возразил журналист. — А может быть, её уже давным-давно прибило к нашему острову.
— Ну, нет! — отвечал Пенкроф. — Не могло её волной смыть с берега, и думать нечего — ведь на южной стороне полно скал, и она сразу же разбилась бы.
— Вы правы, — произнёс Сайрес Смит, о чём-то размышляя.
— Да кроме того, — прибавил моряк, — пролежи записка несколько лет в бутылке, она наверняка попортилась бы от сырости. А ведь она была в целости и сохранности.
Замечание моряка было вполне правильным: в этом-то и заключалось самое непонятное, ибо записка, найденная колонистами, казалось, была написана недавно. Больше того, в ней точно указывались широта и долгота острова Табор, а это говорило о больших познаниях её автора в гидрографии, которых не могло быть у простого матроса.
— Опять мы встречаемся с чем-то необъяснимым, — сказал, наконец, инженер, — но всё же не следует вызывать на откровенность нашего нового товарища. Он сам расскажет нам всё, друзья мои, когда захочет.
Прошло ещё несколько дней; неизвестный не произнёс ни слова и ни разу не вышел за частокол, окружавший плато. Не покладая рук, не теряя ни минуты, он работал на огороде, но поодаль от остальных. В часы отдыха он не поднимался в Гранитный дворец и довольствовался сырыми овощами, хотя все звали его к столу. Он не приходил ночевать в отведённую ему комнату и спал на плато под деревьями, а в ненастную пору прятался среди скал, — словом, он жил так же, как на острове Табор, когда его единственным пристанищем был лес; все попытки колонистов изменить привычки неизвестного были тщетны — им пришлось запастись терпением. И вот, наконец, в нём заговорил голос совести, и ужасные признания невольно сорвались с его губ, словно под воздействием непреодолимой силы.
Десятого ноября, около восьми часов вечера, когда колонисты сидели в сумерках под навесом, увитым зеленью, перед ними неожиданно предстал неизвестный. Его глаза как-то странно блестели, а на лице вновь появилось свирепое выражение.
Сайрес Смит и его товарищи были поражены, увидев, что неизвестный так взволнован: его зубы стучали, будто от озноба. Что с ним? Быть может, он ненавидит людей? Или ему надоело жить в семье честных тружеников? Или в нём снова заговорили кровожадные инстинкты? Колонисты так и подумали, услышав его бессвязную речь.
— Зачем вы меня привезли сюда? По какому праву разлучили с моим островком?.. Что между нами общего? Да известно ли вам, кто я?.. Что я совершил?.. Почему влачил свои дни там… в одиночестве? А что, если я изгнанник?.. Если осуждён умереть там, на острове? Известно ли вам моё прошлое?.. Быть может, я украл, убил… быть может, я отверженный и несу клеймо проклятия… Что, если мне место только среди хищных зверей… Вдали от людей?.. Отвечайте же… известно ли вам всё это?
Колонисты слушали, не прерывая полупризнаний неизвестного, которые лились будто помимо его воли. Сайрес Смит хотел успокоить несчастного и подошёл к нему, но тот отшатнулся.
— Отойдите! — крикнул он. — Скажите одно лишь слово… Я свободен?
— Да, вы свободны, — ответил инженер.
— Тогда прощайте! — воскликнул он и бросился бежать, словно обезумев.
Наб, Пенкроф, Герберт погнались за ним в лес, но вернулись, так и не догнав.
— Пусть поступает как хочет, — сказал Сайрес Смит.
— Он никогда не вернётся, — воскликнул Пенкроф.
— Вернётся, — ответил инженер.
С тех пор прошло немало дней, но Сайрес Смит, словно предвидя, по-прежнему был уверен, что несчастный изгнанник рано или поздно вернётся.
— Это последняя вспышка необузданного, дикого характера, — твердил инженер, — она вызвана угрызениями совести, но теперь он уже не вынесет одиночества.
Тем временем колонисты продолжали работать, и на плато Кругозора и в корале, где Сайрес Смит задумал построить ферму. Семена, собранные Гербертом на острове Табор, были, разумеется, посеяны самым тщательным образом. На плато раскинулся обширный огород с аккуратными, хорошо возделанными грядками, и колонистам приходилось трудиться не покладая рук. Там для них всегда находилась работа. Овощей становилось всё больше, начали вскапывать под огороды даже луга. Но пастбищ на острове было множество, и онагры не остались бы без корма. Разумнее всего было отвести под огороды плато Кругозора, защищённое кольцом глубоких ручьёв; животные могли бы пастись на лугах, которые не нужно было оберегать от нашествия зверей.
Пятнадцатого ноября колонисты в третий раз собрали урожай пшеницы. Поле стало неузнаваемым за полтора года, с того дня, когда там было брошено в землю первое зёрнышко. На второй год посеяли шестьсот тысяч зёрен и получили четыре тысячи буассо, то есть свыше пятисот миллионов хлебных зёрен. Теперь в колонии вдоволь будет пшеницы, ибо поселенцам достаточно будет ежегодно сеять около десяти буассо, чтобы собирать хороший урожай, обеспечивая хлебом и себя и домашний скот.
Итак, убрав урожай, колонисты посвятили весь конец ноября подготовке к обмолоту зерна.
В самом деле, у них было зерно, но не было муки, и постройка мельницы стала насущной необходимостью. Сайрес Смит сперва хотел воспользоваться вторым водопадом, низвергавшимся в реку Благодарения, чтобы построить там водяную мельницу, ибо первый водопад уже приводил к движение сукновальню, но, поразмыслив, друзья решили построить самую обычную ветряную мельницу на плато Кругозора. Сделать это было не так трудно; кроме того, колонисты не сомневались, что на плато, открытом всем ветрам, дующим с моря, ветряной двигатель будет хорошо работать.
— Вдобавок ветряная мельница оживит и украсит пейзаж, — заметил Пенкроф.
Колонисты принялись за работу, выбрали строевой лес для корпуса и других составных частей. Из глыб песчаника, найденных на северном берегу озера, можно было сделать жернова, а на крылья решили пустить ткани из того неисчерпаемого запаса, каким являлась оболочка воздушного шара.
Сайрес Смит сделал чертежи; мельницу решили поставить чуть правее птичника, у берега озера. Корпус должен был покоиться на стояке, вделанном в сруб, и вращаться целиком, вместе со всем механизмом под действием ветра.
Мельницу построили быстро. Наб и Пенкроф, ставшие заправскими плотниками, работали по чертежам инженера. Вскоре на берегу выросла будка с остроконечной крышей, с виду похожая на перечницу. Мельничные крылья были прочно насажены на вал с помощью железных скрепов. Без особого труда изготовили и внутренние части мельницы: ящик для двух жерновов — неподвижного и подвижного; большое квадратное корыто, расширяющееся кверху, из которого зерно сыплется на жернова, кошель для равномерной подачи зерна, называемый также «потрясок», оттого что он непрерывно трясётся, и, наконец, сито, через которое просеивается мука, отделяясь от отрубей. Инструменты у колонистов были хорошие, работа оказалась несложной, так как все, составные части мельницы очень просты.
Колонисты сообща трудились над постройкой мельницы, и 1 декабря всё было готово.
Как всегда, Пенкроф восхищался своей работой, не сомневаясь, что мельница получилась превосходная.
— Подул бы ветер посильнее, и наша мельница отлично обмолотила бы всё зерно.
— Пусть дует ветер, только не сильный, Пенкроф!
— Но ведь крылья нашей мельницы быстрее завертятся!
— Не нужно, чтобы они вертелись очень быстро, — ответил Сайрес Смит. — Опыт показал, что число оборотов крыльев мельницы должно определённым образом зависеть от скорости ветра, выраженной в футах в секунду. Так, при среднем ветре, скорость которого двадцать четыре фута в секунду, крылья должны делать шестнадцать оборотов в минуту, а большего и не требуется.
— Как раз подул северо-восточный ветер, — воскликнул Герберт, — он нам и поможет!
Колонисты торжествовали и решили, не откладывая обмолотить зерно, ибо им не терпелось отведать хлеба собственного приготовления. В тот же день они за утро перемололи два-три буассо зерна, а на другой день коврига превосходного хлеба, пожалуй слишком крутого, хоть он и был замешен на пивных дрожжах, красовалась на обеденном столе жителей Гранитного дворца. Колонисты уплетали хлеб за обе щеки, и нетрудно себе представить, с каким удовольствием!
А незнакомец всё не подавал признаков жизни. Не раз Гедеон Спилет и Герберт ходили по лесу в окрестностях Гранитного дворца, но незнакомца не встретили и даже не обнаружили следов его пребывания. Колонисты начали за него тревожиться. Конечно, человек, который жил, как дикарь, на острове Табор, найдёт себе пропитание в лесах Дальнего Запада, богатых дичью, но не вернётся ли он к своим старым привычкам и не оживут ли на свободе его кровожадные инстинкты? И всё же Сайрес Смит упорно повторял, что беглец придёт, словно так подсказывал ему какой-то внутренний голос.
— Вот увидите, он придёт, — твердил инженер с уверенностью, которую отнюдь не разделяли его товарищи. — Когда бедняга жил на острове Табор, он знал, что одинок, теперь он знает, что мы его ждём. Он уже почти признался нам в своём прошлом; кающийся грешник возвратится и всё нам расскажет, и в тот день он войдёт в нашу семью.
События доказали, что Сайрес Смит был прав.
Третьего декабря Герберт спустился с плато Кругозора и отправился удить рыбу на южный берег озера. Он не взял с собой ружья: бояться было нечего, ибо дикие животные не появлялись в этой части острова.
В это время Пенкроф с Набом что-то делали в птичнике, а Сайрес Смит и журналист приготовляли соду, так как у них кончилось мыло.
Вдруг раздались крики:
— Помогите, помогите!
Сайрес Смит и журналист были так далеко, что не услышали криков. А Пенкроф вместе с Набом выбежали из птичника и бросились к озеру.
Но впереди них бежал неизвестный, о присутствии которого никто и не подозревал, — он перебрался через Глицериновый ручей, отделявший плато от леса, и выскочил на противоположный берег.
К Герберту подкрался громадный ягуар, напоминавший ягуара, убитого на Змеином мысе. Юноша был захвачен врасплох; он прислонился к дереву, а зверь, припав к земле, готовился к прыжку… И в этот миг неизвестный, выхватив нож, кинулся на хищника; зверь обернулся и напал на нового противника.
Схватка была молниеносной. Неизвестный отличался необыкновенной силой и ловкостью. Одной рукой он сжал, как клещами, горло зверя, а другой всадил ему в сердце нож, не обращая внимания на то, что когти хищника вонзились в его тело.
Ягуар упал. Неизвестный оттолкнул его ногой и, очевидно, намеревался убежать, но тут на поле боя появились колонисты, и Герберт бросился к нему с криком:
— Постойте же, не уходите!
Сайрес Смит подошёл к незнакомцу, и тот, увидев его, нахмурился. Кровь залила его плечо, обагрила разорванную рубашку, но он будто и не замечал этого.
— Друг мой, — сказал Сайрес Смит, — отныне мы ваши должники. Ведь вы чуть не пожертвовали своей жизнью ради спасения нашего сына!
— Своей жизнью! — пробормотал неизвестный. — Разве моя жизнь чего-нибудь стоит? На что мне она?
— Вы ранены?
— Позвольте пожать вам руку!
Герберт подбежал к своему спасителю, чтобы поблагодарить его, но неизвестный скрестил руки; его грудь бурно вздымалась, взгляд затуманился — казалось, он решил убежать, но, сделав над собой невероятное усилие, произнёс резким голосом:
— Кто вы и что вам от меня нужно?
Очевидно, ему хотелось узнать историю колонистов. Быть может, услышав об их злоключениях, он расскажет и о себе?
В нескольких словах Сайрес Смит поведал обо всём, что произошло с ними после бегства из Ричмонда, рассказал, как им удалось спастись и чем они обзавелись тут, на острове.
Неизвестный слушал с напряжённым вниманием.
Затем инженер стал говорить о своих товарищах — Гедеоне Спилете, Герберте, Пенкрофе, Набе — и добавил, что самую большую радость с тех пор, как все они живут на острове Линкольна, они испытали в тот день, когда «Бонадвентур» вернулся из плавания, когда они узнали что у них появился новый товарищ.
Услышав эти слова, неизвестный вспыхнул и опустил голову: вид у него был смиренный и растерянный.
— А теперь, когда вы знаете о нас, — промолвил Сайрес Смит, — пожмём друг другу руку!
— Нет, это невозможно, — глухим голосом ответил неизвестный, — потому что вы — честные люди, я же…
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
Всегда в одиночестве. — Просьба неизвестного. — Постройка фермы в корале. — Прошло двенадцать лет! — Боцман «Британии». — Покинутый на острове Табор. — Рукопожатие Сайреса Смита. — Загадочная записка.
Слова эти подтверждали догадку колонистов. В прошлом несчастный совершил какое-то тяжкое преступление, быть может, он искупил его перед людьми, но не перед самим собой. Преступника мучила совесть, он раскаивался, и, конечно, новые друзья с сердечной теплотой пожали бы ему руку, но он чувствовал, что не достоин пожатия руки честных людей! Однако после схватки с ягуаром он не вернулся в лес и с этого дня уже не покидал плато Кругозора.
Что же за тайна была в его жизни? Откроет ли он её когда-нибудь? Одно только и оставалось: ждать. Во всяком случае, колонисты твёрдо решили не расспрашивать его и вести себя так, словно они ничего не подозревают.
Спустя несколько дней жизнь на острове вошла в свою колею. Сайрес Смит и Гедеон Спилет работали вместе, занимаясь то химией, то физикой. Только иногда журналист отправлялся на охоту с Гербертом, ибо теперь, колонисты боялись отпускать юношу одного в лес; приходилось быть настороже. А Наб и Пенкроф трудились — один день в загоне и птичнике, другой день — в корале, к тому же хлопотали по хозяйству, — словом, дел у них набиралось достаточно.
Неизвестный работал в стороне от товарищей, по-прежнему не садился за общий стол, спал под деревом на плато и не принимал участия в беседах. Казалось, что он и в самом деле не выносит общества своих спасителей.
— И чего ради, спрашивается, он обратился за помощью к людям? Зачем бросил записку в море? — недоумевал Пенкроф.
— Он сам обо всём нам расскажет, — неизменно отвечал Сайрес Смит.
— Когда же?
— Быть может, раньше, чём вы думаете, Пенкроф.
И действительно, день признания близился. Десятого декабря, через неделю после возвращения в Гранитный дворец, неизвестный подошёл к Сайресу Смиту и тихо, смиренно сказал:
— Сэр, я хочу кое о чём попросить вас.
— Пожалуйста, — ответил инженер, — но сперва позвольте мне кое-что вам сказать.
При этих словах неизвестный покраснел и чуть было не убежал. Сайрес Смит понял душевное состояние преступника, который, очевидно, боялся, что его начнут расспрашивать о прошлом.
Сайрес Смит удержал его.
— Послушайте, — произнёс он, — мы для вас не только товарищи по несчастью, но и друзья. Вот всё, что я хотел сказать вам, а теперь я вас слушаю.
Неизвестный провёл рукой по глазам. Он дрожал и несколько секунд не мог выговорить ни слова.
— Сэр, — наконец произнёс он, — я хочу просить вас об одной милости.
— О какой же?
— В четырёх-пяти милях отсюда, у подножия горы, находится ваш кораль, там вы держите домашних животных. Они нуждаются в уходе. Не позволите ли вы мне жить при них?
Сайрес Смит посмотрел на несчастного с глубоким состраданием. Затем ответил:
— Друг мой, в корале нет жилья, одни хлевы, они и для животных не очень-то пригодны…
— А мне, сэр, там будет хорошо.
— Друг мой, — сказал инженер, — мы вам ни в чём не будем перечить. Вам хочется поселиться в корале? Пусть будет по-вашему. Впрочем, вы всегда желанный гость в Гранитном дворце. Но раз вы предпочитаете жить в корале, мы постараемся устроить вас там поудобнее.
— Мне будет удобно в любых условиях.
— Друг мой, — ответил Сайрес Смит, — который умышленно так называл неизвестного, — позвольте нам в данном случае поступить по собственному разумению.
— Благодарю вас, сэр, — ответил неизвестный и тотчас же ушёл.
Инженер не преминул рассказать товарищам о просьбе неизвестного, и они решили построить в корале деревянный домик и обставить его поуютнее.
В тот же день поселенцы отправились в кораль, прихватив с собой инструменты; не прошло недели, как жилище было готово и ждало хозяина. Домик стоял на пригорке, футах в двадцати от хлевов, оттуда удобнее всего было наблюдать за стадом муфлонов, насчитывающим уже более восьмидесяти голов. Смастерили кое-что из мебели — кровать, стол, скамью, шкаф, сундук, привезли в кораль оружие, боевые припасы и набор инструментов.
Надо сказать, что неизвестный не ходил смотреть на своё будущее жилище и, не обращая внимания на колонистов, работающих на постройке, трудился на плато, очевидно желая довести до конца начатое дело. И действительно, благодаря его усердию земля была обработана и только ждала, когда наступит пора сева.
Двадцатого декабря все работы по благоустройству домика были закончены. Инженер объявил неизвестному, что его жилище готово, и тот ответил, что сегодня же будет там ночевать.
В тот вечер жители Гранитного дворца собрались большом зале. Время близилось к восьми часам — неизвестному пора было уходить. Они не хотели стеснять его, не хотели прощаться с ним, решив, что это будет для него тягостно, поэтому, окончив работу, оставили его в одиночестве, а сами отправились домой.
Итак, они беседовали, сидя в большом зале, когда в дверь негромко постучали. В зал быстро вошёл неизвестный и сказал без всякого вступления:
— Господа, расставаясь с вами, я хочу, чтобы на прощание вы узнали всю правду обо мне, слушайте же.
Простые эти слова произвели большое впечатление Сайреса Смита и его товарищей.
Инженер поднялся и сказал неизвестному:
— Мы ни о чём вас не спрашиваем, друг мой. Вы вправе молчать…
— Мой долг рассказать всё.
— Садитесь же.
— Я постою.
— Мы охотно выслушаем ваш рассказ, — произнёс Сайрес Смит.
Неизвестный отступил в полутёмный угол комнаты. Он стоял обнажив голову, скрестив руки на груди, и глухим голосом, будто через силу, повёл рассказ, который слушатели ни разу не прервали:
— Двадцатого декабря тысяча восемьсот пятьдесят четвёртого года паровая яхта «Дункан», принадлежавшая богатому шотландскому землевладельцу лорду Гленарвану, бросила якорь у западного берега Австралии, у мыса Бернуилли, лежащего на тридцать седьмой параллели. На борту яхты находились Гленарван с женой, майор английской армии, француз-географ и дети капитана Гранта — молоденькая девушка и мальчик. Корабль их отца «Британия» год тому назад затонул, экипаж погиб. Вёл яхту капитан Джон Манглс; команда состояла из пятнадцати человек.
Вот какая причина привела яхту «Дункан» к берегам Австралии.
Полгода назад экипаж яхты подобрал в Ирландском море бутылку с запиской на трёх языках: английском, немецком и французском. В записке кратко сообщалось, что во время крушения «Британии» спаслось трое — капитан Грант и два матроса, что они попали на какую-то землю; указывались и широта и долгота, но невозможно было разобрать, какая это долгота, — цифру размыло.
Итак, в записке говорилось, что спасённые находятся на тридцать седьмом градусе одиннадцатой минуте южной широты. Но долгота была неизвестна. Поэтому разыскивать капитана Гранта и его спутников надо было где-то на тридцать седьмой параллели, и можно было с уверенностью сказать, что, обследовав материки и океаны, удастся их найти.
Английское адмиралтейство отказалось снарядить спасательную экспедицию, но лорд Гленарван решил сделать всё возможное, чтобы отыскать капитана Гранта. Он познакомился с Мери и Робертом Грант. Яхту снарядили в дальнее плавание, в котором пожелали принять участие жена лорда и дети капитана Гранта; и вот «Дункан» покинув Глазго, пересёк Атлантический океан, вышел Магеллановым проливом в Тихий океан и направился к берегам Патагонии, где, по некоторым предположениям — сначала именно так истолковали записку, — капитан Грант томился в плену у туземцев.
Пассажиры «Дункана» высадились на западном побережье Патагонии, а яхта поплыла дальше, — она должна была ждать их на восточном берегу, у мыса Корриентес.
Гленарван и его спутники прошли всю Патагонию, следуя по тридцать седьмой параллели, и, не найдя никаких следов пребывания капитана Гранта, тринадцатого ноября снова сели на яхту, чтобы продолжать поиски в открытом море.
Они обследовали, но тщетно, два острова, лежащих по пути — Тристан-да-Кунья и Амстердам, — и «Дункан», как я уже говорил, двадцатого декабря тысяча восемьсот пятьдесят четвёртого года приблизился к мысу Бернуилли, расположенному на австралийском побережье.
Гленарван, решив пересечь Австралию, как до этого он пересёк Южную Америку, высадился на сушу. В нескольких милях от берега стояла ферма некоего ирландца, который радушно принял путешественников. Лорд Гленарван рассказал ирландцу о том, что привело его в эти края, и спросил, нет ли у него сведений об английском трёхмачтовом судне «Британия», потерпевшем крушение; около двух лет назад где-то у западных берегов Австралии.
Ирландцу никогда не приходилось слышать о потонувшем корабле, но, к великому удивлению всех присутствующих, в разговор вмешался один из его слуг.
— Милорд, воздайте хвалу господу богу и возблагодарите его, — сказал он. — Если капитан Грант ещё жив, то живёт он на австралийской земле.
— Кто вы? — спросил лорд Гленарван.
— Шотландец, как и вы, милорд, — ответил незнакомец, — я один из спутников капитана Гранта, спасся при крушении.
Фамилия этого человека была Айртон. Его документы удостоверяли, что он действительно служил боцманом на «Британии». Он рассказал, что будто потерял из виду капитана в тот миг, когда корабль разбился о прибрежные рифы, будто до сих пор был убеждён, что из всего экипажа «Британии» уцелел только он, что капитан Грант погиб вместе со всеми.
— Однако, — добавил Айртон, — «Британия» потерпела крушение не у западных, а у восточных берегов Австралии, и если капитан Грант ещё жив, о чём свидетельствует записка, значит, он в плену у туземцев где-нибудь на восточном побережье.
Айртон говорил с подкупающей искренностью, смотрел прямо в глаза. В его словах нельзя было сомневаться, к тому же за него ручался ирландец, у которого он прослужил больше года. Лорд Гленарван поверил, что Айртон человек честный, и по его совету решил пересечь Австралию вдоль тридцать седьмой параллели. Гленарван, его жена, дети капитана Гранта, майор, географ, капитан Манглс и несколько матросов, собравшись в небольшой отряд, пустились в путь во главе с Айртоном, а «Дункан» под командой Тома Остина, помощника капитана яхты, взял курс на Мельбурн, где должен был ждать распоряжений Гленарвана.
Двадцать третьего декабря тысяча восемьсот пятьдесят четвёртого года отряд отправился к восточным берегам Австралии.
Надо вам сказать, что Айртон был предателем. Он и в самом деле служил боцманом на «Британии», но вступил в пререкания с капитаном и пытался подговорить экипаж к мятежу — хотел захватить корабль. Капитан Грант высадил его на западном берегу Австралии восьмого апреля тысяча восемьсот пятьдесят второго года — то была вполне справедливая кара.
Следовательно, негодяй этот даже не слышал о гибели «Британии». Впервые он узнал обо всём из рассказа Гленарвана. С той поры как Айртона высадили на берег, он под именем Бена Джойса возглавил шайку беглых каторжников, теперь же нагло утверждал, что кораблекрушение произошло на восточном берегу. Он нарочно, направил лорда Гленарвана по ложному пути, в надежде, что, пока тот будет путешествовать, ему удастся завладеть яхтой, превратить её в пиратское судно и стать грозой морей.
Неизвестный помолчал. Потом заговорил снова дрожащим голосом:
— Отряд двинулся в путь, намереваясь пересечь австралийский материк. Нет ничего удивительного, что его ждали неудачи: ведь шайка Айртона, или Бена Джойса, называйте его как угодно, шла то впереди, то позади экспедиции, готовясь выполнить замысел своего главаря.
Между тем «Дункан» стоял на ремонте в Мельбурнском порту. Айртон уговорил лорда Гленарвана, что нужно приказать «Дункану» из Мельбурна отправиться на восточное побережье, — там бандиты легко завладели бы яхтой. Айртон завёл экспедицию в непроходимые леса неподалёку от побережья, где она терпела неимоверные лишения, затем убедил Гленарвана написать письмо помощнику капитана яхты и взялся доставить это письмо, в котором Гленарван приказывал экипажу незамедлительно привести «Дункан» в залив Туфолда, расположенный на восточном побережье в нескольких днях пути от стоянки отряда. Там Айртона должна была поджидать его шайка.
Предателю чуть было не вручили приказ на имя помощника капитана, но тут его неожиданно разоблачили, и ему пришлось бежать. Однако письмо отдавало во власть Айртона яхту, и он постарался раздобыть его любой ценой. Это удалось, и через два дня Айртон уже был в Мельбурне.
До сих пор преступнику везло, и он вообразил, что так будет и дальше: он отправит «Дункан» в залив Туфолда, шайка бандитов перебьёт экипаж и завладеет судном, а он, Бен Джойс, будет хозяйничать в здешних морях. Господь не дал злодею привести в исполнение свои кровавые замыслы.
Явившись в Мельбурн, Айртон передал приказ помощнику капитана, Тому Остину, и тот, ознакомившись с его содержанием, тут же велел сняться с якоря; но можно себе представить разочарование и ярость Айртона, когда на второй день плавания он узнал, что помощник капитана ведёт яхту не в залив Туфолда, а к восточному берегу Новой Зеландии! Айртон попытался воспротивиться, но Остин показал ему письмо. И правда, благодаря счастливой случайности — описке француза-географа — кораблю велено было отправиться к восточным берегам Новой Зеландии.
Все планы Айртона рухнули! Он вздумал бунтовать. Его заперли. Итак, он плыл против воли в Новую Зеландию, не зная, что сталось с его шайкой, что сталось с отрядом лорда Гленарвана.
«Дункан» плавал вдоль берегов Новой Зеландии до третьего марта. В тот день Айртон услышал выстрелы. «Дункан» палил из всех коронад, и вскоре лорд Гленарван вместе со своими спутниками поднялся на борт яхты.
Вот что произошло за это время.
После множества испытаний, множества опасностей отряд лорда Гленарвана вышел к восточному побережью Австралии и добрался до залива Туфолда. Яхты там не было! Гленарван телеграфировал в Мельбурн. Ему ответили: «Восемнадцатого сего месяца «Дункан» отплыл в неизвестном направлении».
Гленарван решил, что его отважный экипаж попал в руки Бена Джойса, а яхта стала пиратским судном.
И всё же Гленарван не отказался от поисков. То был смелый и благородный человек. Он сел на первое попавшееся торговое судно, доплыл на нём до западных берегов Новой Зеландии, пересёк её, следуя по тридцать седьмой параллели, но не нашёл никаких следов капитана Гранта; зато на восточном берегу он, к своему изумлению и благодаря божьей помощи, обнаружил «Дункан», который по приказу помощника капитана ждал его здесь целых пять недель!
Случилось это третьего марта тысяча восемьсот пятьдесят пятого года. Итак, Гленарван снова вступил на борт «Дункана», — там уже находился и Айртон. Его привели к Гленарвану, который хотел выведать у злодея, знает ли он что-нибудь об участи капитана Гранта. Айртон отвечать отказался. Гленарван предупредил негодяя, что в первом же порту сдаст его английским властям. Но Айртон безмолвствовал.
«Дункан» продолжал плыть вдоль тридцать седьмой параллели. А тем временем леди Гленарван решила побороть упорство злодея. В конце концов ей это удалось, и Айртон обещал всё рассказать Гленарвану, но при условии, что его не выдадут английским властям, а высадят на одном из островов Тихого океана. Гленарван согласился, ибо готов был на всё, лишь бы что-нибудь узнать об участи капитана Гранта.
Тут Айртон рассказал историю своей жизни, признавшись, что с тех пор, как его высадили на побережье Австралии, он ничего не знает о капитане Гранте.
Гленарван тем не менее сдержал своё слово. «Дункан» плыл всё дальше, и вот однажды показался остров Табор. На нём и решено было оставить Айртона; и вот на этом клочке суши, лежащем на тридцать седьмой параллели произошло чудо: оказалось, что там нашли приют капитан Грант и двое его матросов. Вместо них на пустынном острове должен был поселиться преступник. Когда он покидал яхту, Гленарван напутствовал его такими словами:
