1. ДВА ПРОТИВОРЕЧИВЫХ ПИСЬМА

Таково было письмо, полученное Джемсом Старром с первой почтой 3 декабря 18… года, – письмо со штемпелем Эберфойлской почтовой конторы, графство Стерлинг, Шотландия.

Любопытство инженера было сильно задето. Ему даже не приходило в голову, что это письмо могло быть мистификацией. Он давно знал Симона Форда, в прошлом рудничного мастера копей Эберфойла, где сам он, Джемс Старр, в течение двадцати лет был директором, или, как говорят на английских шахтах, «управляющим».

Джемс Старр отличался крепким сложением и чувствовал себя в пятьдесят пять лет, словно ему было не больше сорока. Он принадлежал к старинной эдинбургской семье и, несомненно, являлся одним из самых выдающихся ее отпрысков. Его деятельность делала честь почтенной корпорации горных инженеров Соединенного королевства как в Кардиффе и Ньюкасле, так и в равнинных графствах Шотландии. Однако имя Старра завоевало особое признание в связи с его работами в неизведанных глубинах копей Эберфойла, граничащих с копями Аллоа и занимающих часть графства Стерлинг. Именно в Эберфойле протекла почти вся его жизнь. Кроме того. Джемс Старр состоял членом Общества шотландских антиквариев, которые избрали его своим президентом. Он считался также одним из самых деятельных членов Королевского института, и в «Эдинбургском обозрении» нередко печатались его замечательные статьи. Как видим, он был одним из тех ученых-практиков, которым Англия обязана своим благосостоянием. Вообще он занимал видное положение в древней шотландской столице, которая не только своим обликом, но еще более своей культурой заслужила название «Северных Афин».

Известно, что англичане дали своим обширным угольным копям очень выразительное название «Черная Индия», и эта Индия, быть может, еще больше, чем настоящая, способствовала поразительному обогащению Соединенного королевства. Действительно, там днем и ночью работает целая армия шахтеров, добывая из недр Англии драгоценное горючее, без которого не может обойтись современная промышленность.

В те времена копи еще далеко не были истощены, и по вычислениям специалистов в ближайшем будущем нечего было опасаться недостатка угля. Угольные залежи Старого и Нового Света еще можно было широко разрабатывать. Фабрикам, изготовляющим всевозможные предметы, паровозам, локомобилям, пароходам, газовым заводам – никому еще не грозила опасность остаться без минерального топлива. Однако за последние годы потребление угля возросло настолько, что некоторые залежи оказались выработанными вплоть до самых тонких угольных пластов. Заброшенные стволы и опустевшие штреки покинутых шахт отныне без пользы пронизывали и прорезали землю.

Именно такая участь постигла копи Эберфойла.

Десять лет назад последняя вагонетка вывезла из этих рудников последнюю тонну угля. Подземное оборудование – машины, приводившие в движение рельсовый транспорт в штреках, вагонетки, из которых составлялись подземные поезда, шахтные трамваи, клети для спуска и подъема, трубопроводы, подававшие сжатый воздух в перфораторы, – словом, все орудия производства были извлечены из глубины шахт и брошены на поверхности. Истощенная копь походила на труп мастодонта фантастических размеров, у которого изъяли все жизненные органы и оставили только скелет.

Из всего этого оборудования остались на месте лишь длинные деревянные лестницы, по которым можно было спуститься вглубь шахты по стволу Ярроу – единственному, дававшему теперь доступ к нижним штрекам шахты Дочерт.

Лишь уцелевшие надшахтные строения указывали на те места, где уходили под землю стволы этой покинутой шахты, совершенно заброшенной, как и все другие шахты, составлявшие в совокупности копи Эберфойла.

Печален был день, когда шахтеры в последний раз вышли из шахты, в которой они работали столько лет.

По приглашению инженера Джемса Старра в огромном дворе шахты Дочерт, когда-то загроможденном излишками угля, собралось несколько тысяч рабочих, составлявших трудолюбивое и отважное население копей. Тут были отбойщики, откатчики, проводники, закладчики, крепильщики, дорожники, приемщики, весовщики, кузнецы, плотники – все подземные и надземные рабочие со своими семьями.

Эти честные люди, работавшие в шахтах Эберфойла долгие годы, из поколения в поколение, и вынужденные теперь в силу сложившихся обстоятельств разъехаться в разные стороны, собрались все вместе перед тем, как навсегда покинуть свой старый рудник, и ждали последних прощальных слов инженера. Фирма раздала им в виде вознаграждения прибыль текущего года, Правда, деньги были небольшие, так как доход от добычи едва превышал эксплуатационные расходы; но и это было подспорьем для рабочих – ведь они должны были теперь искать себе работы где-нибудь на соседних шахтах или на фермах и заводах в других частях графства.

Джемс Старр стоял перед дверью обширного здания, в котором столько лет работали мощные паровые машины подъемного ствола. Инженера окружали мастера, и среди них был Симон Форд, пятидесятипятилетний мастер шахты Дочерт.

Джемс Старр снял шляпу. Шахтеры, обнажив головы, хранили глубокое молчание. В этой прощальной сцене было нечто трогательное и не лишенное величия.

– Друзья мои, – произнес инженер, – для нас наступило время расстаться. Копи Эберфойла, где мы столько лет работали вместе, ныне истощены. Наши разведки не привели к открытию новых пластов, и из шахты Дочерт только что извлечен последний кусок угля!

В доказательство своих слов Джемс Старр указал шахтерам на глыбу угля, оставленную в бадье.

– Этот кусок угля, друзья мои, – продолжал он, – словно последняя капля крови из жил нашего рудника! Мы сохраним его, как сохранили первый кусок, извлеченный из Эберфойлских залежей полтораста лет назад. От того дня, когда была добыта первая глыба угля, и до дня, когда подняли наверх последний кусок, на наших шахтах сменилось много поколений рабочих. Но теперь все кончено! Последние слова, с которыми обращается к вам ваш инженер, – это слова прощания. Вы жили шахтой, и она выработана вашими руками. Труд был тяжелым, но для вас небезвыгодным. Наша большая семья вынуждена рассеяться, и мало вероятно, чтобы в будущем мы встретились снова. Но не забудьте, что мы долго жили вместе и что помогать друг другу – долг шахтеров Эберфойла. Ваши бывшие начальники тоже не забудут вас. Когда долго работали вместе, нельзя оставаться чужими друг другу. Мы будем следить за вами, и куда бы вы ни обратились в поисках честного заработка, вам обеспечены наши добрые отзывы. Итак, прощайте, друзья мои, и да поможет вам небо!

Сказав это, Джемс Старр крепко обнял старейшего из рабочих шахты, и у старика слезы навернулись на глазах. Потом пожать руку инженеру подошли мастера с различных шахт, а шахтеры размахивали шляпами и кричали:

– Прощайте, Джемс Старр, наш начальник и друг!

Это прощание оставило неизгладимый след в их честных сердцах. Но надо было расходиться, и все разошлись, с грустью покидая обширный двор. Вокруг Джемса Старра стало пусто. На черных дорогах, ведущих к шахте Дочерт, в последний раз отзвучали шаги рабочих, и шумное оживление, ранее наполнявшее Эберфойлские копи, сменилось тишиной.

С Джемсом Старром осталось только два человека.

Это были мастер Симон Форд и его сын Гарри, юноша лет пятнадцати, уже несколько лет работавший под землей.

Джемс Старр и Симон Форд знали и уважали друг Друга.

– Прощайте, Симон, – сказал инженер.

– Прощайте, мистер Джемс, – ответил старший мастер, – или, вернее, до свиданья!

– Да, до свиданья, Симон! – продолжал Джемс Старр. – Вы знаете, что я всегда буду рад видеть вас и поговорить с вами о прошлом нашего старого Эберфойла.

– Я в этом уверен, мистер Джемс.

– Мой дом в Эдинбурге всегда открыт для вас.

– Эдинбург далеко, – возразил мастер, покачав головой, – далеко от шахты Дочерт!

– Как далеко, Симон? Где же вы собираетесь жить?

– Здесь, мистер Джемс! Мы не покинем шахту, нашу старую кормилицу, за то, что у нее молоко иссякло! Моя жена, сын и я сам постараемся не изменять ей.

– Прощайте же, Симон, – ответил инженер, голос которого невольно выдавал волнение.

– Нет, мистер Джемс, – я еще раз повторю: до свиданья, – возразил мастер. – Именно до свиданья, а не прощайте. Поверьте слову Симона Форда, Эберфойл еще увидит вас!

Инженер не захотел отнимать у старого мастера эту последнюю иллюзию. Он обнял юного Гарри, который смотрел на него большими взволнованными глазами, еще раз пожал руку Симону Форду и окончательно покинул рудник.

Все это произошло десять лет назад; но, несмотря на выраженное стариком мастером желание когда-нибудь увидеться, Джемс Старр все это время ничего о нем не слышал.

И вот после десяти лет разлуки от Симона Форда пришло письмо, приглашающее его немедленно отправиться на старые Эберфойлские копи.

Какое же сообщение могло заинтересовать Джемса Старра? Шахта Дочерт, ствол Ярроу! Сколько воспоминаний вызывали в нем эти имена! Да! Это было хорошее время, заполненное трудом и борьбой, – лучшее время в его жизни!

Джемс Старр перечитал письмо. Потом осмотрел его со всех сторон. По правде сказать, он жалел, что Симон Форд не прибавил больше ни строчки, и даже досадовал на старика за такую краткость.

Неужели старому мастеру удалось открыть какой-нибудь новый, пригодный к разработке пласт? Вряд ли!

Джемс Старр помнил, как тщательно и обстоятельно были обследованы Эберфойлские шахты перед прекращением работ. Он сам производил последние разведки и не нашел никаких новых залежей в недрах, истощенных предельной эксплуатацией. Были сделаны даже попытки подсечь угленосные пласты под слоями, обычно подстилающими их вроде красного девонского песчаника. Попытки были безрезультатны. Джемс Старр покинул шахту с твердой уверенностью, что в ней нет больше ни куска угля.

– Нет, – повторял он себе, – нет! Как допустить, что Симону Форду удалось найти то, чего я найти не мог? Однако старый мастер хорошо знает, что меня может интересовать только одно обстоятельство. И почему надо держать в тайне это приглашение на шахту Дочерт?

Мысли Джемса Старра все время возвращались к одному и тому же.

Инженер знал Симона Форда как искусного горняка, в высокой степени одаренного прирожденными качествами, необходимыми для шахтера. Он не видел Симона с тех пор, как были оставлены Эберфойлские копи, и не слыхал даже, что сталось со старым мастером. Он не имел никаких сведений о том, чем занимается сейчас Симон Форд и даже где он живет с женой и сыном. Ему известно было только то, что свидание назначено у ствола Ярроу и что Гарри, сын Симона Форда, будет ожидать его на станции Колландер в течение всего следующего дня. Речь шла, очевидно, о том, чтобы посетить шахту Дочерт.

– Поеду, поеду! – повторял Джемс Старр; возбуждение его все возрастало.

Дело в том, что достойный инженер принадлежал к категории тех пылких людей, мозг у которых все время кипит, как котелок на жарком огне. В иных головах мысли кипят ключом, в других они варятся потихоньку. В этот день мысли Джемса Старра бурлили вовсю.

Но тут произошло нечто неожиданное, и словно холодный душ разом охладил кипение этого разгоряченного мозга.

В конце дня слуга Джемса Старра принес второе письмо, доставленное вечерней почтой.

Письмо было вложено в грубый конверт, почерк, которым подписан был адрес, изобличал руку, мало привыкшую к перу.

Джемс Старр разорвал конверт. Там оказался пожелтевший от времени клочок бумаги, словно вырванный из старой тетради.

На клочке стояла только одна фраза:

Подписи не было.

2. В ДОРОГЕ

Прочтя это письмо, в корне противоречащее первому, Джемс Старр был совершенно озадачен.

«Что все это значит?» – думал он.

Он снова взял полуразорванный конверт. На нем, как и на первом, был штемпель Эберфойлской почтовой конторы. Значит, оно пришло из того же пункта графства Стерлинг. Писал его не Симон Форд – это было очевидно. Но столь же очевидно было и то, что автор письма знал тайну старого мастера, если так решительно отменял полученное инженером приглашение.

Действительно ли первое письмо теперь не имело значения? Или Джемсу Старру просто хотели помешать ехать и поэтому уверяли, что его путешествие бесцельно. Не было ли здесь злого умысла, желания нарушить планы Симона Форда?

К этому выводу и пришел Джемс Старр по зрелом размышлении. Противоречивость обоих писем только усилила его желание ехать на шахту Дочерт. Если здесь была мистификация, то лучше было выяснить все до конца. Однако Джемсу Старру казалось, что следует скорее уж доверять первому письму, чем второму, то есть верить такому человеку, как Симон Форд, а не анонимному автору.

«В самом деле, если на мое решение хотят повлиять, – оказал он себе, – то, значит, сообщение Симона Форда должно быть крайне важным. Завтра в назначенное время я буду в указанном месте!»

Вечером Джемс Старр подготовился к отъезду. Так как его отсутствие могло продлиться несколько дней, он предупредил письмом сэра Эльфистона, председателя Королевского института, что не сможет присутствовать на ближайшем заседании. Он отложил несколько других дел, которыми должен был заниматься в ближайшие дни. Потом, приказав слуге уложить саквояж, он лег спать, взволнованный более, чем этого, быть может, заслуживало дело.

На следующий день в пять часов утра Джемс Старр вскочил с постели, оделся потеплее, так как была холодная, дождливая погода, и вышел из своего дома на Канонгэт[1], намереваясь на пристани Грэнтон сесть на пароход, который за три часа довезет его до Стерлинга по реке Форт.

Вероятно, впервые в жизни Джемс Старр, проходя по Канонгэту, не обернулся, чтобы взглянуть на Холируд – дворец прежних властителей Шотландии. Он не заметил дворцовых часовых, одетых в старинные шотландские костюмы: юбки из зеленой материи, клетчатые пледы и сумки из козьего меха, свисавшие чуть ли не до полу. Хотя инженер, как и всякий истинный сын старой Каледонии, был фанатичным почитателем Вальтера Скотта, он, против обыкновения, даже не взглянул на гостиницу, где останавливался Вэверлей и куда портной принес ему знаменитый боевой наряд из тартана, вызвавший столь наивное восхищение у вдовы Флокхерт. Не приветствовал он и маленькую площадь, где после победы Претендента горцы стреляли из ружей, рискуя убить Флору Мак-Айвор. Часы тюремного замка выставляли посреди улицы свой роковой циферблат: он взглянул на них лишь для того, чтобы удостовериться, что не опоздает. Нужно признаться также, что и в Нелхер Боу он даже не посмотрел на домик великого реформатора Джона Нокса, единственного человека, которого не соблазнили улыбки Марии Стюарт. Свернув на Хай-стрит, оживленную улицу, так подробно описанную в романе «Аббат», он зашагал к гигантскому мосту Бридж-стрит, соединяющему между собой три холма, на которых раскинулся Эдинбург.

Через несколько минут Джемс Старр прибыл на вокзал, а полчаса спустя вышел из поезда в Ньюхейвене, красивом рыбацком поселке в одной миле от Лейса, который служил Эдинбургу портом. Надвигающийся прилив постепенно покрывал водою черноватую, усеянную камнями песчаную полосу у берега. Первые волны уже омывали эстакаду, род причала, укрепленного цепями. Слева, у пирса Грэнтон, был пришвартован один из пароходов, делающих регулярные рейсы по Форту между Эдинбургом и Стерлингом.

В эту минуту труба «Принца Уэльского» изрыгала клубы черного дыма, котел парохода глухо шумел. На звук колокола, прозвонившего несколько раз, спешили к пароходу запоздавшие пассажиры. На причале толпились торговцы, фермеры, духовные лица, – этих последних можно было узнать по коротким панталонам, длинным сюртукам и узким белым воротничкам, плотно облегавшим шею.

Джемс Старр взошел на палубу «Принца Уэльского» вместе с последними пассажирами. Хотя шел проливной дождь, никто не думал укрываться в салоне парохода. Все стояли неподвижно, кутаясь в дорожные плащи, а некоторые время от времени согревались изнутри – то есть подбадривали себя глотком джина или виски из своих фляг. Раздался последний удар колокола, отдали концы, и «Принц Уэльский» стал разворачиваться, чтобы выйти из бухты, защищенной молом от волн Северного моря. «Ферс оф Форт» – таково название, данное заливу, который врезается в сушу между берегами Файфского графства на севере и побережьем графств Линлитгоу, Эдинбургского и Хаддингтонского – на юге. Он составляет устье Форта, небольшой, но глубоководной реки, вроде Темзы или Мерсея, которая, стекая с западных склонов Бен-Ломонда, впадает в море в Кинкардайне.

От пристани Грэнтон до конца этого залива можно было бы дойти быстро, если бы не необходимость делать бесчисленные повороты, чтобы останавливаться у пристаней по обоим берегам. Берега Форта усеяны городами, поселками, коттеджами, приютившимися среди деревьев. Стоя под широким мостиком, перекинутым между двумя кожухами, Джемс Старр мало интересовался пейзажем, затянутым в тот день тонкой сеткой дождя. Он старательно наблюдал, не следит ли за ним кто-нибудь из пассажиров. Было весьма вероятно, что автор безыменного письма находится на пароходе. Однако инженер не мог подметить ни одного подозрительного взгляда.

Отойдя от пристани Грэнтон, «Принц Уэльский» направился к узкому проливу между двумя мысами Саут-Куинсферри и Норт-Куинсферри, за которыми Форт образует нечто вроде озера, доступного для судов тоннажем до ста тонн.

В просветах, порой разрывающих туман, вдали показывались снежные вершины Грампианских гор.

Вскоре пароход потерял из виду городок Эвердоур, остров Колм, увенчанный развалинами монастыря XII века, миновал остатки замка Барнбугл, потом Донибристл, где был убит зять регента Меррея, потом укрепленный островок Гарви. Он вышел из пролива Куинсферри, оставил влево замок Росайт, древнее гнездо той ветви Стюартов, с которой была в родстве мать Кромвеля; миновал Блэкнесс-Кэстл, все еще укрепленный согласно одной из статей Союзного договора, и прошел вдоль набережных маленького порта Чарлстона, откуда вывозится известь из разработок лорда Элджина. Наконец, колокол «Принца Уэльского» возвестил остановку у пристани Кромби-Пойнт.

Погода была отвратительная. Резкие порывы ветра дробили струи дождя в водяную пыль. Кружа ее, словно смерч, то и дело налетал ревущий шквал.

Джемс Старр испытывал немалое беспокойство, Встретит ли его сын Симона Форда? Он знал по опыту, что шахтеры, привыкшие к глубокой тишине шахт, не очень-то любят выходить в непогоду. Крестьяне мало обращали внимания на дождь и бурю. От Колландера до шахты Дочерт и до ствола Ярроу насчитывалось мили четыре. Из-за всего этого сын старого мастера мог запоздать. Но еще больше инженера тревожила мысль, что письмо второе отменяло встречу, назначенную первым. Это, по правде сказать, больше всего беспокоило Джемса Старра. И Джемс Старр решил, что если он не увидит Гарри Форда на перроне станции в Колландере, то отправится один на шахту Дочерт и даже, если понадобится, в поселок Эберфойл. Там, несомненно, он узнает что-нибудь о Симоне Форде и о том, где в настоящее время живет старый мастер.

Тем временем плицы «Принца Уэльского» продолжали вздымать огромные волны. Оба берега реки были затянуты туманом, в его влажной дымке исчезали и городок Кромби, Торриберн, Торри-хоуз, Ньюмиллс, Кэрриден-хоуз, Керк-грэндж и Солт-пэнс по правому берегу, маленький порт Боунесс, порт Грэнджмоут, построенный в устье Клайдского канала. Густая сетка косого дождя скрывала старое селение Келресс с развалинами аббатства, верфи Кинкардина, куда зашел пароход, Эйрс-Кэстл с квадратной башней XIII века, Клакманнан и его замок, построенный Робертом Брюсом.

«Принц Уэльский» остановился у пристани Аллоа, чтобы высадить нескольких пассажиров. У Джемса Старра сжалось сердце: впервые после десятилетнего отсутствия увидел он этот городок, центр крупного рудничного района, кормившего огромное рабочее население. Воображение увлекло его под землю, где кирка шахтера все еще работала с великой пользой. Рудники Аллоа, почти смежные с Эберфойлскими, по-прежнему обогащали графство, а соседние были давно уже выработаны, и в них не осталось больше ни одного рабочего!

Миновав Аллоа, пароход на протяжении девятнадцати миль быстро двигался вперед бесчисленными излучинами Форта между лесистыми его берегами. Мелькнули в конце просеки развалины монастыря Камбескеннет, восходящего к XII веку, потом замок Стерлинг и королевская крепость того же имени; около нее через Форт перекинуты два моста, не пропускающие судов с высокими мачтами.

Едва «Принц Уэльский» причалил, как инженер ловко спрыгнул на набережную. Через пять минут он был на вокзале. Спустя час уже сошел с поезда в Колландере, большом поселке на левом берегу Тейта.

У станционного здания стоял молодой человек, он тотчас же пошел навстречу инженеру.

Это был Гарри, сын Симона Форда.

3. НЕДРА СОЕДИНЕННОГО КОРОЛЕВСТВА

Чтобы читатели лучше поняли эту повесть, необходимо напомнить им в нескольких словах, каково происхождение каменного угля.

В течение тех геологических эпох, когда Земной шар находился еще в стадии образования, его окружала густая атмосфера, насыщенная водяными парами и пропитанная углекислотой. Постепенно эти пары сконденсировались в проливные дожди, низвергавшиеся, словно их выбрасывали миллиарды бутылок сельтерской воды. Эта вода, насыщенная углекислотой, изливалась потоками на вязкую, еще не отвердевшую, подверженную быстрым или медленным деформациям почву, полужидкое состояние которой поддерживалось как жаром солнца, так и жаром внутренней массы. Внутренняя теплота еще не была сосредоточена в центре Земного шара. Она проникала на поверхность тонкой и не совсем затвердевшей земной коры через трещины. Поэтому Земля была покрыта роскошной растительностью, – такой, какая, быть может, произрастает на поверхности внутренних планет, Венеры и Меркурия, находящихся ближе к Солнцу, чем Земля.

Итак, почва материков, еще не очень прочная, покрылась обширными лесами. Углекислоты, столь нужной для развития растительного царства, в воздухе было очень много. Поэтому растения принимали форму деревьев. Ни одного травянистого растения не было. Повсюду высились огромные массивы деревьев, без цветов, без плодов, однообразных с виду и совершенно несъедобных для живых существ. Земля не была еще готова для появления животного царства.

Каким был состав этих допотопных лесов? В них преобладал класс сосудистых тайнобрачных. Каламиты – род древовидных хвощей, лепидодендроны – род гигантских плаунов, высотой по двадцать пять – тридцать метров и толщиной у основания в метр, астерофиллы, папоротники, великаны сигиллярии, отпечатки которых находят в Сент-Этьенских шахтах, – все они были тогда грандиозными, а сейчас их родичей можно найти лишь среди самых скромных представителей флоры – такова была мало разнообразная по видам, но громадная по размерам растительность, из которой только и состояли леса той эпохи.

Эти деревья росли на почве, чрезвычайно сырой, болотистой, напоминавшей огромную лагуну, где пресные воды смешивались с морскими. Деревья жадно усваивали углерод, постепенно извлекая его из атмосферы, еще непригодной для жизни животных организмов; можно сказать, деревья эти были предназначены к тому, чтобы отложить запасы углерода в глубоких недрах Земли в виде угля.

Это была эпоха землетрясений, которые вызывались внутренними сдвигами и плутонической деятельностью и внезапно изменяли еще неустоявшиеся очертания земной поверхности. Здесь – бугры, которые становились горами; там – пропасти, которым предстояло заполниться океанами или морями. При этом целые леса погружались в земную кору сквозь неотвердевшие слои, пока не находили себе точку опоры, вроде первичных гранитоидных слоев, или пока сдавливание не превращало их самих в плотную массу.

В самом деле, внутреннее геологическое строение Земли представляется в следующем виде: поверх первобытных пород лежат осадочные, состоящие из первичных слоев, затем вторичных, в которых нижний ярус занимают угленосные залежи, третичных, а поверх всего этого лежит древний и новый аллювий.

В эту эпоху воды, не сдерживаемые еще никаким руслом и возникавшие вследствие конденсации водяных паров сразу во всех точках земной поверхности, бурно текли и размывали едва образовавшиеся скалы, увлекая с собою материал, из которого впоследствии слагались сланцы, песчаники, известняки. Они заливали болотистые леса и отлагали материал для слоев, которые должны были лечь поверх угленосных. Со временем – периоды здесь исчисляются миллионами лет – эти слои отвердели, нагромоздились друг на друга и похоронили всю массу упавших деревьев под толстым панцирем конгломератов, сланцев, хрупких или твердых песчаников, гравия и щебня.

Что же происходило в гигантском тигле, где накоплялось растительное вещество, погруженное на различную глубину? Там шла подлинная химическая переработка, нечто вроде перегонки. Здесь собирался весь углерод, содержавшийся в растениях, и под двойным влиянием – огромного давления и высокой температуры, исходившей от расплавленной магмы, которая в те времена подходила очень близко к земной коре, – образовался каменный уголь.

Таким образом, в этой медленной, но, неотвратимой реакции одно царство сменялось другим. Растение превращалось в минерал. Все растения, прожившие свою жизнь под действием первозданных сил, окаменели. Некоторые из образцов этого колоссального гербария, неполностью превращенные в минерал, оставляли свои отпечатки на других продуктах, которые окаменели быстрее, и сжимали их, словно гидравлический пресс неслыханной мощности. В то же время раковины, зоофиты, – например, морские звезды, – полипы, позвоночные, вплоть до рыб и до увлеченных водою ящериц, оставляли на мягком еще слое угля свои отпечатки, отчетливые, словно великолепные оттиски[2].

Давление, по-видимому, играет большую роль в образовании угольных залежей. Именно от его силы зависят различия в сортах углей, применяющихся в промышленности. Так, в самых нижних слоях угольных районов залегает антрацит, почти вовсе лишенный летучих веществ и содержащий наибольшее количество углерода. В верхних слоях, напротив, встречаются лигнит и ископаемое дерево, в которых углерода гораздо меньше. За этими слоями располагаются графиты, жирные и тощие угли: различия между ними зависят от давления, под которым они находились. Можно даже утверждать, что слои торфа не подверглись полному превращению именно потому, что давление на них слишком мало.

Таким образом, происхождение угольных залежей, в каком бы месте Земного шара они ни находились, таково: сначала погружение гигантских лесов каменноугольной эпохи в земную кору, затем минерализация растений под действием времени, давления, тепла и углекислоты.

Однако природа, обычно столь расточительная, не похоронила лесов в таком большом количестве, чтобы их хватило на многие тысячелетия. В один прекрасный день уголь исчезнет – это несомненно. Машины во всем мире окажутся обреченными на бездействие, если уголь не заменят каким-нибудь другим видом топлива. Рано или поздно угольных залежей больше не останется, если не считать тех, которые покрыты вечными льдами в Гренландии, в области Баффинова моря, и разрабатывать которые почти невозможно. Такова неизбежная судьба. Добыча угольных бассейнов Америки, еще очень богатых, – у Соленого озера, в Орегоне в Калифорнии, – начнет когда-нибудь сокращаться. То же произойдет с угольными копями Бретонского мыса, бассейна Святого Лаврентия, с залежами в Аллегени, в Пенсильвании, в Виргинии, в Иллинойсе, в Индиане, в Миссури. Хотя угольные залежи Северной Америки вдесятеро богаче всех остальных в мире, но не пройдет и ста столетий, как промышленность, это миллионноголовое чудовище, поглотит последний кусочек угля на Земле.

В Старом Свете, конечно, этот недостаток станет заметен быстрее. В Абиссинии, в Натале, по берегам Замбези, в Мозамбике, на Мадагаскаре есть много угольных залежей, но правильная разработка их представляет величайшие трудности. Залежи в Бирме, в Китае, в Индокитае, в Японии, в Средней Азии будут исчерпаны довольно быстро. Англичане, конечно, извлекут из недр Австралии, довольно богатой углем, все скрытое там минеральное топливо, прежде чем Соединенное королевство начнет ощущать недостаток в угле. К этому времени угольные районы Европы, выработанные до последних пластов, будут заброшены.

Вот цифры, по которым можно судить о количестве угля, потребленного со времени открытия первых залежей. Угольные бассейны в России, Саксонии и Баварии занимают шестьсот тысяч гектаров; в Испании – сто пятьдесят тысяч; в Богемии и Австрии – сто пятьдесят тысяч. Бельгийские бассейны, длиной в сорок лье и шириной в три, тоже занимают полтораста тысяч гектаров и простираются под территориями Льежа, Намюра, Монса и Шарлеруа. Во Франции бассейн расположен между Луарой и Роной, в Рив-де-Жьер, Сент-Этьене, Живоре, Эпинаке, Бланзи, ле-Крезо, – разработки в Гаре, Але, Гранд-Комб, в Авейроне и Обене, месторождения в Кармо, Бассаке, Грессаке; на севере страны – в Анзэне, Валансьене, Лансе, Бетюне – занимают все вместе около трехсот пятидесяти тысяч гектаров.

Соединенное королевство – чрезвычайно богатая углем страна, это несомненно. За исключением Ирландии, почти лишенной минерального топлива, оно обладает огромными угольными богатствами, но, как и всякое богатство, они могут исчерпаться. Важнейший из его бассейнов, Ньюкаслский, охватывающий недра Нортумберлендского графства, дает до тридцати миллионов тонн угля в год, то есть около трети всего английского потребления и больше чем вдвое, сравнительно с добычей во Франции.