За окном промелькнула долгожданная вышка связи. Народ зашевелился, проверяя телефоны.
      — Вот и сеть появилась, — сказал дальний сосед слева. — Пора отзвониться домой.
      И дальний сосед слева принялся тыкать запластыренным пальцем в мелкие телефонные кнопки и шевелить губами, вспоминая номер.
      — Продолжай, — попросил парень, сидевший рядом с Куропяткиным. — Не обращай на него внимания. Он каждый час домой звонит. Звонильщик просто какой-то. Рассказывай свою историю.
      — Хорошо, — сказал Куропяткин. — Было нас шесть человек. Я, Доход, Радист и Гундосов. Чугун и Тоска еще. Чугун — это вожатый Чугунов, чемпион по байдарочному спорту. Они, кстати, все были мастера по выживанию в тайге, и их Чугунов повез на озеро потренироваться в этом самом выживании, у него брат двоюродный на этом озере жил. Чугун уже взрослый был, лет, наверное, семнадцать. Здоровенный такой парень в тельняшке. А Тоска — сеструха Чугунова, ей двенадцать было…
      — А почему Тоска?
      — Не знаю точно, я так до конца и не понял. Наверное, из-за того, что она хотела оперной певицей стать. И все время такую музыку слушала в плеере — тоскливую, будто волки воют. И сама она так же тоскливо пела. Потому и Тоска, наверное. С остальными тоже просто. Доход — потому что дохлый очень был, худой. Радист из-за оттопыренных ушей. Гундосов… а Гундосов это вообще фамилия.
      Автобус перелетел через небольшую речку с черной водой и желтыми кувшинками.
      — Красиво, — сказал сосед справа.
      — Здесь вообще местность красивая, — сказал сосед слева.
      — Дикая здесь местность. — Куропяткин не смотрел в окно. — Стоит отойти от дороги на сто метров — и глушь, пустота. Зверье бродит. Разное…
      Дальний сосед слева потряс телефон, вытащил батарею и принялся натирать ею колено.
      Куропяткин посмотрел на него, улыбнулся, снял очки, достал специальную черную бархотку и протер стекла.
      Водрузил очки на нос.
      — Вы кто? — спросил Куропяткин. — Тоже, кажется, спортсмены?
      — Мы в гандбол играем, — ответил сосед справа. — А ты?
      — К бабушке ездил.
      — Пирожки возил?
      Куропяткин не ответил.
      — У меня брат тоже все к бабушкам ездит, — сказал сосед слева. — Он студент. Собирает фольклор.
      — Сказки? — усмехнулся парень через проход.
      — Не сказки, а легенды. Фольклор и легенды — это по-настоящему, а сказки — это сказки…
      — Чушь все это. Сказки, легенды… Чушь.
      — Странная штука, — сказал парень с пластырем на пальце и телефоном. — Все вроде бы в порядке, а звонки не проходят…
      — Вокруг полно странных вещей происходит, — сказал Куропяткин. — И вообще… к некоторым людям странные вещи даже как-то притягиваются.
      — Например?
      — Например, вот, — Куропяткин указал пальцем на номерок, прикрепленный на потолке. — У меня кресло номер тринадцать. Это такая моя особенность. Вся моя жизнь связана с номером тринадцатым. Я родился тринадцатого числа, тринадцатого числа чуть не утонул и с тех пор мне тринадцатый номер всегда попадается. В поезде, в кинотеатре, в автобусе…
      — Ничего особенного в этом нет, — сказал сосед справа. — К тому же это не номера, это бирки на сиденьях, вот и все. У меня четырнадцатый, у него одиннадцатый. Это ничего не значит. Номер, он номер и есть. А если все время думать о закономерностях…
      — О них не надо думать, — Куропяткин почесал ухо. — Они просто есть.
      — Нет никаких закономерностей. — № 14 зевнул. — Нету. И чудес нету. Давайте по этому поводу спать.
      — Мне дозвониться надо, — сказал № 9, — а то мать волноваться будет.
      — А история? — спросил № 12. — Он же историю начинал рассказывать. Про Тоску, про этого… Чугунова.
      — Не надо историй, — возразил № 14, — они все одинаковые. Кровь рекой, кишки наружу… Тоска.
      Куропяткин промолчал.
      — Пусть рассказывает, — сказал № 15. — Ехать далеко, скучно. Послушаем.
      — Ладно, послушаем. — № 14 сунул руку в карман и нажал на кнопку диктофона. — Послушаем. На самом деле, в конце концов, интересно…
      — Погодите-погодите, — замахал руками № 9. — Я все-таки отзвонюсь. Вышка-то была, и палочки на экранчике есть, а позвонить не получается…
      — И не получится, — сказал Куропяткин.
      — Почему?
      Куропяткин сунул руку за пазуху и вытащил небольшой предмет, похожий на пенал от дорогой авторучки. Черная коробочка. Посередине красная кнопка.
      — Это что? — спросил парень с места № 14. — Отпугиватель привидений? Или, наоборот, приманиватель?
      — Нет, — серьезно ответил Куропяткин. — Это Выключатор.
      — Чего? — № 14 протянул к прибору руку.
      Куропяткин быстро убрал футлярчик.
      — Это опасно, — сказал он. — Лучше его не будить. Даже когда он спит, в его присутствии электроника не очень хорошо работает. Особенно связь.
      — Почему? — спросил № 9.
      — Потому… Это долгая история.
      — А мы никуда не спешим, — сказал № 14.
      И повернул диктофон в кармане микрофоном вверх.

      Через месяц после того, как я выбрался из дома у Чертова омута, я снова нашел Выключатор. Или он меня нашел.
      Не знаю, как это произошло. Этого не должно было произойти, а произошло. Выключатор должен был спать в глубинах Чертова омута. Под сотней метров ледяной воды. Во всяком случае, я на это надеялся.
      А он свалился с книжной полки.
      Сначала я хотел выкинуть Выключатор. Потом уничтожить. Пойти на стройку и бросить его в бетономешалку. Или в печь.
      Но передумал. Потому что его могли найти другие люди. Вернее, он мог появиться у других людей. А это могло закончиться весьма печально. Они с ним ведь не знакомы. А я знаком.
      И я решил оставить Выключатор у себя.
      Бросил его в ящик с разным барахлом, среди которого Выключатор почти ничем не выделялся. Обычная коробочка с красной кнопкой.
      Там, в ящике, он и лежал почти полгода.
      Как-то раз я вернулся домой. У нас были гости. Подруга матери с маленьким сыном. Мать с подругой пили чай, а мальчишка игрался в моей комнате. В правой руке у него был Выключатор. Он направлял его в разные стороны и давил на кнопку.
      Я подскочил и выбил аппарат из его ручонок. Паренек захныкал. Мне влетело за хамское отношение к маленьким, а так мы все отделались довольно легко — в Выключаторе не было батареек.
      На следующее утро я нашел у себя целых два седых волоса.
      С тех пор я всегда носил Выключатор с собой. Никогда с ним не расставался. Нельзя было допустить, чтобы он попал в незнакомые руки.
      А началось все так. Мне позвонил Чугунов. Чугунова я немного знал, Чугун был спортсменом-гребцом и работал в отряде юных моряков «Веселый Роджер». Однажды мы ходили с ним в поход по местам Гражданской войны и немножечко подружились. На почве кулинарии.
      А тогда Чугунов сказал, что у него ко мне дело.
      — Надо помочь, — сказал Чугунов. — Как, Куропяткин, поможешь?
      Вообще, большинство моих приключений начинались именно с этой фразы. Надо помочь. Сначала говорят надо помочь, а потом тебе на башку падает летающий бегемот.
      Поэтому ко всем просьбам о помощи я отношусь весьма настороженно.
      — Ну? — спросил я.
      — Мне нужен кок, — сказал Чугун.
      — Ну.
      — На неделю.
      — Ну.
      — У нас на носу сафари по выживанию, ребятам надо подготовиться. Я договорился с братом насчет Чертова омута. У него там коттедж на берегу…
      — Черный омут далеко. Ни связи, ни телевизора…
      — План таков. — Чугун сделал вид, что не обратил внимания на мои слова. — Едем на озеро. Мы тренируемся. Ты готовишь еду. Через неделю я плачу тебе пятьсот…
      — Тысячу, — сказал я. — И абонемент в ваш бассейн на год. А твой начальник позвонит вечером моей матери и скажет, что я еду в спортлагерь.
      Чугун думал, наверное, минуту. Потом сказал:
      — Ладно. Договорились.
      И повесил трубку.
      И уже через два дня мы катили на рассыпающемся «уазике» в сторону Чертова омута. Я, Чугунов, его сестра, которую все называли Тоской, и три парня, собирающиеся усовершенствовать свое искусство выживания. Одного звали Доход, другого Радист, третьего Гундосов. Я бы лично прицепил к нему кличку Гнус, поскольку Гундосов весьма напоминал большого рыжего комара.
      Радист и Доход были очень похожи друг на друга, Доход был выше и тощее, у Радиста были большие уши.
      Тоска — обычная вредная девчонка лет двенадцати. С длинными крашеными черно-синими волосами, в полосатых носках, с плеером и затычками в ушах. Таких девиц я бы лично расстреливал из самострела или замуровывал бы в стену. Кроме того, Тоска выглядела все время какой-то полудохлой, но тут ничего не поделаешь, в последнее время выглядеть полудохлым стало как-то модно.
      Впрочем, от такой дороги можно было и по-настоящему сдохнуть.
      Дорога была дрянная. Приходилось все время держаться за ручки, за вещи и друг за друга, сам я держался за Дохода. За его твердый костистый бок. И все равно помогало плохо. Впрочем, я, Доход, Радист и Гундосов переносили эту тряску стоически, а вот Тоска всю дорогу канючила.
      — Сбавь скорость, Чугун, в канаву свернемся, — ныла она. — Выгоните слепней, они мне всю кровь выпили! Зачем вы столько котелков понабрали — они мне все кости раздробили! Ну вы и уродцы…
      И так всю дорогу. Часа через полтора Чугун не выдержал и рявкнул:
      — Сама ведь напросилась! Так что молчи теперь!
      На что Тоска ответила:
      — А что, мне целую неделю дома одной сидеть?!
      — Ехала бы с родаками на море…
      — Сам ехай с ними на море! Выживатель — освежеватель…
      После этого Тоска переключилась на других ребят.
      — Доход, — сказал она, — а это правда, что один парень был такой дохлый и худой, что однажды в летнем лагере пошел в туалет и провалился в дыру?
      — Не знаю, — злобно отвечал Доход.
      — А я слышала, что ты-то как раз знаешь… — смеялась Тоска. — Провалился, а потом стеснялся позвать на помощь и просидел там целые сутки. И только через сутки его сумели разыскать с помощью служебной собаки…
      — Не знаю! — рявкнул Доход.
      — Ну, не знаешь так не знаешь, — сказала Тоска и переключилась на Радиста: — Радист, а это правда, что один парень пошел на зимнюю рыбалку и уронил в лунку любимые часы. Попытался их поймать — и застрял ушами. И эти уши примерзли ко льду. И чтобы вызволить этого дурня, пришлось вызывать спасателей! Они выпилили голову вместе со льдом и посадили его в фургон. И он оттаивал в этом фургоне и все время орал, поскольку его уши цвета кетчупа, оттягивались все сильнее и сильнее. А телевизионщики тем временем снимали его, а потом показали в передаче «Марафон неудачников». И этот тип даже занял в «Марафоне неудачников» второе место.
      — А почему второе? — спросил Гундосов.
      — А потому что неудачник! — выдала Тоска.
      Это была, конечно, довольно бородатая шутка, но мы все равно засмеялись. А Радист покраснел и даже невольно коснулся своих ушей.
      — Ты, Радист, не знаешь, что это за чувак был? — спросила Тоска.
      Радист помотал головой.
      — И я не знаю, — сокрушалась Тоска. — А ото льда у того чувака уши стали как у слона, так что ему их пришлось даже обрезать раскаленной струной!
      — Мне не обрезали уши раскаленной струной! — крикнул Радист. — Они сами потом втянулись!
      Тоска разразилась торжествующим хохотом. Настроение у нее стремительно улучшалось. И она продолжила:
      — А один мальчик очень хотел новую игровую приставку…
      — Не приставку я хотел, — перебил Гундосов, — а фотоаппарат. Я очень хотел фотоаппарат цифровой, хотел фотографией заниматься. А предки мне хотели как раз купить игровую приставку…
      — Так вот, — аж подпрыгнула Тоска. — Он хотел фотоаппарат, значит. А олды ни в какую! Тогда этот чувак, назовем его ха-ха-ха… назовем его Гэ.
      Мы снова засмеялись. У Тоски, несмотря на ее загробный вид, было хорошее чувство юмора.
      — Так вот, этот Гэ решил взять своих стариков измором. Родители ушли в кино, а он в знак протеста взял и залез в холодильник! А холодильник был у них старый, такие открываются только снаружи, сейчас таких уже не делают. Он залез, закрылся и стал сидеть. Просидел он час, замерз и решил выбраться. А нельзя! Гэ подумал, что ничего страшного, еще часик он выдержит, затем придут родаки и вытащат. А родаки как раз в лифте застряли. И торчали там до утра. А этот Гэ в холодильнике до утра торчал. Чтобы согреться, он вынужден был растираться уксусом, и к утру у него слезла вся кожа с плеч. Он два месяца пролежал в больнице, и на плечи ему пересадили кожу с ягодиц, и он потом долго сидеть не мог…
      — Вранье, конечно, — сказал Гундосов. — Ничего мне не пересаживали. А в больнице я точно два месяца провалялся. С воспалением легких.
      — Фотик-то хоть купили? — спросил Радист.
      — Купили.
      — У меня тоже фотик есть…
      Тоска была несколько разочарована. И решила отыграться на мне. Со мной Тоска не была знакома, она осмотрела меня, выискивая, к чему бы прикопаться, но ничего, кроме зеленых очков и шляпы, не нашла. Она размышляла минуты две, а потом выдала:
      — Я слышала, что величина головного убора прямо пропорциональна умственным способностям.
      — Чего? — спросил я. — Пропор — что?
      — Пропорциональна, — повторила Тоска. — Это значит, что чем больше шляпа, тем слабее то, что под ней.
      — Какое тонкое замечание, — сказал я. — Наверное, народная мудрость. А я еще одну народную мудрость знаю: волос долог — ум короток.
      Доход, Радист и Гундосов дружно заржали. Тоска тряхнула своими крашеными черно-синими лохмами и стала смотреть в окно.
      Правда, ее терпения хватило всего минут на двадцать. Через двадцать минут она спросила у Чугуна, знает ли он, почему ему отказали в приеме в секцию картинга? И тут же сама на этот вопрос ответила — потому что квадратных шлемов не выпускает даже промышленность развитой Японии.
      Чугун назвал Тоску дурой, и они принялись по-родственному ругаться и ругались почти до самого Чертова омута. Когда между соснами заблестела вода, Чугун не выдержал и швырнул в Тоску сосновой шишкой. Шишка попала ей точно в лоб, и Тоска сразу же замолчала, пытаясь осмыслить произошедшее.
      — Тишина — первый принцип выживания, — изрек Чугун.
      Тоска хотела сказать что-то еще, но Чугун швырнул в нее второй шишкой, и Тоска решила, что лучше будет, если она промолчит.
      Чугун вывел машину на берег, и мы увидели дом.
      Дом был классный. Я хотел бы в таком жить. Построенный из огромных красноватых сосен, два этажа, небольшой ангар для бассейна, над домом мачта с флагом, как в американских фильмах. Не из дешевых дом.
      — У тебя что, брат миллионер? — спросил Гундосов.
      — Не, — ответил Чугун. — Не миллионер. Он изобретатель. Придумал какое-то усовершенствование для стиральной машинки, продал патент американцам и купил этот дом. Вообще-то он вечный двигатель изобретает…
      — Вечный двигатель невозможен, — авторитетно заявил Радист. — Он нарушает законы физики.
      — Вечный двигатель возможен, — возразил Гундосов. — Надо только…
      И они принялись спорить про вечные двигатели.
      Чугун молчал — дорога стала хуже, и теперь все внимание Чугун уделял управлению автомобилем.
      Гундосов ловил слепней и прятал их в пластиковую банку.
      Тоска, перекрывая рев мотора, завывала что-то оперное, отчего из окрестных кустов поднимались перепуганные птицы.
      А я смотрел на озеро.
      Чертов омут.
      Говорили, что раньше на этом месте стоял языческий храм, потом земля треснула и храм провалился, а на его месте образовалось озеро.
      Говорили, что сверху озеро было похоже на длинный французский батон.
      Говорили, что тут водятся громадные окуни не с поперечными, а с продольными полосами.
      Говорили, что тот, кто донырнет до дна Чертова омута…
      Много чего говорили. Разного. Плохого больше. Слишком уж красивое и дикое было место.
      Дикое.
      Кроме дома брата Чугунова, на берегу озера никакого жилья больше не было, что было неудивительно — только изобретатель вечных двигателей мог жить возле Чертова омута.
      Чугун тормознул напротив входа.
      — Странно, — сказал он. — Брат не встречает. И дверь открыта…
      Дверь действительно была открыта.
      Из дома выскочил взлохмаченный барсук. Остановился, посмотрел на нас, хамски тявкнул и слинял в лес.
      — Это и есть твой брат? — спросила Тоска.
      — Во-первых, не мой, а наш. — Чугун выгружал из машины выживальщическое барахло. — А во-вторых, это барсук.
      — Наш брат что, барсук? — продолжала Тоска. — Получается, что я барсучиха?
      Гундосов прыснул.
      Чугун плюнул и направился с вещами в дом.
      Выживальщики тоже взяли вещи и двинулись за своим вождем. Тоска постояла-постояла и поплелась к озеру — слишком уж силен в ней был дух противоречия.
      Я вошел в дом.
      Внутри дом был так же крут, как снаружи. Гостиная меня вдохновила. Ничего лишнего. Голые гладкие бревна приятного белого цвета, камин, несколько плетеных кресел. В углу боксерская груша и разобранная штанга.
      Гостиная переходила в большую веранду, но туда я не пошел, пошел на кухню.
      Кухня. Кухня как кухня. Все, что надо, есть. Из кухни дверь в бассейн. В бассейн я решил тоже заглянуть. Никогда не был в частных бассейнах.
      Бассейн меня разочаровал. Он был совершенно неухожен, в нем даже лилии какие-то завелись. Только ужей не хватало. Хотя вместо ужей в бассейне была Тоска — она пробралась туда через небольшую дверь, ведущую к озеру.
      Тоска, увидев лилии, немедленно потребовала, чтобы я достал ей одну, типа, лилия — символ королевского достоинства и все такое. И поскольку ее брат меня нанял, я нахожусь на службе и должен выполнять все ее распоряжения. Я ответил, что нанят стряпать, а не по болотам лазать. Тогда Тоска достала пятьдесят рублей, скомкала их и бросила в бассейн.
      Человек я не гордый, за полтинник зеленым стану. Поэтому я разделся, нырнул в бассейн и достал купюру. Вылез, стряхнул пиявок, оделся, расправил купюру и спрятал в карман.
      — А лилии? — ошарашенно спросила Тоска.
      — Сама ныряй в эту помойку. — Я подмигнул Тоске и отправился осматривать свою комнату.
      Впрочем, комната у меня была вполне обычная, осматривать особо нечего. Надувная кровать, надувное кресло. Тумбочка. Не надувная, деревянная. Все. Минимализм.
      Окно еще было. А в окно озеро видно, что хорошо.
      Чугун объявил, что у нас есть два часа на последорожный отдых, затем мы все должны собраться в гостиной. Мне два часа спать не полагалось — я должен был готовить ранний ужин.
      Денежки надо было все-таки отрабатывать.

      После ужина мы сидели за круглым столом и смотрели на вращающуюся под потолком керосиновую лампу. Об абажур бились какие-то безмозглые мотыльки, и все это было здорово и уютно. Не хватало чаю с мятой, но мяту я собирался завтра поискать.
      Мы молчали. Говорить как-то не хотелось, вечер был хороший и теплый. На озере что-то плескалось, наверное, гигантские вдольполосные окуни.
      Чугун бродил по дому, пытаясь найти хоть какие-то следы своего брата. Шаги Чугуна слышались то внизу, то наверху, то еще где-то, как оказалось, в деревянных домах присутствует отличное эхо. Это эхо придавало дому средневековости и таинственности. Хотя тут таинственности и без того было хоть отбавляй — дом в глухом лесу, возле Чертова омута. И не просто дом, а дом с загадкой. Дом, хозяин которого исчез, оставив открытой дверь.
      — Зря мы сюда приехали, — сказал вдруг Радист. — У меня дурное предчувствие. Я же хотел на нашей речке тренироваться…
      — А у моего дяди завтра день рождения. Праздник. С королевскими креветками, — вздохнул Доход. — И я должен был попробовать гигантских креветок. В кисло-сладком соусе. Да так и не попробовал…
      — А я гигантский ананас… — сказал Гундосов.
      — Это точно, — поморщилась Тоска. — Ты — гигантский ананас! А ты, Доход, — креветка! Вы вообще все креветки! Только не гигантские, до гигантских вам расти и расти! Тошнота! Урюпинск! А еще на выживание тренироваться собираетесь!
      — Ну хорошо, — сказал Доход. — Я хотел креветок попробовать, Гундос ананас хотел, мы Урюпинск. А ты чего? Ты чего хочешь?
      — Взрослой эта дура хочет стать. — На веранду вывалился Чугун. — И в актриски поступить! В оперу!
      Тоска стала красной, как помидор, и сжала в кулаке вилку.
      — Положь оружие! — велел Чугун. — А то обратно тебя отвезу! Будешь дом от тараканов охранять! И от молей.
      Тоска брякнула вилку на стол.
      — Нашел чего-нибудь? — спросил я. — Следы какие-нибудь…
      — Нашел, — сказал Чугун. — Нашел журнал.
      — Неужели наш брат тоже выписывал «Вестник придурка»? — спросила Тоска. — Или «Чудаки тудей»? Или даже «Друг мутанта»?
      Чугун не ответил. Выложил на стол толстую, обгорелую по краю книгу.
      — Журнал, — сказал он. — В камине валялся. Наверно, он его сжечь хотел. А сам брат исчез.
      — Какая таинственность…
      — Может, в милицию надо сообщить? — спросил Доход.
      — Не надо, — помотал головой Чугун. — За братцем такие штуки водятся. Он и раньше частенько уходил. На недельку, на полторы. И из дома, и вообще куда-то. Поразмыслить. Так что за него можно не волноваться…
      — Ушел и даже дверь не закрыл? — спросил я.
      Чугун повертел пальцем у виска — типа, безумный гений его братец.
      — Давай журнал почитаем, — предложил я. — Может, там что есть?
      Почитать журнал хотели все, даже Тоска. Мы сдвинулись вокруг стола и опустили пониже лампу.
      Обгорел журнал не сильно, только по краю, основная информация должна была сохраниться.
      — Могу поспорить, что тут рецепт вечного двигателя, — сказал Радист. — Или чертеж построения летучей тарелки.
      — Могу поспорить, что тут билет в дурдом, — сказала Тоска. — На пять персон. Или чертеж построения мозгозакручивателя…
      Чугун открыл книгу.
      И нас немедленно постигло жесточайшее разочарование — дневник был написан шифром — какие-то закорючки, буквы и цифры. И даты. Последняя дата — десять дней назад.
      Мы повертели дневник и так и наперекосяк и ничего не поняли. Впрочем, в дневнике имелись и иллюстрации.
      На седьмой странице располагалась схема какого-то электронного аппарата. Транзисторы, резисторы, тиристоры-фигисторы, какие-то микросхемы, я в этом ничего не понимал. Радист, который оказался на самом деле немного радистом, вернее, радиоэлектроником, изучил схему и сказал, что в ней нет никакого смысла.
      — Такой прибор не может работать, — сказал Радист. — Он замкнут сам на себя. Не знаю, короче…
      На двадцать второй странице был изображен небольшой продолговатый ящичек с кнопкой посередине.
      — Агрегат какой-то, — сказал Чугун. — Футляр с кнопкой. Называется… Фиг его знает, как называется. Написана буква «В».
      — Что это за «В»? — спросил Радист.
      — Выключатор, — Тоска засмеялась. — Наверняка наш брат барсук назвал его Выключатором.
      — С виду похож на…
      — Я же это видел! — неожиданно сказал Гундосов. — Он там, на камине, валяется.
      — Так чего ты, Гундос, нам мозги паришь! — рявкнул Чугун. — Беги притащи!
      Гундосов вздохнул и побежал за Выключатором.
      — Что ты хочешь сделать? — спросил Доход.
      — Ничего. — Чугун сладко потянулся. — Ничего я не собираюсь. Все равно делать нечего…
      Тоска посмотрела на Чугуна и все поняла.
      — Испытывай его на своих холуях, — сказала она. — А на мне не надо! Выключай им…
      — И чего же он выключает? — спросил Радист.
      — Мозги, — ответила Тоска. — Мозги он выключает. Хотя вам всем выключать нечего, на вас Выключатор не подействует. Нет даже, он на вас уже подействовал, еще до включения.
      И Тоска злобно расхохоталась.
      Появился Гундосов.
      — Нашел, — сказал он и положил на середину стола длинную коробочку с красной кнопкой посередине.
      — Похоже на пульт дистанционного управления. — Чугун взял Выключатор. — Легкий очень. Из дерева, кажется.
      Чугун направил приборчик на себя и нажал на кнопку. Кнопка загорелась тусклым красноватым светом.
      Ничего не произошло.
      Чугун нажал на кнопку еще раз. Кнопка еще раз загорелась. И все.
      — Ничего, — разочарованно сказал он.
      После чего он испытал прибор на Радисте, на Доходе и на Гундосове. И снова ничего не произошло. Тогда Чугун навел Выключатор на свою сестру.
      — Не надо! — Тоска выставила перед собой руку. — Не надо этих тупорылостей!
      Чугун зловеще захихикал и нажал на кнопку. Тоска ойкнула, а потом плюнула в Чугуна и выскочила из-за стола.
      — Истеричка, — Чугун показал ей вслед язык. — Пора в дурку на учет ставиться!
      Тоска крикнула со второго этажа что-то неразборчивое, но, судя по энергетике, очень обидное.
      После чего Чугун повернулся ко мне.
      — А ты, Куропяткин, хочешь попробовать? — спросил он.
      Я равнодушно покривился. Честно говоря, мне было плевать. Чугун навел Выключатор на меня. Ничего особенного я не испытал. И ничего во мне не шевельнулось, ничего не дрогнуло.
      Чугун нажал на кнопку. Кнопка не загорелась.
      — Странно, — Чугун нажал на кнопку еще раз.
      Снова безрезультатно. Чугун вскрыл батареечный отсек. Элементы растеклись.
      — Расплавились, — сказал Радист. — Перегрузка получилась…
      — Ерунда какая-то, — Чугун бросил прибор на стол. — Братец постоянно всякой ерундой занимался. Изобретатель… Однажды он изобрел прибор, который определял среди людей живых мертвецов.
      Все посмотрели на Чугуна.
      — Точно-точно, — сказал Чугун. — Прибор для определения, жив человек или мертв. Он был похож вот на этот самый Выключатор. Только кроме кнопки там было еще две лампочки. Синяя и красная. Если загоралась красная — чувак был жив, если загоралась синяя — мертв. Он мог ходить на работу, играть в футбол, даже с парашютом мог прыгать, а все равно был мертв.
      — Не думала, что у нас в семье было столько психов, — крикнула со второго этажа Тоска. — Я думала, ты один у нас такой…
      — А в чем принцип действия этого определителя? — спросил Радист.
      — Фиг его знает. — Чугун вытер руки о салфетку. — Только у одних чуваков всегда загоралась красная лампочка, а у других всегда синяя.
      — А у тебя? — спросил Доход.
      Чугун не ответил. Бросил Выключатор на стол и отправился спать.
      Мы еще некоторое время посидели за столом, потом стали расходиться по комнатам. Я уходил последним.
      И зачем-то сунул Выключатор себе в карман.
      Половина второго этажа была отпущена под крошечные гостевые комнаты, их было четыре штуки. В первой разместились Чугун и Радист. Чугун улегся на кровати, а Радист расположился на полу, на голых досках — для развития внутренней твердости. Во второй — Доход и Гундосов. Они тоже должны были спать на полу — для закаливания характера и укрепления воли.
      В третьей комнате устроилась Тоска, а в четвертой я.
      Спал я хорошо. Правда, ночью на меня по неизвестной причине чуть не упал канделябр, но это были мелочи жизни.

      Следующее утро началось неудачно.
      — Давай, давай, фиксируй движение! — орал Чугун. — Фиксируй тело в верхнем положении, кишка!
      Я выглянул в окно. На ветке почти прямо напротив моей комнатушки болталось тело Гундосова. Сначала я решил, что Гундосов решил от нечего делать повеситься, и уже даже собрался бежать его спасать. Но Гундосов начал вращать глазами, и я понял, что Гундосов просто висел и с красным от напряжения лицом фиксировал движение.
      Под деревом стоял Чугун в голубой тельняшке. В руке у Чугуна была палка, этой палкой он колотил по пяткам Гундосова с целью придания Гундосову оптимизма.
      Оптимизма у Гундосова, судя по красноте гундосовских пяток, не хватало.
      — Привет, Чугунов, — сказал я. — Зверствуешь понемногу?
      — Ага, — Чугун отвесил Гундосову еще по пяткам, после чего Гундосов нашел в себе силы подтянуться еще раз. — Только строгостью можно вбить в головы подрастающего поколения светлые идеалы физического совершенства.
      — Ну-ну, физкульт-привет, — сказал я и спустился вниз, к озеру.
      На озере укрепляли здоровье Радист и Доход. Они ныряли под воду, задерживали дыхание, потом выныривали, вентилировали легкие и бранились по поводу того, кто дольше просидел под водой. Раздетый Доход оказался не таким уж доходом. Я бы даже сказал, наоборот — был он здоровым, даже больше чем здоровым. Мне вспомнилось, что вчера он таким не был. Но я решил, что мне в самом деле лишь вспомнилось.
      Тоска сидела на песке. Она развела маленький костерок и жарила на прутике огромную красную сыроежку. Рядом на воткнутых рогатках сушились длинные полосатые носки.
      — Привет, квакушка, — сказал я. — На баобаб устало взгромоздясь, покушать беззаботно собралась?
      — Привет и тебе, чудачок, — ответила Тоска. — Что надобно?
      — Ты неправильную сыроежку жаришь. Красные сыроежки в пищу употребляют лишь юные людоеды, приличный человек кушает сыроежки белые, в крайнем случае желтые. Красные сыроежки могут быть ядовитыми.
      Тоска хмыкнула, достала из огня гриб, демонстративно откусила кусок и вернула шляпку обратно в костер. Прожевала, проглотила и сказала:
      — Подумаешь, ядовитые. Японцы вообще ядовитую рыбу рубают. К тому же бояться смерти — удел примитивных личностей. Вроде Гундосова, вроде моего брата. Они очень боятся смерти. Я не боюсь.
      И Тоска отъела еще кусок от сыроежки, прищурилась и ткнула в меня прутиком:
      — Классная у тебя майка! Кто изображен? Твой папа?
      — Не, другой родственник.