Разве это горе?
      Муж сел...
      Ну...
      Ну, выйдет через четыре года.
      А может, и через два.
      Но дети-то целы и здоровы, слава Богу! И сама.
      И сама здорова, на воле, и при деньгах!
      - Тебе бы только делом самой заняться, а не то захиреешь, зачахнешь от безделья, - сказала Лизавета на второй день их с Серафимом пребывания.
      И тут же принялась искать адреса кастинговых агентств, что обслуживают Голливуд...
      Какая - никакая, а все ж актриса!
      Лизка вообще молодец!
      И кабы не она, трудно пришлось бы Тане этим октябрем.
      Какой бы сильной Таня ни была, а все ж таки баба-бабой.
      Теперь, бывало, услышит Пашину любимую по радио - этих, Papas and Mamas, где про калифорнийскую осень:
      All the leaves are brown
      And the sky is gray
      California dreaming...
      <Листья почернели.
      Небо серое.
      Спит Калифорния (англ.)>
      Как услышит - так сразу в слезы.
      А Лизавета все поперву взяла на себя.
      И переезд в новый район.
      И обустройство в новом их доме.
      И с мальчишками была целыми днями - возилась, как добрая старая нянька... И порой ей, Таньке, слезу с соплями подтирала.
      * * *
      И с деньгами все вроде как было нормально.
      Только вот в новом, купленном ею доме было пока пусто.
      И пусто, и стыдно и холодно.
      И она все время мерзла этой калифорнийской осенью. Кутаясь в шаль и даже включая климат-контроль на полные сто десять Фаренгейту... И все одно - мерзла.
      И Лизавета ее обнимала и прижимала к себе... А не согревала.
      Чуть что - Таня в слезы.
      А по радио - возьми да опять - поставят эту...
      All the leaves are brown
      And the sky is gray...
      И снова слезы катятся из глаз...
      * * *
      Лизавета с удовольствием возилась с мальчишками и иногда укатывала с ними на полдня куда-нибудь в дельфинарий или Диснейленд.
      Чтобы сестрица могла посидеть одна со своими мыслями.
      Татьяна вообще-то и верила, и не верила.
      Ну, как же не верить, если все газеты, все каналы местного ти-ви. Все кричали и орали, что ее муж растратчик и педофил... И более того, и того более, когда она сама его спросила!
      Разве он сам не сказал, что это правда?
      Но она все же что-то чувствовала!
      Она чувствовала, что Паша что-то скрывает!
      И потом, ну никак не мог он этого...
      Пятнадцатилетняя девочка-латина..
      Полтора миллиона казенных денег...
      У нее были дурные мысли, нанять частного сыщика, чтобы он порылся в этом деле и разузнал бы ну хоть чуточку какую правды!
      Она сказала об этом Лизавете.
      А потом сказала одному из Саймонов... Но тот не одобрил, причем с таким видом, будто она сказала какую-то неприличную ерунду.
      Саймонам вообще что-то явно было известно, но они как рыбы молчали.
      Миссис Розен, все будет хорошо!
      От горя и стыда безделье стало донимать ее с особенной силой.
      И даже переезд семейства из стеклянного дворца на Пасифик-Элли драйв в южную часть побережья Фриско-Бэй наводил на мысль, что десять миль ближе к Голливуду для артистки - это символический первый шаг.
      Посоветовавшись с Лизаветой, Татьяна съездила в модную арт-студию, сделала несколько снимков, и по Интернету разослала их вместе с обширным резюме по адресам всех известных и малоизвестных киностудий.
      Авось?
      Чего в нашей жизни не бывает!
      Таня тяготилась не только бездельем.
      Трудно было и переживать нахлынувшее одиночество.
      По-бабски трудно.
      И уже даже крыша порой просто ехала - съезжала.
      Как-то заплутав под пилонами знаменитого моста Голден-Гейт, она остановила свой "шеви-вэн" возле ресторанчика с совершенно невозможным вызывающим названием - Great American Food and Beverage Company... <Великая Американская Компания Еды и Напитков (или "Компания Великой Американской Еды и Напитков")>. Ресторанчик собственно представлял со бой большой выбеленный цинком алюминиевый сарай с барной стойкой и дюжиной столиков.
      Таня зашла выпить долларового кофе... Этого смешного местного напитка...
      Как забавно было ей сравнивать...
      Питерский "Сайгон" ее юности. Угол Невского и Владимирского. И кофе в третьей коффи-машин от входа... Они с ребятами всегда вставали к третьей машине, там варила кофе женщина лет сорока - сорока пяти. Ее, кажется, звали Стелла. И кофе этот был просто восхитительным.
      Стелла варила и простой за шестнадцать копеек, и двойной за тридцать две, и тройной, если кто просил... И варила его с пенкой, такой ароматный!
      А потом...
      Кофе в Кении!
      Кофе в Эквадоре!
      Кофе в Италии, наконец!
      А в этой Америке...
      За доллар тебе здесь наливают светло-коричневую бурду из фаянсового кувшина. Варят на кухне, а официантка приносит и разливает.
      В Питере они с ребятами всегда брезгливо корчили гримасы, если в кафе или закусочной им предлагали такой кофе... За десять копеек из бачка с крантиком...
      А здесь - в Америке - все пьют эту бурду и прославляют Бога.
      Итак, она зашла в эту Великую Американскую Забегаловку и заказала яблочный пирог... и этот так называемый местный кофе.
      И к ней стали клеиться два моряка.
      Сперва она испытывала гнев и возмущение.
      Потом ей было просто стыдно.
      Но потом...
      Но потом ей стало...
      Ах, лучше не думать об этом и не копаться в этих грязных... в этих грязных и неприличных ощущениях...
      Но ей было ин-те-рес-но!
      Она потом поймала себя на том, что ей вдруг стало интересно...
      Два пацана с авианосца "Энтерпрайз", что два уж месяца большим бельмом торчал в бухте, два пацана лет девятнадцати... Эх, нет на них ее моряка Леньки Рафаловича. Вот уж он бы их поставил стоять смирно!
      Два пацана из боцманской палубной команды, два рядовых матроса. Один рыжий - ирландец, а другой смуглый, не то индейских кровей, не то метис-латинос...
      И принялись они ей показывать порно-журнал...
      Она сперва даже и не поняла.
      Только покраснела вся до кончиков волос.
      И даже дар речи потеряла на какое-то время.
      А журнал был самого гадкого свойства.
      Там на глянцевом развороте...
      Там был фотокомикс, где два матроса в таких же, как эти белых фланельках и белоснежных крахмальных беретах-бескозырках... Они...
      Они вдвоем любили и терзали взрослую, зрелую женщину...
      Татьяна сперва даже близоруко приблизила свое лицо к странице, что этот рыжий протягивал ей... А потом даже как бы остолбенела от гнева и стыда.
      А они пялились на нее и тихо ржали. Лыбились белоснежными оскалами своими - мол, давай! Давай, мэм! Let us have fun! <Развлечемся! (англ.)>. Мы любим мамочек, ты самый наш любимый размер!
      Но она нашлась, что сказать.
      На каком-то автопилоте нашлась.
      Наверное, она хорошо выглядела.
      Все же актриса хорошей питерской школы.
      Актриса с таким опытом!
      Она им показала, какая пропасть разделяет их.
      Этих сосунков и ее - царицу! Царицу в пафосе греческой трагедии!
      Она даже без грима была белее и холоднее снега.
      Она почувствовала это по их глазам, что обдала их арктическим холодом, когда процедила сквозь зубы...
      Не то, что сперва подумала, де - "Fuck off, you, dirty jerks!" <Отъе..., грязные недо...! (англ.)> - но тем их обдала, что отчетливо прозвучало для их тугопроходимого, затуманенного похотью сознания:
      - Я не сплю с неудачниками, мальчики, не сплю с теми, которые идут во флот за восемьсот баксов в месяц и за перспективу бесплатного высшего образования... Так что передайте своему мастер-сержанту, что вы сегодня в увольнении облажались. А я расскажу о нашем разговоре своему мужу коммодору...
      А потом, потом... Когда она все же уехала из этого кафе от тех облажавшихся морячков, она долго думала, что, может, надо было бы и решиться на это?
      Ведь Паша-то решился с пятнадцатилетней?
      И, засыпая в постели в тот вечер, она долго ворочалась, представляя себя в объятиях двух моряков.
      Ирландца и смуглого - латинос.
      * * *
      А на утро ей позвонили из кинокомпании "Мунлайт пикчерз".
      - Вы посылали нам свое резюме, мэм? Не хотите ли приехать на кинопробы? Для вас есть небольшая роль в фильме про русских моряков...
      Судьба?
      Это ли не судьба?
      Таня?
      Глава шестнадцатая
      Свидание под липами - 3
      (октябрь 1995, Берлин)
      - Привет! Ну, пошли смотреть рыбок, я уже билеты купила!
      При взгляде на ее улыбающуюся мордашку вся тревога мгновенно улетучилась. Жива, здорова, весела и, похоже, искренне рада видеть его. Захотелось обнять ее, прижать к груди...
      Но одновременно с облегчением нахлынула злость.
      - Рыбки подождут! Марш в машину!
      - Ты что, сердишься на меня?
      - Нет, я просто в восторге! Обожаю, знаешь ли, когда из меня делают идиота! Я комкаю деловую встречу, откладываю подписание важного контракта, отрываю от дел лучшего врача! - Нил за рукав тянул ее к машине, как когда-то тянула его, нашкодившего, в угол бабушка Александра. Марго не сопротивлялась. - Мы мчимся в гостиницу, влетаем в номер, а там валяется какая-то посторонняя тетка, мало того, при ней мужик мерзкой наружности! Что характерно, оба русские и откликаются на фамилию Савин, но ни про какую Маргариту слыхом не слыхивали...
      Нил затолкал Марго на заднее сиденье, сам забрался следом, постучал в стекло, отделяющее пассажиров от водителя.
      - Поехали!
      Таун-кар плавно тронулся с места.
      - Куда мы? - тихо, испуганно спросила Марго.
      - Кататься!.. Внизу мне с улыбочкой сообщают, что молодая дама, соответствующая моему описанию, покинула отель вскоре после меня, оставив пакет для господина Баренцева с этой дурацкой запиской "В пять часов у зоопарка". Вот уж действительно - зоопарк!
      - Но кроме записки там были...
      - Если ты думаешь, что фотографии какой-то бранзулетки сильно проясняют дело...
      - Нил, это не просто, как ты говоришь, бранзулетка! Именно из за нее мы сюда приехали, из-за нее я познакомилась с тобой!
      - Погоди, я ничего не понимаю... Что значит "мы", как понимать, что?.. Эй, что за стриптиз?!
      - Смотри!
      Она расстегнула две верхних пуговицы на своей свободного покроя блузке, и Нил увидел на ее шее сияющее золотом и драгоценными каменьями ожерелье. Посередине синими огоньками искрился сапфировый крест, от него разбегались в обе стороны волнистые дорожки алых рубинов и желтых топазов.
      И было это не ожерелье, а надетая на шею диадема. Диадема Марии Федоровны, которую он не узнал на мельком просмотренных фотографиях, но теперь, в яви... Ошибки быть не могло - изображения на сайте и точно изготовленную копию он изучил достаточно хорошо. В голове кто-то тихо произнес: "Карабуба!"
      - Почему ты так странно смотришь на меня?
      - Ты кто? Девочка, кто ты?..
      - Останови немедленно! Я выйду!
      Ее бурная реакция отчасти послужила ответом на его вопрос.
      Нил растянул губы в ледяной улыбке.
      - Мон папА, мон папА... Помнишь такую полечку?..
      Марго дернула за одну ручку, за другую.
      Дверь не подавалась.
      - Зря стараешься. Ничего не откроется, пока я того не захочу... Давай, дочь двух отцов, рассказывай, что вдохновило тебя на подвиги?
      Марго молчала, закусив губу.
      - Как знаешь... В таком случае наша поездка закончится у дверей полицейского комиссариата. И улика, как говорится, налицо.
      Марго всхлипнула. Нил достал пачку бумажных платков, положил ей на колени.
      - Утрись... Ну, я тебя внимательно слушаю. На мороженое не хватало, или на колу... с кокой? - Она шмыгнула носом и отвернулась. - Ну, хорошо, если так легче, смотри в окошко. Меня здесь нет.
      - Я... Да, спасибо... Сейчас... - Маргарита набрала в грудь воздуха. Все началось из-за Линка... Это мой дружок, музыкант, вообще-то его имя Линкольн Соломон, но он не любит, когда его так называют... Они с ребятами играли в одном клубе, и к ним примазался один тип постарше. Веселый такой, компанейский, все шутил, пивом угощал, травкой, деньгами выручал по мелочи. И вот однажды, когда Линк уже собирался домой, этот парень попросил его по пути забросить его друзьям несколько видеокассет. Линк согласился, а по тому адресу его уже поджидали копы... В коробках от кассет оказался героин. Много. Потом оказалось, что Линка просто подставили, тот гад был агентом под прикрытием. Ему светило тридцать лет. Судья назначил залог в полмиллиона. Предки Линка обратились в... как будет по-русски bond office?
      - Служба освобождения под залог... Постой, постой, получается, это все было в Америке?
      - Ага... В общем, этот... бонд-офицер внес деньги, содрал за это двадцать тысяч, все, что у них было, а когда Линка выпустили, заставил его заниматься всякими делишками...
      - Какими?
      - Всякими. Он не уточнял... В общем, Линку пришлось бежать.
      - В Париж с любимой девушкой? Стильно, но крайне безответственно.
      - Нет, в Денвер. Вообще-то, там мы и познакомились... Я рисовала в парке, он подсел, стал играть на гитаре, петь...
      - То не ветер ветку клонит?
      - Что? Нет, конечно, что-то из Боба Марли... - Она повернула голову, удивленно затрепетала густыми ресницами. - Так это был ты? Там, на площади? И столько времени делал вид, что не узнал меня?
      - А я и не узнал. Ты мастерски изменяешь внешность, что, впрочем, неудивительно для профессиональной аферистки.
      - Я не профессиональная аферистка!
      - Ну да, просто хобби такое - Ритка-Золотая Ручка. Должен заметить, что африканские косички - это, конечно, круто, но без них тебе лучше... Так что я уз нал в тебе девчонку с площади лишь минуту назад, когда ты произнесла имя "Линк". Из чего я делаю вывод, что твой негативный дружок все еще при тебе. Как чемодан без ручки.
      - Негативный дружок! Чемодан без ручки! Вот уж не думала, что ты расист.
      - Одинаково не люблю подонков любых мастей.
      - Не смей так говорить! Ты его совсем не знаешь!
      - Но о нем знаю достаточно, чтобы составить впечатление. Нашел доверчивую цыпочку, навешал жалостливой лапши... Интересно, он сразу предложил тебе лететь с ним в Париж, естественно, за твой счет или для начала ограничился банальной просьбой выручить парой сотен?
      - Молчи! Все было не так! И вообще, если хочешь знать, насчет Парижа это была, моя идея. Но это я потом придумала, уже в резервации.
      - В индейской? А туда-то тебя каким ветром занесло?
      - Нас. Я решила, что там Линку будет легче спрятаться, ведь его разыскивали люди этого бонд-офицера, возможно, полиция тоже. Пришлось соврать родителям, будто я еду помогать мистеру Гилмору собирать индейский фольклор.
      - Что еще за мистер Гилмор?
      - Он читал у нас в университете курс этнографии.
      - А-а, наша Джульетта ради своего Ромео, точней сказать, Отелло, похерила даже университет.
      - Мне там не нравилось. Преподы еще туда-сюда, а студенты вообще... Дебилы одноклеточные, только и умеют, что строить из себя! А ты бы видел, как на экзаменах жульничают! К твоему сведению, Линк в тысячу раз умнее и честнее их всех вместе взятых. И он настоящий!
      "Настоящий засранец", - уточнил про себя Нил.
      - В резервации мы быстро нашли работу, меня взяли в казино продавать цветы и сигареты, а Линку вообще предложили место музыканта - прежний только что умер от передозировки.
      - Это у них профессиональная болезнь.
      - Да... Но Линк держался, даже травы не курил. Только у него все равно начались... как это по-русски? Гайдны?
      - Может, глюки?
      - Точно! Ему все казалось, что его выследили и сейчас начнут резать, пытать, убивать. Он вскакивал среди ночи, кричал, катался по полу. Совсем перестал есть. Я поняла, что пора бежать. И из резервации, и вообще из страны, не станут же его искать по всему миру. Раздобыла денег на дорогу...
      - У молодящегося латинского красавчика по имени Лео Лопс, - сам того не ожидая, выпалил Нил.
      Марго даже вскрикнула от изумления.
      - Ты и это знаешь?! Откуда?
      - Он сам мне рассказал, как радостно бросил денежки к твоим ногам, а ты даже не дала до себя дотронуться. Браво! На такой гипноз был способен разве что мой дедушка-иллюзионист.
      - Он сильно переживал, да? Ну, ты передай ему, что я отдам при первой же возможности...
      - Ему больше ничего не нужно. Его застрелили.
      Глаза Марго округлились.
      - Из-за этих денег? Там и было-то тысячи полторы...
      - Не из-за них, конечно, но... Ваша встреча породила цепь событий, которые и привели к роковому выстрелу. Ты в этом не виновата, я не виноват, возможно, даже убийца, нажавший курок...
      Нил замолчал, вглядываясь в лицо девушки. Про мелькнула какая-то мысль, но так стремительно, что Нил не успел поймать ее.
      - Мне пришлось повторить этот фокус уже в Париже, - тихо проговорила Марго. - Надеюсь, с тем австралийцем все в порядке...
      - А твой ненаглядный Линк и в этот раз понятия не имел, откуда у вас деньги?
      - Нет, наоборот, он сам... - Марго запнулась.
      Нил взял ее за плечи, благо просторный салон позволял это, развернул к себе, резко тряхнул.
      - Ты же умная! - яростно выкрикнул он в лицо опешившей Марго. - Ты же умная, сильная, смелая, потрясающе красивая девчонка! Как ты можешь любить такое ничтожество, дерьмо, клопа вонючего!..
      - Нил, Нил, пусти, ты ничего не понял! Я его, я его... - тут она скривила губы, всхлипнула и вдруг заголосила, точь-в-точь как обыкновенная русская баба: - Я его жале-ею! Он без меня пропаде-от!...
      Она порывисто обняла Нила, уткнулась лицом в его грудь и разрыдалась. Он, растерявшись от такого неожиданного поворота, робко гладил ее рыжеватые кудри.
      - Ну все, ну все, не плачь, моя девочка, только не плачь... Ну, поможем мы твоему уроду, и залог заплатим, и учиться пошлем, и лечиться, если надо... Только оставь его, оставь. Умоляю...
      Он взял в ладони ее заплаканное лицо, принялся покрывать жаркими поцелуями. Марго отозвалась, сначала вяло, потом все сильнее, с нарастающей страстью. Ее ищущие пальцы нащупали воротник его рубашки, принялись расстегивать пуговицы. Он просунул руку под блузку Марго - и чуть не зашипел от боли и неожиданности, поцарапавшись о какую-то острую грань.
      Диадема, будь она проклята!
      Заметив, как он дернулся и замер, Марго тоже остановилась, опустила руки, с тревогой заглянула в глаза.
      - А с этим что будем делать? - он осторожно провел пальцем по волнистому краю диадемы.
      - А выкинуть к черту! - легкомысленно предложила Марго. - Знаешь, как меня задолбала эта хреновина?! Одни неприятности от нее!
      Нил невольно улыбнулся.
      - Догадываюсь. У меня тоже. Мы, конечно, можем избавиться от этой штуки прямо сейчас, но от неприятностей не избавимся. Она по-прежнему будет числиться в розыске, а твой фоторобот так и останется в компьютерах Интерпола. В один прекрасный день за тобой придут мужчины в штатском и...
      Марго рассмеялась.
      - Пусть приходят, пусть даже посадят, я на все согласна... Главное, что ты будешь ждать меня...
      - А вот этого как раз не обещаю, мужчина я свободный, обеспеченный, молодой еще, жених завидный...
      - Мерзавец!
      Она нежно погладила его по щеке.
      - У меня есть более разумный план. Когда мы вернемся в Париж, я предъявлю эту побрякушку в префектуре и официально заявлю, что она возвращена владельцу в целости и сохранности. Они поставят соответствующие галочки в соответствующие клеточки, сдадут дело в архив, и тогда мы ее торжественно утопим в Сене.
      - Постой, я не понимаю, как это ты заявишь, что она возвращена владельцу?
      - Потому что по закону владельцем диадемы являюсь именно я. Потому что на тот момент, когда ты ее так ловко умыкнула, лавочка под названием "Русский Аполлон" принадлежала мне.
      - Правда? Тогда это судьба! - Она закинула руки назад, отстегнула диадему и вручила ее Нилу. - Погоди, и еще, вот... - Она достала из кармана пиджачка миниатюрный золотой замочек на цепочке. - Шею подставляй... Ну вот, теперь я посадила тебя на цепь, и убежать не получится...
      Нил усмехнулся, нажал на одну из кнопочек на расположенном перед ним пульте, кусочек стены плавно отъехал, принял в образовавшуюся емкость прощально сверкнувшую диадему и пришел в изначальное положение. Марго с детским любопытством следила за процессом.
      - Здорово! А можно мне попробовать?
      - Только под моим чутким руководством. Разрешаю нажать сюда. И еще сюда.
      С потолка машины выехала подвеска с двумя хрустальными бокалами, а откуда-то снизу - серебряное ведерко с охлажденным шампанским.
      - Как твое горло? Нормально? Все равно, пить будешь очень мелкими глотками, я не хочу повторения вчерашнего.
      - Не повторится, слово даю.
      Марго сняла с подвески бокалы, Нил откупорил бутылку и наполнил их.
      - За перекресток судьбы, на котором сошлись Нил Баренцев и Маргарита...
      - И Анна... - тихо поправила Марго. - Анна Чернова.
      - Она же Элла Каценелленбоген! - усмехнулся Нил и звякнул своим бокалом о ее бокал.
      Они отпили по несколько глотков.
      - А теперь рассказывай, - Нил откинулся на кожаную подушку в бокалом в руке. - Не считая двух имен и четырех фамилий, я ничего про тебя не знаю. Только постарайся не особенно врать, ладно?
      - Я вообще не собираюсь врать, теперь это ни к чему, правда и рассказывать особенно нечего. Родилась в Ленинграде. Матери своей не помню, она ушла от нас, как только я родилась. Знаю только, что звали ее Татьяна. Сначала папа воспитывал меня один, ну, конечно, родственники помогали, няни. А потом папа привел другую женщину, тоже Татьяну, и она стала моей настоящей мамой. Папа был геолог, много ездил по разным экспедициям, и вот однажды он не вернулся. Взрослые говорили мне, что он уехал в Антарктиду, но я знала, что они врут, и что-то случилось... Потом умер дедушка, а к маме Тане приехала из деревни ее сестра Лиза, и мы стали жить втроем. А потом, когда мне было одиннадцать, приехал дядя Джош, привез письмо от папы, женился на Лизе, и забрал нас всех к себе в Кению. Там нас встретил папа, только теперь он был не Чернов, а Розен, и маме Тане снова пришлось выходить за него замуж. А потом мы отправились в кругосветное путешествие! Папа тогда был уже американским гражданином, и мы все поселились в Денвере, я там закончила школу и поступила в университет. Ну, что еще? У папы своя фирма, может быть, слыхал - "Информед". Мама Таня занимается домом, детьми, у меня два маленьких братика. А в Союзе она была актриса, в кино снималась, ты мог даже слышать ее имя, Татьяна Ларина, как у Пушкина.
      - Татьяна Ларина?!
      Нил замолчал, придавленный потоком воспоминаний... Татьяна Ларина, актриса, яркая красавица, черноволосая и зеленоглазая, жена Ваньки Ларина, ушедшая от него к другому. И теперь выясняется, что этот другой - геолог Чернов...
      Геолог Чернов...
      - Почему ты так странно смотришь на меня?
      - Прости. Как, ты сказала, зовут твоего отца?
      - Пол. Доктор Пол Розен.
      - А раньше? Чернов?..
      - Павел Дмитриевич.
      Павел Дмитриевич Чернов. Геолог из Ленинграда. Павел Чернов и Татьяна Ларина.
      Нил достал откуда-то микрофон, что-то тихо сказал.
      Автомобиль развернулся на круглой площади и покатил в обратном направлении.
      - Что случилось? - озадаченно спросила Анна.
      - Слушай меня, девочка. Слушай и, очень прошу, сделай так, как я говорю. Отправляйся домой, возьми паспорт, вещички, и первым же рейсом слышишь, первым! - вылетай в Денвер к родителям. Они не видели тебя несколько месяцев, не знают, где искать тебя, с ума сходят... Если нужны деньги - вот. - Он бухнул ей на колени увесистый пакет из черного плотного полиэтилена. - Здесь хватит на все.
      - Но, Нил...
      - Возвращать не надо. Это шальные деньги, карточный выигрыш. Считай вознаграждением за найденную и возвращенную ценность.
      В глазах Анны стояли слезы. Одна, самая крупная, предательски сбежала по щеке.
      - Но почему, за что? Я-то думала, ты любишь меня...
      - Люблю! И именно поэтому поступаю так, как поступаю. Метро там. Машина остановилась, дверца возле Анны открылась сама собой. - Всего хорошего!
      Не дожидаясь ответа, Нил захлопнул дверцу, оставив на тротуаре онемевшую от горя Анну с черным пакетом в руках.
      Автомобиль, проехав несколько метров, вынужден был остановиться на красный свет.
      - Нил! - Анна бросила пакет на асфальт, подбежала к машине, забарабанила в стекло. - Не оставляй меня! Я люблю тебя, слышишь! Люблю!
      Нил Баренцев отвернулся.
      Загорелся желтый свет.
      Потом зеленый.
      Анна застыла, провожая леденеющим взором мужской силуэт в заднем стекле.
      Потом побрела прочь, повесив голову и ничего не видя перед собой.
      - Фройляйн, фройляйн! - Кто-то тронул за рукав.
      Она обернулась.
      Ей улыбался пожилой немец.
      - Вы забыли, фройляйн.
      - Данке...
      Анна безучастно взяла черный пакет.
      * * *
      - Чаю хочешь? - Северин показал на дощатый стол с чайником и разнокалиберными чашками.
      - Нет, спасибо.
      Анна бухнула пакет на скамью, сама опустилась рядом.
      - Что-то ты какая-то не такая. - Северин внимательно посмотрел на нее. - Что, не вышло ничего? Ты понимаешь, о чем я.
      - И да, и нет. В общем... ценность возвращена законному владельцу, а это, - она похлопала по мешку, - награда за труды.
      - Ну... Нет слов. Такого предположить не мог даже я. А награда-то, как я погляжу, основательная. Сколько?.. Нет, не хочешь, не говори...
      - Не знаю. Сам посмотри, если хочешь.
      - Нет, девочка, что-то с тобой явно не то сегодня... Ну-ка, ну-ка... Ого!
      Северин извлек на свет божий три кирпичика, заваренных в прозрачный пластик с печатями банка "Чейз-Манхэттен". В каждом из них было десять пачек по сто купюр достоинством в сто долларов.
      - Триста тысяч. На мою вскидку, сама игрушечка примерно столько и весит, плюс-минус. А тут - вознаграждение... - Он лукаво прищурился. - Как - не спрашиваю, у каждого есть право на маленькую тайну... Ничего, если я немножко эту красоту попорчу, а то запросто мог и фальшивок насовать, законный владелец-то. Ты пока пей чай...
      Проверка заняла минут пятнадцать, Северин вышел к ней еще более озадаченным.
      - Настоящие. И, похоже, не меченые... Значит, делаем так. Я возьму две-три штучки, покручусь в разных местах, по одной поменяю на добрые старые марки. Если номера и серии забиты в базу данных, будет шухер, но с такой мелочевкой отбиться несложно. А остальные припрячу так, что самая легавая ищейка вовек не найдет. Лады?
      - Не надо, - устало сказала Анна. - Деньги чистые... А где Линк?
      - Линка не будет.
      - Как это - не будет? Что-то случилось?
      - Да как тебе сказать... Прибегал пару часов назад за вещичками. Дескать, наклюнулась для вас работа в Мюнхене, в каком-то ночном клубе. Будто бы владелец сам его разыскал и пригласил. Тебя дожидаться не стал, сказал - надо успеть оформить какое-то разрешение и что-то там подписать у юриста. А ты чтобы подходила прямо к поезду. И не забыла взять реквизит. Последнее слово Северин произнес особенно четко.
      - Все ясно. Когда поезд, с какого вокзала?
      - У меня все записано. Вот, - Северин достал из кармана джинсов мятую бумажку, прочитал: - "Вест-банхофф, 20:30, платформа В, вагон 8-а, купе 1"...
      Анна взглянула на часы и встала.
      - Время есть.
      - Не спеши, присядь... Короче, когда твой Линк пошел паковаться, я умишком пораскинул, и очень мне его история не понравилась. Оперетта какая-то, сказка про Золушку. Тем более, Мюнхен, где на каждом углу по безработному Моцарту... Это, конечно, не мое дело, но, поверь старику, не заслуживает этот парень большого доверия...
      Анна вспыхнула. И этот туда же! Как сговорились...
      - Ты абсолютно прав - это не твое дело. Я уже взрослая и сама решаю, кому доверять, и в какой степени... Будь любезен, перестань дуться и гони сюда мои деньги.
      - Как скажешь...
      Северин вошел в дом и вскоре вернулся с пакетом. Анна высыпала содержимое на стол. Одну пачку про тянула Северину.
      - Комплимент от заведения, и не вздумай отказываться, обидишь... Так, десяти тысяч на дорожку хватит... - Она вручила Северину вторую пачку. Эту подержи до завтра. И если не трудно, закажи на мое имя билет до Денвера, штат Колорадо, США. На первый рейс, на который есть места.
      - Умница!
      Оставшиеся двадцать восемь пачек вернулись в пакет. Анна взяла пакет за ручки, подняла, помахала на весу.
      - Нет, лучше в рюкзак переложить... Ладно, до вечера.
      - А ты куда? - спросил напряженно Северин. - Надеюсь, не на вокзал?
      - А что такого? Не беспокойся, только передам Линку деньги и сразу назад. Ему они нужнее.
      - Та-ак... - Северин встал и повелительно протянул руку. - Сразу отдашь или сначала морду набить?
      - Ты... Ты что, Северин, спятил?!
      - Я-то нет, а вот насчет тебя не уверен. Придумать и провернуть блистательнейшую операцию - а потом взять и подарить весь прибыток уроду, не стоящему твоего мизинца... Ладно, согласен, это как раз тот случай, когда мозги отказывают даже самой умной бабе. Но с сумкой, полной бабок, переться туда, где тебя почти наверняка загребут легавые - это уж извините. Этого я не понимаю и допустить не могу. Лучше уж растопим зелеными печку.
      - Какие легавые?! Линк скорее умрет, чем сдаст меня копам, он их ненавидит, это у него в крови! Не старайся меня запугать!
      Северин вздохнул, достал кисет и принялся ловко сворачивать самокрутку.
      - Курни хоть напоследок, дуреха, говорят, в нынешних образцово-показательных тюрьмах с дурной травкой не очень. Зато от наивности и влюбленности излечивают быстро и навсегда... Но к последнему совету старого зануды все-таки прислушайся. Денег с собой не бери. Даже если я ошибся, и никакой подлянки твой черный принц не устроил, ты спроси, как его в Мюнхене разыскать, а потом, уже из безопасного места, из дома, весточку зашли, пусть при случае заглянет к общему берлинскому другу. Ну, а если, не дай Бог, окажется, что продал он тебя - я его сам найду и вместо денег передам кое-что другое. Зато годков через восемь... хотя, если и вправду игрушечку законному владельцу вернула, свиньи это оценят, получишь по минимуму, лет пять... - тебе будет на что начать новую жизнь... Так как? Доверяешь?