Охотники летели двумя "Цесснами". Павла сначала забавляло пришедшее в голову сравнение Айзека с Наполеоном. Этакий затерявшийся во времени американский Бонапарт в окружении своей старой гвардии! Избежавший Березины и Ватерлоо, но зато не знавший и Аустерлица. А потом началась такая болтанка, что старая гвардия почувствовала себя, как на старой Смоленской дороге. Даже Павел, на чем только не летавший в годы своей геологоразведческой молодости, вынужден был напрячь все силы, чтобы удержать у себя внутри кусок пиццы с сыром, опрометчиво проглоченный по дороге. Один только Айзек как ни в чем ни бывало сыпал остротами, от которых Павлу приходилось еще хуже, чем от воздушных ям.
      - Пол! Хотите свежий анекдот, как раз к случаю? - Айзек считал своим служебным долгом отвлекать бледных коллег от неприятных внутренних ощущений. - Встречаются два приятеля. Один другого спрашивает: "Когда ты, наконец, женишься?" А тот ему отвечает: "Я не могу вступать в супружеские отношения, потому что меня укачивает"!
      А Павлу упорно лез в голову совет Леньки Рафаловича от морской болезни в сильный шторм. Вешается крученый телефонный шнур. Когда он, провисая, качается вниз, делаешь выдох, поднимается вверх - вдох. Или наоборот... Или Ленька брехал...
      Павел воспринял приземление уже как большую удачу сегодняшнего дня.
      То, что Канада похожа на Россию, Павел слышал много раз. Но слышать, как известно, одно, а не только видеть, но и вдохнуть, после калифорнийских нагретых песков, живительный хвойный бальзам, это совсем другое. Павел сначала опешил от осторожной лесной тишины, но американский десант скоро освоился и начал деловито обживать лесные просторы Квебека. Переодетые в охотничью амуницию клерки выглядели забавно, особенно Айзек Гольдман, умудрившийся, кроме всего прочего, напялить тирольскую шапочку с фазаньим пером. Рядом был его неизменный оруженосец Колтонд, которого охотники вполне мог ли подстрелить за сходство узкой физиономии с антилопой гну. Повезло ему, что это было не африканское сафари!
      Павел, когда надел сапоги, опоясался патронташем и получил в руки "зауэр" двенадцатого калибра с красноватым деревом приклада, почувствовал себя вновь молодым геологом Пашей Черновым, бредущим с партией по просторам родной страны. Вот за той сопкой их лагерь, и уже слышится гитара Юрки Марченко и смех девчат, готовящих их фирменный геологический кулеш, это когда в котелок ссыпается все, что есть в рюкзаке: пшено, гречка, рис, килька в томате, сардины в масле, все, чем богаты прилавки сельских лабазов... Куда там их буржуйскому барбекю до пахнущего лесом и костром кулеша советского геолога!..
      Павел обрел свои былую геологическую походку и нарушил субординацию, то есть обогнал пыхтящего и топавшего на весь лес Айзека. Перед Павлом теперь маячила только спина проводника-француза, скверно говорившего по-английски и называвшего ружье на старинный манер "фузе".
      Проводник вел их между сопками, чтобы господа американцы не притомились на подъемах, к небольшой, но извилистой речке, к которой в это время года олени сходились, чтобы полакомиться особой травой, которая растет по краям тихих лесных проток, местной разновидностью водяного лютика.
      Когда они вышли к протоке, стало смеркаться. На западе догорала заря. За лесом ее не было видно, но и в небе, и на земле уже чувствовалась надвигавшаяся борьба света и тьмы. Проводник-француз и Павел остановились, поджидая несколько под отставших своих спутников. За ними по лесу, описанному Фенимором Купером в своих знаменитых романах, шло маленькое, но нахальное племя клерков "Блю Спирит", во главе с Изей - Соколиным Глазом и Колтондом - Чингачгуком-Большим Змеем, следом шагал шотландский стрелок из романа Вальтера Скотта.
      Француз расставил охотников по номерам, больше заботясь, чтобы эти американцы не перестреляли друг друга, а олень - дело десятое. Бон шанс, господа американцы!
      Павел стоял в густом кустарнике, где протока впадала в небольшое озерцо. Место это показалось ему до боли знакомым. Конечно! Склон, поросший соснами, небольшая площадка, где они ставили палатку. Он, Поль, и его "мушкетеры". Один за всех и все за одного! Карельский перешеек. Двадцать минут от железнодорожной станции "Горьковская". Северная Америка. Канада. Квебек...
      Когда он повернул голову к протоке, то замер от неожиданности. Крупный олень стоял по колено в воде, опустив рога. Павел только слегка задел ветку кустарника карабином, но олень поднял голову и насторожился. Было так тихо, что Павел слышал, как с оленьей морды капает вода. Барбекю! Неужели эти лощеные, ни в чем себе не отказывающие мерзавцы сожрут это благородное животное, чтобы потом было о чем трепаться перед своими шлюхами. Барбекю!
      Павел не стрелял. Выстрел прозвучал справа. Еще один. Айзек палил из обоих вертикальных стволов своего "меркеля", преподнесенного ему в подарок коллегами. Олень рванулся назад через кустарник и мгновенно скрылся. Слышен был только шум веток и голоса сбегавшихся охотников.
      Егерь-француз внимательно осмотрел траву.
      - Ранен? Есть кровь?
      - Нон...
      Охотничий домик мало напоминал фанзу дальневосточных и сибирских следопытов. Это была небольшая гостиница со всеми удобствами, но стилизованная под французский трактир времен Ришелье и Людовика XIII, с массивной деревянной мебелью, лестницами и перилами, которые, как известно по многочисленным филь мам о трех мушкетерах, запросто ломаются падающими телами гвардейцев кардинала.
      Оленье мясо было в холодильнике. Так что убежал олень, но барбекю никуда не убежало. И еще было много виски. Очень много. Изя промывал свою душевную рану. Рогатая скотина показала хвост члену совета директоров "Блю Спирит"! Даже тирольская шапочка альпийского стрелка не помогла!
      - Давайте выпьем за настоящую акулу бизнеса Айзека Гольдмана, - рыжий О'Рэлли поднялся со стула. - Такая акула еще не снилась Спилбергу! Но главное, что ты, Айзек, хороший парень! С днем рождения тебя!
      Мужская компания как-то постеснялась затянуть "Happy Birthday to you", а просто заорала на многие голоса. Айзек поднялся со стула и попросил слова.
      - Друзья мои! Спасибо вам, конечно, но день рождения у меня был в среду. Да и какая это дата - тридцать девять? Один год до сорока. Вот через годик, одиннадцатого сентября 1996 года я бы хотел собрать вас всех с женами у меня дома. Но все равно я очень тронут. Спасибо вам!
      Павлу показалось, что Айзек обращался не столько ко всем присутствующим, сколько к нему лично. Может, он просто посмотрел на Павла в этот момент, или повернулся к нему. Странное ощущение. И это напоминание даты. Неужели думает, что кто-то забудет его поздравить? Но ему ведь показалось, что этот забывчивый кто-то, для которого все это тщательно разжевывалось, как раз он сам - Павел Розен...
      - Нет, только настоящий шотландский виски, - вдохновенно говорил за столом О'Рэлли, - и никаких ирландских вариантов. Пойло должно быть натуральным. Огонь кельтских костров и песни воинственных варваров. Вот, что такое виски! В этом напитке - бог, выпил его и стал богом...
      - Языческим богом, - подметил Айзек. - Заметь, дружище! Выпил мелкого языческого божка. Мелкого и завистливого, который только и ждет, чтобы сделать кому-нибудь пакость, если его забудут подкормить.
      - Зато выпил и почувствовал всю крепость духа! А жевать тело единого бога в виде теста?
      "Что этот рыжий все мне подмигивает через стол?" - подумал Павел, а шотландец продолжал:
      - Айзек, дорогой мой, вот ты уплетаешь сейчас оленину, а олень разве относится к классу кошерных животных?
      - Если мне не изменяет память, - сказал Павел, которому надоели постоянные заговорщические подмигивания О'Рэлли, - в пятой книге Моисеевой перечислены животные, которых разрешается есть по библейским канонам. Если я не ошибаюсь, можно есть скот, у которого раздвоены копыта и который жует жвачку.
      - Браво, Пол, - Айзек показал большой палец, - Ты точен в цитатах, как раввин.
      - Значит, оленя есть можно?
      - Можно и оленя, и зубра, и буйвола, и камело-парда...
      - Кого? Леопарда?! - кто-то пьяно заржал.
      - Смесь кэмела и леопарда - это жираф.
      - Интересно, кто кого из них трахнул, чтобы родился жираф!
      Опять всеобщий гогот.
      - А если жвачку жует, а копыта обычные?
      Павел, поощряемый довольным Айзеком, продолжал библейский ликбез:
      - Только, если присутствуют оба признака. Кэмела, например, есть нельзя, зайца тоже, и свинью нельзя, потому что жвачку не жует.
      - Дать ей "Дирола с ксилитом" и на вертел! - вставил О'Рэлли.
      - А птицу?
      - Чистую птицу ешьте, - Павел постепенно переходил на второе лицо, входя в роль проповедующего Моисея. - Но не должно есть грифа, коршуна, орла, сокола, кречета...
      - Понятно, - сказал шотландец. - Гербовая птица орел - не кошерная.
      Тут вступил Изя:
      - Заладил, братец-кролик О'Рэлли! Кошерная, кошерная... Кошерной называется пища, приготовленная специальным "чистым" человеком, и другие "грязные" руки до нее не дотрагиваются. Вот и все. А при чем здесь порода?!
      - Правильно, Айзек! Все должны делать специалисты - профессионалы! закричал здорово поддатый шотландец. - Давайте выпьем за специалистов из "Блю спирит"!..
      Нет ни эллина, ни иудея, бывает мало виски... Окружающее поплыло перед глазами Павла, лица стали сливаться в одно светлое пятно... Но не должно есть всякого ворона с породою его, ибо сам он ест вас, и детей ваших, и внуков ваших...
      Очнулся Павел уже на калифорнийском аэродроме с легкомысленным названием "Какой-то там поцелуй". "Блю спиритисты" расползались по машинам и потихоньку сваливали. Павел, мучимый страшной жаждой, зашел в конторку аэродрома, где в небольшом баре спросил себе воды со льдом. Раскаленное нутро тут же превратило ледяную воду в крутой кипяток. Хотелось просто окунуть морду в реку, как вчерашнему оленю. Павел зашел в туалетную комнату и в зеркале увидел свое похмельное отражение с тирольской шапочкой Айзека на голове. Фазанье перо пораженчески торчало вниз. Трофей пьяного братания!
      "Порше" впервые видел своего хозяина в таком плачевном виде. Как бы педали не перепутал! Но встречный воздушный поток будет ему полезен. А Павел уповал на прямые и гладкие калифорнийские автотрассы.
      И на время, которое, как известно, лечит все, даже похмельный синдром.
      - Подождите, мистер! Вы забыли!..
      К нему бежал парень-механик в ярко-желтом комбинезоне, от цвета которого Павлу опять сделалось нехорошо. В руке он держал маленький чемоданчик.
      - Вы забыли! Или кто-то из ваших!..
      "Порше" мчал Павла к побережью. На соседнем сиденье лежал этот оставленный кем-то из "Блю Спирит" плоский чемоданчик ноутбука. Голова Павла еще болела, но мучился он уже другим.
      Чей он? Кто был вчера с ноутбуком в руках? Не помню! Нет, погоди! Когда Айзек стал рассказывать какой-то очередной анекдот, при этом активно жестикулируя руками, Колтонд, его верный Гарик, услужливо принял из рук начальника ... ноутбук. Ясно, это айзеков личный ноутбук.
      Павел резко затормозил. Инерция резко отдалась в больной голове. Все сложные вопросы, завязанные в гордиев узел, решаются одним ударом меча! Надо просто взять и открыть заветный чемоданчик. "Введите пароль". Ну, конечно! Вот дурак! Как он может войти без пароля? Так можно набирать искомую комбинацию всю оставшуюся жизнь. А если попробовать на дурачка? Что там обычно набирают, чтобы самому не забыть комбинацию? Кличку собаки. Имя жены. День рождения. Когда у Айзека день рождения? Погоди. Он же сам мне сказал. Мне сказал?.. Один год до сорока. Так, спокойно. Девяносто пять минус тридцать девять. Пробуем. Какие-то "новые приключения неуловимых"! Штабс-капитан Овечкин. "Революция началась"... 1109-1956... Хотя нет, у американцев сначала идет месяц, потом число...
      Пропело свою песенку Windows-95. Как ребенок, в нетерпении рвущий упаковку подарка из-под Рождественской елки, Павел, не обращая внимания на проезжавшие мимо машины, собственные головные боли и позывы в желудке, листал файл за файлом.
      Нет, ребенку рождественский подарок очень понравился! Это было лучше, чем солдатики или железная дорога! Это было куда более захватывающим, чем "Граф Монте-Кристо" или "Последний из могикан"! "Блю спирит" в своих апартаментах-офисах, соразмерных с фут больным полем, играла в грязные игры и играла по-крупному. Этот случайный счет на восемнадцать миллионов был даже смешон по сравнению с теми суммами, которыми крутила его фирма.
      Первая из двух основных схем такого консалтинга одновременно напоминала и пьяный кавалерийский налет, и подмешивание в водку куриного помета. Под видом форвардных разработок клиентам фирмы навязывались инвестиции в заведомо слабые и бесперспективные фирмы, стоящие на грани разорения, но щедро делившиеся с "Блю Спирит" полученными денежными средствами, что на далекой, но продвинутой в таком бизнесе родине, давно получило название "откат".
      Вторая же часть инвестиционного бизнеса была еще проще. Через "Блю Спирит" отмывались большие деньги под несуществующие договорные работы. Сотни миллионов перечислялись компании Колумбийским отделением Сити Банка под оплату якобы выполненных исследований, в том числе выполненных... мистером Розеном, им самим, Павлом!
      Эх, говорила бабушка: от трудов праведных не на живешь палат каменных! Да ему ли этого было не знать! Ведь схема отмывки грязных денег везде примерно одинаковая, разница в деталях, или бумажках. Вместо то вара, накладных, погрузочно-разгрузочных и товарных документов, которые действительно может проверить ревизия налогового управления, Павел читал лаконичные рекомендации и консультации на четырех пяти страницах машинописного файла. Продукт интеллектуального труда! Не поддающийся формальному учету и так щедро оплаченный!
      Но все это были мелочи, хоть и неприятные. Все это были запахи чужой кухни. Главное было в другом. В том, что Павел теперь знал. И они знали, что Павел знает. Компьютер фиксировал все включения! Это и значило: "влип!" Здесь Павел и узнал буквальное значение поговорки - "На чужом пиру похмелье!" И еще вспомнилось множество жемчужин народной мудрости: "Знают двое - знает свинья", "Меньше знаешь - лучше спишь"... А проще говоря, куда же ты влез, пьяный кретин!
      Стоит ли вообще возвращать ноутбук владельцу? Может, лучше помалкивать? Нет! Глупости! Парень-механик скажет им, что отдал его этому господину в черном "Порше". Сказать, что не открывал? Прикинуться чайником? А будут ли они вообще проводить внутреннее расследование, когда в деле замешаны такие деньги? Будут ли они задавать лишние вопросы? Правда, была у Павла маленькая надежда, что Айзек не будет распространяться о своей дырявой голове, и пропажа, и находка ноутбука останутся между ними. Хуже, если Айзек уже поднял шум и начал гласные поиски. Как в такой ситуации поведут себя остальные пауки, можно только догадываться...
      Стоп! Все эти рассуждения не стоят ломаного гроша, если... Если что? А сам ли ты влез? А, может, кто-то подтолкнул? Что же ты стоишь? Заходи, дорогой! Куда? На день рождения! Разве ты забыл? 0911-1956. Все было просто разыграно для него одного. Неужели ему просто подбросили этот треклятый ноутбук? Его просто подставили? На чужом пиру - похмелье...
      * * *
      В понедельник с утра прилетели бостонские вороны с Айзеком во главе стаи. Нет, не было киношной сцены из какого-нибудь "Мертвого сезона". Просто к рабочему столу Павла подошел улыбающийся Айзек.
      - Не забыл братание пьяненьких охотников? Мы с тобой одной крови: ты, Быстроногий Олень, и я, Соколиный Глаз... Как это меня угораздило? А ты знаешь, что в Пентагоне в год сотрудники теряют около тысячи ноутбуков. Значит, и мне простительно... Ну, спасибо! Я твой должник, а долго оставаться должником я не люблю...
      А потом вдруг тихо, как бы невзначай:
      - Смотрел?
      Павел подал Айзеку его тирольскую шапочку:
      - Мы же с тобой теперь одной крови. Ты и я...
      Айзек улыбнулся как то потерянно, нахлобучил тирольскую шапочку и пошел к выходу. Павел не знал, что видит Айзека Гольдмана в последний раз. Таким он и запомнился ему в шикарном дорогом костюме с помятой тиролькой на голове...
      На следующий день его навестил верный Айзеков оруженосец с коробкой. Зачастили что-то к нему из Лос-Анджелеса, зачастили. Колтонд пришел по делу, то есть задавал какие-то дурацкие вопросы, говорил какие-то прописные истины. И напрашивался на единственный вопрос: что тебе в конце концов надо? Выяснилось это тогда, когда Колтонд встал и, прощаясь, вдруг как бы спохватился:
      - А ведь мне поручено передать тебе небольшой презент. Так сказать, за хорошую работу в команде.
      Колтонд придвинул Павлу коробку из-под небольшого ксерокса. Внутри лежали аккуратные пачки долларов.
      - Что это такое? - Павел водрузил коробку на край стола.
      - Зарплата для посвященных, - тихо проговорил Колтонд.
      - Каких посвященных? Во что посвященных?
      - Как посвященный, ты должен понять. - Колтонд неуместно улыбался.
      - А если я не понимаю? - Павел начал заводиться. - Если я не посвященный? Есть вещи, которые недоступны моему пониманию. Такие вот вещи в себе. Такая вот жизнь по понятиям...
      - Что ты этим хочешь сказать? - наконец то лошадиная улыбка исчезла с лица Колтонда.
      - Теперь ты уже не понимаешь? - Павел вдруг вспомнил любимый фильм про таких же, в сущности, бродяг-эмигрантов, как и он. - Жизнь не умещается в коробку из-под ксерокса, господа нищие! Не вмещается!
      - Клоун, - Колтонд взял коробку в руки.
      - Может, и клоун, но не фокусник, не черный маг, - ответил Павел.
      - Я надеюсь, что ты хорошо подумал.
      Колтонд сунул коробку под мышку и, не прощаясь, направился к выходу.
      В этот вечер у своего дома Павел как обычно вынул из почтового ящика вечерние газеты. Навстречу ему бежали по дорожке от дома Митя и Алеша. Он наклонился и развел руки в стороны, готовясь принять малышей в объятья, и замер... "Член совета директоров "Блю Спирит" погиб..." Развернувшаяся газета ударила в глаза крупным кеглем заголовка. Мальчики очень удивились, когда отец вдруг, забыв их поймать, выпрямился и уставился в газету, "...погиб в автомобильной катастрофе!" Не может быть! У обочины 25-го шоссе в шести километрах от Бостона был найден труп Айзека Гольдмана в перевернутом "Альфа-Ромео". Айзек не справился с управлением! Павел вспомнил его рассказ в охотничьем домике, как старый Абрам Гольдмап, будучи в сильном подпитии, усадил семилетнего сына за руль, и с тех пор Айзек не представлял себя без машины. Даже мечтал стать знаменитым автогонщиком, но комплекция не позволила сбыться детской мечте
      Почему-то Павел не удивился, когда в конторе "Блю спирит" появились двое афроамериканцев обоего пола, исполненных сознанием государственного долга. Они игнорировали всех встречных, словно были заряжены на единственный объект. И этим объектом был Павел.
      - Вы Пол Розен?
      Им можно было даже не предъявлять свои корочки, жетоны ФБР были у них на лбу Все, на что он теперь имел право, это: не отвечать на вопросы, сделать один телефонный звонок, вызвать адвоката... Еще ему позволили протянуть руки и скрепили этот жест металлическими браслетами.
      Павел шел, сопровождаемый по бокам двумя маврами. Сотрудники фирмы повыскакивали из своих конторских нор Такой спектакль в Северо-западном филиале разыгрывался впервые.
      На двадцать втором этаже в лифт вошел Чарльз, менеджер строительной фирмы. "Хай!" - сказал он Павлу, и ехал до первого этажа с открытым ртом. Пленка со скоростью прокручивалась в обратном направлении.
      Через тридцать минут, как Павла привезли в участок, подъехал адвокат, один из Саймонов. И тогда Павлу ткнули в лицо фотографию улыбающейся девчушки. Знакома ли она ему? Конечно, это крошка Долорес! Давно ли он состоит с ней в интимных отношениях? Полный бред! Он не состоял с ней в интимных отношениях! Он даже не думал об этом! Она приходила поиграть с моими малышами, вот и все. Она же славный веселый ребенок!..
      Тогда он увидел перед собой черное широкое лицо с приплюснутым носом и толстыми губами.
      - Ты здорово влип, "снежок"! Ты пялил пятнадцатилетнюю девочку, возбуждаясь, старый кобель, от ее невинности и смуглого цвета кожи! Ты, наверное, думал, что хорошо бы так перетрахать всех черных и цветных?.. Заткнись и слушай! Ведь ты же так думал?! Это написано на твоей гнусной физиономии, как рекламный слоган! Ты ответишь за все по полной программе, и это я тебе обещаю. Это будет супер-шоу для твоей белой задницы!..
      Глава двенадцатая
      Свидание под липами
      (октябрь, 1995, Берлин)
      Когда-то Кройцберг - Крестовая Гора - был центральным и очень респектабельным районом Берлина, но роковую роль в его судьбе сыграло послевоенное разделение германской столицы на оккупационные сектора. Тогда не только Берлин, но и вся страна была разрезана надвое, само ее имя на несколько лет исчезло с карт, замененное зоологической "Бизонией", после чего вернулось удвоенным - Германия федеративная, организованная по плану американца Маршалла, и Германия "демократическая", железобетонный сталинский монолит. Если бы демаркационная линия, извилистая как Шпрее, прошла чуть южнее, оставив Кройцберг в советской зоне, то район разделил бы судьбу соседнего Фридрихшайна и вскоре прирос всякими пограничными режимными объектами, серьезными госучреждениями, добротными по социалистическим меркам домами для проверенных партийцев, чьи закаленные мозги были невосприимчивы к тлетворным капиталистическим миазмам, сочащимся с той стороны. Но Западный Берлин жил по приземленным меркам экономического реализма. Прежний центр, притертый к нейтральной полоске с ее блокпостами, колючей проволокой, ослепляющими прожекторами и собачьим лаем, оказался окраиной, причем глухой и бесперспективной. Обгорелый, пустующий с тридцать четвертого года рейхстаг, громадный дикий парк Тиргартен, чугунный Бисмарк в окружении чугунных валькирий, осыпающаяся колонна Золотой Эльзы - а вокруг оставленные войной пустыри, изредка перемежаемые ветшающими кварталами с усталыми, утратившими надежду обитателями. Начавшееся экономическое чудо долго обходило эти места стороной, зато потом хлынуло потоком "гастарбайтеров", преимущественно турецкого происхождения. Им тоже надо было где-то жить, а здесь, под сенью знаменитой, возведенной в одночасье Стены, цены на недвижимость были самыми низкими в городе.
      Со временем турки вытеснили немцев - не столько в буквальном смысле, сколько энергетически. Они богатели, обгоняя в этом отношении аборигенов, расправляли плечи, обильно прирастали детишками и выписанными из дома родственниками. С немцами же происходило обратное: те, кому хоть как-то улыбалась фортуна, норовили быстрей перебраться в другие районы, а оставшиеся скукоживались, теряли жизненный градус, без боя уступали первородство смуглым, говорливым пришельцам.
      Но некоторые селились здесь потому, что нравилось.
      - Сейчас в это трудно поверить, но когда-то здесь был самый отвязный райончик в городе. Травка на каждом углу, и ни одной сытой филистерской рожи, ни одного шуцмана, особенно с наступлением сумерек. Боялись, гады! рассказывал друзьям и постояльцам Северин, седой, жилистый, с острыми, как у эльфа, ушами.
      У Северина была богатая биография. В юности удрал из дому, ходил по морям, партизанил в Намибии, Бирме, Никарагуа, искал золото инков, пересидел в нескольких тюрьмах разных стран, ишачил на аравийских нефтепромыслах, вернулся убежденным пацифистом и анархистом, на оставленное бюргерами-родителями наследство прикупил дом на Кох-штрассе, в трех кварталах от исторического Checkpoint Charlie, выращивал во внутреннем дворике марихуану и за символическую плату сдавал жилье братьям по духу. К их числу безусловно относилась юная американская парочка, прибывшая три дня назад по рекомендации общих друзей, - негр и белая девушка, в одинаковых дредах, прикрытых одинаковыми красно-желто-зелеными беретами.
      Ребята покидали рюкзачки в отведенную им комнату, с гитарой и барабанчиками спустились во дворик. Гостеприимный хозяин потчевал их пивом и травой, а они его - ритмичными, душевными рэгги и лондонскими новостями. Потом парень догнался "колесами" и вырубился, а девчонка, внезапно посерьезнев, в нескольких лаконичных предложениях изложила Северину цель их приезда в Берлин.
      - Да-а... - протянул после долгой паузы Северин, вглядываясь в цветные фотографии. - Если то, что ты говоришь - правда, значит, правда и то, о чём ты не говоришь. А если это так, то я вряд ли смогу помочь вам.
      - Двадцать процентов.
      Северин лишь молча улыбнулся.
      - Тридцать? Сорок?
      - Нет - даже за девяносто.
      - А Рик говорил, что ты можешь все, - разочарованно проговорила девушка.
      - Почти все, - уточнил Северин. - Угнать машину из запертого гаража, подделать документ, изготовить фальшивый паспорт, вытащить кошелек у зазевавшегося бюргера, в конце концов, голыми руками лишить человека жизни. Другой вопрос - хочу ли я все это делать? Нет, не хочу. Равно как не хочу носить цветы на ваши могилки или бегать по адвокатам, составляя петицию об условно-досрочном освобождении. Потому что любая попытка сбыть эту вещь, с моей ли помощью или без нее, может закончиться только так. Вас либо прикончат, чтобы самим завладеть драгоценностью, либо сдадут легавым, чтобы получить обещанное вознаграждение...
      - А почему ты решил, что за нее назначена награда?
      - Дитя, дитя, дитя... Да будь товар чистый, ты давно бы выставила его на Сотби, а не моталась бы по свету и не втюхивала старым проходимцам вроде меня... Между прочим, вы что, так и перлись через все границы с этой штуковиной?
      - Зачем? Она приехала самостоятельно, причем в такое место, где никому и в голову не придет искать ее... Кстати, кое-кто только что похвалялся, будто может изготовить любой документ? Хотя бы это сделаешь для меня? В долгу не останусь...
      * * *
      - Их виль... Простите, кто-нибудь говорит по-английски?
      Розовый немчик в будочке у турникета оторвал взгляд от Умберто Эко в бумажной обложке и, увидев, что девчонка прехорошенькая, расплылся в улыбке.
      - К вашим услугам, мисс.
      - Добрый день! Понимаете, у меня возникла проблема...
      Должно быть, обрадовавшись, что наконец-то может поведать кому-то о своем затруднении, девушка говорила быстро, взволнованно, сбивчиво. Юный вахтер понимал далеко не все, но не перебивал, откровенно любуясь иностранкой. Даже многочисленные африканские косички, обычно нелепые на европейских головках, удивительным образом гармонировали с большими, как у серны, миндалевидными карими глазами, придавая незнакомке вид экзотический и таинственно-манящий.
      - Так к кому я могу обратиться? - закончила она вопросом.
      Вахтер растерянно заморгал.
      - Альзо, фройляйн... Ой, извините... То есть, к нам по ошибке попали ваши вещи? Я правильно понял?
      - Да. Я приехала на Берлинский конкурс фольклорных ансамблей, но в лондонском офисе что-то напутали и вместо "Дойче Опер" переслали весь мой реквизит в "Штаат-Опер"...
      - Неудивительно, такая путаница здесь происходит все время. Стены давно уже нет, а наш Берлин до сих пор - два города в одном. Два международных аэропорта, две центральных улицы, две городских ратуши, два университета, две национальных оперы. Мы, на Унтер-ден-Линден, то есть, на Востоке, а "Дойче Опер" в Шарлоттенбурге, это Запад...
      - И там мне послезавтра выступать. А не в чем... Так вы поможете мне разыскать мои вещи?
      - Почтовыми отправлениями у нас занимается экспедиторский отдел. На чье имя была посылка?
      - На мое.
      Она протянула вахтеру раскрытый паспорт с американским орлом.
      - Энн... А я Дитер Хофбауэр, очень приятно... Момент... - Вахтер набрал трехзначный номер, пролаял в трубку что-то вроде "хенде хох", произнес длинную немецкую фразу с вопросительным завышением на конце, выслушал короткий ответ и, сказав "данке", повесил трубку. - Вы бы присели, Энн. Они просмотрят все документы и перезвонят.
      - Спасибо, я постою.
      Она занялась изучением развешенных по стенам фотографий и афиш, глянула на доску, пестревшую многоцветными объявлениями. Обернулась на телефонный звонок. Вахтер молча слушал, при этом невесело кивал, закончив разговор, обратился к ней.
      - К сожалению, на ваше имя ничего не поступало.
      - А это не могло как-нибудь пройти мимо них? Ведь на коробке наверняка было написано "конкурс", и она могла сразу попасть к устроителям какого-нибудь конкурса, минуя администрацию оперы. Вот смотрите, - она показала на большой плакат, изображавший поющего юношу во фраке и девушку в пышном белом платье. - Финал конкурса молодых вокалистов имени Ольги Баренцевой. Может быть, есть смысл обратиться к кому-нибудь, кто занимается этим конкурсом... Ну, Дитер, милый, я вас очень прошу, это так важно для меня...
      Она едва сдерживала слезы.
      - Да, Энн, я попробую...
      Следующие пять минут казались вечностью. Но и они истекли.
      Вахтер положил трубку и обратил к ней сияющий взор.
      - Ну вот, похоже, ваши вещи отыскались. Третий этаж, кабинет двадцать восемь, господин фон Тресков. Там на двери такой же плакат, так что не ошибетесь...
      Господин фон Тресков, во внешности которого и впрямь наличествовало что-то рыбье, был корректен, но по-немецки педантичен. Не угодно ли юной леди предъявить документ, подтверждающий, что она в действительности является тем лицом, за которое себя выдает? Паспорт? Зер гут! Программа фольклорного конкурса в "Дойче-Опер"? Так-так... Ах, американо-ямайский коллектив "Кул Тафари"? Зер гут! Данке шён, юная леди, прошу на месте проверить содержимое, после чего оставить расписку, что передано в целости и сохранности... Да, разумеется, можно по-английски...
      Энн сняла оберточный пластик, сорвала бумажную обертку с фанерного ящичка, размером с большой художественный альбом, выдвинула крышку и высыпала содержимое на стол. Она брала в руки каждый предмет по очереди и укладывала обратно в ящик. Два веера. Кожаный амулет на ниточке. Пять бисерных фенечек на руки, и одна, пошире и подлиннее, на шею. Красно-желто-зеленая тюбетейка, той же гаммы шаль и тонкие шаровары. Набор металлических украшений, блестящих, как новая консервная банка, перстеньки, ручные и ножные браслеты, корона, чешуйчатый поясок...