Нерон родился в 37 году. Его родителями были Домиций Агенобарб и Агриппина. Его мать, избавившись от мужа, стала четвертой супругой императора Клавдия и заставила его усыновить Нерона. Более того, ей удалось добиться брака Нерона с Октавией, дочерью Клавдия.
      Таким образом, благодаря интригам матери, Нерон стал одновременно приемным сыном и зятем самого могущественного правителя того времени.
      По указке Агриппины император Клавдий объявляет приемного сына своим единственным преемником, обойдя родного сына Британника. Сразу после этого (в 54 году) Клавдия убивают. Скорее всего его отравила Агриппина, опасавшаяся, как бы он не передумал. С этого времени римский Сенат, умело направляемый Агриппиной, признает решение императора и провозглашает Нерона новым императором.
      Первый этап царствования Нерона, находившегося под влиянием матери и своего наставника Сенеки, принято называть «спокойным». Нерон принимает популистские законы и управляет империей достаточно разумно.
      Но вскоре все становится по-другому. Нерон приказывает отравить повзрослевшего Британника, который, судя по всему, хочет занять несправедливо отнятый у него трон. Через некоторое время, устав слушать ворчание Агриппины, осуждавшей его новую любовницу, великолепную Поппею Сабину, Нерон выгоняет мать из дворца. Во время плавания, которое совершала Агриппина, обрушилась свинцовая крыша каюты, и царица чудом избежала смерти. Вместо нее погибла ее верная служанка. Едва оправившись от пережитого ужаса, Агриппина решает вернуться к сыну. Нерон приказывает своим слугам убить ее. Царицу избивают палками и закалывают мечом. Прорицатели предсказывали Агриппине, что ее сын будет императором и погубит ее. Она ответила им: «Пусть, лишь бы он правил империей».
      Убив мать, Нерон тут же совершает новое злодеяние – убивает Октавию, обвинив ее в том, что она бесплодна. Теперь он может взять в жену свою любовницу Поппею Сабину. Сенека пытается образумить императора, и тот отправляет его в ссылку.
      Нерон становится деспотом. Считая себя великим атлетом, он участвует в состязаниях на колесницах. Считая себя гениальным поэтом, состязается с другими стихотворцами. И постоянно побеждает.
      По ночам, переодевшись простым горожанином, он участвует в оргиях, участники которых притворяются, что не узнали его. Нередко в конце пиршества он выбирает одного из гостей, забивает его до смерти, а труп потом сбрасывают в сточную канаву.
      Узнав, что Сенека продолжает обличать его, Нерон приказывает убить его.
      В приступе гнева он избивает Поппею, которая беременна от него. Поппея умирает от ран.
      Тогда Нерон женится на Статилии Мессалине, убив сначала ее мужа. В 64 году он приказывает поджечь две трети Рима, чтобы осуществить наконец свой план – очистить город от грязных кварталов. Он даже сочиняет приуроченную к этому событию поэму и музыку. Римляне, разумеется, не были предупреждены об этом мероприятии, и тысячи горожан погибли в огне. Нерон тут же нашел виновных – обвинил в случившемся христиан. Начинаются облавы и преследования, пойманных пытают, заставляя признаться в поджоге Рима, публично казнят, устраивая грандиозные представления, – все это, чтобы успокоить возмущенное население Рима.
      Но империя, которой правили как попало, переживает глубокие внутренние потрясения. Начинаются голод, эпидемии, восстания и войны.
      В конце концов Римский Сенат объявляет Нерона врагом и провозглашает императором консула Галъбу. Нерон, узнав, что его приговорили к смерти, кончает жизнь самоубийством 9 июня 68 года с помощью своего слуги. Умирая, бывший император плакал и повторял: «Какой артист погибает!»
       Эдмонд Уэллс, Энциклопедия относительного и абсолютного знания, том VI

      – Я не хочу тебя потерять! – Мата Хари сжимает мне руку. Вместе мы входим в зал, где нас ждут остальные ученики. Наша одежда в беспорядке, волосы растрепаны. Все догадываются, чем мы занимались, но никто не обращает на это внимания. Все поглощены предстоящей игрой. Чтобы скрасить время ожидания они изучают книги, посвященные истории Земли-1, которые принесли Оры.
      Бруно Баллар склонился над книгой о современной истории. Ксавье Дюпюи погрузился в монографию о китайской военной стратегии. Жорж Мельес листает старинный трактат о колдовстве. Густав Эйфель – альбом по архитектуре, Жан де Лафонтен – учебник по химии, Франсуа Рабле – поваренную книгу, Тулуз-Лотрек – книгу о живописи. Рауль Разорбак читает труд о новых технологиях. Симона Синьоре сидит, закрыв глаза. Эдит Пиаф молится.
      – Мы слышали трубы. Уже начинается? – спрашиваю я.
      – Еще нет, – отвечает Рауль Разорбак. Дионис объясняет, что трубы играли просто для того, чтобы проверить акустику в Амфитеатре.
      – Пока есть время, проверь, заряжен ли твой анкх, – советует Жорж Мельес. – Обидно будет, если он отключится посреди игры.
      Я благодарю его, и замечаю, что мое оружие действительно заряжено только наполовину.
      Мата Хари выполняет несколько упражнений на растяжку, похожих на гимнастику тай-цзи цюань. Когда я был смертным, то иногда видел в парках Земли-1 людей, которые делали что-то подобное. Медленные жесты помогают ей обрести равновесие, она движется, будто плывет в воздухе.
      Я сажусь рядом с Симоной Синьоре и тоже закрываю глаза. Через несколько мгновений я понимаю, что для меня и моих смертных наступает время потрясений, революций, войн, кризисов, вспышек страстей, предательств.
      Я сомневаюсь, что одиннадцать соперников пощадят меня. Я должен предвидеть их действия. Заставать их врасплох.
      Удивлять. Вот ключевое слово.
      Эдмонд Уэллс учил меня: «Выигрывает не всегда тот, кто умнее, но тот, кто может видеть на шаг вперед, тот, кто оказывается там, где его не ждут, и совершает непредсказуемые поступки».
      Если события выйдут из-под контроля, я пошлю своему народу нового пророка.
      Нет. Придется отказаться от этой идеи. Больше никаких чудес, никаких пророков. Это слишком простое решение для бога, который сам недостаточно верит в свои силы и в победу своего народа.
      Дионис возвращается и сообщает, что нужно подождать еще десять минут, пока режиссеры не закончат подготовку к началу игры.
      Режиссеры?
      Вот, значит, в чем сложность последней партии. Это шоу, подготовленное режиссерами и продюсерами, как спектакль или кинофильм.
      Мне страшно. Остальным тоже.
      Я вспоминаю слова Зевса: «Цель любой игры – найти себя самого. Мы знаем ответ на любой вопрос, потому что уже сталкивались с чем-то подобным в прошлой жизни. Единственная проблема в том, что мы все забыли. Или же нас отвлекают чужие уловки и ложь. Но если мы вернемся к собственным истокам, если мы действительно любим себя такими, как есть, а не ту личину, которую нам навязывают другие, тогда мы на верном пути, и все вокруг нас происходит так, как должно быть».
      Я стараюсь понять истинный смысл каждого из этих слов.
      Возможно, Зевс и не верховный бог, а только восьмерка, но он дал мне ключ к пониманию многих вопросов.
      Помнить, кто я есть на самом деле.
      Вернуться к собственным истокам.
      Он сказал:
      – МИ-ХА-ЭЛЬ. В твоем имени уже заложена информация. Ты – Михаэль. На древнееврейском «Ми» означает «кто», «Ха» – «как», «Эль» – «Бог». Тот, кто как Бог.
      Кто я?
      Кто же я на самом деле?
      Ужасные слова Маты Хари еще звучат в моих ушах: «Твой народ думает, что бог оставил их».
      И это после всего, что я сделал для них в прошлом.
      Я вспоминаю, что, когда был смертным, без конца обращался с просьбами, упреками, молитвами к воображаемому богу. Я не понимал, что дело не в том, «что Бог может сделать для меня», а, скорее, в том «что я могу сделать для Бога».
      Мои смертные путают храм с книгой жалоб. Они требуют здоровья, любви, богатства, славы, вечной молодости, а также призывают бесчисленные бедствия на головы своих врагов. Они постоянно недовольны. Всегда хотят больше, больше, больше… Считают себя жертвами несправедливости, и даже если ты из кожи вон вылезешь, чтобы помочь им, то в ответ услышишь новые жалобы. А если их убогие желания не выполняются сию минуту, то они тут же начинают богохульствовать.
      Итак, мои люди-дельфины, о которых я столько заботился, которых без меня вообще не было бы на свете, сомневаются в моем существовании. Мой народ растворяется в других племенах, переходит в чужую веру, забывает все, чему я их учил. И все потому, что меня не было каких-то пятьсот лет.
      Как быстро они забывают добро! Как хорошо помнят зло! Как они неблагодарны!
      Снова появляется Дионис.
      – Через пять минут начинаем. Приготовьтесь. Мата Хари, до сих пор расхаживавшая взад и вперед, подходит ко мне и замирает в моих объятиях.
      – У нас должно получиться! – шепчет она.
      Рауль Разорбак странно смотрит на меня. Похоже, что, как только игра начнется, он первым делом займется мной.
      – Пусть победит сильнейший! – говорит он.
      – Надеюсь, это будешь не ты, – сухо отвечаю я. Однако он прав. Все началось, когда я встретился с ним на кладбище Пер-Лашез, в Париже на Земле-1. Если бы не Рауль, я прожил бы самую обычную жизнь. Он был моим лучшим другом, открыл передо мной удивительные горизонты, а потом разочаровал меня.
      Рауль считает, что цель оправдывает средства.
      Внезапно раздается мощный звук труб. Мата Хари наклоняется ко мне и тихо говорит:
      – Не забывай, что ты бог.
      Она прижимает меня к стене и целует. Я чувствую ее нежное дыхание.
      – Эй, голубки, хватит ворковать, все готово, – усмехается Дионис. – Пора начинать.
      Тяжелые двери открываются, за ним черный мраморный коридор. Я глубоко вздыхаю. Мы медленно идем вперед. Так гладиаторы шли на арену, навстречу судьбе. Мне кажется, что все, что еще только должно произойти, уже где-то записано. Один из нас выживет и станет Хозяином всех миров.
      В конце коридора медленно, с протяжным скрипом открываются огромные бронзовые двери. Раздается оглушительный шум. Мы осторожно выходим на арену.
      Я вижу бескрайнее небо, слепящую синеву, толпу, которая, стоя, приветствует нас. Никогда не видел столько народу в Олимпии. Шум становится все громче.
      Одни свистят, другие хлопают, третьи выкрикивают наши имена. Мне кажется, что я расслышал свое имя.
      Небо становится еще светлее.

      Довольно долго синий цвет недооценивали. Древние греки вообще не считали его цветом, и признавали только белый, черный, желтый и красный. Существовала и еще одна проблема – красильщики тканей и художники не знали, как окрашивать полотно в синий.
      В Древнем Египте считали синий цветом загробного мира. Египтяне добывали этот цвет из меди. В Древнем Риме синий считался цветом варваров; возможно, потому, что германцы красили лица серо-голубой краской, чтоб быть похожими на призраков. На латыни или греческом слово «синий» не имеет точного определения, его нередко объединяют с серым или зеленым. Само слово «Ыеи», означающее по-французски синий, происходит от германского «Ыаи». Синеглазых женщин римляне считали вульгарными, а мужчин – грубыми и глупыми.
      В Библии синий цвет упоминается редко, в отличие от драгоценного камня сапфира.
      Синий цвет на Западе презирали вплоть до средних веков. Красный, напротив, символизировал богатство, и чем он был интенсивнее, тем было лучше. Красными стали одежды священнослужителей – кардиналов и пап. В XIII веке все изменилось: художники наконец научились получать синюю краску из лазурита, кобальта и индиго. Синий цвет становится цветом Богоматери. Ее изображают в синих одеждах потому, что она живет на небесах, или потому, что синий считался предшественником черного, цвета траура.
      Раньше небеса были черными или белыми, а теперь стали синими. Прежде зеленое море на гравюрах тоже посинело.
      Синий входит в моду, становится цветом аристократии. Красильщики немедленно начинают изобретать все новые его оттенки.
      Вайда красильная, растение, которое используется для изготовления синей краски, выращивают в Тоскане, Пикардии и окрестностях Тулузы. Целые провинции начинают процветать благодаря производству синего красителя.
      На деньги торговцев вайдой был построен Амьенский собор, в то время как страсбургские торговцы мареной, растением, из которого добывается красная краска, все еще с трудом собирали средства на строительство собора в Страсбурге. Интересно, что на витражах эльзасских церквей дьявола изображали синим. Начинается война культур между провинциями, где любят синий цвет, и теми, где любят красный.
      В эпоху протестантских реформ Кальвин провозгласил, что одни цвета «честные» – черный, коричневый, белый, синий, а другие «нечестные» – красный, оранжевый, желтый.
      В 1720 году один берлинский фармацевт изобрел «прусскую лазурь», которая дала возможность разнообразить оттенки синего. С развитием мореплавания в Европу с Антильских островов и из Центральной Америки стали привозить индиго, гораздо более сильный краситель, чем все известные до сих пор.
      Политика тоже не осталась в стороне. Во Франции синий становится цветом восставших республиканцев, противостоявших белым монархистам и черным католическим партиям.
      Позже синие республиканцы выступали против красных социалистов и коммунистов.
      В 1850 году была создана одежда, появление которой принесло синему цвету последние лавры – джинсы, изобретенные в Сан-Франциско портным Леви Штрауссом.
      Сегодня во Франции большинство опрошенных называют синий своим любимым цветом. Только в одной стране в Европе предпочитают красный – в Испании.
      Пищевая промышленность – единственная область, где синий цвет не популярен. Йогурты в синих баночках продаются хуже, чем в белых или красных. И, кажется, нет ни одного синего продукта, который мы употребляли бы в пищу.
       Эдмонд Уэллс, Энциклопедия относительного и абсолютного знания, том VI

      Небо бледнеет, становится почти белым в лучах яркого солнца. Одиннадцать часов утра.
      Трубы внезапно смолкают. Толпа тоже. Наступившая тишина оглушает сильнее, чем раздававшиеся только что крики. Ветер стих. Не слышно пения птиц, жужжания насекомых.
      Нас окружают запахи песка, пыли, камней и пота.
      Я слышу только звук собственного дыхания. Мы, двенадцать богов-учеников, стоим посреди арены.
      Зрители усаживаются на свои места, рассматривают нас. Скамьи Амфитеатра переполнены полубогами, полубогинями, химерами, сатирами, маленькими и большими созданиями, разнообразными гибридами, чудищами из греческой мифологии. Я и не думал, что на Эдеме столько жителей.
      Богиня справедливости Афина восседает в центре помоста, обтянутого красным бархатом. Рядом с ней сидят наши преподаватели: бог времени Кронос, бог-кузнец Гефест, бог войны Арес, Гера, Аполлон, Гермес, Дионис, Артемида, Деметра.
      Я чувствую на себе пристальный взгляд изумрудных глаз.
      Афродита.
      Что ей опять нужно от меня?
      На краю помоста я замечаю ее сына Гермафродита, он подмигивает мне и показывает неприличный жест. Я вспоминаю, как чудом спасся от него, когда он собирался превратить меня в монстра, который должен держать на плечах модель планеты.
      Икар встает и начинает аплодировать. Вслед за ним, как по команде, принимаются хлопать и остальные. Все они с самого начала следили за нашими приключениями, за тем, как развивались наши народы. Наверное, это было так же увлекательно, как телесериал, полный неожиданных сюжетных поворотов. Но вместо нескольких актеров в нем принимали участие целые толпы, которые на глазах у зрителей любили и убивали друг друга.
      Рауль очень точно сказал: «Земля-18 – это гигантская шахматная доска с миллиардами живых фигур».
      Заметив внимание, которое мне оказывает Афродита, Мата Хари хватает меня за руку, показывая, что я безраздельно принадлежу ей и она ни с кем не собирается делиться.
      Афина встает и потрясает копьем. На ее плече сидит сова.
      – Объявляю Финальную игру восемнадцатого выпуска богов-учеников Эдема открытой.
      Кентавры начинают ритмично бить в барабаны. Игроки и зрители поют, отбивая ритм ладонями. На арене появляются грифоны, они везут повозки, на которых установлены огромные бассейны с сиренами, поющими пронзительными голосами. Хариты и Орры исполняет радостную песнь, их голоса звучат все мощнее, и нас охватывает восторг.
      Пение становится громче, вступает оркестр Муз под управлением Аполлона. Среди девушек в красных одеждах я узнаю Кармен, музу телевидения Мэрилин Монро, Фредди Мейера, превратившегося в музу юмора. Они машут нам руками, но я не решаюсь ответить. Слишком торжественная минута.
      Музыка внезапно стихает. Появляется Орфей с девятиструнной лирой. Он начинает виртуозно играть на ней, мелодия наполняет Амфитеатр, и мы на время забываем о том, что ждет нас впереди. Орфей исполняет последнюю песнь, кланяется и удаляется под гром аплодисментов. Афина ударяет в пол копьем и стаи горлиц взмывают в небо. Музыканты и певцы рассаживаются на скамьях Амфитеатра.
      Богиня справедливости жестом призывает к тишине.
      – Дамы и господа, наступил момент, которого мы все так долго ждали. Открывается последняя глава в истории Земли-18. Мир родился, мир возмужал, станем же свидетелями его апофеоза!
      Овация. Афина продолжает:
      – Все мы, затаив дыхание, следили за работой богов-учеников восемнадцатого выпуска. С той минуты, как Земля-18 возникла из хаоса, боги-ученики старались, не покладая рук, и доставили всем нам немало удовольствия. Здесь, в Олимпии, мы особенно ценим такие зрелища.
      Двенадцать богов-преподавателей кивнули, подтверждая ее слова.
      – Я хочу поблагодарить богов-преподавателей за терпение, с которым они обучали бывших смертных, которые стали теперь вполне самостоятельными и ответственными богами. Вы были рабами собственной судьбы, а теперь стали мастерами, которые могут не только ткать судьбы других людей, но и влиять на целые цивилизации. Безусловно, многие из нас были строги к вам, и это было необходимо, но сегодня мы гордимся, что вырастили из вас достойных богов.
      Кажется, Афродита хочет что-то сказать мне. Ее губы шевелятся, но я ничего не могу разобрать. Афина заканчивает свою речь:
      – Пришла пора перейти от слов к делу. Будьте сильными, ради вас самих и ради тех, за кого вы отвечаете.
      – Что с нами будет, если мы проиграем? – спрашивает Симона Синьоре.
      Афина поворачивается к той, которая так не вовремя перебила ее.
      – Претерпев некоторые изменения, вы станете жителями этого острова.
      – А если выиграем? – раздается голос Бруно Баллара.
      – Вы получите право войти на Елисейские Поля. По знаку Афины Аполлон дует в бараний рог.
      Справа открываются двери, и кентавры вносят мраморный цоколь, похожий на подставку для яйца. За ними выходит Атлант, несущий на плечах стеклянную сферу, внутри которой находилась Земля-18.
      Медленно ступая, обливаясь потом, как штангист на соревнованиях, он со стоном высоко поднимает сферу на вытянутых руках.
      Я смотрю на планету, которая сейчас напоминает воздушный шарик в руках ребенка.
      Земля-18…
      Титан опускает на подставку сферу, имевшую три метра в диаметре, затем аккуратно подключает Континент мертвых и Империю ангелов. Эти два приспособления необходимы для того, чтобы души могли свободно перемещаться между миром живых и миром мертвых.
      – Готово, – объявляет Атлант. – Но я хотел бы воспользоваться моментом и обратить внимание коллег, что мои условия труда не соответствуют моему статусу, и…
      – Замолчи, титан! – резко обрывает его Афина. Атлант мрачно смотрит на богов и говорит:
      – Нет, так дело не пойдет. Я тоже бог.
      – Ты выполняешь эту работу, расплачиваясь за предательство Зевса. Убирайся. Прошу игроков подойти сюда.
      Атлант поднимает сферу, словно угрожает разбить ее оземь, но богиня справедливости спокойно замечает:
      – Ты, кажется, забыл, что это всего-навсего модель настоящей Земли-18. Ты просто сломаешь учебное пособие.
      – Я ведь могу бросить ее в вас, и тогда вам не поздоровится, – огрызается титан.
      Это отголоски старой ссоры между богами-олимпийцами, вставшими на сторону Зевса, и титанами, примкнувшими к Кроносу.
      Атлант в конце концов смиряется, опускает стеклянную сферу на место и садится среди зрителей, рядом с другими титанами.
      На самых верхних ступенях Амфитеатра кентавры соорудили экраны, натянув полотнища между высокими шестами.
      Мы видим двенадцать главных городов Земли-18. На экранах мелькают виды с высоты, панорамы городов, улицы, статуи, рынки, храмы. Я вижу, что столица людей-дельфинов захвачена чужеземцами, но жрецы и философы сохранили древние традиции моего народа. На других экранах передо мной сменяются картины истории Земли-18.
      На планете полным ходом идет индустриализация. В большинстве столиц по широким проспектам среди колясок, запряженных лошадьми, с шумом разъезжают первые модели автомобилей. По небу скользят летательные аппараты, бипланы и наполненные гелием дирижабли. На Земле-1 это время соответствовало бы началу XX века.
      Вокруг помоста кружат грифоны, расставляя лесенки и табуреты, чтобы во время игры мы могли видеть модель Земли-18 со всех сторон. Я крепко сжимаю анкх. Мы выходим вперед, чтобы занять свои места, как вдруг раздается грозный окрик:
      – Стойте! – Богиня справедливости остановила игру, после того, как Афродита что-то шепнула ей.
      Мы с удивлением замираем. Афина подзывает Диониса. Тот подходит к ней:
      – Что случилось?
      – Ты забыл о ритуальных омовениях. Не прикидывайся, что не понимаешь! Всем известно, что перед началом Финальной игры ученики должны совершить омовения и очиститься.
      – Но они и так чистые. Все с утра приняли душ, – возмущается бог праздников.
      – Этого недостаточно. Традиционные ритуальные омовения совершенно необходимы перед началом последнего раунда игры, когда ученики в последний раз встречаются со своими народами. Вспомни слова: «Ни одного гостя не потерпит эта Свадьба, кто не хранит бдительность и нечист» . Мы отложим начало.
      – Я уверен, – вмешивается Аполлон, – что выражу мнение всех присутствующих. Послушай, Афина, мы так долго ждали этого момента, что прекрасно можем обойтись без соблюдения традиции омовения, хотя глубоко уважаем ее. Игроки готовы, и затягивать начало было бы жестоко по отношению и к ним, и к нам. Мы все сгораем от нетерпения, кто же будет победителем. Давай уже начинать игру.
      Афина смерила наглеца взглядом:
      – Аполлон, я выслушала тебя, и ответ мой будет краток: не лезь не в свое дело! В игре богов необходимо соблюдать традиции, иначе вся наша наука потеряет смысл. Боги-ученики, отправляетесь в бани.
      Ропот недовольства пробежал по залу. Аполлон в сердцах плюет на землю, но не осмеливается продолжать спор с Афиной. С досадой он заворачивается в тогу и возвращается на свое место.

      У Аполлона, сына Зевса и нимфы Лето, была сестра-близнец Артемида. Символом Артемиды была луна, символом Аполлона – солнце. Богиня Фемида питала их амброзией и нектаром, и близнецы выросли всего за несколько дней. Высокий красавец Аполлон с густыми золотистыми волосами стал любимцем всего Олимпа. Он обладал сверхъестественной силой, удивительными способностями к музыке и даром прорицания. Бог-кузнец Гефест подарил ему волшебные стрелы.
      Аполлон вместе с сестрой освободил Дельфы от чудовищного змея Пифона. С тех пор Аполлона стали называть Пифийским, отсюда же произошло название Пифийских игр, во время которых устраивали соревнования атлетов и музыкальные состязания, а также имя Пифии: так называли знаменитую дельфийскую прорицательницу.
      У Аполлона, завзятого сердцееда, было немало любовниц, особенно среди нимф, от которых родилосъ множество детей. Некоторые из них стали довольно известными, например, Каллиопа и Асклепий. Лишь Дафна устояла перед чарами Аполлона. Пытаясь спастись, нимфа превратилась в лавр, который с тех пор считается ее священным деревом.
      Юноши также не оставляли Аполлона равнодушным. Он был очень привязан к Гиацинту и Кипарису. Их смерть глубоко опечалила Аполлона – один превратился в цветок, другой в дерево. Бог музыки и покровитель муз, Аполлон получил кифару от своего сводного брата Гермеса, в обмен на прощение за кражу стада быков, которых Гермес похитил у него. Сатир Марсий, игравший на флейте, вызвал Аполлона на музыкальное состязание, и тот соглашается принять вызов при условии, что победитель поступит с соперником по собственному усмотрению. Разумеется, Аполлон побеждает. Он приказывает содрать с Марсия кожу и запрещает игру на флейте до тех пор, пока не будет изобретена новая, которая будет посвящена ему, Олимпийцу.
      Священными животными Аполлона считаются волк, лебедь, ворон, стервятник (наблюдая за полетом этих хищных птиц, авгуры пытались понять волю златокудрого бога), а также грифон, лирохвост, а позже дельфин. Очевидно, Аполлон – бог азиатского происхождения, так как он носит не сандалии, а нечто вроде башмаков, широко распространенных в Азии.
      Это единственный бог, перешедший в римский пантеон под собственным именем, а ведь даже Зевс стал Юпитером, а Афродита – Венерой.
       Эдмонд Уэллс, Энциклопедия относительного и абсолютного знания, том VI

      Пар. Коридоры из белого мрамора с серыми прожилками.
      Дионис ведет нас запутанными коридорами Амфитеатра. Все мы хотим как можно скорее начать игру, и ритуальные омовения стали новым испытанием для нашего терпения.
      Коридор разделятся надвое, и Дионис отправляет мужчин направо, а женщин налево. Дальше нас ведут хариты. Мы оказываемся в хаммаме, хариты забирают нашу одежду и раздают полотенца, которые мы повязываем вокруг пояса. Рауль Разорбак, Ксавье Дюпюи, Жорж Мельес, Густав Эйфель, Жан де Лафонтен, Франсуа Рабле, Тулуз-Лотрек и я проходим в просторный, окутанный паром зал с белыми стенами, покрытыми мозаиками, на которых изображены сцены из разных мифов.
      Хариты трут нам спины мягкими губками, потом мы отправляемся под холодный душ. Видимо, ритуал заключатся в том, что горячие ванны сменяются ледяными струями. Под конец хариты растирают нас лавровыми ветками. Юные девушки в белых туниках предлагают нам лечь на мраморные столы и умащают миндальным маслом. Я лежу на животе, а одна из них, с длинными светлыми волосами, разминает мне пальцы рук. Другая массирует ноги. Затем они начинают массировать все мое тело, – одна с головы, другая с ног. Их руки встречаются на моей пояснице, и они начинают вдвоем разминать ее. По правде сказать, поясница всегда беспокоила меня. Остальных игроков обрабатывают таким же образом.
      – Эти омовения – довольно приятная штука, – вполголоса говорит мне Жорж Мельес, который лежит рядом со мной. – Понятно, почему Афина настаивала, чтобы мы не пропустили эту часть ритуала перед началом игры. Теперь мы будем играть гораздо лучше.
      – Это древняя традиция, – отзывается Рауль. – Гладиаторам тоже полагался массаж перед выходом на арену.
      – Немного удовольствия перед крупными неприятностями, – усмехается Рабле.
      – Лучше бы сразу начали играть, – отвечаю я. – Такое ощущение, что меня осадили на всем скаку.
      В то же время я чувствую, что нежные руки харит помогли мне избавиться от напряжения. Их пальцы перебирают одну за другой все косточки моего тела. Затем нас приглашают в отдельные запирающиеся комнаты. Здесь нас ждут другие хариты, они меньше ростом и легче. Одна из них снимает с меня полотенце, встает мне на спину и начинает массировать ее ступнями. Вдруг кто-то появляется в комнате и делает харите знак исчезнуть. Я узнаю, кто это по запаху раньше, чем раздается голос.
      – Я должна поговорить с тобой, Мишель, это очень серьезно.
      – Афродита, ты уверена, что это подходящий момент?
      Она не встает мне на спину, а начинает массировать ее руками. Я чувствую, что она очень нервничает.
      – Говорят, ты встретил Сфинкса и остался в живых?
      В ее голосе звучит тревога. Никогда еще я не видел, чтобы богиня любви так волновалась.
      – Это правда.
      – Он загадывал тебе загадку?
      – Да.
      – И ты отгадал?
      – Да.
      Афродита перестает разминать мне спину.
      – И что в ответе?
      – Ничего.
      Она задумывается, потом хохочет.
      – Это сильно! – и снова принимается за массаж.
      – Сфинкс спрашивал тебя обо мне?
      Я оборачиваюсь, сажусь и оказываюсь с ней лицом к лицу. Снова на меня действуют ее чары. Она восхитительна, все мои чувства говорят об этом. Миндалевидные изумрудные глаза, золотые вьющиеся волосы, грудь, едва прикрытая белой шелковой туникой, длинные серьги, диадема, пояс из драгоценных камней – передо мной богиня любви. Взгляд ее ласков и нежен, она прекрасно чувствует свою власть надо мной. Афродита поднимает руку, чтобы погладить меня по щеке, но я отталкиваю ее.
      – Не волнуйся, на омовение отвели целый час. Химеры развлекают зрителей. Мы можем еще поговорить. Я должна сказать тебе нечто важное. Я хочу, чтобы ты выиграл.