27. РОЖДЕНИЕ ИГОРЯ

Значит, я рождаюсь.

Я вспоминаю, что был астронавтом. Вспоминаю свое отчаяние.

Мы теперь рядом с Игорем. Он тоже нервничает. Вспоминает предыдущую жизнь и пережитые травмы. Я прихожу на помощь и сразу ставлю ему отметку ангелов. «Тсс, забудь прошлое». Он не хочет успокаиваться. Я нажимаю сильнее, и тем хуже, если ямочка у него будет глубже. Он наконец немного успокаивается.

Мать упала в обморок на улице. С тех пор как она прекратила обращать внимание на симптомы, этого следовало ожидать. Тошнота. Головокружение. Каждый раз в наказание меня били. Как будто я виноват!

На этот раз у нее отошли воды, и я оказался в полной сухости, плюс ко всему она без сознания.

Ее подобрали прохожие. Они стали кричать, потом кто-то сказал, что женщина, должно быть, беременна. Другой сказал, что ее нужно срочно отвезти в больницу.

Мне уже лучше, — сказала мать, придя в себя, — я просто напилась и потеряла сознание.

К счастью, они ей не поверили. Заведение находится далеко. Машина едет быстро. Я это чувствую по ухабам.

Дышите медленно, — советует женский голос.

Да ничего страшного, отвезите меня домой, — повторяет мать.

Я начинаю задыхаться внутри. Я умру, и тогда она победит. Начинаются схватки. Время пришло. Супруги-автомобилисты, а я понимаю, что это супруги, потому что женский и мужской голоса пересекаются, теряют самообладание. Машина мчится еще быстрее. Толчки усиливаются, и схватки тоже. Я принимаю позицию.

ДАВАЙТЕ. Я ГОТОВ.

Я не знаю, что нужно делать, — со вздохом говорит мужчина своей подруге. — Я никогда не принимал роды, я пекарь.

Тогда представь, что ты вынимаешь хлеб из печи, придурок!

Он умрет, он умрет, — хнычет мужчина.

Но моего мнения не учли. Несмотря на мою ненавистную родительницу и этих двоих, которые ничего не могут сделать, я хочу жить и я буду жить.

А вот и выход.

Я высовываю наружу голову. Это сложнее всего. Я открываю глаза и ничего не вижу. Все как в тумане.

Заверни его в свою куртку, — велит женщина.

Ну что ж, самое главное сделано. Я родился. Остальное должно быть проще.

Я думал, мы никогда не сможем этого сделать.

Не знал, что роды могут быть таким сложным делом.

Все забывается, — успокаивает Рауль. — Теперь видишь, мы правильно сделали, что отправились вместе. Вдвоем было легче влиять на других автомобилистов и избежать аварии.

Они довольно трогательные...

Ты спятил... да это же монстры, да-а! И кошмар только начинается. Теперь ты узнаешь самое худшее.

Что же?

Рауль принимает удрученный вид.

СВОБОДНЫЙ ВЫБОР! Свободный выбор человека, это его право решать, что сделать со своей жизнью. И значит, право ошибаться. Право вызывать несчастья. Не отдавать отчета ни в чем и никому. Не брать на себя ответственность. И они не стесняются. Ах, пожалуйста, берегись этих страшных слов: «свободный выбор».

28. ЭНЦИКЛОПЕДИЯ

Беременность. Вынашивание человека должно продолжаться восемнадцать месяцев, чтобы быть завершенным. Однако по истечении девяти месяцев необходимо, чтобы он вышел из материнского тела, поскольку его голова уже слишком велика, и, если подождать еще, она станет чересчур большой, чтобы пройти через таз матери. Как если бы неверно подобрали снаряд к пушке.

Значит, зародыш покидает живот матери, не сформировавшись окончательно. Следствием этого является необходимость продолжить девять месяцев жизни внутри матери девятью месяцами вне ее.

В этот очень ответственный период выращивание младенца должно сопровождаться постоянным присутствием матери. Родители должны создать ему воображаемый живот, в котором новорожденный чувствовал бы себя тем более защищенным, любимым, желанным, что он еще полностью не родился.

Через девять месяцев после появления на свет происходит то, что называют «трауром по младенцу», когда ребенок осознает, что между ним и внешним миром существует разница. С этого времени он начинает узнавать себя в зеркале как что-то отличное от окружения. Это и будет его подлинным рождением.

Эдмонд Уэллс.

«Энциклопедия относительного и абсолютного знания», том 4

29. УПРАВЛЕНИЕ КЛИЕНТАМИ

Эдмонд Уэллс ждет меня за Сапфировой дверью. Он слегка передергивается при виде Рауля, поняв, что этот необычный ангел сопровождал меня на Землю. Но поскольку он не его непосредственный ангел-инструктор, Уэллс остается осторожным.

Ну как прошли крестины? — спрашивает он как ни в чем не бывало.

Без проблем!

Эдмонд Уэллс предлагает отправиться в юго-западную зону. Вокруг нас другие ангелы беседуют друг с другом, резвясь, как парочки ласточек. Мой наставник раскидывает руки и делает резкий поворот влево, я следую за ним.

Пришло время научить тебя твоей непосредственной работе.

Он выбирает спокойное местечко в горах, и мы приземляемся.

Ты должен направлять своих клиентов по правильному пути. У каждого они свои. Для каждого это конкретные и отличные одна от другой цели, и с каждой жизнью они стремятся совершенствоваться в этом направлении. Ты, однако, ничего не знаешь об этих задачах. Ты, конечно, можешь догадаться о них по их поведению, однако единственным объективным критерием их эволюции остается подсчет пунктов на Страшном Суде. Тот, кто выбрал правильный путь, будет от жизни к жизни увеличивать свое количество пунктов. Не забудь, набрав 600 пунктов, клиент выходит из игры.

Как я могу им помочь?

Он берет мои руки в свои, поворачивает их ладонями вверх, и появляются три светящихся шара. Отблески от трех сферических экранов играют на наших прозрачных лицах.

У тебя есть пять рычагов управления: 1) интуиция; 2) сны; 3) знаки; 4) медиумы; 5) кошки.

Я запоминаю. Он продолжает:

Интуиция. С ее помощью ты направляешь клиента к тому, что он должен сделать, но это указание доходит до него таким притуплённым, что оно ему едва понятно.

А сны?

Совершенно очевидно, что нам хотелось бы с помощью снов донести до них решения их проблем.

Однако у нас нет на это права. Мы должны использоять свойственную сновидениям речь, в которую нужно вставлять необходимые указания в символической форме. Например, если твоему клиенту угрожает опасность, покажи ему во сне, что у него выпадают зубы или волосы. Со снами проблема в том, что либо они их забывают, проснувшись, либо понимают не так, как надо. Чтобы добиться нужного результата, нужно иногда продолжать много ночей подряд показывать разные символические истории, всегда сохраняя главное информационное ядро. Талант ангела и заключается в том, чтобы быть хорошим режиссером снов. У каждого клиента свой понятийный аппарат, который необходимо правильно использовать. Именно поэтому все книги, в которых говорится об общей символике снов, не соответствуют действительности. Он поглаживает яйцо Венеры.

А знаки?

Они действуют примерно так же, как интуиция.

Речь идет о прямом вмешательстве, но оно не всегда срабатывает. Раньше люди принимали решение, наблюдая за полетом птиц или разглядывая куриные потроха. Для нас так было легче. Теперь мы сами должны придумывать знаки. Лающая собака говорит о том, что в эту сторону не надо идти. Или дверь, которая не открывается на ржавых петлях.

Медиумы?

Их нужно использовать очень экономно. Медиумы — это люди, получившие способность слышать голоса ангелов. Но есть два подводных камня. Во-первых, иногда они нас неправильно понимают. Во-втоРых, с помощью своего дара они порой оказывают давление на того, кто их слушает. Так что использовать Их нужно лишь в крайних случаях.

Ну... а кошки?

В большинстве своем кошки немного медиумы. Их преимущество перед людьми в том, что благодаря своим способностям они не получают ни власти, ни денег. А главный недостаток в том, что они не говорят и не могут поэтому предупредить напрямую.

Я погружаюсь в раздумья. Средства, которыми я располагаю, кажутся мне довольно скромными для борьбы со свободным выбором.

А есть другие рычаги?

Эдмонд Уэллс поглаживает шар Игоря.

Имеющиеся пять рычагов при правильном использовании позволяют достичь очень хороших результатов.

Я потягиваюсь.

Отлично, всегда мечтал руководить людьми.

Настоящие мужчины, настоящая женщина — это гораздо интереснее, чем видеоигра типа «сохраните своего героя живым во враждебном окружении».

Осторожно. Ты не имеешь права делать все, что попало. У тебя по отношению к клиентам огромная обязанность. Ты должен выполнять их желания. И это значит абсолютно все желания.

Даже те, которые противоречат их интересам?

В этом и заключается огромная привилегия их пятидесятипроцентного свободного выбора. Тебе запрещено к нему прикасаться. Ты должен уважать даже их самые нелепые желания.

Рауль был прав. Наш враг — не дьявол или какое-нибудь злое божество. Наш враг — это свободный выбор людей.

30. ЖАК. 1 ГОД

Я живу жизнью ребенка.

Мне не нравится, когда родители хватают меня под руки. Мне нравится, когда меня берут под ягодицы и я могу сидеть у них на руках.

Папа часто подбрасывает меня в воздух. Я могу збиться 0 ПОТОЛок. От этого мне страшно. Почему папы считают, что нужно подбрасывать детей в воздух?

Меня все тревожит. Мне хочется спрятаться под покрывало, и чтобы меня оставили в покое.

Мне представили девочку и сказали, что она моя сестра. Она, по-видимому, рада меня видеть, потому что постоянно сует мне в рот разные вещи и говорит: «Давай, малыш, надо есть». Она засовывает меня в коляску своей куклы и бегает по квартире, крича: «Малыш испачкался! Ему нужно в ванную и глаза шампунем вымыть!»

Это не единственная девочка, которая считает себя моей сестрой. Есть и другие, присутствие которых мне интересно, но потенциально опасно. Одни меня чмокают, другие дергают за волосы. Одни мне дают соску, а другие шлепают.

Я обнаружил, что в семье есть еще и кошка. По-моему, это самое спокойное создание в доме. Шерсть у нее такая же мягкая, как у моих плюшевых мишек, и она издает мурлыкающие звуки, которые мне очень нравятся.

Сестры пытаются научить меня ходить. Я уже упал один раз, и воспоминание о синяках заставляет меня опасаться новых попыток. Стоячее положение меня беспокоит. На четырех конечностях падать не так страшно.

Кроме кошки, другими успокаивающими вещами в доме являются горшок и телевизор. Когда я сижу на горшке, меня никто не беспокоит. А в телевизоре все постоянно движется, и к тому же он мурлычет, как кошка.

По телевизору постоянно показывают истории. Я люблю истории. Они помогают забыть о моих тревогах.

31. ВЕНЕРА. 1 ГОД

Я вся покрыта поцелуями и вниманием. Мама не устает повторять, что я самая красивая девочка в мире. Я видела себя в зеркале и действительно я восхитительна. У меня длинные черные волосы, кожа цвета меда и нежная как шелк, а глаза светло-зеленые. В отличие от других детей, я родилась даже не сморщенной. Как объяснила мама, это потому, что я сама вышла прямо у нее из живота, ей даже не нужно было меня выталкивать.

Кроме того, мне представили пожилого господина, маминого папу. Они называют его «папочка», и папочка досаждает мне мокрыми поцелуями. Ненавижу мокрые поцелуи. Он меня совсем не любит, если делает такие гадкие вещи.

Вечером я требую, чтобы у кровати зажгли ночник, чтобы не быть в темноте. А то мне кажется, что под матрасом спрятался кто-то злой, и он схватит меня за ноги.

Не выношу, когда меня заворачивают в покрывало. Мне хочется, чтобы ноги всегда были на воздухе. А если нет, то меня это раздражает, очень раздражает. К тому же, если вдруг появится монстр из-под кровати, я не успею убежать.

Я совсем не ем. Я могу есть только мягкое и сладкое. Я люблю все красивое, приятное, сладкое.

32. ИГОРЬ. 1 ГОД

Нужно пережить мою мать.

Я убегаю от нее из ванной, где она хочет меня утопить. Я ускользаю от нее в кровати, где она хочет задушить меня подушкой.

Я умею ускользать.

Я знаю, как предотвращать угрозы.

Я умею просыпаться ночью при малейшем свете. Я умею, благодаря тонкому чутью, узнавать, ког-она возникнет позади меня. Я умею быть ловким и быстрым. Я быстро учусь ходить. Чтобы лучше убегать.

33. ЭНЦИКЛОПЕДИЯ

Материнский инстинкт. Многие думают, что материнская любовь — это естественное и автоматическое человеческое чувство. Нет ничего более ложного. До конца девятнадцатого века большинство женщин, принадлежащих к западной буржуазии, отдавали ребенка кормилице и больше им не занимались. Крестьянки были не намного внимательнее. Они очень крепко пеленали детей, а потом подвешивали поближе к печной трубе, чтобы им было не холодно. Поскольку уровень детской смертности был очень высоким, родители были фаталистами, зная, что у их ребенка лишь один шанс из двух дожить до подросткового возраста.

Лишь в начале двадцатого века правительства поняли экономический, социальный и военный интерес этого пресловутого материнского инстинкта. В частности, во времена сокращения численности населения начали понимать, что это происходит из-за того, что многие дети недоедают, с ними плохо обращаются, их бьют. В перспективе последствия могли быть очень тяжелыми для будущего страны. Стали уделять больше внимания информированию людей, профилактике, и понемногу прогресс медицины в области детских заболеваний позволил родителям вкладывать все больше привязанности в своих детей без боязни их преждевременно потерять. На повестку дня был выдвинут «материнский инстинкт».

Постепенно появился новый рынок: памперсы, соски, детские горшки, искусственное молоко, игрущки. По всему миру распространился миф про Деда Мороза.

С помощью массированной рекламы детская промышленность создала образ ответственной матери, и счастье ребенка стало современным идеалом.

Как это ни парадоксально, но именно в тот момент, когда материнская любовь проявляется и расцветает, становясь единственным неоспоримым чувством в глазах общественности, дети, став взрослыми, постоянно упрекают своих матерей в недостаточном внимании к ним в детстве. А позднее они выплескивают у психоаналитика свои горечи и обиды по отношению к родительнице.

Эдмонд Уэллс.

«Энциклопедия относительного и абсолютного знания», том 4

34. ВЕРХНИЙ МИР

Благодаря своим сферам я наблюдаю за клиентами под всеми возможными углами, как если бы в моем распоряжении было двадцать видеокамер. Достаточно лишь подумать, и я получаю панорамный вид, крупный план, общий и сверхобщий планы. Камеры вращаются по моему желанию вокруг клиентов, чтобы лучше показать и второстепенных персонажей, и массовку, и окружающую обстановку. Я управляю не только камерами и углами съемки, но и освещением. Я могу видеть моих героев в полной темноте, четко различать их под проливным дождем. Я могу проникнуть в их тело и видеть, как бьется их сердце, как переваривает пищу их желудок. Только их мысли скрыты от меня.

Рауль не разделяет моего энтузиазма.

— Вначале меня это тоже возбуждало. Но в конце концов я понял всю свою беспомощность.

Он смотрит на сферу Игоря.

Хм, не очень-то приятно все это.

Я вздыхаю.

Я беспокоюсь за Игоря. Мать его убьет в конце концов.

Мать ненавидит своего ребенка... — растягивает слова Рауль. — Тебе это ничего не напоминает?

Я думаю, но ничего не могу вспомнить.

Феликс, — выдыхает он.

Я подпрыгиваю. Феликс Кербоз, наш первый тана-тонавт! Его тоже ненавидела собственная мать. Я начинаю лихорадочно исследовать карму Игоря и узнаю, что, действительно, мой русский клиент — это реинкарнация нашего бывшего компаньона по танатонавигации.

Как это может быть?

Рауль Разорбак пожимает плечами.

В то время термин «танатонавт» еще не был широко распространен, и ангельский трибунал классифицировал Феликса как «астронавта».

Я вспоминаю этого простоватого паренька, который испытывал на себе опасные медикаменты ради сокращения тюремного срока. В обмен на амнистию он вызвался добровольцем в танатонавигаторский полет. Таким образом он стал первым, кто побывал на континенте мертвых и вернулся обратно. Я нахожу, однако, несколько суровым, что, имев в предыдущей жизни ненавидевшую его мать, он получил в новой еще худшую родительницу.

Рауль утверждает, что это нормально. Если какая-нибудь проблема не была решена в предыдущей жизни, она автоматически переносится в следующую.

— Поскольку душе Феликса Кербоза не удалось ни понять свою мать, ни подняться над ней, она попробует сделать это в новой жизни Игоря Чехова.

Наверняка это «седьмые», или «боги», кто так решил. Если ему снова не удастся решить проблему со своей матерью, какую же чудовищную родительницу ему дадут в следующей жизни? Я морщу лоб.

Я не представляю себе мать хуже, чем у Игоря...

Рауль Разорбак хохочет.

Ну тогда доверься «людям сверху». У них богатое воображение, особенно когда нужно придумать новые испытания для человека. Будущее воплощение Игоря-Феликса вполне вероятно получит замечательную мать, которая задушит его своей ревнивой любовью.

Да это просто какое-то кармическое зверство!

Физиономия моего друга вытягивается, а пальцы сжимаются и разжимаются.

Вижу, ты начинаешь понимать. Все происходит так, как будто там, наверху, они решили долбить наших клиентов по башке до тех пор, пока те не начнут реагировать. Они считают, что лишь на дне бассейна человек в состоянии оттолкнуться и всплыть на поверхность. Я не знаю, кто эти «боги», но я отнюдь не уверен в том, что они хотят добра человечеству.

Что же тогда можно сделать, чтобы ему помочь?

Рауль Разорбак сжимает кулаки.

Увы, немного! Мы лишь пехотинцы в армии световых существ. Мы находимся на передовой и первыми увидим катастрофу, но решения принимаются офицерами и стратегами в тылу... И мы не знаем, что ими движет.

Внезапно я ощущаю полную беспомощность. Рауль яростно трясет меня.

Именно поэтому мы должны любой ценой узнать, кто эти офицеры и что ими движет, кто эти «седьмые», эти «боги», которые используют нас — ангелов и их — смертных.

Впервые, может быть, из-за неприятностей Игоря прислушиваюсь к аргументам моего дерзкого друга. Однако я еще не чувствую себя готовым к тому, чтобы нарушить законы страны ангелов.

35. РЕБЕНОК ЖАК. 2 ГОДА

Сегодня родителей нет дома, а няня пошла покурить и поговорить по телефону на балкон. Путь свободен. Курс на кухню. Это замечательное место, которое мне всегда хотелось получше узнать. Там много лампочек, которые мигают. Есть белые, красные и даже зеленые. Там вдыхаешь аромат теплого сахара и молока, запахи горячего шоколада и копченостей. В эти дни я постоянно принюхиваюсь. Кроме того, я стал специалистом по лазанию.

Ну-ка, что это там наверху?

К счастью, у плиты стоит стул. Если на него забраться, я до нее дотянусь.

Жак может вот-вот обжечься, если потянет заручку кастрюлю, в которой кипит вода для лапши. Его надо спасать. Я включаю пять рычагов.

Интуиция.

Пытаюсь проникнуть в сознание няни. «Ребенок, ребенок в опасности на кухне!»

Но разговор с дружком по телефону ее слишком занимает.

Я пытаюсь проникнуть в сознание маленького Жака, но этот череп прочен, как сейф, который невозможно взломать.

Знаки.

Воробьи слетаются на карниз и чирикают, чтобы отвлечь мальчугана. Занятый своей кастрюлей, он их Не видит и не слышит.

Медиумы. Поблизости ни одного нет. Что же делать?

Эта ручка слишком далеко. Нужно еще дальще вытянуть руку. Я все-таки схвачу эту длинную палку там наверху и посмотрю, почему она дымит и издает шум.

Кошки.

Остается кошка.

К счастью, в доме есть кошка! Я подключаюсь к ее сознанию. Я немедленно узнаю много вещей о ней. Во-первых, это она и зовут ее Мона Лиза. Удивительно, если сознание людей нам недоступно, то у кошки оно совершенно открыто. «Нужно спасти маленького мальчика!» — говорю я ей. Проблема в том, что Мона Лиза, наверняка уловив мое требование, совсем не спешит его выполнять. Она родилась в этом доме и никогда из него не выходила. Из-за того, что она целыми днями сидит перед телевизором, она стала жирной. Она соглашается встать лишь три раза в день, чтобы нажраться разваренной лапши и химических крокетов, которые обожает.

Она никогда не охотилась, никогда не дралась, она даже никогда не гуляла на улице.

Она все время оставалась в теплой квартире, уставившись в телевизор. У Моны Лизы есть любимые программы. Больше всего она любит игры, в которых участникам задают вопросы типа: «Как называется столица Берега Слоновой Кости?».

Эта кошка обожает, когда человек ошибается или чуть-чуть не добирает до джэк-пота. Горечи людей утверждают ее в идее, что кошкой быть лучше.

Она полностью доверяет хозяевам. Нет, это еще сильнее, она считает их не своими хозяевами, а своими... подданными. Невероятно! Это животное уверено, что миром правят кошки, которые манипулирует этими большими двуногими поставщиками ее благосостояния.

Я приказываю:

«Шевелись, иди и спаси маленького мальчика».

Она и глазом не ведет.

«Я слишком занята, — отвечает наглая тварь. — Ты разве не видишь, что я смотрю телевизор?»

Я еще глубже погружаюсь в сознание Моны Лизы.

«Если ты не поднимешься, мальчик умрет».

Она продолжает спокойно умываться.

«А мне все равно. Они других сделают. К тому же все эти детишки в доме, это уж слишком. Столько шума, беготни! И они все делают нам больно, дергая за усы. Я не люблю маленьких людей».

Как заставить эту кошку спасти ребенка?

«Слушай, кошка, если ты сейчас же не поспешишь спасать маленького Жака, я нашлю помехи на телевизионную антенну».

Я не знаю, способен ли я на это, но главное в том, что она поверила. Судя по всему, ее охватили сомнения. Я читаю в ее сознании воспоминания о помехах из-за грозы, когда экран был как будто покрыт снегом. А еще хуже были поломки и забастовки, которые ее очень раздосадовали.

— Ой, здравствуй, кошка. Ты первый раз пришла потереться о меня. Какая ты хорошая, как приятно гладить твою шерсть! Я лучше буду играть с тобой, а не с этой палкой наверху.

36. РЕБЕНОК ВЕНЕРА. 2 ГОДА

Вчера я долго сидела перед зеркалом. Я делала гримасы, но даже когда я гримасничаю, я себе нравлюсь Родители надели на меня мягкие розовые памперсы. Они говорят, что это для того, чтобы я делала в них «шита» и «кака». Не знаю, о чем они говорят. Я спрашиваю «что пипи?», и мама мне показывает, я рассматриваю желтую жидкость. Я ее нюхаю. Мне противно. Как из такого красивого тела, как у меня, может вытекать жидкость, которая так плохо пахнет? Я злюсь. Это так несправедливо. И потом, как унизительно носить эти памперсы!

Кажется, все люди без исключения делают «пипи» и «кака». По крайней мере, так говорят папа с мамой, но я им не верю. Наверняка есть такие, кто избавлен от этого бедствия.

У меня болит голова.

У меня часто бывают головные боли.

Произошло что-то очень важное, но я забыла, что именно. Я знаю, что пока это не вспомню, у меня будет болеть голова.

37. РЕБЕНОК ИГОРЬ. 2 ГОДА

Мать хочет меня убить.

Вчера она закрыла меня одного в комнате с распахнутым окном. Ледяной ветер пробирал меня до костей, но я выработал способность сопротивляться холоду. Я выдержал. В любом случае выбора у меня нет. Я знаю, что, если заболею, она меня лечить не станет.

«Я издеваюсь над тобой, мамаша. Я все еще живой. И если только ты не наберешься смелости воткнуть мне нож в живот, извини, но я буду жить».

Она меня не слушает. Валяется на кровати, водки нажралась.

38. ИЗУМРУДНАЯ ДВЕРЬ

Мы с Раулем ищем другой путь в мир «седьмых». Летим на восток, поднимаемся к вершине горы и пытаемся взлететь выше, но невидимая преграда нас останавливает.

Я же тебе говорил, мир ангелов — это тюрьма, — мрачно бормочет Рауль.

Как бы случайно, перед нами возникает Эдмонд Уэллс.

Хо-хо! Что это вы тут замышляете?

Хватит с нас этой работы. Эта задача невыполнима, — резко говорит Рауль, демонстративно уперев кулаки в бока.

Эдмонд Уэллс понимает, что дело серьезное.

А ты что думаешь, Мишель?

Рауль отвечает за меня:

Его яйца еще не успели проклюнуться, а уже протухли. «Они» подсунули ему какого-то неумелого и угрюмого Жака, какую-то самовлюбленную Венеру и какого-то Игоря, которого мать прикончить хочет. Хороши подарочки!

Эдмонд Уэллс не удостаивает моего друга даже взглядом.

Я обращаюсь к Мишелю. Что ты думаешь, Мишель?

Я не знаю, что ответить. Мой инструктор настаивает:

Ты не испытываешь ностальгии по жизни смертного? Вспоминаешь о своей жизни во плоти?

Я чувствую, что оказался меж двух огней. Широким жестом Эдмонд Уэллс очерчивает горизонт:

Ты страдал. Ты боялся. Ты болел. Теперь ты чистый дух. Свободный от материи.

Сказав так, он пролетает сквозь меня.

Рауль с отвращением пожимает плечами.

Но мы потеряли все чувства. Мы даже сесть нормально не можем.

Он изображает жестом, как будто упал, сев на несуществующий стул.

Мы больше не стареем, — говорит Эдмонд Уэллс.

Но мы не ощущаем проходящего времени, — возражает Рауль. — Нет больше секунд, минут, часов, нет ночей и дней. Нет времен года.

Мы вечны.

Но у нас больше нет дня рождения!

Аргументы множатся.

Мы не страдаем...

Но мы больше ничего не чувствуем.

Мы общаемся с помощью духа.

Но мы больше не слушаем музыку.

Эдмонд Уэллс не дает привести себя в замешательство.

Мы летаем с невероятной скоростью.

Но мы не чувствуем даже дуновения ветра насвоем лице.

Мы постоянно бодрствуем.

Но нам больше не снятся сны!

Мой наставник пытается заработать еще очки, но Рауль не сдается:

Нет больше удовольствий. Нет секса.

Но и боли больше нет! И мы имеем доступ ко всем знаниям, — парирует Эдмонд Уэллс.

Нет даже больше... книг. В Раю даже библиотеки нет...

Моего инструктора задевает этот аргумент.

Действительно, у нас нет книг... но... но...

Он ищет и находит ответ:

Но... они нам и не нужны. Жизнь любого смертного несет в себе потрясающую интригу. Лучше всех романов, лучше всех фильмов: посмотрите на простую жизнь человека, с ее неожиданностями, удивлениями, болями, страстями, любовными переживаниями, удачами и падениями. И это НАСТОЯЩИЕ истории, лучше не придумаешь.

Тут Рауль Разорбак не знает, что ответить. Эдмонд Уэллс, однако, не спешит изображать триумфатора.

Раньше я тоже, как и вы, был бунтовщиком.

Он поднимает голову, как будто хочет посмотреть на сгущающиеся облака. Наконец изрекает:

Хм... Пошли. Я постараюсь немного удовлетворить ваше любопытство, открыв вам один секрет. Следуйте за мной.

39. ЭНЦИКЛОПЕДИЯ

Радость. «Долг каждого человека — взращивать свою внутреннюю радость». Но многие религии забыли это правило. Большинство храмов темны и холодны. Литургическая музыка помпезна и грустна. Священники одеваются в черное. Ритуалы прославляют пытки мучеников и соперничают в изображении жес-токостей. Как если бы мучения, которые претерпели их пророки, были свидетельствами их истинности.

Не является ли радость жизни лучшим способом отблагодарить Бога за его существование, если он существует? А если Бог существует, почему он должен быть мрачным существом?

Единственными заметными исключениями являются: Тао то-кинг, религиозно-философская книга, в которой предлагается смеяться над всем, включая самого себя, и госпелы — гимны, которые радостно скандируют североамериканские негры на мессах и похоронах.

Эдмонд Уэллс.

«Энциклопедия относительного и абсолютного знания», том 4

40. ИГОРЬ. 5 ЛЕТ

После многочисленных попыток мать, кажется, отказалась от решения меня убить. Она пьет, пьет и смотрит на меня злыми глазами. Вдруг она бросает в меня стакан. Я уворачиваюсь, и, как обычно, он разбивается вдребезги о стену.

Мне, может, и не удастся тебя прикончить, но долго мне жизнь ты отравлять не будешь, — заявляет она.

Она надевает куртку, тащит меня на улицу за руку, как будто идет за покупками, но я сомневаюсь, что она решила пройтись по магазинам. Я убеждаюсь в этом, когда она оставляет или скорее бросает меня одного на церковной паперти.

Мама!

Она уходит быстрым шагом, потом вдруг возвращается и бросает мне позолоченный медальон. Внутри фотография какого-то типа с густыми усами.

Это твой отец. Можешь найти его. Вот ему радость будет с тобой возиться. Прощай!

Я сижу под мокрым снегом. Я должен продолжать жить. Снег становится гуще и начинает меня засыпать.

Что ты здесь делаешь, малыш?

Я поднимаю замерзшее лицо и вижу человека в военной форме.

41. ВЕНЕРА. 5 ЛЕТ

Днем я рисую, а ночью у меня беспокойный сон. Мне часто снятся сны. Мне снится, что у меня в голове сидит животное и оно хочет оттуда вырваться. Это крольчонок, и он мне грызет череп изнутри. Продолжая хрустеть, он все время повторяет одну и ту же фразу: «Надо, чтобы ты обо мне вспомнила». Иногда я просыпаюсь с ужасной головной болью. Сегодня ночью боль была еще сильнее, чем обычно. Я встаю и иду к папе с мамой. Они спят. Какое они имеют право спать, когда у меня так болит голова? Я думаю, они меня не любят по-настоящему.