Глава 12

Джейсон Лей, насвистывая навязчивую мелодию какой-то народной немецкой песенки, спускался к завтраку в доме своего дяди. Песенка была не сказать чтобы очень популярная, и впервые он услышал ее в одном весьма необычном месте, о котором лучше сейчас не вспоминать. В памяти всплыли слова:

На церковную службу иду в воскресенье,

Но и здесь от злословья нет мне спасенья.

Хулят мое имя, бранят и клянут,

И взгляды косые мелькают, как кнут.

И крапива, и колючки больно руки жалят,

Но ведь злые языки прямо в сердце ранят.

Нет огня на этом свете, чтобы жег больней,

Чем несчастная любовь — не сказать о ней.

«Да, — подумал он. — Вот уж сегодня кумушки почешут языки, шутка ли — свадьбу отменили! Жаль Гилберта, но надо быть полным дураком, чтобы жениться на девушке, которая тебя не любит. А если он настолько глуп, что даже не догадывается об этом, то так ему и надо».

Молодой человек открыл дверь и вошел в светлую просторную столовую, где витал приятный аромат кофе и жареного бекона. Но нетронутая еда остывала на тарелке преподобного Томаса, и о чашке кофе он тоже явно забыл.

Сам священник, машинально теребя волосы, стоял у камина в столь глубокой задумчивости, что вряд ли ответил бы на вопрос, есть ли там огонь или нет. Мистер Томас Мартин часто, погружаясь в свои мысли, так близко подходил к огню, что прожигал брюки.

Он обернулся на шаги племянника с выражением горького недоумения на круглом добродушном лице. В руках священник держал распечатанное письмо. Джейсон подошел к столу.

— Что случилось, Томми? Нечистого узрел? — шутливо спросил он.

Священнику было сейчас не до шуток, хотя последние полгода он многое бы отдал, чтобы увидеть столь дорогое ему лицо племянника. Ведь он любил его как сына, и когда Джейсон предстал пред ним вчера, был рад без памяти.

Дядя молча протянул ему чье-то послание. Оно было написано на дешевой бумаге крупным небрежным почерком, чернила местами расплылись, как на промокашке. Обращения не было, первое предложение начиналось с верхней строчки и изобиловало ошибками, впрочем как и все остальное письмо. Молодой человек прочел:

Надеюсь, вы понимаете, что творите, венчая мистера Гилберта Эрла с мисс Валентиной Грей, не обращая внимания даже на то, что его приставания к Дорис Пелл вынудили бедняжку совершить самоубийство и что он сбивает с пути истинного еще одну беднягу, не будем называть ее имени. Вы бы лучше узнали про несчастную Мари Дюбуа, на которой этот тип женился в Канаде, а не помогали ему жениться на мисс Грей, потому что двоеженство грех.

Джейсон внимательно прочитал письмо и положил его на каминную полку.

— Надеюсь, ты собираешься сжечь эту гадость?

— Дело не в том, собираюсь я жечь письмо или нет, — ответил тот.

Брезгливая гримаса исказила черты молодого человека.

— Ты считаешь, то, о чем в нем говорится, может оказаться правдой?

— Нет-нет, не может быть… Ты не знаешь, но весь Тиллинг-Грин сейчас просто наводнен анонимками. Эта несчастная девушка, Дорис, утопилась, Потому что тоже получила письмо со всякой дрянью. Это просто очередной ушат помоев, вылитый наугад, и верить этим дурацким обвинениям нельзя. Но предположение, что я могу венчать двоеженца… очень неприятное дело. Я не имею права его проигнорировать.

— Конечно не имеешь. — Джейсон явно веселился.

После его слов священник помрачнел еще больше.

— Джейсон, послушай, ты ведь давно знаешь Гилберта Эрла, не так ли? Не случалось ли тебе когда-нибудь слышать о чем-то таком подозрительном?.. Ну, ты понимаешь…

Джейсон расхохотался.

— Ты имеешь в виду его женитьбу на этой Мари Дюбуа?

Дорогой Томми, что ты!

— Понимаешь, мне противно тебя об этом выспрашивать, но я обязан узнать все, что только возможно.

— Могу тебя заверить, на свадьбе меня не было.

— Так она была, эта свадьба?

— Если и была, то мне о ней не сообщили.

— Мой дорогой мальчик, не шути, это очень серьезное дело, и оно касается непосредственно меня.

— Ну ладно, расскажу все, что знаю. Мы с Гилбертом знакомы года два или около того. Обычное знакомство: бываем иногда у одних и тех же людей, круг наших занятий кое в чем пересекается. О таких знакомых знаешь, как правило, не много, а вот о том, чего не знаешь, наверное, можно написать книги, но лично мне не было бы охоты их читать.

Если человек тебя не интересует, зачем знать детали его биографии? А что до дела, которое касается непосредственно тебя, то, заметь, бекон почти остыл. — И Джейсон, подойдя к столу, поднял крышку сотейника и положил себе несколько аппетитных кусков.

Томми неодобрительно покачал головой:

— Бекон может и подождать.

Джейсон взглянул на него как на малое дитя:

— Ни в коем случае! Мой еще ничего себе, а твой уже почти несъедобен.

Преподобный Томас Мартин недовольно отмахнулся.

Попытку племянника легкомысленно перевести беседу в Другое русло он не одобрил:

— Мой мальчик, ты не понимаешь, какую ответственность я несу в данном случае. Теперь я просто обязан переговорить с Гилбертом… А еще Роджер, Валентина… Венчание назначено на половину третьего.

Джейсон неторопливо положил горчицу на край тарелки.

— Никакого венчания не будет, — уверенно заявил он.

Томми опешил.

— Ты о чем?

— О свадьбе. Говорю, ее не будет. Вопрос о двоеженстве Гилберта можно пустить на самотек, потому что он не женится, а Валентина не собирается выходить за него замуж. Таким образом, тебе не надо ни с кем встречаться и разговаривать, ты лучше успокойся и не спеша позавтракай.

Священник подошел к столу и сел. Он поднял на племянника тяжелый взгляд и спросил:

— Что ты натворил?

— О чем ты? — тот невинно поднял брови.

— Ты виделся с Валентиной?

— Вряд ли справедливо называть это «виделся». Там было абсолютно темно.

— Джейсон!

— Ну ладно, успокойся, сейчас все объясню. Когда я вчера приехал, тебя не было, ты был у Рептонов, так что мы с миссис Нидхем мило поболтали, и она, как ты понимаешь, выложила мне все новости. Первым моим порывом было отправиться в поместье и присоединиться к гостям, но дорожный костюм не подходил для столь торжественного случая. Я подумал и решил написать Валентине записочку, что жду ее в полночь в бельведере, а если не придет, то заявлюсь прямо к ней домой рано утром. Потом отправился в усадьбу, спокойно вошел в парадную дверь, поднялся по лестнице в ее комнату и приколол там записку к подушечке для булавок. Ни я никого не встретил, ни меня никто не видел. Вэл пришла на встречу, мы объяснились, и она решила не выходить замуж за Гилберта. Вот и вся история, Томми. Встреча происходила необычайно благопристойно, мы даже ни разу не поцеловались.

Лицо священника на протяжении всего рассказа оставалось непроницаемым и суровым.

— Она решила не выходить замуж? — переспросил он.

— Да.

— Как же тебе удалось переубедить ее?

— Переубеждать почти не пришлось. Ты, кстати, мог бы и притвориться, когда она засобиралась замуж за Гилберта, что думаешь, будто со мной ей было бы лучше, чем с ним. Ты совершенно не защищал мои интересы, пока я отсутствовал, да и о девушке нисколько не пекся.

Джейсон тут же пожалел о своем ироничном высказывании, потому что дядя разволновался не на шутку:

— Нет, не думай так, мне было очень жаль ее. Но Валентина чувствует себя несчастной дома, ей надо было уехать из поместья. У них со Сциллой… — Он помолчал, подыскивая слова. — ..Они не очень ладят.

— Ты выбрал слабое выражение.

Священник продолжал:

— О тебе мы, конечно, не заговаривали. Как я мог?

Я же не знаю, как далеко вы зашли… в своем взаимопонимании. Вы помолвились до твоего ухода или нет?

— Никакой помолвки не было.

— А ты ведь мог и не вернуться…

— Вполне вероятно.

— Валентина знала об этом?

— Она вообще ничего не знала. Я просто ушел.

— Ты поступил жестоко.

Джейсон покачал головой:

— Еще хуже было бы рассказать ей все и заставить ждать себя. Слишком много было шансов, что я вообще не вернусь. Я решил, что лучше ей остаться свободной. Да и говорить ей, куда меня посылают, все равно было нельзя.

Я бы и тебе ничего не сказал, даже вчера вечером, если бы ты сам не догадался.

Дядя покачал головой:

— Я не так уж догадлив. Джеймс Блэкер кое о чем намекнул. Ты же знаешь, мы с ним учились в колледже. Такая дружба, если только она вообще сохраняется, многого стоит. Наша сохранилась. Я случайно встретил его через день после твоего исчезновения, и он сказал, куда тебя послали. Сейчас могу признаться, что вчера, когда я вернулся и увидел тебя выходящим мне навстречу, то какое-то время просто не смел верить… — голос его прервался, — я просто не верил своим глазам, мне казалось, что вижу тебя, потому что очень хочу видеть.

Джейсон спокойно добавил молока в кофе.

— Понимаю тебя. Видишь ли, можно взглянуть на такую встречу глазами человека, который увидел привидение, а можно и наоборот. Вообрази, каково бедолаге-привидению смотреть, как родственник при виде его падает в обморок.

Томми не падал вчера в обморок, но позеленел изрядно. Джейсон вспомнил сцену их встречи: тускло освещенный холл, входящий с улицы Томми и сам он, появляющийся в освещенном проеме двери в кабинет. В тот момент он и вправду почувствовал себя привидением, пришедшим проведать родной дом. Чувства, охватившие тогда их обоих, трудно было облечь в слова. Они и не пытались это делать, ни вчера, ни сейчас.

Все еще держа письмо в руке, священник подался вперед и неожиданно спросил:

— Ты ведь еще раз потом выходил… правда?

— Да.

— Я не слышал.

Джейсон рассмеялся:

— Вряд ли мне удавалось бы выполнять задания, да и вообще вернуться целым и невредимым, если бы я не умел, никого не разбудив, выйти из дома.

Пастор задумчиво смотрел на письмо, нахмурив густые брови. Наконец он поднял голову:

— Джейсон, я знаю, что это не так, но все равно должен спросить. Это не твоя работа?

— Что? — изумленно воскликнул Племянник. — Это письмо? Боже мой, Томми!

Тот был непреклонен:

— Я просто хочу услышать от тебя, что это письмо писал не ты.

Губы молодого человека конвульсивно дернулись. Такого вопроса он не ожидал и, желая продемонстрировать полнейшую невозмутимость, отодвинул бекон и потянулся за пережаренными тостами и джемом.

— Какое поразительное отсутствие логики! Предположим, что, несмотря на то, чему ты всегда учил меня, я презрел все моральные принципы и пал так низко, что в свободное время для развлечения пишу анонимные письма. Что же мне помешает соврать в ответ на твой вопрос? Передай, пожалуйста, масло.

Мистер Мартин потянулся за маслом, поставленным миссис Нидхем симметрично джему, но, правда, на другом конце стола. Он небрежно подтолкнул его к Джейсону и сказал уже обычным, будничным тоном:

— Когда человек перестает быть нелогичным, он становится машиной.

Племянник, посмеиваясь, намазал тост маслом, а сверху щедро положил несколько ложек джема.

— Ну ладно, придется уважить твою просьбу. Гипотетически я мог бы пуститься во все тяжкие и стать анонимщиком — как говорится, никогда не говори «никогда»… Но пока до этого дело не дошло. Следует больше верить в себя, наставник молодежи!

Преподобный Мартин с облегчением откинулся в кресле.

— Я же сказал, что сам так не думаю, но спросить-то мне надо было. Роджер…

— Это у него возникли такие грязные мыслишки? В следующий раз, если он заведет об этом разговор, сошлись на ряд неопровержимых фактов. Как я понял, мило поболтав вчера вечером с миссис Нидхем, анонимки ваши давным-давно получает чуть ли не весь Тиллинг-Грин, а я пересек Ла-Манш только вчера, так что у меня алиби.

— Конечно, конечно.

Священник отложил наконец письмо, взял нож И вилку и только начал терзать остывший бекон, как дверь распахнулась и появилась его домоправительница, вся красная и со слезами на глазах.

— Боже мой, сэр, это ужасно! — Она задыхалась от волнения. — Кто бы мог подумать, что такое случится! Да еще в день свадьбы мисс Валентины!

Джейсон напрягся, его руки изо всей силы впились в подлокотники кресла. Томми, сидевший спиной к двери, обернулся.

— Что случилось, миссис Нидхем? — спросил он.

— Мисс Конни, сэр… бедная мисс Конни Брук! Ах ты господи! Только вчера она сюда приходила, и вдруг ее забирают!

Священник встал, торопливо подошел к женщине и, казалось, готов был принять решительные меры, чтобы добиться от нее вразумительной информации.

— Конни Брук, вы сказали? Что случилось с Конни Брук?

Джейсон расслабился — речь, слава богу, идет не о Валентине, все остальное можно выслушать спокойно.

По круглым красным щекам миссис Нидхем бежали слезы.

— Ах, сэр!.. Мистер Мартин… Она умерла!

— Умерла?! — прогремел священник.

Экономка всхлипнула и перевела дух.

— Сэр, мне это сказал булочник. Он как раз проходил мимо, а там стоит машина доктора Тэйлора и полицейская, из Ледлингтона. Девушка мертва, сэр, это точно! Ее нашла мисс Пенни, когда пришла перед уроками, а потом побежала к мисс Эклс… А мисс Эклс позвонила доктору, а уж он вызвал полицию. Но помочь уже было нельзя!

— Вы уверены?

— Да не сойти мне с этого места! Разрази меня гром! Ей-богу!

Ее ответ вызвал слабую улыбку Джейсона. «Однако ничего себе новости! Неужели действительно Конни Брук умерла?!»

Молодой человек недавно прибыл из мест, где смерть собирает столь обильную жатву, что отзвук в душе рождает гибель лишь самых близких людей. Но ведь здесь — мирная английская деревня, живущая спокойно и безопасно. Да и с Конни они знакомы всю жизнь. Бесхитростное, застенчивое создание, она никогда не вызывала у него особого интереса к своей персоне, но была частью его жизни в Тиллинг-Грине.

— Я должен идти, — бросил священник и протиснулся мимо миссис Нидхем в прихожую, дверь за ним захлопнулась.

Джейсон увидел, как дядя почти бежит к калитке. Мешковатый мятый костюм сидел на нем, как обычно, довольно нелепо, а шляпу, конечно, он забыл дома.

Глава 13

Мисс Силвер спустилась к завтраку и с порога была встречена ужасной новостью. Конечно, еще до этого она поняла, что случилось что-то необычное, — из окна ее спальни прекрасно было видно, что происходит у коттеджа «Крофт».

Когда сначала одна, а потом и вторая машина остановились у калитки, женщина решила, что это родители привезли детей в школу; немного рано, конечно, но, должно быть, они торопятся на работу, например в Ледлинггон. Но поскольку машины не уезжали, а вокруг них, напротив, закипела оживленная деятельность, то это предположение пришлось отвергнуть. А когда без четверти девять мисс Силвер спустилась в столовую, она услышала от потрясенной мисс Вейн, что Конни Брук нашли мертвой в постели.

— В это просто невозможно поверить! Вы ведь видели ее вчера в церкви, она заменяла подружку невесты, такая простенькая девушка в красном самодельном вязаном жакете… исключительно не подходящая к случаю одежда… Бог мой, не следовало бы так говорить! Бедная Конни, мне кажется, она вообще плохо выглядела, глаза красные, как будто накануне плакала, но мне и в голову не приходило, что может произойти что-то ужасное. Такой удар, каково же было бедняжке Пенни вот так найти тело подруги! У нее свой ключ, так что она входит — а тут в кровати мертвая Конни!

Девушка кинулась к Метти, они вызвали доктора, но тот уже ничем не мог помочь. Метти говорит, что никакой надежды не было — та умерла несколько часов назад. Знаете, моя комната выходит во двор, так что я ничего не слышала, пока Метти не пришла и не рассказала. Но, наверное, вы что-нибудь… — Мисс Рени возбужденно потерла покрасневший кончик носа и с надеждой уставилась на собеседницу.

Но мисс Силвер в половине девятого находилась в ванной и ничего не слышала. Поэтому мисс Вейн пересказала ей все, что сообщила Метти, что сказал доктор, а также поведала о том, что — о ужас! — вызвали полицию.

…Примерно в это же время между Валентиной и Гилбертом произошел телефонный разговор. Девушка позвонила своему жениху в гостиницу, тот взял трубку и услышал ее голос, как всегда серьезный и спокойный:

— Гилберт, не мог бы ты прийти сюда как можно быстрее?

— Мне казалось, что до церемонии нам не положено встречаться.

— Я очень прошу тебя прийти.

— Вэл, что-нибудь случилось?

— Да, — коротко ответила она и добавила:

— Только иди прямо в мою гостиную, нам надо поговорить наедине.

Девушка звонила из кабинета. Повесив трубку, она сразу же поднялась к себе. Самое главное сейчас — увидеться с Гилбертом. Она уже обдумала, что сказать жениху, чтобы тот понял, что ему отказывают твердо и бесповоротно, и пока трудный разговор не состоялся, Валентина не хотела никого видеть. Она уже успела выслушать бурный монолог тети Мегги по поводу смерти Конни.

— Какое ужасное событие, мы все скорбим о бедной девочке, но на наших планах это не должно отразиться, это было бы не правильно. Моя дорогая мамочка всегда говорила: ничто не может помешать венчанию, даже смерть близкого родственника, а бедняжка Конни — дальняя. И что бы там ни бурчал доктор Тэйлор, мне не в чем себя винить.

Девушка выглядела хуже не бывает — ты сама это заметила — и жаловалась на бессонницу, поэтому я и дала ей мое снотворное, а дозировка четко указана на пузырьке, во всяком случае я на это надеюсь, обычно ее пишут. И нелепо думать — как это доктору могло прийти в голову? — что я могу вспомнить, сколько там оставалось таблеток! Не могу — и все тут.

Ее речь закончилась бурными рыданиями, после чего тетю убедили лечь в постель и немного передохнуть.

Валентина никак не могла избавиться от чувства нереальности происходившего — так многое изменилось для нее со вчерашнего вечера. Теперь главное — правильно вести свою роль, чтобы события организовались должным образом. Девушка стояла у окна гостиной и ждала Гилберта.

Услышав его шаги в коридоре, она повернулась к двери, и когда он вошел, непроизвольно подняла руку, словно желая удержать его на месте, не дать приблизиться к себе.

Когда он все-таки сделал попытку шагнуть ей навстречу, она сказала:

— Прошу тебя, останься там. Я ведь сказала, что случилось нечто важное и нам надо поговорить.

Гилберт в нерешительности остановился. Весть о смерти Конни уже дошла до него, он услышал ее в гостинице сразу же после того, как поговорил с Валентиной. Конечно, для девушки, да и для всех остальных, это страшное потрясение, так что у нее, скорее всего, возникло желание отложить свадьбу до тех пор, пока Конни не похоронят.

— Я уже знаю, — заговорил молодой человек, — только что услышал. Что же все-таки произошло? В гостинице миссис Симпсон говорила, что речь идет о передозировке снотворного. Ведь не может же быть, чтобы она хотела отравиться, правда? Но согласись, что для нас с тобой это ничего не меняет. Ведь эта бедная девушка не была нашей близкой подругой или родственницей.

Валентина сделала пару шагов. Рядом стояло кресло с высокой спинкой, и ее руки нашли в нем опору.

— Конни погибла, да, но я хотела поговорить с тобой вовсе не по этому поводу.

Гилберт изумленно поднял брови:

— А по какому же? Я думал, речь пойдет об этом.

— Это на самом деле ужасная трагедия. Мы можем сказать, что из-за смерти Конни мы не можем венчаться…

Понимаешь, я вообще не могу выйти за тебя.

— Объясни мне, бога ради, о чем ты говоришь!

— О том, что не выйду за тебя замуж.

— Что это значит — не выйду? Несколько запоздалое сообщение, тебе не кажется?

— Сообщение запоздалое, но не совсем. Мне стали известны факты, которые можно было бы считать причиной моего решения, но я не хочу о них говорить. Я все обдумала и считаю, что честнее сказать тебе правду: я не могу выйти за тебя замуж, потому что вернулся Джейсон.

— А какое отношение, черт побери, он имеет к нашей свадьбе?

— Я всегда его любила, — стараясь казаться спокойной, ответила Валентина. — Вернее, мы друг друга любим. Мне вообще не следовало давать обещание быть твоей женой, это была моя ошибка. Но некоторое время тому назад он исчез, не сказав мне ни слова.

Гилберт подошел ближе:

— Слушай, Вэл, тебе не следует так поступать! А что все подумают, какие слухи поползут? Не знаешь? Так я тебе объясню! Сразу же решат, что ты узнала обо мне какую-то гадость или я о тебе узнал нечто неподобающее. Предположения такого рода бывают самые грязные и очень портят репутацию. Причем тебе придется гораздо хуже, чем мне, — мужчине разве что любовницу припишут, но про тебя, ставлю сто к одному, станут говорить, будто ты ждешь ребенка, а вот именно я тебя бросил. Приди в себя и обдумай все как следует!

Девушка покачала головой:

— Твое красноречие ничего не изменит. Мне все равно, что подумают люди, но я могу стать только женой Джейсона, и никого другого. Конечно, надо было давно об этом тебе сказать, но мне было настолько плохо, что я ничего не соображала, жила как в тумане. Давай пока объявим, что венчание откладывается, и все подумают, что это из-за Конни.

Терпение Гилберта истощилось, он взорвался:

— Что за идиотизм! Кончится тем, что мне припишут лавры ее соблазнителя, свалят на меня ее самоубийство.

Только этого мне и не хватало — быть виновником смерти этой толстой белой крольчихи!

Девушка покраснела и вздернула подбородок.

— Гилберт! — возмущенно одернула она молодого человека.

— Конни Брук! Ничего смешнее не могу себе представить — так и стоит перед глазами!

Он нервно рассмеялся.

Валентина не собиралась предъявлять жениху анонимное письмо, используя его как предлог, вынудивший ее принять решение об их разрыве. Если бы она любила этого человека, то, конечно, ничему не поверила бы и не стала бы даже упоминать об этой дряни. Но Гилберт не пощадил память умершей, его злые слова были оскорбительны по отношению к Конни, и Валентина, поддавшись порыву, подошла к письменному столу, достала спрятанный среди страниц расходной книги листок и протянула его молодому человеку.