Джейсон всех знал по имени — Асаф, Авиезер, Аран, Авинадав, Авимелех, Авия, Авессалом — и для каждого нашел ласковое словечко. Мистер Бартон наблюдал за этим с гримасой, более всех его гримас похожей на улыбку.

— Звери друзей не забывают, — одобрительно сказал он, — а уж тем более такие разборчивые и самостоятельные, как коты. Если ты им понравился, значит понравился, а если нет — то извини, они своего мнения не изменят, ничего не поделаешь.

Коты вернулись на прежнее место, а мужчины уселись за стол.

— Скоро опять улизнешь? — спросил хозяин.

— Да нет, не собираюсь. Хочу больше никуда не отлучаться, — рассмеялся Джейсон.

— Выходишь в отставку?

— Да. Займусь землей, хозяйством. Помните, сразу после войны я учился и пару лет даже работал, а теперь снова потянуло.

— Есть какие-то причины выходить в отставку? — поинтересовался мистер Бартон, набивая табаком трубку.

— Подумываю о женитьбе.

— Совсем неумно.

— Вряд ли, если речь идет о Валентине.

Бартон бросил на него мрачный взгляд.

— Что ты ожидаешь от меня услышать? Хочешь, чтобы я тебя поздравил?

— Неумно как раз говорить, что все женщины одинаковы, это не так. Они не более одинаковы, чем мужчины.

А от вас мне хотелось бы услышать только, что Валентина единственная в своем роде женщина и мне очень повезло.

Пауза затянулась. Бартон чиркнул спичкой и теперь старательно раскуривал трубку. Потом раздался его низкий хриплый голос:

— Вряд ли ты добьешься от меня чего-либо подобного.

Ты ведь знаешь, как я отношусь к женщинам. Но если кто и отличался от остальных женщин, так это ее мать.

Джейсон с интересом посмотрел на хозяина.

— Вы хорошо знали миссис Грей?

— Я знал ее не лучше, чем многие другие. Хорошая женщина, но очень печальная. Что-то ее в жизни сломало, и не она первая, с кем это случилось. У нас называют женщину хорошей, если она не покушается на чужого мужа и занимается собственной семьей, — считается, что этого достаточно, чтобы таковой прослыть, и не важно, что она при этом тупая, сварливая, лживая, расточительная, мелочная, подозрительная и тщеславная. Так вот, миссис Грей была совсем не такой, она действительно была хорошим человеком. Знаешь, сам я с ней разговаривал всего раза три. Однажды она вошла в кабинет, где мы беседовали с Роджером, он представил меня ей как своего старого приятеля, и она так приветливо сказала: «Как поживаете, мистер Бартон?» — а я на это: «Спасибо, а как ваши дела?»

И еще пару раз: однажды она сказала, какой, дескать, прекрасный день, а в другой раз что-то вроде того, что, наверное, снег пойдет. Понимаешь, слова — ерунда, просто в этой женщине было нечто, заставляющее тебя тянуться к ней всем сердцем, она была светлый человек. Когда встречаешься с настоящей добротой, ее ни с чем не спутаешь, только попадается это редко. Должен признать, что в дочери тоже что-то такое есть.

Джейсон был очень тронут этими словами. Дружба их с Джеймсом Бартоном началась лет десять назад, когда ему пришлось один на один вступить в драку с бультерьером, защищая одного из котов Бартона, покойного ныне Авиафара, который бы и сам справился с любой собакой, если бы не сломанная лапа. Вильям Клодд бросил камень в Авиафара и перебил ему лапу, тут-то упомянутый бультерьер и схватил кота за загривок и начал его трепать, к бою присоединились несколько соседских мальчишек, и вскоре на дороге около коттеджа «Гейл» развернулось целое сражение.

Вскоре на поле битвы подоспел Бартон, вооруженный метлой и кочергой. Все двуногие участники схватки мгновенно улетучились, остался только Джейсон, не без ущерба для целости своих рук и штанов освобождавший из челюстей пса несчастного кота.

Благодарный хозяин пригласил его в дом, чтобы обработать полученные раны. У молодого человека было два довольно серьезных укуса, но он сказал, что сначала надо заняться ранами Авиафара, чем навсегда завоевал сердце Джеймса Бартона. После этого случая Джейсон Лей стал желанным гостем в коттедже «Гейл», и преподобный Мартин ничего не имел против этих визитов.

Разговор прерывали частые паузы, которые не тяготили собеседников. Во время одной из них, когда Джейсон подошел к книжным полкам, занимающим целую стену, хозяин вдруг сообщил:

— Ты, наверное, уже слышал, ко мне заходил начальник полиции. В деревне все все знают.

Джейсон в ответ буркнул что-то невразумительное и спросил:

— Интересно, где вы это раскопали?

— Что там такое? А, «Альманах чудес». Раскопал на книжном развале, на углу Кэчпенни-Лейн в Ледлингтоне.

Здесь описаны замечательные случаи легковерности, свойственной началу девятнадцатого века. В числе прочих приводится, скажем, пример таинственного самовозгорания.

Поучительное чтение.

Джейсон расхохотался:

— Человечество вряд ли стало менее легковерным, чем в девятнадцатом веке, просто чудеса стали немного другие.

Если сейчас предъявить ему что-нибудь необъяснимое, одним словом чудесное, обязательно найдется кто-нибудь поверивший в чудо, даже чтобы просто развеять скуку.

Бартон многозначительно отозвался:

— Если говорить о последних десяти днях, я бы Тиллинг-Грин скучным местом не назвал.

— Что правда, то правда.

— Знаешь, я ведь ничего бы, наверное, и не знал, если бы не пришел полицейский.

— Что вы имеете в виду?

— Сам посуди: днем я без особой на то причины не выхожу. А когда все же приходится выйти, то ни с кем не разговариваю, да и ко мне никто не обращается, разве что продавец через прилавок в магазине, поэтому мне и не было ничего известно о тех скандальных происшествиях, которые случились в деревне. Например, мне и в голову не приходило, что Конни Брук убили. А тут еще и убийство Роджера. Я когда пришел в себя, после того как мистер Марч сообщал мне о том, что в поместье произошло, то удивился, почему они вместе с этими двумя не возбуждают и дело об убийстве Дорис Пелл. Все три можно увязать с анонимными письмами и сложить перед дверями наших первых сплетниц.

— Сами придумали или Марч вам подсказал?

— Сам. Наверное, срабатывает инстинкт самосохранения — хочу отвести от себя подозрения. Понимаешь, я был последним, кто видел Роджера живым. Марч хотел знать все подробности о моем визите.

Джейсон, заметно помрачнев, положил «Альманах чудес» на полку и вернулся к столу.

— Последней его, кажется, видела жена… Или нет, Метти Эклс, когда принесла чай.

— К счастью для меня, да. Но ведь у меня все равно была возможность подсыпать в виски цианистый калий.

— А зачем вам это?

— Как зачем? Вполне нормальное желание убить своего лучшего друга.

— Неужели вы думаете, что Марчу может прийти в голову такая глупость?

— Может прийти, не может… Мне кажется, он еще не решил окончательно, приходить ей или нет. А вот как ты думаешь в свете этого, что произойдет, если я сообщу ему нечто, дающее основание подозревать другого человека? Не будет ли это похоже на попытку отвести от себя, свалить на кого-то другого подозрения?

Джейсон в сердцах махнул рукой:

— Вы имеете в виду Сциллу? На нее свалено уже столько подозрений! Причем подозревают ее не только по долгу службы, но и так, от чистого сердца. Полковник ведь собирался разводиться с ней… Или вы об этом тоже не знаете?

Хозяин саркастически усмехнулся:

— Знаю, Роджер сам мне сказал. Он свалял дурака, женившись на этой особе. Мне, конечно, надо было его предупредить, я ее насквозь видел, но в таком деле советов обычно не спрашивают. От этой глупости, как и от любой другой, человек может избавиться только самостоятельно.

— Так что же, я прав? Речь пойдет о Сцилле?

— Да нет, Сцилла к этому отношения не имеет.

— К чему «к этому»?

Бартон затянулся:

— Может быть, это вообще ни к чему отношения не имеет.

Молодой человек пожал плечами:

— Что-то вы темните. Так вы собираетесь мне рассказывать свою тайну или нет?

— Пока не решил… Раздумываю. Давай сначала ты мне расскажешь по порядку все с самого начала — письма, Дорис, Конни… Такая тихая бледная девочка, мне она всегда казалась не от мира сего… И вот во что-то впуталась.

— Полагаю, не по своей воле.

Джеймс Бартон кивнул:

— Похоже на то. Ладно, расскажи, как ты сам все эти события понимаешь.

— Когда утонула Дорис, меня здесь не было. Я видел одно анонимное письмо, которое пришло дяде, — действительно, грязная это штука. С тех пор как я приехал, миссис Нидхем постоянно держит меня в курсе всех местных слухов… — И Джейсон рассказал всю историю, немного упростив для понятности некоторые сюжетные линии.

Выходило так, что анонимки действительно играли ведущую роль во всех трагических событиях последнего времени. Из-за них утонула Дорис. Конни сказала, что знает, кто их пишет, — и умерла. Роджера Рептона постигло то же и, похоже, по той же причине.

Когда Джейсон закончил рассказ, наступила долгая пауза. Наконец мистер Бартон заговорил:

— Скажи, пожалуйста, Конни шла в среду поздно вечером через деревню вместе с мисс Эклс?

— Да, они вместе возвращались из поместья.

— Они попрощались у коттеджа «Холли» и дальше к своему дому девушка пошла одна?

— Так утверждает мисс Эклс.

— А какое-нибудь подтверждение ее словам есть?

— Нет.

— Значит, она могла пойти вместе с Конни к ней домой и позаботиться о том, чтобы в какао оказалось достаточно таблеток. Достаточно для того, чтобы девушка уже не проснулась.

Джейсон кивнул:

— Такое тоже возможно.

— И именно мисс Эклс отнесла Роджеру чай и была последней, кто с ним говорил, и первой, кто нашел его тело.

Первое, что она делает после этого, — устраивает истерику и обвиняет в убийстве его жену. Похоже, против мисс Эклс можно завести дело, тебе не кажется?

— Да как сказать, — ответил Джейсон. — Против нее и Сциллы примерно одинаковой серьезности улики. В деле Конни легче собрать факты против Метти, а в деле Роджера — против Сциллы, так что шансы у них пятьдесят на пятьдесят. Потому-то, полагаю, еще никого и не арестовали. В деле полковника его жена — просто подарок для полиции, дело раскрывается, можно сказать, само собой.

Но вот если в связи с ним рассматривать еще и дело Конни… Каким образом могла ухитриться Сцилла, находясь в поместье, растворить снотворное в какао? Возможностей у нее для этого ни малейших не было, чего нельзя сказать о Метти, которая знала о снотворном, вполне могла проводить девушку до самого дома и соответствующим образом приправить напиток.

— Ты хочешь сказать, что главные подозреваемые — мисс Эклс и миссис Рептон? — задумчиво спросил Бартон.

— Не знаю, наверное. Замечу только еще раз, что Сцилла не могла отравить то какао — она все время была в поместье, на людях, с четверти восьмого и до конца приема.

Не успевала она никак сбегать к Конни через всю деревню и обратно, а если предположить, что она сделала это до приема, то тогда ведь Конни была дома. В общем, если следовать логике, что все завязано на анонимных письмах, то Сцилла в эту схему не укладывается.

Мистер Бартон внимательно слушал молодого человека. Джейсон продолжал:

— Правда, существует еще одна версия: какао могли отравить, пока Конни была в гостях, и тогда таблетки мисс Мегги не имеют к отравлению никакого отношения. Тут произошло просто совпадение — человек, пишущий анонимки, слышал, что девушка не чувствует некоторых вкусов и не заметит снотворного в какао, и это могло навести его на мысль, как проще всего заставить ее молчать.

— Ну что ж, пожалуй, именно к этой твоей версии я могу кое-что добавить, — заметил Бартон.

Джейсон рассмеялся:

— Да неужели? Давайте выкладывайте.

Хозяин дома потянулся через лежавших котов и вытряхнул пепел в камин, потом, держа в ладони вересковую трубку, откинулся на спинку стула.

— В ту ночь, как это частенько случается, я гулял с котами, — начал он.

— В какое время?

— Где-то после десяти, на часы я не смотрел. Ахаву захотелось пройтись, а за ним и все остальные потянулись.

Так что мы обошли всю деревню.

— А машины уже отъезжали от поместья?

— Нет, ни одной машины мы не видели, и вообще не видели ни одной живой души, пока не пришли к коттеджу «Крофт». А вот около него кто-то был.

— Кто?

— Я не видел, хотя предположить кое-что можно.

— Так кто же это был? — настаивал Джейсон.

Джеймс Бартон покачал головой и продолжил:

— Авимелех пролез во двор под калиткой. Я стоял рядом и хотел позвать его, но тут услышал, что кто-то идет со стороны заднего крыльца. Человек обогнул дом, причем шел так же осторожно и почти бесшумно, как мои коты.

Стараясь себя не выдать, я отступил от калитки. Кто-то промелькнул мимо меня в темноте, и тут Авимелех зашипел и вспрыгнул на забор. Вот и все.

— Как это все?

— Больше я ничего не видел и не слышал.

— Но хотя бы мужчина это был или женщина?

— Это была тень, — медленно произнес Бартон. — Можно, конечно, сказать, что ступала она слишком мягко и легко для мужчины, но некоторые мужчины умеют так ходить… Я, например, да и любой браконьер тоже…

— А в какую сторону двинулся тот человек?

— Он пошел в сторону деревни, так же, как и я.

— Вы должны рассказать все полиции, — сказал Джейсон. — Тот, кто в тот день крался от задней двери коттеджа «Крофт», вряд ли просто совершал там свой вечерний моцион — таких оригиналов, как вы, в деревне, кажется, больше нет. Ведь он-то и мог отравить какао. Полиция должна знать об этом.

Раздался неловкий смешок:

— Понимаешь, это будет глупо выглядеть. Ведь толком я ничего не видел. Что за человек там ходил? Не знаю. К тому же он то же самое может сказать обо мне. Я тоже бродил у дома Конни в темноте, не включая фонарика, да еще в сопровождении котов, а это, при склонности к ночным блужданиям, отягощающий вину фактор. Понимаешь, не смотря на прогресс науки и образования, а также развитие кинематографа, в деревнях все еще верят в ведьм и колдунов.

А коты — непременный атрибут всякой нечисти, ведь так?

Оставив без внимания последнее замечание, Джейсон резко спросил:

— Почему вы ходите ночью без фонарика? Ведь это опасно.

— Я неплохо вижу и прекрасно без него обхожусь.

— Почему же, когда кто-то выходит из калитки прямо перед вашим носом, вы не можете даже разобрать, мужчина это или женщина?

Бартон снова смущенно улыбнулся:

— Но пойми, я стоял там в темноте, как будто притаившись, и если бы выдал себя, то мог бы вызвать подозрения. И потом, не мог же я включить фонарик, чтобы разглядеть человека, это было бы просто невежливо. Ночью, знаешь ли, существуют свои правила поведения.

Джейсон нахмурился:

— И все-таки мне кажется, вы знаете, кто там был.

— Около «Крофта» очень темно из-за деревьев, узнать кого-то в той фигуре было невозможно…

— Невозможно, но…

— Почему ты думаешь, что есть какое-то «но»?

— Я чувствую, что у вас есть какая-то догадка. Чего вы опасаетесь? Поделитесь со мной.

Джеймс Бартон задумчиво постукивал трубкой по столешнице. Так же задумчиво он достал кисет с табаком.

— Понимаешь, Авимелех шипит только на одного человека, — наконец сказал он.

— Ну и что?

— Он тогда зашипел.