Глава 4

Два или три дня спустя Фрэнк Эбботт, сменившись с дежурства, уютно устроился в одном из викторианских кресел мисс Мод Силвер — в кресле с ярко-синей обивкой и гнутыми ореховыми ножками. Посмотрев на мисс Мод, сидящую с вязаньем напротив, Фрэнк прервал свой рассказ замечанием:

— Это прямо по вашей части. Жаль, что вас там не было.

Спицы мисс Силвер пощелкивали, детская кофточка подергивалась. Негромко кашлянув, мисс Силвер произнесла:

— Прошу тебя, Фрэнк, продолжай.

Он повиновался, посматривая на нее чуть насмешливо, но не скрывая привязанности и глубокого уважения. От эдвардианской челки, выпущенной из-под сетки для волос, до черных шерстяных чулок и туфелек, украшенных бисером, мисс Силвер была идеальным образцом женщины того типа, который теперь почти вымер. Казалось, она сошла с фотографии из семейного альбома — старая дева со скромными средствами, но неукротимым нравом. Присмотревшись, ее можно было принять за опытную наставницу, подопечные которой на всю жизнь запоминают, чем они ей обязаны.

Но никто не догадался бы, что мисс Мод Силвер, двадцать лет проработав учительницей, оставила этот пост и стала преуспевающим частным детективом. Впрочем, сама она избегала этого слова. Она оставалась порядочной женщиной и находила название своего нынешнего ремесла оскорбительным. На ее визитной карточке значилось:

Мисс Мод Силвер. Монтэгю Меншинс, 15,

а в правом нижнем углу было мелко добавлено:

Частные расследования.

Новая профессия обеспечила мисс Силвер скромный комфорт и великое множество друзей. Их портреты занимали всю каминную доску и пару столиков. Здесь были изображения молодых мужчин и девушек, а также фотографии пухлых младенцев в старомодных серебряных, резных и филигранных рамках.

Окидывая взглядом комнату, мисс Силвер переполнялась благодарностью к провидению, которое не только окружило ее этим комфортом, но и уберегло в ужасные шесть лет войны. Однажды в конце улицы упала бомба. В комнатах мисс Силвер вылетели стекла, в одной из синих плюшевых портьер образовалась неприглядная дыра, но ее быстро починила бесценная Эмма — так, что шов не смогла разглядеть даже сама мисс Силвер. На ковер того же яркого павлиньего оттенка, что и шторы, осела пыль и мусор, но из чистки он вернулся, как новенький. А картины ничуть не пострадали. «Надежда» с завязанными глазами по-прежнему лелеяла некую мечту. «Черный брауншвейгец» навсегда прощался с невестой. Прелестная монахиня Милле все так же молила о «Милосердии» на картине, которую все называли «Гугенотом». «Пузыри» радостно парили в воздухе. Уютно, очень уютно, неизменно заключала мисс Силвер. Все в целости и сохранности.

Она повторила: «Прошу тебя, Фрэнк, продолжай» и обратилась в слух.

— Как я уже сказал, это дело по вашей части. Девушка забарабанила в дверь, закричала об убийстве и упала в обморок, едва переступив порог. Довольно миловидная девушка — и, пожалуй, не робкого десятка. Но в тот вечер она была перепугана до смерти.

— Твоя тетя и мисс Грей узнали ее?

— Конечно. Ее зовут Мэри Стоукс. После демобилизации из армейского полевого госпиталя она помогает дяде работать на ферме. Как я уже сказал, она довольно миловидна. И глуповата. И еще мне показалось, что она подняла крик и упала в обморок умышленно.

— Почему ты так решил?

— Сам не знаю. Она вскоре пришла в себя — а может, Вовсе не теряла сознание. Хотя я мог ошибиться: девушки бывают разными. Но для вас они, конечно, открытая книга. Жаль, что вас там не было. Моника и мисс Грей привели ее в чувство, и постепенно она все объяснила. Ее дяде принадлежит ферма по другую сторону Коммона — ее называют Томлинс-фарм. Все земли до самого Дипинга когда-то были владениями семьи по фамилии Томалин. Их наследники давно умерли, но название фермы сохранилось. Фамилия самого фермера — Стоукс, как и его племянницы. Итак, она шла в Дипинг по тропе, о которой я уже упоминал — той самой, что ведет через рощу Мертвеца.

Мисс Силвер кашлянула.

— И это показалось тебе странным?

Фрэнк слегка приподнял бровь.

— Это кратчайший путь в Дипинг.

— Значит, есть и другой?

— Да, конечно. По шоссе. Он немного длиннее и ведет к противоположной окраине деревни. Ни один человек в здравом уме не решится обгонять на нем другие машины — впрочем, и такое наверняка бывало: мало ли сумасшедших на дорогах! Так или иначе, почему-то я не поверил мисс Мэри Стоукс. Насколько я понимаю, местные жители избегают в темноте ходить через рощу Мертвеца.

Спицы мисс Силвер щелкнули.

— А было уже темно?

Фрэнк слегка пожал плечами.

— Как в преисподней. Еще бы — январь, шесть часов вечера.

— Продолжай, Фрэнк, — попросила она.

— Так вот что она рассказала. Тропа ведет через довольно густую рощу. Мисс Стоукс объяснила, что услышала странные звуки и свернула с тропы в кусты. А когда ее спросили почему, она ответила, что испугалась, но на вопрос, чего именно, не смогла ответить — просто ей что-то послышалось. Так можно ходить кругами, но ни на шаг не приблизиться к цели. Местного констебля она водила вокруг кустов так долго, что мое терпение иссякло и я предложил выяснить, что произошло дальше.

Мисс Силвер не сводила взгляда своих маленьких проницательных глаз с его лица.

— А тебе не показалось, что она пытается выиграть время — собраться с духом или, может быть, придумать, что говорить?

Слабая улыбка тронула его губы.

— Это мне сразу пришло в голову — особенно когда она снова разразилась рыданиями. Когда мы успокоили ее, она сообщила, что опять услышала шум — на этот раз шаги и шорох, как будто по земле что-то тащили. Шаги раздались за ее спиной, двигались в сторону тропы, затем мелькнул свет, и она разглядела мужскую руку и то, что тащил неизвестный. По словам мисс Стоукс, это был труп девушки — и вот тут-то она бросилась бежать куда глаза глядят.

Спицы мисс Силвер замелькали быстрее. Она держала их низко и почти не смотрела на вязанье.

— О, господи!

— Еще как о, господи!

— Фрэнк, дорогой, что за выражение!

— Беру назад. Но мы говорили о трупе. Мэри Стоукс утверждает, что это был труп незнакомой ей молодой светловолосой женщины с ужасной раной на голове. Она уверяла, что с такой раной никто не смог бы выжить. Лица она не разглядела, потому что, по ее словам, волосы упали на лоб незнакомки и полностью его закрыли. Но одежду мисс Стоукс описала подробно: черное пальто, черные перчатки, голова непокрыта. И еще одна подробность, которая заинтриговала всех нас: в ухе незнакомки была сережка, притом необычная.

Мисс Силвер кашлянула.

— Она разглядела немало. Ты говоришь, волосы закрывали лицо жертвы. Странно, что мисс Стоукс вообще увидела сережку.

— И это еще не самое странное! Она уверяет, что незнакомец наклонился над девушкой, чтобы рассмотреть вторую сережку, но в ухе ее не оказалось. Он лихорадочно начал искать пропажу, направлял фонарь в разные стороны, ворошил волосы.

— Какой ужас! — воскликнула мисс Силвер.

— Вот именно. Так ничего и не найдя, он бросил труп и удалился в лес, а Мэри Стоукс выбралась из кустов и помчалась прочь. Мы вызвали местного констебля, славного малого, и отправились на место преступления. Мэри была еще слаба, поэтому я вернулся в Эбботтсли за маши ной. Вот так я и узнал, каково вести машину по этой дороге — я сам совершил такую глупость. Мы доставили Мэри на место, но никакого трупа не обнаружили. Несмотря на свежий ветер, она снова лишилась чувств, а когда ее попросили точно показать место, она не смогла лам помочь. Просто сказала, что вошла в рощу, но не успела зайти далеко, хотя удалилась от опушки, к тому же в темноте она боится ошибиться, и потому нельзя ли отвезти ее домой, к дяде? И так далее, и тому подобное, и снова слезы. Я не отпустил мисс Стоукс домой, и вызванный из Лентона окружной инспектор поддержал меня. Мы обшарили чуть ли не всю рощу, но ни тем вечером, ни на следующий день не нашли никаких следов того, что кто-то протащил через кусты труп. Вдоль тропы тянется канава, на мягких краях и грязном дне которой должны были остаться следы ног. Но мы не обнаружили ничего, кроме следов самой Мэри, ведущих в глубину леса. Никаких улик. Но судя по следам, Мэри выбралась из кустов и бросилась бежать, как она и говорит. Два самых отчетливых отпечатка — следы бегущих ног. Большие пальцы глубоко вдавлены в землю, каблуков почти не видно. Вот единственное подтверждение ее словам. Трупа мы не нашли ни на тропе, ни в лесу, и не уверены, что он там вообще был. В соседних деревнях никто не исчезал. Потерянную сережку мы тоже не нашли.

Мисс Силвер снова кашлянула.

— Вторую из пары? Ту самую, которую ты назвал необычной?

— Да. Знаете украшения, которые называют «кольцами вечности»?

Она улыбнулась.

— Конечно. Это старомодные вещицы — кольца, со всех сторон усыпанные мелкими камешками. Милые, но непрактичные. Обычно камни вскоре выпадают и теряются.

— Я всегда был уверен, что вы знаете все на свете. А вы когда-нибудь видели такие же сережки?

— Нет, ни разу. По-моему, таких вообще не делают. Видишь ли, у серьги должен быть замок, иначе ее не вдеть в ухо.

Фрэнк засмеялся.

— Об этом я не подумал. Но Мэри Стоукс клянется и божится, что она видела в ухе убитой девушки кольцо вечности, усыпанное бриллиантами.

Мисс Силвер продолжала вязать. Ее приятное лицо стало сосредоточенным, глаза — внимательными. После минутного раздумья она произнесла:

— По-моему, ты рассказал мне не все.

Фрэнк кивнул.

— В воскресенье, к моменту моего отъезда, по Дипингу уже разгуливали две основных версии случившегося. Согласно одной, Мэри Стоукс просто хочет прославиться, стать знаменитой. Типичный эксгибиционизм, который в провинции по старинке называют позерством. Весьма разумное предположение, в которое не укладываются только отпечатки бегущих ног. Другой версии придерживается меньшинство. Согласно ей, Мэри говорит правду, разве что слегка преувеличивает. Девушка, которую она сочла убитой, была на самом деле жива. Когда мисс Стоукс с криком убежала прочь, незнакомка преспокойно встала и ушла.

— Продолжай. Что же случилось сегодня днем?

— Примерно в половине пятого мы получили известие из Хэмпстеда. Одна женщина сообщила об исчезновении своей постоялицы, которая ушла в пятницу и не вернулась. Вот описание пропавшей: молодая женщина не старше тридцати лет, светлые волосы до плеч, ореховые глаза, среднего роста, очень хрупкого сложения. Одета в элегантное черное пальто и черный берет. Светлые чулки, черные туфли. И небольшие серьги-обручи, «сплошь усыпанные мелкими бриллиантами, как кольцо вечности».

Глава 5

Наступила пауза, но отнюдь не томительная, а пронизанная сдержанным любопытством мисс Силвер. Когда она заметила: «И вправду, странное совпадение», Фрэнк Эбботт засмеялся.

— Вы считаете, что такие совпадения возможны? Я — нет.

Мисс Силвер невозмутимо продолжала вязать.

— Мне случалось сталкиваться со странными совпадениями.

— Столь же странными, как это?

Мисс Силвер уклонилась от ответа.

— А кто эта пропавшая женщина? Должно быть, хозяйке дома известно не только про ее черное пальто и необычные серьги.

— К сожалению, она почти ничего не смогла сообщить. Я встречался с ней, но напрасно. Пропавшая женщина прожила в том доме недолго — не больше месяца. Ее звали Луиза Роджерз. Она говорила с легким иностранным акцентом. Хозяйке, миссис Хоппер, объяснила, что родилась во Франции, но вышла замуж за англичанина, который уже умер. Миссис Роджерз держалась вежливо, никого не приводила домой и аккуратно вносила плату. Однажды она упомянула, что ее семья была очень богата, но лишилась состояния во время войны. Потом, по словам миссис Хоппер, ее лицо стало таинственным, и она добавила: «А может, мне и удастся кое-что вернуть — кто знает? Вот почему я приехала в Англию. Если вещь украдена, по закону ее обязаны вернуть владельцу. Поэтому я здесь». Миссис Роджерз покинула дом в пятницу утром, когда именно — миссис Хоппер не знает: она уходила за покупками к выходным. А в субботу вечером Мэри Стоукс увидела труп светловолосой женщины с бриллиантовой сережкой в роще Мертвеца. Луиза Роджерз так и не вернулась в Хэмпстед. Я спросил миссис Хоппер, слышала ли она когда-нибудь о Дипинге, и она сказала, что это, кажется, марка продуктов или лака для мебели. — Фрэнк придвинулся к камину и протянул руки к его приветливому теплу. — Знаете, если бы не Мэри Стоукс, все решили бы, что миссис Роджерз уехала на выходные, не удосужившись известить об этом хозяйку.

Мисс Силвер кашлянула.

— Если бы она собиралась уехать надолго, она взяла бы с собой чемодан. Ее вещи остались в доме?

— Да, миссис Хоппер подтвердила это.

Мисс Силвер склонила голову набок.

— Она наверняка хорошо осведомлена. Женщины, пускающие в дом жильцов, обычно бывают наблюдательными и все подмечают. Люди часто увозят вещи незаметно и съезжают с квартиры, не заплатив.

— Но если верить миссис Хоппер, все вещи на месте. По ее же словам, миссис Роджерз ушла из дома с пустыми руками, в своем элегантном черном пальто и берете — в них она выглядела настоящей леди. Вопрос в другом: действительно ли она побывала в Дипинге и предстала перед Мэри Стоукс в образе трупа, и если да, то где она сейчас?

На миг спицы замерли в руках мисс Силвер. Она мрачно произнесла:

— А по-моему, ее вполне могли убить.

— Очень может быть. Завтра я еду в Дипинг, где постараюсь что-нибудь разузнать. Местные меня недолюбливают, но с властями я уже все уладил. Мне поручили это дело как первому, кто выслушал показания Мэри, и так как я знаком со здешними местами. Но если говорить начистоту, мои познания ограниченны. Мой дядя совсем недавно вернулся домой из-за границы. Моника тоже стала мне чужой, в последние десять лет я виделся только с кузиной Сисели. Я часто навещал ее, когда она училась в школе. Моника писала об этом директрисе, возведя меня в ранг брата.

— Кажется, я читала о свадьбе твоей кузины в газетах несколько месяцев назад. Она вышла за мистера Хатауэя?

— Да. Но они расстались, Сисели вернулась домой. Никто не знает, что между ними произошло. Три месяца она была счастлива, а потом однажды явилась домой и с тех пор не желает видеть Гранта. Знаете, ведь она богатая наследница. Моей бабушке досталось состояние от ее отца, судовладельца, и она завещала его Сисели.

— Дорогой мой Фрэнк!

Он засмеялся.

— Мы с дядей Реджем уже оплакали потерю. Бабушка не могла выгнать его из Эбботтсли — нашего родового поместья, — но дядя не получил ни гроша на его содержание. С ним бабушка поссорилась потому, что он отправился служить за границу вместо того, чтобы откупиться от службы. А мой отец не разговаривал с бабушкой несколько лет — она так и не простила ему женитьбу на моей матери. Ему, второму сыну в семье, было предначертано стать мужем богатой наследницы. И, конечно, меня вычеркнули из списка наследников, как только я поступил на службу в полицию.

На минуту поджав губы, мисс Силвер откликнулась:

— А ей не приходило в голову, что она могла бы дать тебе возможность продолжить учебу и стать адвокатом, как хотел твой отец?

В ответ Фрэнк разразился сардоническим смехом.

— Да, она сразу все поняла: пригласила меня и объяснила, каким глупым и недальновидным всегда был мой отец — только поэтому он умер, не успев дать мне образование. Так и вижу, как она сидит и мрачно втолковывает мне, что не намерена потакать глупости и некомпетентности и брать на себя его обязанности.

— Боже мой, Фрэнк!

Он мгновенно смягчился.

— Все, что ни делается — к лучшему. Если бы не бабушка, я никогда не стал бы работать в полиции, не познакомился бы с вами. Да… Ну вот, таким был мой последний визит в Эбботтсли — до того, как вернулся дядя Редж, — он усмехнулся. — В нескольких удачно подобранных выражениях я объяснил бабушке, что я о ней думаю, и удалился. По иронии судьбы, я родился поразительно похожим на нее. Даже я сам это замечаю.

— А твоя кузина тоже похожа на нее?

— О, нет! Сисели худенькая и смуглая.

Собеседники замолчали. После недолгого раздумья мисс Силвер спросила:

— Скажи, зачем ты рассказал мне все это, Фрэнк?

По его лицу скользнула усмешка.

— Понятия не имею, просто рассказал — и все.

Мисс Силвер устремила на него преувеличенно строгий взгляд и процитировала своего излюбленного лорда Теннисона:

— «О, иль совсем не доверяй, иль доверяй во всем».

Он усмехнулся.

— «Ведь, полуправду говоря, мы более чем лжем» — или когда недоговариваем. Ладно, поговорим начистоту. Моника умирает от желания встретиться с вами. Как бы вы отнеслись к предложению побывать в Эбботтсли?

Мисс Силвер пристально на него посмотрела.

— Ты предлагаешь мне работу?

— Пока — нет.

— Тогда что же ты имеешь в виду, Фрэнк?

Он скривил губы.

— Сам не знаю. У меня путаются мысли. Я понимаю только то, что ничего не понимаю. И только вам под силу найти в происходящем скрытый смысл. Все слишком смутно, расплывчато, к тому же Моника и вправду хочет познакомиться с вами… — он осекся и заключил серьезно: — Я хотел бы, чтобы вы встретились с Мэри Стоукс и объяснили мне, лжет ли она. И если да, то в чем. И зачем.

Глава 6

Эбботтсли представлял собой большой обветшалый дом без каких-либо признаков определенного архитектурного стиля. Свое существование он начал в виде коттеджа, который владельцы перестраивали по мере приобретения состояния или увеличения семьи. Эбботт середины викторианской эпохи, отец пятнадцати детей, после визита в Шотландию пристроил к дому безобразное крыло с башнями в стиле Балморала. Во времена леди Эвелин в Эбботтсли царил консерватизм во всех сферах, вплоть до убранства комнат. Ее сноха, которой было нечего тратить, поднялась на чердак и обнаружила там немало мебели из прекрасного старого дуба, а также сундуки великолепных портьер времен Регентства, которыми заменила гобелены и плюш. Постепенно ей удалось облагородить несколько комнат, в том числе свою спальню и спальню Сисели, столовую и очаровательную маленькую гостиную, куда даже в разгар долгой английской зимы заглядывало солнце.

Изменить меблировку большой гостиной хозяйка дома даже не пыталась. В этой комнате полагалось лишь принимать гостей, а не сидеть в семейном кругу. Шторы из тяжелой парчи оттенка старого золота, позолоченные стулья, массивные кресла скорее впечатляли, нежели создавали уют. В гостиной висели многочисленные зеркала в золоченых рамах и ряд фамильных портретов, в том числе и самой леди Эвелин, написанный незадолго до ее замужества. Ни от кого не ускользало сходство леди Эвелин и ее внука, ныне — сержанта Скотленд-Ярда. Тот же нос с горбинкой, те же слишком светлые и холодные для женщины голубые глаза в обрамлении почти бесцветных бровей и ресниц. Волосы, зачесанные вверх от лба по моде восьмидесятых, усиливали и без того поразительное сходство. Всякий раз, оказываясь в гостиной, Моника Эбботт чувствовала себя скованно под пристальным взглядом свекрови. Полковник Эбботт о своих ощущениях умалчивал. Он никак не мог решиться снять со стены портрет матери, но, подобно Монике, предпочитал маленькую гостиную, где висел только один портрет — акварель, запечатлевшая Сисели в детстве.

Мисс Силвер, которую встретили в Лентоне и привезли прямиком к пылающему камину и накрытому столу, уже освоилась в новой обстановке. Полковника Эбботта она сочла видным мужчиной, а миссис Эбботт — дружелюбной и доброй женщиной. И миловидной — с волнистыми темными волосами и большими карими глазами. Миссис Хатауэй унаследовала глаза матери, но в остальном ничем не походила на родителей, разве что волосами, если бы отрастила их. Но она коротко стригла волосы, они покрывали кудряшками всю голову, и глядя на них, а также на миниатюрную фигурку Сисели, никто не догадался бы, что она замужняя женщина. Невольно взглянув на левую руку Сисели Хатауэй, мисс Силвер испытала шок, не увидев на ней кольца. Нынешние девушки слишком пренебрежительно относятся к обручальным кольцам, но мисс Силвер опасалась, что Сисели не носит кольцо умышленно.

Мисс Силвер лакомилась булочками с медом и слушала объяснения Моники Эбботт, что пчел разводит Сисели, проницательно и добродушно посматривая на девушку. Сисели сидела у камина, пила чай одну чашку за другой, но ничего не ела. Фрэнк Эбботт говорил, что она худенькая и смуглая — мисс Силвер поразилась точности этого определения. Действительно, кожа Сисели была смуглой, глаза и волосы — темными, гораздо темнее, чем у матери. На ее лице плясал отблеск огня. Одна щека раскраснелась от жара, и румянец придал Сисели неуловимое обаяние. Эта девушка могла бы танцевать под музыку ветра на опавших листьях, украсив волосы алыми ягодами.

Впрочем, в голову мисс Силвер подобные мысли не приходили. Она просто видела перед собой несчастную, отчаявшуюся и уставшую от страданий девушку. Миссис Эбботт проводила гостью в отведенную ей комнату. Мисс Силвер сочла милой и уютной эту спальню с прочной викторианской мебелью и шторами из малинового репса.

Сняв черное пальто со старомодным меховым воротником и черную фетровую шляпку, уже не новую, но освеженную пучком лиловых анютиных глазок, мисс Силвер привела в порядок прическу, надела расшитые бисером домашние туфли, вымыла руки, разыскала среди вещей яркий ситцевый мешочек с вязаньем и вернулась в маленькую гостиную. На ней было бутылочно-зеленое шерстяное платье, купленное осенью, с сетчатой вставкой у горла, украшенное брошью из мореного дуба в виде розы, с большой ирландской жемчужиной в середине. На тонкой золотой цепочке висело пенсне, с помощью которого мисс Силвер читала мелкий текст при плохом освещении, вторая цепочка была массивной и короткой — на ней висел тяжелый викторианский медальон с выгравированной монограммой А (Альфред) и М (Мария) — память о давно умерших родителях. Когда медальон носила на груди Мария, в нем хранилась прядь волос Альфреда. Теперь к ним добавился мягкий седой локон Марии. Для мисс Силвер Альфред и Мария были «бедным папой» и «мамочкой», а медальон она считала на редкость изысканным.

Устроившись у огня, мисс Силвер вынула из мешочка клубок голубой шерсти и начала набирать петли для кофточки — точной копии той, что она закончила вчера вечером. Чтобы содержать ребенка в тепле и чистоте, таких кофточек необходимо несколько. Очень разумное решение.

Закончив считать петли, мисс Силвер заговорила с хозяйкой и обнаружила, что они остались вдвоем: полковник Эбботт и Сисели удалились, Фрэнк позвонил и сообщил, что вернется поздно.

— Вы не представляете себе, как я рада познакомиться с вами! — призналась Моника. — Фрэнк вас обожает.

— Дорогая моя миссис Эбботт!

— Честное слово, обожает! И слава богу — это ему на пользу. Слишком уж он холоден и насмешлив. Конечно, это напускное, но не совсем. Моя свекровь была жестока с ним. Правда, они виделись редко, потому что она была в ссоре с отцом Фрэнка — вечно она со всеми ссорилась.