4

Беран сидел, уперев подбородок в подоконник, и глядел в ночь. Видна была лишь фосфоресцирующая полоса прибоя да ледяные сгустки мерцающих звезд — больше ничего.

Комната располагалась высоко в башне, она была очень мрачна и уныла. Стены голые и неприятные на ощупь, окно забрано тяжелой решеткой, дверь настолько плотно пригнана к проему, что не оставлено даже маленькой щелочки. Беран знал, что это — тюремная камера.

Снизу послышался слабый звук — приглушенный и сиплый смешок нейтралоида. Беран был уверен, что смеются над ним, над злосчастным концом его земного существования. Слезы подступили к глазам, но, как и все паонитские дети, он более никаких эмоций не обнаружил.

Теперь звук послышался уже у самых дверей. Щелкнул замок, дверь раздвинулась. В проеме стояли Лорд Палафокс и два нейтралоида.

Беран с надеждой шагнул вперед, но что-то насторожило его, приковало к месту. Нейтралоиды втолкнули Палафокса в комнату. Дверь скрипнула, закрываясь. Беран остался стоять посреди камеры, совершенно упав духом.

Палафокс оглядел темницу, словно оценивая ситуацию. Он приложил ухо к двери, прислушался, затем тремя быстрыми, кошачьими прыжками приблизился к окну и выглянул. Ничего не было видно — лишь звезды да прибой.

Маг прикоснулся языком к внутренней стороне щеки, и в самом ухе у него зазвучал голос, читающий объявления в Эйльянре. Голос говорил взволнованно: «Получены известия от Аюдора Перголаи Бустамонте. Во время предательского нападения на Панарха Аэлло также ранен и Наследник. Маловероятно, что он выживет. Но самые опытные врачи Пао неустанно при нем. Аюдор Бустамонте просит всех объединиться в едином порыве надежды на благополучный исход».

Вторым касанием языка Палафокс выключил звук. Он поманил Берана — тот сделал шаг навстречу Палафоксу. Маг наклонился к уху мальчика и зашептал:

— Мы в опасности. И нас подслушивают — каждое наше слово. Не разговаривай — лишь следи за мной и действуй быстро по моему сигналу.

Беран кивнул. Палафокс осмотрел комнату уже более внимательно. В то время как он осматривался, одна из секций двери стала прозрачной: сквозь нее глядел глаз. В приступе внезапного раздражения Палафокс поднял руку, но сдержался. Через минуту глаз исчез и дверь снова стала непроницаемой.

Палафокс метнулся к окну, вытянул палец. Раскаленная игла пламени вырвалась из него, с шипением разрезая решетку. Она распахнулась и, прежде чем Палафокс успел схватить ее, вывалилась в темноту. Палафокс зашептал:

— Быстрее вон отсюда!

Беран в нерешительности мешкал.

— Скорее! — шепнул Палафокс. — Ты хочешь жить? Тогда мне на спину, живо!

Снизу уже слышался топот шагов, приближающиеся голоса. Через мгновение двери распахнулись — в проеме появились три мамарона. Они остолбенели, оглядели камеру и бросились к открытому окну.

— Быстро вниз! — повернулся к стражникам капитан. — Всех утоплю, если они ускользнут!

Обыскали сад, но не обнаружили и следов Палафокса и Берана. Стоя в свете звезд, сами темнее ночи, мамароны некоторое время переговаривались своими мягкими голосами и вскоре пришли к соглашению. Голоса стихли: стражи сами исчезли в ночи.

5

Любое человеческое сообщество, независимо от его многочисленности, однородности и твердости следования всеобщей доктрине, очень скоро обнаружит в своем составе более мелкие группы, придерживающиеся вариантных версий общепринятых убеждений; в этих группах выделятся подгруппы, и так далее, до уровня отдельного индивида, но даже в психологии отдельно взятого индивида будут проявляться конфликтующие тенденции.

Адам Оствальд. «Человеческое общество».

Паониты, несмотря на то, что их было пятнадцать миллиардов, представляли собой монолитный конгломерат, подобный которому вряд ли можно было отыскать во всей Вселенной, населенной разумными существами. Сами же паониты черты сходства между собой воспринимали как норму, и лишь различия, сколь бы ничтожны они не были, привлекали всеобщее внимание.

Люди Минаманда, и особенно жители столичного города Эйльянре, считались «городскими» — слегка легкомысленными. Жителей Хиванда, самого равнинного из континентов Пао, отличала буколическая наивность. Люди Нонаманда, холодного южного материка, стяжали славу суровых, трудолюбивых и мужественных, тогда как обитатели Видаманда, занимающиеся выращиванием винограда и фруктов и изготавливающие почти все вина Пао, считались чистосердечными и экспансивными.

Много лет потратил Бустамонте на создание сети тайных агентов, охватывающей все восемь материков. Ранним утром, расхаживая по открытой галерее в Перголаи, он был вне себя от волнения. События развивались далеко не лучшим образом. Только три из восьми континентов признали его Панархом — Видаманд, Минаманд и Дронаманд. Агенты же из Айманда, Шрайманда, Нонаманда, Хиванда и Импланда рапортовали о растущей волне непокорности.

Не было, разумеется, активных проявлений недовольства — ни митингов, ни демонстраций. Недовольство паонитов выражалось лишь в общей угрюмости, падении темпа производства на фабриках, нарушении связей с государственными службами. Подобное положение дел в прошлом приводило к развалу экономики и, в конечном счете, к падению династии.

Бустамонте, оценивая свое положение, нервно хрустел пальцами. Сейчас ему необходимо действовать быстро. Наследник должен умереть, и Брейкнесский Маг тоже.

Наступил день — теперь законы Пао разрешали казнь. Он спустился с галереи и подозвал одного из мамаронов.

— Капитана Морнуна ко мне.

Через несколько минут нейтралоид возвратился.

— Где Морнун? — грозно спросил Бустамонте.

— Капитан Морнун и двое его людей покинули Перголаи.

— Покинули Перголаи? — Бустамонте обернулся, ошеломленный.

— Да, такой информацией я располагаю.

Бустамонте поглядел на стражника, затем на башню:

— Пошли!

На скоростном лифте они вдвоем взлетели в башню. Бустамонте тяжелыми шагами приблизился к камере. Он поглядел в глазок, затем с силой распахнул двери, подошел к окну.

— Теперь понятно, — громко и важно проговорил он. — Беран исчез, Магистр исчез. Оба полетели в Эйльянре. Там будут неприятности.

Он стоял у окна, глядя вдаль, затем повернулся к мамарону.

— Твое имя Андрад?

— Хессенден Андрад.

— Теперь ты капитан, Андрад, вместо Морнуна.

— Очень хорошо.

— Мы возвращаемся в Эйльянре. Отдайте все необходимые распоряжения.

Бустамонте спустился на террасу и сел, задумавшись, над бокалом бренди. Палафокс явно хочет сделать Берана Панархом. Паониты же любят молодого Наследника и требуют продолжения династии Панасперов — все остальное идет вразрез с их стремлениями к непрерывности и плавности течения событий. И стоит Берану появиться в Эйльянре, как он будет с триумфом препровожден в Великий Дворец и облачен в Черную Мантию Панарха.

Бустамонте отпил большой глоток бренди. Ну хорошо, он проиграл. Аэлло мертв. Бустамонте никогда не докажет, что именно рука Берана послала в цель смертоносный дротик. В самом деле, не были ли обвинены в этом преступлении и казнены три меркантилийских торговца?

Что делать? Действительно, остается лишь проследовать в Эйльянре, чтобы предстать там в качестве Старшего Аюдора, Регента при Беране. А если под чутким руководством Лорда Палафокса Беран задумается, за что он был заточен в темницу, и если Палафокс будет бескомпромиссен в делах политики, то неизвестно еще, как поступят с ним, с Бустамонте.

Регент поднялся. Ну что ж, назад, в Эйльянре, чтобы получить свой скромный кусочек пирога. Он много лет разыгрывал лизоблюда перед Аэлло; приобретенный опыт теперь очень пригодится.

Но в ближайшие дни и часы Бустамонте столкнулся с тремя чрезвычайно важными сюрпризами. Первый: обнаружилось, что ни Палафокс, ни Беран не появились в Эйльянре, и вообще не объявились нигде на Пао. Бустамонте доселе вел себя осторожно, словно ощупывал почву под ногами. Но тут он стал дышать свободнее. Может быть, эта парочка попала в непредвиденный переплет? А вдруг Палафокс по каким-то своим личным мотивам похитил Наследника?

Но на данном этапе загадка оставалась неразрешимой. И пока он не удостоверится, что Беран мертв, он не сможет насладиться вполне всеми привилегиями, которые дает титул Панарха.

Сомнения и неуверенность охватили все население Пао. День ото дня народное недовольство росло. Доносчики информировали Бустамонте, что его прозвали в народе Бустамонте-Берегло. «Берегло» — типично паонитское словечко; так называют неумелого рабочего на скотобойне, или существо, мучающее и истязающее свою жертву.

Бустамонте внутри весь кипел, но успокаивал себя сознанием формальной правоты. Он надеялся, что либо население в конце концов признает его в качестве Панарха, либо Беран объявится, и можно будет устранить последнее препятствие.

Вот еще одна неразрешимая задача: полномочный посол Меркантиля передал Бустамонте официальное заявление, в котором правителю Пао предъявлялось суровое обвинение в казни трех торговых атташе, а также уведомлялось, что Меркантиль разрывает все дипломатические отношения с Пао до тех пор, пока не будет выплачена компенсация, причем требуемая сумма казалась правителю Пао несообразно большой — ведь ему приходилось ежедневно выносить смертный приговор сотням тысяч человек.

Бустамонте надеялся заключить новый контракт на поставку вооружения. Как он прежде советовал Аэлло, он предложил поставщикам дополнительную плату за право единоличного пользования наиболее технически совершенными видами оружия. Нота полномочного посла Меркантиля не оставляла надежды на новое соглашение.

Третий удар был самым сокрушительным, и в сравнении с ним два других казались мелкими неприятностями.

Клан Брумбо с планеты Батмарш, дорвавшийся до власти и промаршировавший по костям всех своих беспокойных конкурентов, планировал стяжать себе славу какой-нибудь военной вылазкой, дабы упрочить свое положение. Эбан Бузбек, Гетман клана Брумбо, с этой целью собрал сотню военных кораблей, до отказа наполненных солдатами, и устремился к великому Пао.

Может быть, он планировал лишь обычный для Брумбо набег: посадка, стремительный и лихой налет, быстрый сбор трофеев и немедленный отлет — ведь, проходя кольцо защитных спутников, армия встретит лишь символическое сопротивление, и приземлиться на Видаманд, где сильнее всего проявляется недовольство народа, ничего не стоит. Страшно подумать, что может за этим последовать…

Эбан Бузбек с десятью тысячами вояк вторгся в Донаспару, крупнейший город Шрайманда — никто не противостоял ему. Паониты мрачно наблюдали за ним и его славной армией и не оказывали сопротивления даже тогда, когда их грабили или насиловали их женщин. Любая борьба — даже партизанская, даже тактика булавочных уколов — была не в характере паонитов.

6

Беран, Наследник и сын Панарха Аэлло, вел на Пао жизнь, небогатую событиями. Его диета была скрупулезно составлена и тщательно соблюдалась: он никогда не ощущал голода и никогда не наслаждался пищей. За его играми наблюдало несколько превосходных гимнастов — посему они именовались «упражнениями». В результате у него не было склонности к игре. Камердинеры тщательно ухаживали за наследником, любое препятствие тут же устранялось с его пути, он никогда не сталкивался с соперничеством и никогда не знал триумфа.

Сидя на плечах Палафокса, ринувшегося в ночную тьму из открытого окна тюремной камеры, Беран ощущал себя словно в кошмарном сне. Внезапно он потерял вес — они падали! Мальчик почувствовал спазм в желудке и стал задыхаться. Он скорчился и вскрикнул от страха. Они все падали, падали, падали — когда же удар?

— Спокойно, — коротко сказал Палафокс. Беран пригляделся и зажмурился: перед его глазами проплыло освещенное окно — проплыло вниз. Они не падали — они поднимались! Они были уже над башней, над павильоном! Они летели все выше, в самую ночь, легкие как пузырьки воздуха — все выше, выше, в озаренное звездным сиянием небо. Через минуту Беран уже окончательно убедился, что не грезит — это по волшебству Брейкнесского Мага они скользили по воздуху легче пушинок. По мере того, как росло изумление, слабел страх, и мальчик заглянул в лицо Палафокса.

— Куда мы направляемся?

— Наверху нас ждет мой корабль.

Беран с мечтательным сожалением поглядел вниз. Словно актиния, павильон переливался всеми цветами радуги. Наследник не ощущал желания возвратиться — только легкое сожаление. Вверх — все время вверх, еще минут пятнадцать — и вот павильон превратился уже в крошечное цветное пятнышко далеко внизу.

Палафокс вытянул левую руку — импульсы в радарной сетке на его ладони отражались от поверхности земли, преобразуясь в раздражение, достаточно сильное. Он прикоснулся языком к одной из пластинок на внутренней стороне щеки и произнес какой-то резкий слог.

Минуты текли: Беран и Палафокс летели словно призраки. И вот небо перечеркнула длинная тень. Палафокс, протянув руку, схватился за перила и втянул себя вместе с Бераном во входной люк. Он втолкнул мальчика в кессонную камеру, вошел следом и захлопнул люк. Ярко загорелись внутренние огни.

Беран, слишком изумленный, чтобы всерьез интересоваться происходящим, мешком упал на скамью. Он смотрел, как Палафокс поднялся на верхнюю палубу и щелкнул парой переключателей. Небо потускнело, и Беран всем телом ощутил пульсацию — корабль двигался.

Палафокс спустился, изучил Берана оценивающе-бесстрастно. Мальчик не смог вынести его взгляда.

— Куда мы направляемся? — спросил Беран скорее не потому, что это его интересовало, просто ничего лучшего он придумать не мог.

— На Брейкнесс.

Сердце Берана гулко стукнуло:

— Почему я должен лететь туда?

— Потому что теперь ты Панарх. Если бы ты остался на Пао, Бустамонте убил бы тебя.

Беран вынужден был признать справедливость слов Палафокса. Он исподтишка взглянул на Палафокса — тот уже совершенно не походил на тихого незнакомца, что сидел за столом Аэлло. Новый Палафокс был высок как демон огня, он весь светился изнутри сдерживаемой энергией — он был великолепен! Маг, Брейкнесский Маг!

Палафокс сверху вниз взглянул на Берана:

— Сколько тебе лет, мальчик?

— Девять.

Палафокс потер свой длинный подбородок:

— Лучше тебе знать, чего от тебя ожидают. В сущности, программа несложна. Ты будешь жить на Брейкнессе, будешь учиться в Институте, будешь моим подопечным, и придет время, когда ты послужишь мне, как один из моих собственных сыновей.

— А ваши сыновья — мои ровесники? — с надеждой спросил Беран.

— У меня много сыновей! — с мрачной гордостью отвечал Палафокс. — Их сотни! — увидев, насколько ошеломлен Беран, он сухо рассмеялся. — Здесь много непонятного для тебя. Чем ты так удивлен?

Беран сказал извиняющимся голосом:

— Если у вас так много детей, вы, должно быть, стары — гораздо старше, чем выглядите.

Лицо Палафокса странно изменилось. Щеки вспыхнули румянцем, глаза засверкали словно кусочки стекла. Он говорил медленно, ледяным голосом:

— Я не стар. Никогда впредь не говори ничего подобного. Так не разговаривают с Магистром Брейкнесса!

— Я сожалею… — Беран задрожал, — я подумал…

— Неважно. Пойдем, ты устал, тебе нужно поспать.

…Беран был озадачен, проснувшись не в своей черно-розовой постели. Хорошенько оценив ситуацию, мальчик чувствовал себя относительно неплохо. Будущее обещало много интересного, и когда он возвратится на Пао, он будет владеть всеми тайными знаниями Брейкнесса.

Наследник поднялся, позавтракал с Палафоксом, который, казалось, был в хорошем расположении духа. Беран набрался мужества и задал еще несколько вопросов.

— Вы действительно Маг?

— Творить чудеса я не могу, — ответил Палафокс, — разве только чудеса разума.

— Но вы летаете по воздуху! Вы испускаете пламя из пальца!

— То же самое может любой Брейкнесский Маг.

Беран изумленно глядел на длинное острое лицо:

— Тогда вы все маги?

— Ха! — воскликнул Палафокс. — Эти способности являются результатом модификации тела. Я весьма хорошо модифицирован.

Благоговейный страх Берана сменился сомнением:

— Мамароны тоже модифицированы, но…

Палафокс по-волчьи оскалился:

— Вот уж наименее уместное сравнение! Могут нейтралоиды летать по воздуху?

— Нет.

— Мы отнюдь не нейтралоиды, — сказал Палафокс решительно. — Наши модификации увеличивают, а не уменьшают нашу мощь. Антигравитационная ткань вживлена в кожу стоп. Радары находятся в левой руке, сзади на шее, на лбу — они обеспечивают меня шестым чувством. Я вижу на три порядка ниже инфракрасного и на четыре выше ультрафиолетового излучения. Я могу слышать радиоволны. Я могу передвигаться под водой. Я могу летать в безвоздушном пространстве — в космосе. Вместо кости в моем указательном пальце находится приспособление типа лазера. У меня еще множество других возможностей. Источник энергии — энергоблок, расположенный в грудной клетке.

Беран с минуту молчал, потом робко спросил:

— А когда мы прибудем на Брейкнесс, вы меня тоже модифицируете?

Палафокс оценивающе рассматривал Берана — как бы в свете этой новой идеи.

— Если ты в точности будешь выполнять все мои указания, то, должно быть, да.

— Что я должен делать?

— Пока тебе не следует об этом беспокоиться.

Беран подошел к левому борту и выглянул в иллюминатор, но не увидел ничего, кроме стремительно бегущих серых и черных полос.

— Скоро мы достигнем Брейкнесса?

— Уже недолго осталось. Отойди от иллюминатора. Глядеть в подпространство вредно — это повредит восприимчивому мозгу.

Индикаторы на контрольной панели вибрировали и вспыхивали — и вот корабль дал резкий крен.

Палафокс поднялся наверх и поглядел сквозь смотровой купол.

— Вот мы и на Брейкнессе!

Беран, приподнявшись на цыпочки, увидел серый безотрадный пейзаж, освещенный маленьким белым солнцем. Корабль скользнул в нижние слои атмосферы — и мир приобрел более ясные очертания. Беран увидел невообразимо огромные горы, скальные когти высотой миль в сорок, покрытые льдом и снегом, вершины которых были окутаны испарениями. Корабль скользнул над серо-зеленым океаном, усеянным островками плавающих водорослей, затем снова полетел над скалами. Сейчас они медленно спускались в долину со скальными склонами, дно которой было скрыто мраком и туманом. Скалистый уклон перед ними был покрыт какой-то серо-белой коркой. Корабль снизился, и корка оказалась небольшим городом, лепящимся к подножью горы. Постройки были низенькие, сплошь из лавовых пород вроде туфа, с коричнево-красными кровлями, некоторые из них соединялись между собой и свисали с утесов, словно цепочки. Все выглядело уныло и не слишком впечатляюще.

— И это Брейкнесс? — спросил Беран.

— Это Брейкнесский Институт, — сказал Палафокс.

Беран был порядком разочарован:

— Я ожидал другого…

— Мы не любим претенциозности, — заметил Палафокс, — и, в конце концов, Магистров совсем немного и мы очень редко видимся.

Беран заговорил было, но смутился, чувствуя, что он затронул чувствительную струнку. Он спросил осторожно:

— Ваши сыновья живут с вами?

— Нет, — коротко ответил Палафокс, — но, естественно, они посещают Институт.

Лодка медленно снизилась. Индикаторы на контрольной панели мигали и прыгали как живые.

Беран оглядел глубокое ущелье, вспомнил зеленые поля и голубые океаны родины — и вздрогнул.

— Когда я вернусь на Пао? — спросил он в волнении.

Палафокс явно думал совсем о другом и ответил небрежно:

— Когда позволят обстоятельства.

— Но скоро ли это будет?

Палафокс глянул на мальчика сверху вниз:

— Ты хочешь быть Панархом Пао?

— Да, — решительно сказал Беран, — если меня модифицируют.

— Может быть, твои желания исполнятся. Но ты должен помнить, что тот, кто берет, должен отдавать.

— Что я должен отдать?

— Это мы обсудим позже.

— Бустамонте не будет мне рад, — грустно сказал Беран. — Я думаю, что он тоже хочет быть Панархом.

Палафокс засмеялся:

— У Бустамонте крупные неприятности. Радуйся, что ему, а не тебе приходится расхлебывать эту кашу.