1

В самом сердце галактики Полимарк вокруг желтой звезды Ауриол вращается планета Пао. Ее характеристики (в стандартных единицах):

Масса: 1,73 Диаметр: 1,39 Гравитация на поверхности: 1,04 Плоскость дневного обращения Пао совпадает с планетарной плоскостью, поэтому на планете отсутствует смена времен года и климат всегда мягкий. Восемь континентов расположены вдоль экватора и равноудалены друг от друга. Это Айманд, Шрайманд, Видаманд, Минаманд, Нонаманд, Дронаманд, Хиванд и Импланд. Названия их соответствуют паонитским числительным. Айманд — самый большой, в четыре раза больше Нонаманда, наименьшего. Этот последний расположен в высоких южных широтах, и климат там хуже.

Скрупулезная перепись населения на Пао никогда не проводилась, но известно, что огромное число жителей планеты — около пятнадцати миллиардов человек — обосновалось в поселках.

Паониты однородны в расовом отношении — среднего роста, светлокожие, с цветом волос от рыжевато-коричневого до почти черного. Разница в психическом складе и особенностях характера незначительна.

История Пао до воцарения Панарха Аэлло Панаспера небогата событиями. Первые поселенцы нашли планету гостеприимной, и потомство их увеличивалось столь стремительно, что вскоре плотность населения на Пао выросла до невероятных размеров. Их образ жизни свел к минимуму социальные трения, и планета не знала крупных войн, эпидемий, катаклизмов. Периодический голод жители Пао переносили с мужеством.

Паониты — простые бесхитростные люди, не исповедующие никакой религии, вообще не имеющие культа. Немного надо им от жизни — лишь кастовым передвижениям придают они значение. Они не знают спортивных состязаний, любят лишь, собравшись в огромные скопища по десять-двадцать миллионов, распевать древние заунывные гимны.

Каков же типичный паонит? Он владеет небольшим участком земли, живет за счет доходов от домашних ремесел и примитивной торговли, не слишком интересуется политикой.

Наследный правитель, Панарх, обладает абсолютной личной властью, осуществляемой через обширную сеть государственных учреждений, которые имеются в самой отдаленной деревушке. Слово «карьера» на языке Пао — синоним занятия государственной службой. В общем, правление осуществляется весьма успешно.

Язык Пао сформировался на основе вайдальского, но видоизменился, превратившись в своеобразный диалект. Предложение на паонитском языке не столько выражает какое-либо действие, сколько обрисовывает картину или ситуацию. В языке нет ни глаголов, ни степеней сравнения (хороший, лучше, лучший). Типичный паонит воспринимает себя как поплавок в океане — бросаемый, гонимый неведомыми силами, — если вообще он мыслит себя как отдельного индивидуума. В священном страхе перед правителем он беспрекословно повинуется ему, взамен желая лишь одного — продолжения династии. На Пао ничего не должно меняться.

Но Панарх, казалось бы, абсолютный властелин, также принужден подчиняться правилам. В том-то и заключался парадокс: единственный независимый человек на Пао, имевший право на пороки, немыслимые для простого смертного, начисто лишался права на веселье и фривольность; он обязан был уклоняться от дружбы, редко появляться в обществе. И самое главное: он не должен был казаться нерешительным или неуверенным — иначе разрушится архетип.

2

Перголаи, островок в Желианском море, в проливе между Минамандом и Дронамандом, был превращен в идиллический уголок Панархом Аэлло Панаспером. На краю луга, окруженного паонитским бамбуком и высокими мирровыми деревьями, стояла резиденция Аэлло — воздушное сооружение из белого стекла, резного камня и полированного дерева. Планировка была изысканно-проста: башня резиденции, крыло для прислуги и восьмиугольный павильон с розовым мраморным куполом.

Шел час дневной трапезы. В павильоне, за резным столом из кости, сидел Аэлло, одетый во все черное, как требовало достоинство Панарха. Это был крупный человек, но стройный и хорошо сложенный. Его серебряная седина блестела как волосы ребенка, у него были по-детски гладкая кожа и немигающий взгляд широко распахнутых глаз. Опущенные углы рта, высокий изгиб бровей — все создавало впечатление застывшей маски сардонического скептика.

Справа восседал его брат Бустамонте, носивший титул Аюдора — ростом меньше Аэлло, с копной жестких темных волос, быстрыми черными глазами, желваками мускулов на скулах. Бустамонте был куда энергичнее, чем средний паонит. Он посетил два или три близлежащих населенных мира, и всякий раз возвращался оттуда переполненный чужеземным энтузиазмом, что стяжало ему нелюбовь и недоверие народа Пао.

Слева от Аэлло сидел его сын, Беран Панаспер — наследник Трона. Это был стройный худенький мальчик, неуверенный и застенчивый, с нежными чертами и длинными черными волосами, похожий на Аэлло лишь чистотой гладкой кожи и широко распахнутыми глазами.

За столом напротив правителя сидело десятка два других людей: правительственные функционеры, просители, три торговых представителя с Меркантиля и еще один человек — с лицом хищной птицы, в коричнево-серых одеждах, который не разговаривал ни с кем.

Аэлло прислуживали девушки в длинных туниках с черно-золотыми полосами. Каждое подаваемое ему блюдо вначале отведывал Бустамонте — обычай, сохранившийся с времен, когда политические убийства были скорее правилом, нежели исключением. Другая мера предосторожности, имеющая столь же глубокие корни, — три неусыпных стража-мамарона за спиной Аэлло. Это были огромные существа-нейтралоиды, черные как ночь. На них были облегающие светло-вишневые и зеленые панталоны, нагрудные знаки из белого шелка и серебра, их головы украшали громадные тюрбаны цвета одежды. Стражи держали рефраксовые щиты, чтобы в случае опасности сомкнуть их перед Аэлло.

Панарх мрачно обедал, едва касаясь каждого блюда, пока наконец не почувствовал себя в состоянии перейти к делам дня.

Вилнис Теробон, в одеянии цвета пурпура и охры, обычном для службы Социального Благополучия, поднялся и предстал перед Панархом. Он кратко изложил свое дело: фермеры-хлеборобы из саванн Южного Импланда страдают от засухи. Со своей стороны он, Теробон, хотел распорядиться провести воду из центральных областей континента, где располагалось водохранилище, но не достиг соглашения с Министром Ирригации.

Аэлло выслушал, задал пару вопросов, затем очень кратко постановил, что водопроводное сооружение на перешейке Корои-Шерифт может брать воду, где это представляется необходимым.

Следующим выступил Министр Здравоохранения. Его дело состояло в следующем: население центральной равнины Дронаманда выросло настолько, что стало не хватать жилищ. Строить новые — значит вторгнуться в земли, предназначенные для выращивания полезных культур, что ускорит наступление и так уже грозящего голода. Аэлло, жуя ломтик маринованной дыни, санкционировал перемещение миллиона человек еженедельно на Нонаманд, суровый южный континент. Вдобавок все младенцы, рождающиеся в семьях, где уже более двух детей, подлежали утоплению. Это были проверенные меры контроля за ростом народонаселения, и подчиняться им следовало безоговорочно.

Молодой Беран следил за церемонией с восторгом, охваченный благоговейным трепетом перед безграничной властью отца. Прежде его редко допускали наблюдать за государственными делами — Аэлло не любил детей и проявлял мало заботы о воспитании сына. Но с недавних пор Аюдор Бустамонте заинтересовался Бераном, беседовал с ним часами, пока у мальчика не тяжелела голова и не начинали слипаться глаза. Они играли в странные игры, сбивавшие мальчика с толку и оставлявшие после себя чувство неловкости. К тому же в последнее время у него появились провалы в памяти…

И вот Беран сидел за резным костяным столом в павильоне и держал в руках маленький незнакомый ему предмет. Он не мог вспомнить, где нашел его, но ему казалось, что он должен что-то сделать… Он посмотрел на отца

— и волна ужаса обожгла его. Бустамонте глядел на него, неодобрительно насупясь. Беран почувствовал себя неловко и выпрямился на своем стуле. Он должен наблюдать и слушать — так учил его Бустамонте. Украдкой он рассматривал предмет, который сжимал в руке. Вещь была одновременно знакомая и странная. Как бы вспоминая давний сон, Беран догадывался о назначении этой вещи. И вдруг снова волна ужаса…

Мальчик отведал хвостик жареной рыбки — как всегда, без аппетита. Кто-то следил за ним — Беран почувствовал на себе взгляд. Повернувшись, он встретился глазами с незнакомцем в серо-коричневом платье. Лицо его привлекало внимание — длинное и худое, с высоким лбом, кустиком усов и острым носом. Черные волосы, густые и короткие, блестели словно звериный мех. Глаза глубоко посажены, взгляд, мрачный и притягивающий, усиливал неловкость Берана.

Предмет, зажатый в руке юноши, был тяжел и горяч, Беран хотел уронить его на пол, но не мог.

Последним из обращавшихся к Панарху был Сигил Панич, представитель деловых кругов Меркантиля, планеты ближайшего солнца. Панич был худощавым человеком, быстрым и умным, с кожей цвета меди; волосы он носил скрученными в пучки и скрепленными бирюзовыми шпильками. Это был типичный меркантилиец, моряк и торговец, горожанин до мозга костей, в противовес паонитам — детям пашен и моря. Его мир торговал со всеми близлежащими планетами галактики; космобаржи Меркантиля сновали повсюду, везя технику, автотранспорт, летательные аппараты, средства связи, инструменты, оружие, энергогенераторы, — и возвращались на Меркантиль, груженые продовольствием, предметами роскоши ручной работы и всевозможными сырьем, которое было дешевле импортировать, чем производить самим.

Бустамонте что-то зашептал на ухо Аэлло. Тот покачал головой — Бустамонте зашептал решительнее. Аэлло ответил жгучим взглядом — Бустамонте угрюмо сел на свое место.

По знаку Аэлло капитан мамаронской стражи обратился к присутствующим тихим скрипучим голосом:

— По приказу Панарха все завершившие свои дела должны удалиться.

За столом напротив остались лишь Сигил Панич, два его адъютанта и незнакомец в серо-коричневом.

Меркантилиец опустился в кресло напротив Аэлло, кивнул, уселся поудобнее. Адъютанты встали у него за спиной.

Панарх Аэлло не слишком церемонно приветствовал его, меркантилиец отвечал на ломаном паонитском.

Аэлло поигрывал вазочкой с фруктами в бренди, оценивающе глядя на собеседника.

— Пао и Меркантиль торгуют вот уже много веков, Сигил Панич.

Меркантилиец кивнул:

— Мы выполняем все пункты наших контрактов до единого — вот наш девиз.

Аэлло коротко усмехнулся:

— Торговля с Пао сделала вас богачом.

— Мы торгуем с двадцатью восемью цивилизациями, Ваше Величество.

Аэлло откинулся на спинку кресла:

— Я хочу обсудить с вами два вопроса. Вы только что слышали, что Импланд нуждается в воде. Нам требуется установка для опреснения необходимого количества океанской воды. Можете передать этот заказ вашим инженерам.

— К вашим услугам, сэр [языки Пао и Меркантиля разнятся, как и два образа жизни; Панарх, говоря: «Я хочу обсудить с вами два вопроса», сказал буквально следующее: «Важное заявление (по-паонитски — одно слово), в состоянии готовности (два слова); ухо — меркантилийца — в состоянии готовности; рот — говорящего — в состоянии волевого акта»; выделенные слова имеют суффиксы условия; меркантилийцы выражают свои мысли четкими и ясными сгустками точной информации: «я к вашим услугам, сэр» — литературный перевод: «я — посол — здесь — сейчас — радостно — подчиняюсь

— только что высказанным вами приказам — Ваше Королевское Величество — здесь — сейчас — слышанным и понятым» (прим.авт.)].

Аэлло говорил без эмоций, без интонаций — почти небрежно:

— Мы заказали, а вы доставили нам много военной техники.

Сигил Панич кивнул, соглашаясь. Без внешнего повода он вдруг обнаружил неловкость:

— Мы в точности выполнили ваш заказ.

— Не могу с вами согласиться, — ответил Аэлло.

Сигил Панич напрягся, его слова звучали еще официальнее, чем прежде:

— Уверяю, Ваше Величество, я лично контролировал доставку. Оборудование в точности соответствует описанию в заказе и счетах.

Аэлло перешел на самый холодный тон:

— Вы доставили шестьдесят четыре 1 монитора для устройств слежения, пятьсот двенадцать пультов управления для реактивных установок, пятьсот двенадцать патрульных летательных аппаратов, множество составных резонаторов, энергетических устройств, дротики и прочее ручное вооружение. Это совпадает с заказом.

— Естественно, сэр.

— Однако вы знали, что за цель стоит за этим заказом.

Сигил Панич кивнул сияющей медной головой:

— Вы имеете в виду обстановку на планете Батмарш?

— Совершенно верно. Династия Долберг свергнута. Династия Брумбо захватила власть. Новые правители по привычке ведут смелые военные действия.

— Такова традиция, — согласился меркантилиец.

— Вы снабжали оружием этих авантюристов.

Сигил Панич снова согласился.

— Мы продаем всем, кто покупает. И поступаем так уже много лет — вы не должны нас за это упрекать.

Аэлло поднял брови.

— Нет, дело не в этом. Я упрекаю вас в том, что вы продаете нам стандартные модели, тогда как клану Брумбо вы предлагаете такое вооружение, что против него мы гарантированно бессильны.

Сигил Панич моргнул:

— Каков источник вашей информации?

— Я должен раскрыть все свои тайны?

— Нет, нет, — воскликнул Панич. — Ваши утверждения ошибочны. Абсолютный нейтралитет — вот наша политика.

— Тем не менее, вы можете наживаться и на двойной игре.

Сигил Панич выпрямился:

— Ваше Величество, я официальный представитель Меркантиля на Пао. Поэтому ваши утверждения могут быть расценены как официальное оскорбление.

Аэлло казался слегка удивленным.

— Оскорбить меркантилийца? Нелепица!

Медная кожа Сигила Панича вспыхнула пунцовым румянцем. Бустамонте зашептал что-то на ухо Аэлло. Аэлло пожал плечами, повернулся к меркантилийцу. Голос его был холоден, слова тщательно взвешены.

— По причинам, которые я уже назвал, заявляю, что вы не выполнили контракт. Сделка потеряла смысл. Платить мы не станем.

— Доставленные грузы удовлетворяют всем требованиям, упомянутым в контракте, — настаивал Сигил Панич. По его представлениям, более ничего говорить не требовалось.

— Но они непригодны для наших целей, и об этом известно на Меркантиле.

Глаза Сигила Панича вспыхнули:

— Не сомневаюсь, что вы, Ваше Величество, оценили все далеко идущие последствия такого решения.

Бустамонте не удержался от дерзости:

— Лучше было бы, чтобы на Меркантиле оценили все далеко идущие последствия двойной игры.

Аэлло жестом выказал раздражение, и Бустамонте сел на место.

Сигил Панич через плечо взглянул на адъютантов — они выразительно перешептывались. Тогда Панич спросил:

— Могу ли я поинтересоваться, что имел в виду Аюдор под «далеко идущими последствиями»?

Аэлло кивнул:

— Позвольте привлечь ваше внимание к джентльмену, находящемуся слева от вас.

Взгляды всех устремились на человека в серо-коричневом.

— Кто этот человек? — спросил отрывисто Сигил Панич. — Я не знаю такой одежды.

Одна из девушек в черно-золотой тунике подала Аэлло кубок с густой зеленой жидкостью. Бустамонте почтительно проглотил ложечку содержимого. Аэлло пододвинул к себе кубок, пригубил.

— Это Лорд Палафокс. Он здесь, чтобы помочь нам советом.

Аэлло сделал еще один глоток из кубка и резким движением отодвинул его. Девушка-служанка незамедлительно убрала питье.

Сигил Панич изучал незнакомца холодно-враждебно. Его адъютанты что-то бормотали друг другу. Беран сидел, утонув в кресле.

— В конце концов, — сказал Аэлло, — если мы не можем положиться на Меркантиль в поисках средств защиты, мы вынуждены искать их в другом месте.

Сигил Панич снова повернулся к шепчущимся советникам. Они приглушенно спорили. Панич нетерпеливо прищелкнул пальцами — советники поклонились и умолкли. Панич снова повернулся к Аэлло:

— Ваше Величество, естественно, поступит так, как считает нужным. Я лишь хочу заметить, что продукция Меркантиля — непревзойденная.

Аэлло взглянул на человека в серо-коричневом.

— Я не расположен обсуждать этот вопрос. Может быть, Лорд Палафокс имеет что-нибудь сказать?

Лорд Палафокс покачал головой. Панич придвинулся в одному из советников, тот неохотно выступил вперед.

— Разрешите представить вам одну из наших последних разработок.

Советник вручил ему футляр, из которого Панич извлек пару маленьких прозрачных полусфер.

Стражники-нейтралоиды при виде футляра сомкнули перед Аэлло рефраксовые щиты. На лице Сигила Панича появилась болезненная гримаса:

— Не тревожьтесь — никакой опасности нет.

Он показал полусферы Аэлло, затем надел их на глаза.

— Наши новые оптидины! Они функционируют и как микроскоп, и как телескоп. Границы их возможностей невероятно широки, а регулируются они только мышцами глаз и век. Поистине великолепно! Например, — он выглянул из окна павильона, — я вижу кристаллы кварца в булыжниках дамбы. Серый зверек прячется за кустом фунеллы. — Он перевел взгляд на рукав. — Я вижу нити, волокна, из которых состоит нить, структуру волокон. — Панич взглянул на Бустамонте. — Я замечаю поры на досточтимом носу Аюдора. Я наблюдаю также несколько волосинок в его ноздре. — Он перевел прибор на наследника, тщательно избегая смотреть на Аэлло. — Храбрый мальчик взволнован. Я считаю его пульс — раз, два, три… четыре, шесть, семь, восемь… одиннадцать, двенадцать, тринадцать… В его пальцах маленький предмет — не больше пилюли. — Меркантилиец оглядел человека в серо-коричневом. — Я вижу… — Панич запнулся, затем резким движением сдернул оптидины с глаз.

— Что вы увидели? — поинтересовался Бустамонте.

Меркантилиец смотрел на высокого человека в страхе и смятении.

— Я увидел знак. Татуировка Брейкнесского Мага!

— Вы правы, — ответил Аюдор. — Это Лорд Палафокс, Магистр Института Брейкнесса.

Сигил Панич с холодной учтивостью поклонился:

— Ваше Величество простит мне один вопрос?

— Спрашивайте что хотите.

— Что Лорд Палафокс делает на Пао?

Аэлло мягко сказал:

— Он прибыл по моему повелению. Мне нужен высококвалифицированный советчик. Мнение одного из моих доверенных лиц, — он презрительно взглянул на Бустамонте, — таково: мы можем перекупить сотрудничество Меркантиля. Он считает, что если вам хорошо заплатить, вы предадите Брумбо с Батмарша, как уже предали нас.

Сигил Панич проговорил срывающимся голосом:

— Мы вступаем во все виды сделок. Можем участвовать и в специальных исследованиях.

Розовые губы Аэлло скривились в гримасе отвращения:

— Я охотнее буду иметь дело с Лордом Палафоксом.

— Почему вы говорите мне все это?

— Не хочу, чтобы официальные лица на Меркантиле считали, что ваше вероломство прошло незамеченным.

Сигил Панич сделал над собой величайшее усилие:

— Я должен убедить вас переменить ваше решение. Мы никоим образом не мошенничали. Мы доставили именно то, что было заказано. Меркантиль верно служил вам до сих пор — мы надеемся быть полезными и в дальнейшем. Если вы сотрудничаете с Брейкнессом, подумайте, к чему приведет этот союз!

— С Лордом Палафоксом у меня нет никаких союзов! — Аэлло быстро взглянул на человека в серо-коричневом.

— Ах, но это впереди — и да позволено мне будет сказать откровенно…

— Говорите.

— …хоть вы, возможно, испугаетесь, — он ободрился, — никогда не забывайте, Ваше Величество, они не создают никакого оружия у себя на Брейкнессе. Они не используют таким образом свою науку.

Он взглянул на Палафокса:

— Может быть, это неправда?

— Не вполне, — ответил Палафокс. — Магистр Брейкнесса никогда не бывает безоружен.

— И Брейкнесс выпускает оружие на экспорт?

— Нет, — ответил с легкой усмешкой Палафокс. — Предмет нашего производства — лишь знания и люди.

Сигил Панич повернулся к Аэлло.

— Лишь оружие может уберечь вас от ярости Брумбо. Почему бы, по крайней мере, не испытать кое-что из нашей новой продукции?

— Это не повредит, — убеждал Бустамонте, — и может быть, Палафокс нам после этого вовсе не понадобится.

Аэлло ответил раздраженным взглядом, но Сигил Панич уже демонстрировал проекционный аппарат в форме глобуса с рукояткой.

— Это одно из наших наиболее оригинальных достижений.

Наследник Беран, захваченный зрелищем, внезапно почувствовал дрожь, приступ неописуемой тревоги. Что происходит? Почему? Он должен выйти из павильона, должен! Но Беран не в силах был сдвинуться с места.

А Панич уже направлял свой инструмент прямо в розовый мраморный купол.

— Извольте взглянуть.

Верхняя половина зала стала черной, будто отсеченная непроницаемой заслонкой — она словно исчезла.

— Устройство притягивает и концентрирует энергию видимой фазы, — объяснял меркантилиец. — Оно незаменимо в случае, когда нужно смутить неприятеля.

Беран беспомощно глядел на Бустамонте.

— Теперь обратите внимание! — крикнул Сигил Панич. — Я поворачиваю эту ручку, и… — комнату окутала тьма. Слышен был только кашель Бустамонте.

Затем раздался странный свист, шорох, и звук — будто кто-то задыхается.

Павильон снова осветился, и раздался общий вздох ужаса, все глаза обратились на Панарха: он лежал навзничь на розовом шелковом диване, нога его дернулась, с грохотом сметая тарелки и графины со стола.

— Помогите, врача! — вскричал Бустамонте. — Панарх!

Кулаки Аэлло беспорядочно молотили по столу, затем глаза затуманились и голова бессильно повисла в полной неподвижности смерти.

3

Врачи осторожно осмотрели Аэлло — он лежал навзничь, его огромное тело лишилось всякого изящества, руки и ноги были распростерты в разные стороны. Беран, новый Панарх, Божественное Дыхание Пао, Безраздельный Властелин Восьми Континентов, Владыка Океана, Сюзерен Системы Ауриола и Властитель Вселенной (некоторые из его высоких титулов) сидел беспокойно в кресле, но не обнаруживал ни понимания случившегося, ни горя. Меркантилийцы шептались, сбившись в кучку. Палафокс, который за все это время не пошевелился, без особого интереса наблюдал за происходящим.

Бустамонте, отныне старший Аюдор, не терял времени. Он уже пользовался властью, которую давала ему должность Регента при новом Панархе. Бустамонте взмахнул рукой, и рота мамаронов блокировала все выходы из павильона.

— Никто не покинет павильона, — объявил Регент, — пока не прояснятся все обстоятельства трагедии.

Он повернулся к врачам:

— Вы уже определили причину смерти?

Старший из троих лекарей кивнул:

— Панарх умер от яда. Удар был нанесен жалом дротика, вонзившимся в шею. Яд… — он сверился с графиками и цветными диаграммами на анализаторе, в который его коллегами были введены образцы крови Аэлло, — яд — производное мепотанакса, скорее всего, экстин.

— В таком случае, — взгляд Бустамонте скользнул от толпы меркантилийцев к внушительной фигуре Лорда Палафокса, — преступление совершено кем-то из присутствующих здесь.

Сигил Панич робко приблизился к телу.

— Позвольте взглянуть на дротик…

Старший врач указал на металлическую тарелочку. На ней лежал черный дротик с маленькой белой круглой кнопкой вроде пуговки. Лицо Сигила Панича окаменело.

— Этот предмет я заметил в руке Наследника всего несколько минут назад.

Тут Бустамонте дал волю ярости. Его скулы вспыхнули румянцем, глаза метали молнии.

— Вы, меркантилийский мошенник! Вы обвиняете мальчика в отцеубийстве?!

Беран начал хныкать, поскуливая; голова его моталась из стороны в сторону.

— Спокойно, — прошипел Бустамонте. — Причина смерти ясна. Источник — тоже.

— Нет, нет! — запротестовал Сигил Панич. Меркантилийцы стояли бледные и беспомощные.

— Нет и тени сомнения, — неумолимо продолжал Бустамонте, — что вы прибыли на Перголаи, уже зная, что ваша двойная игра раскрыта. Вы решили ускользнуть от возмездия.

— Это абсурд! — закричал меркантилиец. — Да задумать такой идиотский акт…

Бустамонте не обращал внимания на протесты. Громовым голосом он продолжил:

— Панарх неумолим. Вы воспользовались темнотой и убили великого вождя паонитов!

— Нет! Нет!

— Но выгоды из своего преступления вы не извлечете! Я, Бустамонте, не так благодушен, как Аэлло. И вот мой первый приказ: вы приговорены к смерти!

Бустамонте поднял руку вверх ладонью, зажав большой палец остальными

— традиционный паонитский сигнал — и подозвал командира мамаронов.

— Утопить этих негодяев! — он взглянул на небо: солнце уже склонилось к горизонту. — Торопитесь! Надо успеть до заката.

Поспешно, ибо паонитское суеверие запрещало убивать в темные часы суток, мамароны отволокли торговцев на скалу, обрывающуюся над могучим океаном. К ногам несчастных привязали груз и столкнули вниз… Через мгновение меркантилийцы почти без всплеска погрузились в воду — и вот уже гладь океана спокойна, как прежде.

Через двадцать минут по приказу Бустамонте тело Панарха последовало за меркантилийцами. Снова на воде мелькнул белый венчик пены, и вновь океан покатил свои волны, спокойные и голубые…

Солнце село. Бустамонте, старший Аюдор Пао, мерил террасу нервными энергичными шагами. Лорд Палафокс сидел тут же. В каждом из углов террасы стоял мамарон с оружием, направленным на Палафокса — дабы предупредить любой возможный акт насилия.

Бустамонте резко остановился перед Палафоксом.

— Решение мое, без сомнения, было мудрым.

— Что за решение вы имеете в виду?

— Касательно меркантилийцев.

— Теперь, возможно, торговля с Меркантилем станет более проблематичной, — осторожно предположил Палафокс.

— Ха! Да им плевать на какие-то жалкие три жизни там, где речь идет о доходах и выгоде!

— Да, несомненно, большого значения это для них не имеет.

— Эти мошенники и обманщики всего лишь получили по заслугам.

— Вдобавок, — отметил Палафокс, — вслед за преступлением последовало соответствующее оному наказание — притом незамедлительно, что не успело взбудоражить людей.

— Восторжествовала справедливость, — жестко сказал Бустамонте.

Палафокс кивнул:

— Конечная цель справедливости состоит в том, чтобы убедить кого бы то ни было не повторять преступлений. Способ убеждения — суть наказание.

Бустамонте повернулся на каблуках и вновь принялся ходить взад-вперед по террасе.

— Это правда, я действовал, отчасти сообразуясь с требованиями момента.

Палафокс не отвечал.

— Скажу искренне, — продолжал Бустамонте, — есть доказательства того, что преступление совершила другая рука. И вообще, в этом деле больше неясностей, нежели очевидностей.

— И в чем состоят неясности?

— Как мне поступить с юным Бераном.

Палафокс потер тощий подбородок.

— Очевидно, что это дело еще далеко не окончено…

— Не могу понять вас.

— Мы должны задать себе один вопрос: действительно ли Беран убил Панарха?

Вытянув губы и выпучив глаза от удивления, Бустамонте стал похож на некий невиданный доселе гибрид мартышки и лягушки.

— Несомненно!

— Зачем ему это понадобилось?

Бустамонте пожал плечами.

— Аэлло не питал к Берану любви. И есть серьезные сомнения в том, что этот ребенок — действительно сын Аэлло.

— В самом деле? — задумался Лорд Палафокс. — И как вы предполагаете, кто настоящий отец мальчика?

Бустамонте снова пожал плечами:

— Божественная Петрайя была не вполне разборчива, да к тому же весьма опрометчива, но мы никогда не узнаем правды, ибо год назад Аэлло приказал утопить ее. Беран был убит горем — может быть, причина преступления в этом?

— Не принимаете ли вы меня за дурака? — Палафокс улыбался своей особенной улыбкой.

Бустамонте взглянул на него в изумлении.

— А в чем дело?

— Замысел исполнен слишком четко. Ребенок скорее всего действовал под гипнотическим принуждением. Его рукой двигал другой мозг.

— Вы думаете? — нахмурился Бустамонте. — И кто бы мог быть этим «другим»?

— Почему бы не Старший Аюдор?

Бустамонте словно споткнулся, затем коротко рассмеялся.

— Вот это уж действительно плод больной фантазии! А почему бы не предположить, что это были вы?

— Я ничего не выиграл от смерти Аэлло, — сказал Палафокс. — Он пригласил меня сюда с особой целью. Теперь он мертв, а ваша политика будет иной. Во мне нет более необходимости.

Бустамонте поднял руку.

— Не спешите. Сегодня — это не вчера. С меркантилийцами, как вы сами заметили, теперь труднее будет общаться. Может быть, вы послужите мне так, как послужили бы Аэлло?

Палафокс встал. Солнце опускалось за океан, становилось оранжевым и как бы растворялось в вечернем воздухе. Бриз звенел стеклянными колокольчиками на террасе и извлекал печальные звуки, похожие на пение флейт, из эоловой арфы. Цикады, будто жалуясь, вздыхали и шелестели. Нижний край светила стал плоским, вот уже лишь половина его над горизонтом, четверть…

— Теперь смотрите! — сказал Палафокс. — Сейчас будет зеленый луч!

Последняя огненная точка исчезла за горизонтом, и вдруг — яркая вспышка зеленого света, почти сразу же ставшая голубой. И вот уже солнце исчезло.

Бустамонте сказал властно:

— Беран должен умереть. Факт отцеубийства налицо.

— Вы форсируете события, — мягко заметил Палафокс. — Ваше лекарство слишком сильнодействующее.

— Я действую так, как считаю необходимым, — раздраженно отрезал Бустамонте.

— Я избавлю вас от мальчика, — сказал Палафокс. — Он может вместе со мной вернуться на Брейкнесс.

Бустамонте с деланным изумлением изучал Палафокса:

— Ну и на что вам молодой Беран? Я готов предложить вам взамен множество женщин, что увеличит ваш престиж, Бераном же сейчас распоряжаюсь я.

Палафокс с улыбкой глядел в темноту:

— Вы боитесь, что Беран станет оружием против вас. Вы не хотите, чтобы существовал еще один претендент на престол.

— Было бы банальной глупостью отрицать это.

Палафокс уставился в небо:

— Вам нет нужды его бояться. Он ничего не будет помнить.

— А какая у вас в нем нужда? — настаивал Бустамонте.

— Считайте это моей причудой.

Бустамонте был резок:

— Я вынужден поступить с вами неучтиво.

— Со мной лучше дружить, нежели враждовать, — мягко сказал Палафокс.

Бустамонте снова остановился, будто споткнувшись, и кивнул вдруг неожиданно дружелюбно:

— Может быть, я и переменю свое решение. В конце концов, вряд ли ребенок может стать причиной больших неприятностей. Пойдемте, я проведу вас к Берану — посмотрим, как он отнесется к вашей идее.

Бустамонте направился к дверям, покачиваясь на коротких ногах. Палафокс с улыбкой последовал за ним. У дверной арки Бустамонте замешкался, говоря что-то капитану мамаронов. Идущий следом Палафокс остановился около высокого черного нейтралоида и заговорил, склонив голову так, чтобы Бустамонте его не слышал.

— Если я снова сделаю тебя обычным человеком, мужчиной, чем ты отплатишь мне?

Глаза черного стража сверкнули, под кожей напряглись мускулы. Неожиданно мягким голосом нейтралоид ответил:

— Чем я отплачу тебе? Я уничтожу тебя, размозжу тебе череп. Я — больше чем человек, я сильнее четверых — к чему мне хотеть возврата прежних слабостей?

— Ах! — восхитился Палафокс. — Так вы не склонны к слабостям?

— Да, верно, — кивнул нейтралоид. — У меня есть изъян, — он показал зубы в устрашающей ухмылке. — Я нахожу сверхъестественную радость в убийстве. Ничто не доставляет мне такого удовольствия, как хруст шейных позвонков маленьких, бледных и немощных человечишек в моих пальцах.

Палафокс отвернулся, вошел в павильон. Двери закрылись. Он обернулся

— капитан глядел на него сквозь прозрачную панель. Палафокс поглядел на другие выходы: повсюду стояли мамароны.

Бустамонте сел в одно из мягких черных кресел Аэлло. Он набросил на плечи мантию того непроницаемо-черного цвета, что приличествовал достоинству Панарха.

— Я восхищаюсь вами, людьми Брейкнесса, — сказал Бустамонте. — Ваша смелость восхитительна. Так бесстрашно вы кидаетесь в пучину опасности!

Палафокс грустно улыбнулся:

— Мы не столь опрометчивы, как вам кажется. Ни один из Магистров не покидает пределов планеты без средств личной защиты.

— Вы имеете в виду вашу прославленную магию?

Палафокс отрицательно покачал головой:

— Мы не волшебники. Но в нашем распоряжении поистине удивительное оружие.

Бустамонте внимательно осмотрел его серо-коричневый костюм, под которым ничего нельзя было скрыть.

— Что бы это ни было за оружие — сейчас его при вас нет.

Бустамонте набросил черный плащ на колени.

— Давайте отбросим двусмысленности.

— С радостью.

— Я представляю власть на Пао. Посему называюсь Панархом. Что вы на это скажете?

— Скажу, что вы рассуждаете логично. Если вы сейчас приведете ко мне Берана, мы исчезнем с ним вдвоем и оставим вас наслаждаться вашей безграничной властью.

Бустамонте покачал головой:

— Это невозможно.

— Невозможно? Ну, не совсем…

— Это невозможно, если принимать во внимание мои цели. Традиция династического правления на Пао всесильна. Воля народа — чтобы власть наследовал Беран. Он должен умереть, пока весть о смерти Аэлло не вышла за пределы дворца.

Палафокс задумчиво потрогал черную щеточку усов:

— В таком случае, уже поздно.

Бустамонте замер:

— Что вы сказали?

— Вы еще не слышали радиосообщений из Эйльянре? Сейчас как раз звучит объявление.

— Откуда вы это знаете? — требовательно спросил Бустамонте.

— Вот лучшее доказательство моей правоты, — сказал Палафокс, указывая на приемник, вмонтированный в ручку кресла Бустамонте.

Тот дотронулся до рычажка. Из встроенного в стену динамика раздался голос, полный ненатуральной скорби: «Горе Пао! Пао, плачь! Пао, облекись в траур! Великий Аэлло, наш благородный Панарх, умер! Горе, горе, горе! Растерянные и смущенные, глядим мы в печальное небо, и наша надежда, единственная надежда в этот трагический час — это Беран, новый славный Панарх из династии Панасперов! И пусть его царствование будет таким же славным и прочным, как правление великого Аэлло!»

Бустамонте ринулся на Палафокса словно маленький черненький бычок:

— Как просочилась эта весть?

— Я сам передал ее, — отвечал Палафокс легко и беззаботно.

Глаза Бустамонте вспыхнули:

— Когда же вы это сделали? С вас не спускали глаз!

— Мы, Магистры Брейкнесса, умеем прибегать к уловкам.

Голос из динамика гудел монотонно: «Действуя по приказу Панарха Берана, мамароны незамедлительно утопили злодеев. Аюдор Бустамонте служит Берану с чистосердечной преданностью и поможет юному Панарху на первых порах его правления».

Гнев Бустамонте, доселе сдерживаемый, вырвался наружу.

— Думаете, что меня можно остановить таким простеньким фокусом? — Он дал знак мамаронам. — Вы хотели быть вместе с Бераном. И вы будете с ним в жизни, а завтра, с первым лучом солнца — и в смерти.

Стража встала за спиной Палафокса.

— Обыщите этого человека! — закричал Бустамонте. — Осмотрите его хорошенько!

Стражи с минуту обыскивали Палафокса. Они буквально обнюхали каждую складку одежды, обхлопывали и прощупывали Мага, без всякого уважения к его достоинству. Но ничего не было обнаружено — ни инструмента, ни оружия, ни вообще какого бы то ни было приспособления. Бустамонте наблюдал за этой сценой с бесстыдным наслаждением, и, казалось, огорчился, когда обыск не дал результата.

— Как же так? — спросил он подозрительно. — Вы, Брейкнесский Маг! Где же ваши волшебные чудо-приспособления, таинственные и безотказные?

Палафокс, безропотно и равнодушно позволявший обыскивать себя, ответил любезно:

— Увы, Бустамонте, я не уполномочен отвечать на ваши вопросы.

Бустамонте грубо рассмеялся, повернулся к стражникам:

— Препроводите его в тюрьму.

Нейтралоиды скрутили Палафоксу руки.

— Еще только одно слово, — сказал Палафокс. — Поскольку на Пао вы меня больше не увидите.

— Уж в этом-то я уверен, — согласился Бустамонте.

— Я прибыл сюда по воле Аэлло, дабы обсудить возможную сделку.

— Подлая миссия! — вскричал Бустамонте.

— О, лишь обмен излишками к обоюдной выгоде, — сказал Палафокс. — Моя мудрость — ваши люди.

— Не темните, у меня нет времени! — Бустамонте нетерпеливо махнул стражникам, те подтолкнули Палафокса к дверям. Палафокс сделал неуловимое резкое движение. Стражники вскрикнули и отпрянули.

— Что такое! — вскричал Бустамонте.

— Он горит! Он испускает пламя!

Палафокс продолжал своим спокойным голосом:

— Как я уже сказал, мы никогда больше не повстречаемся с вами на Пао. Но я еще понадоблюсь вам, и предложение Аэлло покажется вам вполне разумным. Тогда вы сами прибудете на Брейкнесс.

Он отвесил Бустамонте поклон, повернулся к стражникам:

— Ну, а теперь пойдем.

4

Беран сидел, уперев подбородок в подоконник, и глядел в ночь. Видна была лишь фосфоресцирующая полоса прибоя да ледяные сгустки мерцающих звезд — больше ничего.

Комната располагалась высоко в башне, она была очень мрачна и уныла. Стены голые и неприятные на ощупь, окно забрано тяжелой решеткой, дверь настолько плотно пригнана к проему, что не оставлено даже маленькой щелочки. Беран знал, что это — тюремная камера.

Снизу послышался слабый звук — приглушенный и сиплый смешок нейтралоида. Беран был уверен, что смеются над ним, над злосчастным концом его земного существования. Слезы подступили к глазам, но, как и все паонитские дети, он более никаких эмоций не обнаружил.

Теперь звук послышался уже у самых дверей. Щелкнул замок, дверь раздвинулась. В проеме стояли Лорд Палафокс и два нейтралоида.

Беран с надеждой шагнул вперед, но что-то насторожило его, приковало к месту. Нейтралоиды втолкнули Палафокса в комнату. Дверь скрипнула, закрываясь. Беран остался стоять посреди камеры, совершенно упав духом.

Палафокс оглядел темницу, словно оценивая ситуацию. Он приложил ухо к двери, прислушался, затем тремя быстрыми, кошачьими прыжками приблизился к окну и выглянул. Ничего не было видно — лишь звезды да прибой.

Маг прикоснулся языком к внутренней стороне щеки, и в самом ухе у него зазвучал голос, читающий объявления в Эйльянре. Голос говорил взволнованно: «Получены известия от Аюдора Перголаи Бустамонте. Во время предательского нападения на Панарха Аэлло также ранен и Наследник. Маловероятно, что он выживет. Но самые опытные врачи Пао неустанно при нем. Аюдор Бустамонте просит всех объединиться в едином порыве надежды на благополучный исход».

Вторым касанием языка Палафокс выключил звук. Он поманил Берана — тот сделал шаг навстречу Палафоксу. Маг наклонился к уху мальчика и зашептал:

— Мы в опасности. И нас подслушивают — каждое наше слово. Не разговаривай — лишь следи за мной и действуй быстро по моему сигналу.

Беран кивнул. Палафокс осмотрел комнату уже более внимательно. В то время как он осматривался, одна из секций двери стала прозрачной: сквозь нее глядел глаз. В приступе внезапного раздражения Палафокс поднял руку, но сдержался. Через минуту глаз исчез и дверь снова стала непроницаемой.

Палафокс метнулся к окну, вытянул палец. Раскаленная игла пламени вырвалась из него, с шипением разрезая решетку. Она распахнулась и, прежде чем Палафокс успел схватить ее, вывалилась в темноту. Палафокс зашептал:

— Быстрее вон отсюда!

Беран в нерешительности мешкал.

— Скорее! — шепнул Палафокс. — Ты хочешь жить? Тогда мне на спину, живо!

Снизу уже слышался топот шагов, приближающиеся голоса. Через мгновение двери распахнулись — в проеме появились три мамарона. Они остолбенели, оглядели камеру и бросились к открытому окну.

— Быстро вниз! — повернулся к стражникам капитан. — Всех утоплю, если они ускользнут!

Обыскали сад, но не обнаружили и следов Палафокса и Берана. Стоя в свете звезд, сами темнее ночи, мамароны некоторое время переговаривались своими мягкими голосами и вскоре пришли к соглашению. Голоса стихли: стражи сами исчезли в ночи.

5

Любое человеческое сообщество, независимо от его многочисленности, однородности и твердости следования всеобщей доктрине, очень скоро обнаружит в своем составе более мелкие группы, придерживающиеся вариантных версий общепринятых убеждений; в этих группах выделятся подгруппы, и так далее, до уровня отдельного индивида, но даже в психологии отдельно взятого индивида будут проявляться конфликтующие тенденции.

Адам Оствальд. «Человеческое общество».

Паониты, несмотря на то, что их было пятнадцать миллиардов, представляли собой монолитный конгломерат, подобный которому вряд ли можно было отыскать во всей Вселенной, населенной разумными существами. Сами же паониты черты сходства между собой воспринимали как норму, и лишь различия, сколь бы ничтожны они не были, привлекали всеобщее внимание.

Люди Минаманда, и особенно жители столичного города Эйльянре, считались «городскими» — слегка легкомысленными. Жителей Хиванда, самого равнинного из континентов Пао, отличала буколическая наивность. Люди Нонаманда, холодного южного материка, стяжали славу суровых, трудолюбивых и мужественных, тогда как обитатели Видаманда, занимающиеся выращиванием винограда и фруктов и изготавливающие почти все вина Пао, считались чистосердечными и экспансивными.

Много лет потратил Бустамонте на создание сети тайных агентов, охватывающей все восемь материков. Ранним утром, расхаживая по открытой галерее в Перголаи, он был вне себя от волнения. События развивались далеко не лучшим образом. Только три из восьми континентов признали его Панархом — Видаманд, Минаманд и Дронаманд. Агенты же из Айманда, Шрайманда, Нонаманда, Хиванда и Импланда рапортовали о растущей волне непокорности.

Не было, разумеется, активных проявлений недовольства — ни митингов, ни демонстраций. Недовольство паонитов выражалось лишь в общей угрюмости, падении темпа производства на фабриках, нарушении связей с государственными службами. Подобное положение дел в прошлом приводило к развалу экономики и, в конечном счете, к падению династии.

Бустамонте, оценивая свое положение, нервно хрустел пальцами. Сейчас ему необходимо действовать быстро. Наследник должен умереть, и Брейкнесский Маг тоже.

Наступил день — теперь законы Пао разрешали казнь. Он спустился с галереи и подозвал одного из мамаронов.

— Капитана Морнуна ко мне.

Через несколько минут нейтралоид возвратился.

— Где Морнун? — грозно спросил Бустамонте.

— Капитан Морнун и двое его людей покинули Перголаи.

— Покинули Перголаи? — Бустамонте обернулся, ошеломленный.

— Да, такой информацией я располагаю.

Бустамонте поглядел на стражника, затем на башню:

— Пошли!

На скоростном лифте они вдвоем взлетели в башню. Бустамонте тяжелыми шагами приблизился к камере. Он поглядел в глазок, затем с силой распахнул двери, подошел к окну.

— Теперь понятно, — громко и важно проговорил он. — Беран исчез, Магистр исчез. Оба полетели в Эйльянре. Там будут неприятности.

Он стоял у окна, глядя вдаль, затем повернулся к мамарону.

— Твое имя Андрад?

— Хессенден Андрад.

— Теперь ты капитан, Андрад, вместо Морнуна.

— Очень хорошо.

— Мы возвращаемся в Эйльянре. Отдайте все необходимые распоряжения.

Бустамонте спустился на террасу и сел, задумавшись, над бокалом бренди. Палафокс явно хочет сделать Берана Панархом. Паониты же любят молодого Наследника и требуют продолжения династии Панасперов — все остальное идет вразрез с их стремлениями к непрерывности и плавности течения событий. И стоит Берану появиться в Эйльянре, как он будет с триумфом препровожден в Великий Дворец и облачен в Черную Мантию Панарха.

Бустамонте отпил большой глоток бренди. Ну хорошо, он проиграл. Аэлло мертв. Бустамонте никогда не докажет, что именно рука Берана послала в цель смертоносный дротик. В самом деле, не были ли обвинены в этом преступлении и казнены три меркантилийских торговца?

Что делать? Действительно, остается лишь проследовать в Эйльянре, чтобы предстать там в качестве Старшего Аюдора, Регента при Беране. А если под чутким руководством Лорда Палафокса Беран задумается, за что он был заточен в темницу, и если Палафокс будет бескомпромиссен в делах политики, то неизвестно еще, как поступят с ним, с Бустамонте.

Регент поднялся. Ну что ж, назад, в Эйльянре, чтобы получить свой скромный кусочек пирога. Он много лет разыгрывал лизоблюда перед Аэлло; приобретенный опыт теперь очень пригодится.

Но в ближайшие дни и часы Бустамонте столкнулся с тремя чрезвычайно важными сюрпризами. Первый: обнаружилось, что ни Палафокс, ни Беран не появились в Эйльянре, и вообще не объявились нигде на Пао. Бустамонте доселе вел себя осторожно, словно ощупывал почву под ногами. Но тут он стал дышать свободнее. Может быть, эта парочка попала в непредвиденный переплет? А вдруг Палафокс по каким-то своим личным мотивам похитил Наследника?

Но на данном этапе загадка оставалась неразрешимой. И пока он не удостоверится, что Беран мертв, он не сможет насладиться вполне всеми привилегиями, которые дает титул Панарха.

Сомнения и неуверенность охватили все население Пао. День ото дня народное недовольство росло. Доносчики информировали Бустамонте, что его прозвали в народе Бустамонте-Берегло. «Берегло» — типично паонитское словечко; так называют неумелого рабочего на скотобойне, или существо, мучающее и истязающее свою жертву.

Бустамонте внутри весь кипел, но успокаивал себя сознанием формальной правоты. Он надеялся, что либо население в конце концов признает его в качестве Панарха, либо Беран объявится, и можно будет устранить последнее препятствие.

Вот еще одна неразрешимая задача: полномочный посол Меркантиля передал Бустамонте официальное заявление, в котором правителю Пао предъявлялось суровое обвинение в казни трех торговых атташе, а также уведомлялось, что Меркантиль разрывает все дипломатические отношения с Пао до тех пор, пока не будет выплачена компенсация, причем требуемая сумма казалась правителю Пао несообразно большой — ведь ему приходилось ежедневно выносить смертный приговор сотням тысяч человек.

Бустамонте надеялся заключить новый контракт на поставку вооружения. Как он прежде советовал Аэлло, он предложил поставщикам дополнительную плату за право единоличного пользования наиболее технически совершенными видами оружия. Нота полномочного посла Меркантиля не оставляла надежды на новое соглашение.

Третий удар был самым сокрушительным, и в сравнении с ним два других казались мелкими неприятностями.

Клан Брумбо с планеты Батмарш, дорвавшийся до власти и промаршировавший по костям всех своих беспокойных конкурентов, планировал стяжать себе славу какой-нибудь военной вылазкой, дабы упрочить свое положение. Эбан Бузбек, Гетман клана Брумбо, с этой целью собрал сотню военных кораблей, до отказа наполненных солдатами, и устремился к великому Пао.

Может быть, он планировал лишь обычный для Брумбо набег: посадка, стремительный и лихой налет, быстрый сбор трофеев и немедленный отлет — ведь, проходя кольцо защитных спутников, армия встретит лишь символическое сопротивление, и приземлиться на Видаманд, где сильнее всего проявляется недовольство народа, ничего не стоит. Страшно подумать, что может за этим последовать…

Эбан Бузбек с десятью тысячами вояк вторгся в Донаспару, крупнейший город Шрайманда — никто не противостоял ему. Паониты мрачно наблюдали за ним и его славной армией и не оказывали сопротивления даже тогда, когда их грабили или насиловали их женщин. Любая борьба — даже партизанская, даже тактика булавочных уколов — была не в характере паонитов.

6

Беран, Наследник и сын Панарха Аэлло, вел на Пао жизнь, небогатую событиями. Его диета была скрупулезно составлена и тщательно соблюдалась: он никогда не ощущал голода и никогда не наслаждался пищей. За его играми наблюдало несколько превосходных гимнастов — посему они именовались «упражнениями». В результате у него не было склонности к игре. Камердинеры тщательно ухаживали за наследником, любое препятствие тут же устранялось с его пути, он никогда не сталкивался с соперничеством и никогда не знал триумфа.

Сидя на плечах Палафокса, ринувшегося в ночную тьму из открытого окна тюремной камеры, Беран ощущал себя словно в кошмарном сне. Внезапно он потерял вес — они падали! Мальчик почувствовал спазм в желудке и стал задыхаться. Он скорчился и вскрикнул от страха. Они все падали, падали, падали — когда же удар?

— Спокойно, — коротко сказал Палафокс. Беран пригляделся и зажмурился: перед его глазами проплыло освещенное окно — проплыло вниз. Они не падали — они поднимались! Они были уже над башней, над павильоном! Они летели все выше, в самую ночь, легкие как пузырьки воздуха — все выше, выше, в озаренное звездным сиянием небо. Через минуту Беран уже окончательно убедился, что не грезит — это по волшебству Брейкнесского Мага они скользили по воздуху легче пушинок. По мере того, как росло изумление, слабел страх, и мальчик заглянул в лицо Палафокса.

— Куда мы направляемся?

— Наверху нас ждет мой корабль.

Беран с мечтательным сожалением поглядел вниз. Словно актиния, павильон переливался всеми цветами радуги. Наследник не ощущал желания возвратиться — только легкое сожаление. Вверх — все время вверх, еще минут пятнадцать — и вот павильон превратился уже в крошечное цветное пятнышко далеко внизу.

Палафокс вытянул левую руку — импульсы в радарной сетке на его ладони отражались от поверхности земли, преобразуясь в раздражение, достаточно сильное. Он прикоснулся языком к одной из пластинок на внутренней стороне щеки и произнес какой-то резкий слог.

Минуты текли: Беран и Палафокс летели словно призраки. И вот небо перечеркнула длинная тень. Палафокс, протянув руку, схватился за перила и втянул себя вместе с Бераном во входной люк. Он втолкнул мальчика в кессонную камеру, вошел следом и захлопнул люк. Ярко загорелись внутренние огни.

Беран, слишком изумленный, чтобы всерьез интересоваться происходящим, мешком упал на скамью. Он смотрел, как Палафокс поднялся на верхнюю палубу и щелкнул парой переключателей. Небо потускнело, и Беран всем телом ощутил пульсацию — корабль двигался.

Палафокс спустился, изучил Берана оценивающе-бесстрастно. Мальчик не смог вынести его взгляда.

— Куда мы направляемся? — спросил Беран скорее не потому, что это его интересовало, просто ничего лучшего он придумать не мог.

— На Брейкнесс.

Сердце Берана гулко стукнуло:

— Почему я должен лететь туда?

— Потому что теперь ты Панарх. Если бы ты остался на Пао, Бустамонте убил бы тебя.

Беран вынужден был признать справедливость слов Палафокса. Он исподтишка взглянул на Палафокса — тот уже совершенно не походил на тихого незнакомца, что сидел за столом Аэлло. Новый Палафокс был высок как демон огня, он весь светился изнутри сдерживаемой энергией — он был великолепен! Маг, Брейкнесский Маг!

Палафокс сверху вниз взглянул на Берана:

— Сколько тебе лет, мальчик?

— Девять.

Палафокс потер свой длинный подбородок:

— Лучше тебе знать, чего от тебя ожидают. В сущности, программа несложна. Ты будешь жить на Брейкнессе, будешь учиться в Институте, будешь моим подопечным, и придет время, когда ты послужишь мне, как один из моих собственных сыновей.

— А ваши сыновья — мои ровесники? — с надеждой спросил Беран.

— У меня много сыновей! — с мрачной гордостью отвечал Палафокс. — Их сотни! — увидев, насколько ошеломлен Беран, он сухо рассмеялся. — Здесь много непонятного для тебя. Чем ты так удивлен?

Беран сказал извиняющимся голосом:

— Если у вас так много детей, вы, должно быть, стары — гораздо старше, чем выглядите.

Лицо Палафокса странно изменилось. Щеки вспыхнули румянцем, глаза засверкали словно кусочки стекла. Он говорил медленно, ледяным голосом:

— Я не стар. Никогда впредь не говори ничего подобного. Так не разговаривают с Магистром Брейкнесса!

— Я сожалею… — Беран задрожал, — я подумал…

— Неважно. Пойдем, ты устал, тебе нужно поспать.

…Беран был озадачен, проснувшись не в своей черно-розовой постели. Хорошенько оценив ситуацию, мальчик чувствовал себя относительно неплохо. Будущее обещало много интересного, и когда он возвратится на Пао, он будет владеть всеми тайными знаниями Брейкнесса.

Наследник поднялся, позавтракал с Палафоксом, который, казалось, был в хорошем расположении духа. Беран набрался мужества и задал еще несколько вопросов.

— Вы действительно Маг?

— Творить чудеса я не могу, — ответил Палафокс, — разве только чудеса разума.

— Но вы летаете по воздуху! Вы испускаете пламя из пальца!

— То же самое может любой Брейкнесский Маг.

Беран изумленно глядел на длинное острое лицо:

— Тогда вы все маги?

— Ха! — воскликнул Палафокс. — Эти способности являются результатом модификации тела. Я весьма хорошо модифицирован.

Благоговейный страх Берана сменился сомнением:

— Мамароны тоже модифицированы, но…

Палафокс по-волчьи оскалился:

— Вот уж наименее уместное сравнение! Могут нейтралоиды летать по воздуху?

— Нет.

— Мы отнюдь не нейтралоиды, — сказал Палафокс решительно. — Наши модификации увеличивают, а не уменьшают нашу мощь. Антигравитационная ткань вживлена в кожу стоп. Радары находятся в левой руке, сзади на шее, на лбу — они обеспечивают меня шестым чувством. Я вижу на три порядка ниже инфракрасного и на четыре выше ультрафиолетового излучения. Я могу слышать радиоволны. Я могу передвигаться под водой. Я могу летать в безвоздушном пространстве — в космосе. Вместо кости в моем указательном пальце находится приспособление типа лазера. У меня еще множество других возможностей. Источник энергии — энергоблок, расположенный в грудной клетке.

Беран с минуту молчал, потом робко спросил:

— А когда мы прибудем на Брейкнесс, вы меня тоже модифицируете?

Палафокс оценивающе рассматривал Берана — как бы в свете этой новой идеи.

— Если ты в точности будешь выполнять все мои указания, то, должно быть, да.

— Что я должен делать?

— Пока тебе не следует об этом беспокоиться.

Беран подошел к левому борту и выглянул в иллюминатор, но не увидел ничего, кроме стремительно бегущих серых и черных полос.

— Скоро мы достигнем Брейкнесса?

— Уже недолго осталось. Отойди от иллюминатора. Глядеть в подпространство вредно — это повредит восприимчивому мозгу.

Индикаторы на контрольной панели вибрировали и вспыхивали — и вот корабль дал резкий крен.

Палафокс поднялся наверх и поглядел сквозь смотровой купол.

— Вот мы и на Брейкнессе!

Беран, приподнявшись на цыпочки, увидел серый безотрадный пейзаж, освещенный маленьким белым солнцем. Корабль скользнул в нижние слои атмосферы — и мир приобрел более ясные очертания. Беран увидел невообразимо огромные горы, скальные когти высотой миль в сорок, покрытые льдом и снегом, вершины которых были окутаны испарениями. Корабль скользнул над серо-зеленым океаном, усеянным островками плавающих водорослей, затем снова полетел над скалами. Сейчас они медленно спускались в долину со скальными склонами, дно которой было скрыто мраком и туманом. Скалистый уклон перед ними был покрыт какой-то серо-белой коркой. Корабль снизился, и корка оказалась небольшим городом, лепящимся к подножью горы. Постройки были низенькие, сплошь из лавовых пород вроде туфа, с коричнево-красными кровлями, некоторые из них соединялись между собой и свисали с утесов, словно цепочки. Все выглядело уныло и не слишком впечатляюще.

— И это Брейкнесс? — спросил Беран.

— Это Брейкнесский Институт, — сказал Палафокс.

Беран был порядком разочарован:

— Я ожидал другого…

— Мы не любим претенциозности, — заметил Палафокс, — и, в конце концов, Магистров совсем немного и мы очень редко видимся.

Беран заговорил было, но смутился, чувствуя, что он затронул чувствительную струнку. Он спросил осторожно:

— Ваши сыновья живут с вами?

— Нет, — коротко ответил Палафокс, — но, естественно, они посещают Институт.

Лодка медленно снизилась. Индикаторы на контрольной панели мигали и прыгали как живые.

Беран оглядел глубокое ущелье, вспомнил зеленые поля и голубые океаны родины — и вздрогнул.

— Когда я вернусь на Пао? — спросил он в волнении.

Палафокс явно думал совсем о другом и ответил небрежно:

— Когда позволят обстоятельства.

— Но скоро ли это будет?

Палафокс глянул на мальчика сверху вниз:

— Ты хочешь быть Панархом Пао?

— Да, — решительно сказал Беран, — если меня модифицируют.

— Может быть, твои желания исполнятся. Но ты должен помнить, что тот, кто берет, должен отдавать.

— Что я должен отдать?

— Это мы обсудим позже.

— Бустамонте не будет мне рад, — грустно сказал Беран. — Я думаю, что он тоже хочет быть Панархом.

Палафокс засмеялся:

— У Бустамонте крупные неприятности. Радуйся, что ему, а не тебе приходится расхлебывать эту кашу.