Кьюджел осмотрел все это с помощью оптического устройства.
— Да, Магнац был могучим существом.
— Так утверждает легенда. А теперь последнее. Если Магнац появится — смехотворное предположение, конечно, — ты должен потянуть этот жезл, он ударит в большой гонг. Наш закон строжайше запрещает ударять в гонг, если не появился Магнац. Наказание за этот проступок чрезвычайно суровое; в сущности последний Стражник лишился своего поста из-за того, что позвонил в гонг. Нет необходимости говорить, что он был осужден, и после того как цепями его разорвали на клочья, эти останки были брошены в водовороты озера.
— Что за идиот! — заметил Кьюджел. — К чему отказываться от такого богатства, веселья и хорошей жизни из-за какой-то бессмысленной забавы?
— Мы того же мнения, — согласился гетман.
Кьюджел нахмурился.
— Меня этот факт удивляет. Он был молод и поддался глупому случайному порыву?
— Нет, даже этим не объяснишь его поступок. Он был мудрец восьмидесяти лет, шестьдесят из которых служил Стражником на башне.
— Тогда его поведение вообще необъяснимо, — удивленно заметил Кьюджел.
— Весь Валл чувствует то же самое. — Гетман нервно потер руки. — Я думаю, все необходимое мы обсудили; теперь я тебя покину и оставлю наслаждаться твоими обязанностями.
— Минутку, — сказал Кьюджел. — Я настаиваю на немедленных усовершенствованиях: ковер, шкаф, подушки, поднос, диван.
— Конечно, — ответил гетман. Он перегнулся через перила, выкрикивая вниз распоряжения. Немедленного ответа не последовало, и гетман возмутился. — Что за помеха! — воскликнул он. — Похоже, мне самому придется этим заняться. — И он начал спускаться по веревочной лестнице.
Кьюджел крикнул ему вслед:
— Будь добр, пришли сюда мою супругу Марлинку; я кое-чем хочу тут с ней заняться.
— Я ее немедленно отыщу, — через плечо ответил гетман.
Несколько минут спустя заскрипел большой ворот, и крепкая веревка, поддерживавшая конец веревочной лестницы, начала опускаться. Глядя вниз, Кьюджел увидел приготовленные к подъему подушки. Прочная веревка проскрипела по вороту, и вместо нее появилась тонкая, всего лишь бечевка, на которой были подняты подушки. Кьюджел неодобрительно осмотрел их: старые и пыльные, вовсе не того качества, что он ожидал. Придется приказать заменить их лучшими. Возможно, гетман прислал эти временно, пока не раздобудут нужные. Кьюджел кивнул: очевидно, так оно и есть.
Он осмотрел горизонт. Магнаца нигде не видно. Он несколько раз развел руки, прошелся взад и вперед и снова посмотрел на площадь, где ожидал увидеть ремесленников, готовящих заказанные им усовершенствования. Но никакой деятельности не было видно: жители поселка занимались своими обычными делами. Кьюджел пожал плечами и снова осмотрел горизонт. Как и раньше, Магнаца он не заметил.
Снова он осмотрел площадь. Нахмурился, приглядываясь: неужели это его жена идет в обществе молодого человека? Он направил туда оптическое устройство: действительно Марлинка, а молодой человек, нахально сжимающий ей локоть, тот самый охотник, с которым она была помолвлена. Кьюджел в гневе сжал зубы. Такое поведение не должно продолжаться! Когда Марлинка появится, он должен будет поговорить с ней об этом.
Солнце достигло зенита; дрогнула веревка. Глядя вниз, Кьюджел увидел, что ему поднимают обед в корзине, и в предвкушении захлопал в ладоши. Но когда он снял ткань с корзины, в ней оказались только полбуханки хлеба, кусок жесткого мяса и бутылка слабого вина. Он откашлялся и крикнул вниз. Никто его не слушал. Он крикнул громче. Один или два человека с легким любопытством подняли головы и продолжали заниматься своими делами. Кьюджел гневно потянул тонкую веревку и завертел ворот, но лестница не появилась. Легкая веревка была устроена в виде петли и могла выдержать приблизительно вес корзины с пищей.
Кьюджел задумчиво сел и принялся обдумывать положение. Потом, снова направив оптическое устройство на площадь, поискал гетмана, человека, который мог бы ему все объяснить.
Позже в тот же день Кьюджел случайно смотрел на дверь таверны и как раз в это время, пошатываясь, оттуда вышел гетман, очевидно, изрядно подкрепившийся вином. Кьюджел повелительно крикнул; гетман остановился, поискал источник голоса, в замешательстве покачал головой и двинулся через площадь.
Солнце спускалось к озеру Валл; водовороты превратились в багровые и черные спирали. Прибыл ужин Кьюджела: тарелка вареного лука и похлебка. Он равнодушно посмотрел на это, потом подошел к перилам и крикнул вниз:
— Пришлите лестницу! Приближается темнота! В отсутствие света бесполезно караулить Магнаца или кого-нибудь другого!
Как и раньше, никто ему не ответил. Фиркс, по-видимому, осознал ситуацию и несколько раз дернул Кьюджела за внутренности.
Кьюджел провел беспокойную ночь. Когда посетители покидали таверну, Кьюджел крикнул им, рассказывая о своем положении, но мог бы и поберечь дыхание.
Солнце взошло над горами. Завтрак был неплохим, но далеко не соответствовал тому, что обещал Хайлам Вискод, лживый гетман Валла. В гневе Кьюджел выкрикивал вниз приказы, но на них не обращали внимания. Он перевел дыхание: похоже, рассчитывать следует только на себя. Но что с того? Зря что ли его прозывают Кьюджелом Умником? И он начал обдумывать разнообразные способы спуска с башни.
Веревка, на которой поднимают пищу, слишком тонка. Если сложить ее вчетверо, она выдержит его вес, но позволит спуститься только на четверть расстояния до земли. Его одежда и пояс, если их разорвать и связать, дадут еще двадцать футов, и он повиснет в воздухе. Ствол башни никакой опоры не дает. С соответствующим инструментов и за достаточное время он смог бы вырубить лестницу вниз или даже вообще сровнять башню, превратить ее с обрубок, с которого можно спрыгнуть… Этот проект неосуществим. Кьюджел в отчаянии опустился на подушки. Все стало ясно. Его одурачили. Он пленник. Как долго предыдущий стражник находился на своем посту? Шестьдесят лет? Такая перспектива не вызывала радости.
Фиркс, придерживавшийся того же мнения, яростно вонзил свои колючки и когти, прибавив горя Кьюджелу.
Так проходили дни и ночи. Кьюджел мрачно и долго размышлял, с огромным отвращением он рассматривал жителей Валла. Иногда он подумывал о том, чтобы зазвонить в большой гонг, как сделал его предшественник, но, вспомнив наказание, сдерживался.
Кьюджел в подробностях изучил все особенности городка, озера и окружающей местности. По утрам озеро затягивал густой туман; через два часа его разгонял ветер. Водовороты засасывали и стонали, возникая тут и там, и рыбаки Валла едва ли на длину лодки удалялись от берега. Вскоре Кьюджел узнавал всех жителей поселка и выяснил их привычки. Марлинка, его вероломная жена, часто пересекала площадь, но редко взглядывала в его сторону. Кьюджел запомнил дом, в котором она живет, и постоянно рассматривал его в оптическое устройство. Если она и развлекалась с молодым охотником, то делала это украдкой, и мрачные подозрения Кьюджела так и не нашли подтверждения.
Пища становилась все хуже, часто ее забывали поднять. Фиркс все чаще раздражался, и Кьюджел в ярости расхаживал по куполу. Вскоре после захода и после особенно мучительного предупреждения со стороны Фиркса Кьюджел вдруг остановился. Да ведь спуститься с башни совсем просто! Чего он так долго ждал? Вот так Кьюджел Умник!
Он разорвал на полосы все, что мог найти в куполе, и сплел веревку в двадцать футов длиной. Теперь надо подождать, пока в поселке все стихнет — еще час или два.
Фиркс снова набросился на него, и Кьюджел воскликнул:
— Мир, скорпион, сегодня мы покинем башню! Твои действия излишни!
Фиркс прекратил свои демонстрации, и Кьюджел принялся изучать площадь. Ночь холодная и туманная: для его целей подходит идеально. Жители Валла рано улеглись в постели.
Кьюджел осторожно поднял веревку, на которой доставляли ему пищу, сложил ее вдвое, вчетверо, ввосьмеро и таким образом приготовил канат, выдерживавший его вес. На одном его конце он сделал петлю, а другой прочно прикрепил к вороту. Последний раз взглянув на горизонт, он перебрался через борт и начал спуск. Спустился до конца каната и сел в петлю, раскачиваясь на высоте четырехсот футов над землей. К одному концу двадцатифутовой веревки он для тяжести привязал свой сапог и после нескольких попыток перебросил его вокруг столба и притянул себя к нему. С бесконечной осторожностью он выскользнул из петли и, держась за охватывавшую столб веревку и все время тормозя, начал медленный спуск на землю. Спустившись, он быстро скользнул в тень и надел сапоги. В этот момент раскрылась дверь таверны и появился вполне пьяный Хайлам Вискод. Кьюджел неприятно улыбнулся и последовал за шатающимся гетманом.
Хватило одного удара по голове: гетман свалился в канаву. Кьюджел набросился на него и искусными пальцами вытащил ключи. Прошел к общественному хранилищу, открыл дверь, проскользнул внутрь и набил свой мешок драгоценностями, монетами, фляжками с бесценными жидкостями, раритетами и тому подобным.
Вернувшись на улицу, Кьюджел отнес мешок к причалу на берегу озера и спрятал его под сетью. Затем двинулся к дому своей жены Марлинки. Скользя вдоль стены, он нашел открытое окно и, перебравшись через него, оказался в ее спальне.
Она проснулась от того, что он схватил ее за горло. Она попыталась крикнуть, но он сжал ей горло.
— Это я, — прошипел он, — Кьюджел, твой муж! Вставай и иди за мной! Твой первый же звук будет последним!
В ужасе девушка повиновалась. По приказу Кьюджела она набросила на себя плащ и надела сандалии.
— Куда мы идем? — прошептала она дрожащим голосом.
— Неважно. Выбирайся — через окно. Ни звука!
Стоя снаружи в темноте, Марлинка бросила испуганный взгляд в сторону башни.
— А кто на страже? Кто охраняет Валл от Магнаца?
— Никто. Башня пуста!
Колени ее задрожали; девушка опустилась на землю.
— Вставай! — приказал Кьюджел. — Нам нужно идти!
— Но никто не сторожит. Это делает недействительным заклинание, а Магнац поклялся отомстить, когда вахта кончится!
Кьюджел поднял девушку на ноги.
— Меня это не касается; я не признаю своей ответственности. Разве вы меня не одурачили, не принесли в жертву? Где мои подушки? Где прекрасная пища? А моя супруга — как насчет нее?
Девушка плакала, а Кьюджел вел ее к причалу. Он подтянул рыбацкую лодку, приказал девушке войти в нее, бросил мешок с добычей.
Отвязав лодку, он сел за весла и поплыл по озеру. Марлинка была в ужасе.
— Нас затянут водовороты! Ты сошел с ума?
— Вовсе нет. Я внимательно изучал водовороты и точно знаю расположение каждого.
Кьюджел двигался по озеру, считая каждый гребок и глядя на звезды.
— Двести шагов на восток… сто шагов на север… двести шагов снова на восток… пятьдесят шагов на юг…
Кьюджел греб, а справа и слева от них бушевала вода. Но вот спустился туман, закрыл звезды, и Кьюджел вынужден был бросить якорь.
— Пока достаточно, — сказал он. — Мы теперь в безопасности, и нам многое нужно решить.
Девушка отпрянула в конец лодки. Кьюджел пробрался к ней.
— Я твой муж. Разве ты не рада, что мы наконец одни? Конечно, комната в гостинице была гораздо удобнее, но эта лодка тоже подойдет.
— Нет, — плакал она. — Не трогай меня. Церемония делалась не всерьез, это только уловка, чтобы заманить тебя в башню.
— На шестьдесят лет, пока я в отчаянии не зазвоню в гонг?
— Это не моя вина! Я виновата только в шутке! Но что станет с Валлом? Никто не сторожит, и заклинание разрушено!
— Тем хуже для бесчестных жителей Валла! Они потеряли свои сокровища, свою самую красивую девушку, а когда рассветет, на них набросится Магнац.
Марлинка отчаянно крикнула, но ее крик заглох в тумане.
— Никогда не произноси этого проклятого имени!
— А почему бы и нет? Я буду громко выкрикивать его. Я сообщу Магнацу, что действие заклинания кончилось, что он может идти на Валл и отомстить!
— Нет, не нужно!
— Тогда веди себя так, как мне нужно.
Плача, девушка повиновалась, и вскоре тусклый красный свет, пробившись сквозь туман, свидетельствовал о наступлении дня. Кьюджел встал, но туман по-прежнему не позволял видеть берега.
Прошел еще час; поднялось солнце. Скоро жители Валла обнаружат исчезновение Стражника и поднимут тревогу. Кьюджел рассмеялся; ветерок поднял туман, открыв ориентиры, которые он запомнил. Он прошел на корму и стал поднимать якорь, но, к его раздражению, якорь застрял.
Он начал дергать, и цепь слегка подалась. Кьюджел потянул изо всех сил. Снизу поднялся огромный пузырь.
— Водоворот! — в ужасе закричала Марлинка.
— Здесь нет никакого водоворота, — тяжело дыша, ответил Кьюджел и снова дернул. Цепь ослабла, и Кьюджел потянул за нее. Глядя вниз, он вдруг увидел огромное бледное лицо. Якорь застрял в ноздре. И в это время глаза открылись.
Кьюджел бросил цепь, схватился за весла и лихорадочно начал грести к южному берегу.
Из воды поднялась рука размером в дом. Марлинка закричала. Вода заволновалась, лодку подбросило и понесло к берегу, как щепку, и в центре озера сел Магнац.
Из поселка послышались звуки гонга, отчаянный гром.
Магнац приподнялся на колени, вода и грязь лились с его огромного тела. Якорь, пронзивший его ноздрю, все еще торчал из нее, и из раны лилась густая темная жидкость. Он поднял огромную руку и хлопнул по воде. Волна поглотила лодку, Кьюджел, девушка и мешок с сокровищами оказались в глубинах озера.
Кьюджел с трудом выбрался на поверхность. Магнац встал на ноги и смотрел в сторону Валла.
Кьюджел поплыл к берегу и выбрался на него. Марлинка утонула, ее не было видно. А Магнац медленно побрел по озеру к поселку.
Кьюджел не стал ждать. Он повернулся и изо всех сил побежал в горы.
4. ВОЛШЕБНИК ФАРЕЗМ
Горы остались позади; темные ущелья, провалы, каменные вершины — все превратилось в темную полосу на севере. Некоторое время Кьюджел шел по району круглых холмов, по цвету и текстуре напоминавших старое дерево, с растущими по их краям рощами сине-черных деревьев, потом напал на еле заметную тропу, которая с изгибами и пологими спусками уходила на юг и вывела его наконец на обширную мрачную равнину. В полумиле справа вздымалась линия высоких утесов, которые сразу привлекли его внимание, вызвав болезненное deja vu [уже пережитое. Ошибочное воспроизведение в памяти; кажется, что переживаемое теперь в прошлом уже когда-то было (фр.) ]. — Он смотрел в недоумении. Когда-то в прошлом он видел эти утесы: как? когда? Память не давала ответа.
Он сел на поросший лишайниками камень, чтобы передохнуть, но Фрикс чувствовал нетерпение и причинял стимулирующую боль. Кьюджел вскочил на ноги, застонал от усталости и потряс кулаком в южную сторону — предполагаемое направление Олмери.
— Юкуну, Юкуну! Если я заплачу хотя бы десятую часть твоей вины, мир сочтет меня жестоким!
Он пошел по тропе вдоль утесов, вызвавших у него такое болезненное, но невозможное воспоминание. Внизу расстилалась равнина, заполняя три четверти горизонта цветами, похожими на поросший лишайником камень, который только что покинул Кьюджел: черные полосы лесистой местности; серая крошка — ущелье, заполненное обломками; неразличимые пятна серо-зеленого, серо-коричневого; свинцовый блеск двух больших рек, исчезающий в дымке на расстоянии.
От короткого отдыха суставы Кьюджела только онемели; он хромал, сумка натирала бок. Еще более угнетающим становился голод, рвущий желудок. Еще одна зарубка против Юкуну! Правда, Смеющийся Волшебник снабдил его амулетом, превращающим обычно несъедобные вещества: стекло, дерево, рог, волосы, перегной и подобное в съедобную пасту. К несчастью — или в этом тоже проявлялся саркастический юмор Юкуну, — паста сохраняла вкус исходного вещества и за время перехода через горы лучшее, что попробовал Кьюджел, были некоторые съедобные растения и орехи; в одном случае, когда больше ничего не нашлось, ему даже пришлось довольствоваться отбросами, обнаруженными в пещере бородатого фавна. Кьюджел ел очень мало; его длинное стройное тело стало худым и тощим; скулы торчали, как жабры; черные брови, некогда изгибавшиеся так весело, теперь стали плоскими и унылыми. Да, за многое придется ответить Юкуну! И Кьюджел на ходу обычно обдумывал, какой должна быть его месть, если он найдет обратный путь в Олмери.
Тропа свернула на плоскую каменную плиту, в которой ветер вырезал тысячи гротескных фигур. Обозревая их, Кьюджел подумал, что они слишком правильные, остановился и задумчиво потер подбородок. Рисунок казался таким тонким, что Кьюджел даже подумал, не иллюзия ли это его мозга. Придвинувшись ближе, он рассмотрел более мелкие детали: изгибы, шпили, волюты, диски, седла, неправильные сферы; скручивания и сгибания, веретена, кардиоиды, копьевидные башенки — сложнейшая система изображений, которую вряд ли можно отнести к игре стихий. Кьюджел нахмурился в замешательстве, неспособный понять причину такое грандиозного предприятия.
Он пошел дальше и вскоре услышал голоса и звон инструментов. Он застыл на месте, осторожно прислушался, потом снова пошел и увидел группу примерно в пятьдесят человек, которые сильно разнились ростом: от трех дюймов до более двенадцати футов. Кьюджел осторожно подошел, но рабочие, бросив на него взгляд, больше не обращали внимания, продолжая рубить, тесать, скрести, царапать, шлифовать, зондировать и полировать с величайшей тщательностью.
Кьюджел смотрел несколько минут, потом подошел к надсмотрщику, человеку ростом в три фута, который стоял на помосте, сверяясь с расстеленным перед ним чертежом, сравнивая с ним проделанную работу при помощи сложного приспособления. Казалось, он все видит одновременно, выкрикивает инструкции, бранится, увещевает допустивших ошибки, инструктирует новичков в использовании инструментов. Чтобы подчеркнуть свои замечания, он пользовался удивительным гибким указательным пальцем, который вытягивался на тридцать футов, чтобы постучать по поверхности скалы, быстро начертить диаграмму и так же быстро втянуться.
Десятник сделал один-два шага назад, на время удовлетворенный ходом работ, и Кьюджел обратился к нему:
— Что за замысловатую работу вы выполняете?
— Нашу работу ты видишь, — пронзительным голосом ответил десятник. — Из скалы мы высекаем фигуры в соответствии с требованиями колдуна Фарезма… Эй! Эй! — крик был адресован человеку выше Кьюджела на три фута, который бил по скале заостренной кувалдой. — Ты слишком самоуверен! — Палец выбросился вперед. — Осторожней с этой щелью; смотри: тут скала легко раскалывается. Сюда наносишь удар шестой интенсивности по вертикали с полусжатием; а в этот пункт удар четвертой интенсивности на уровне паха; потом воспользуйся лентой четвертного размера и устрани поворот.
Работа снова пошла правильно, и десятник принялся изучать свой чертеж, с неудовольствием качая головой.
— Слишком медленно! Ремесленники работают будто под действием наркотиков или проявляют упрямую глупость. Только вчера Дадио Фессадил, вон тот, ростом в три эльма и с зеленым платком, использовал девятнадцатиразмерный замораживатель, чтобы сделать маленькую ямку в обращенном квартофойле.
Кьюджел удивленно покачал головой: такой отъявленной чепухи он никогда не слышал. И спросил:
— Но к чему эти необыкновенные работы в скалах?
— Не могу сказать, — ответил десятник. — Работа ведется уже триста восемнадцать лет, но за все это время Фарезм ни разу не объяснял ее причины. Но причины должны быть очень важные, потому что он производит ежедневный осмотр и тут же замечает все ошибки. — Тут он повернулся, чтобы подсказать что-то человеку ростом по колено Кьюджелу, который проявил неуверенность при высечении завитка в спирали. Десятник, сверившись с чертежом, решил вопрос, потом снова повернулся к Кьюджелу, на этот раз глядя на него откровенно оценивающе.
— Похоже, ты проницателен и искусен, хочешь поработать? Нам не хватает нескольких работников в категории пол-элла, или, если ты предпочитаешь более тонкую работу, мы могли бы использовать подмастерье каменщика семнадцати эллов. Ты годишься и для того, и для другого, и перед тобой большие возможности для продвижения. Я сам, как видишь, четырех эллов. За год я достиг положения отбойщика, через три года — формовщика, помощника главного каменщика за десять и служу главным каменщиком уже девятнадцать лет. Мой предшественник был двух эллов, а главный каменщик перед ним — десяти. — И он начал перечислять преимущества работы, которые включают пропитание, жилище, выбор наркотиков, услуги нимфариума, плату начиная с десяти терций в день, различные другие привилегии, включая исполнение самим Фарезмом предсказаний и изгнания злых духов. — Вдобавок Фарезм содержит консерваторию, где каждый может обогатить свой интеллект. Я сам прохожу курс идентификации насекомых, изучаю геральдику королей Старого Гомаза, хоровое пение, практическую каталепсию и ортодоксальную доктрину. Нигде тебе не найти более щедрого хозяина, чем волшебник Фарезм!
Кьюджел сдержал улыбку при виде энтузиазма главного каменщика; но в его животе продолжалось голодное урчание, и он не стал сразу отвергать предложение.
— Я никогда не думал о такой карьере, — сказал он. — Ты перечислил привилегии, о которых я и не слыхал.
— Верно; о них вообще мало известно.
— Я не могу сразу сказать да или нет. Это такое решение, которое нужно предварительно всесторонне обдумать.
Главный каменщик глубокомысленно и одобрительно кивнул.
— Мы одобряем взвешенность в решениях наших рабочих: ведь любой неосторожный удар может вызвать самые губительные последствия. Чтобы исправить неточность размером в ширину пальца, приходится убирать целый блок, на его место ставить новый и все начинать заново. И до того времени, как не будет достигнуто прерванное состояние, все наказываются лишением услуг нимфариума. Поэтому мы не очень приветствуем новичков на работе.
Фиркс, внезапно осознавший задуманную Кьюджелом задержку, возразил самым болезненным образом. Схватившись за живот, Кьюджел отошел в сторону и, пока главный каменщик недоуменно смотрел на него, жарко заспорил с Фирксом.
— Я не могу дальше идти без пропитания. — В ответ Фиркс еще раз вцепился когтями. — Невозможно! — воскликнул Кьюджел. — Амулет Юкуну должен теоретически накормить, но я больше такое питание выносить не могу; помни, если я упаду мертвым, ты никогда не вернешься к своему другу в чан Юкуну!
Фиркс увидел справедливость этих доводов и неохотно успокоился. Кьюджел вернулся к помосту; тем временем главный каменщик отвлекся из-за открытия большого турмалина, мешавшего проведению сложной спирали. В конце концов Кьюджел сумел привлечь его внимание.
— Пока я буду взвешивать предложение работы и противоречащие друг другу преимущества увеличения или уменьшения, мне понадобится постель. И я хотел бы испытать в течение одного-двух дней вашу пищу.
— Твое благоразумие похвально, — объявил главный каменщик. — Нынешнее поколение торопится и совершает действия, о которых потом жалеет. Не так было в дни моей юности, когда преобладали воздержанность и осторожность. Я распоряжусь, чтобы тебя поселили, и ты сам сможешь убедиться в истинности всех моих слов. Фарезм строг, но справедлив, и только тот, кто неосторожно рубит скалу, может на него пожаловаться. Но смотри: вот и сам волшебник Фарезм со своим ежедневным осмотром!
На тропе показался человек с величественной фигурой в необъятном белом платье. Лицо у него было ласковое, волосы напоминали белый пух, глаза обращены вверх, будто он поглощен невыразимо сложными рассуждениями. Руки спокойно сложены, и двигался он, не переставляя ноги. Рабочие, сняв головные уборы и кланяясь, почтительно его приветствовали, а Фарезм отвечал наклоном головы. Увидев Кьюджела, он остановился, быстро осмотрел проделанную работу, потом заскользил к помосту.
— Сегодня все точно, — сказал он главному каменщику. — Мне кажется, полировка на нижней стороне эпи-проекции 56-16 не очень ровная, и я заметил маленький скол во вторичном поясе девятнадцатого шпиля. Но ни одно из этих нарушений не кажется серьезным, и никаких дисциплинарных акций не последует.
— Неисправности будут устранены, неосторожные рабочие наказаны! — в гневе и страсти воскликнул главный каменщик. — А теперь я хочу представить возможного новобранца. Он утверждает, что не обладает опытом такой работы и хотел бы подумать, прежде чем присоединиться к нам. Если он даст согласие, я думаю, начнет с обычного периода сбора осколков, прежде чем ему поручат заточку инструмента и предварительные раскопки.
— Да, это соответствовало бы нашей обычной практике. Однако… — Фарезм без всяких усилий скользнул вперед, взял левую руку Кьюджела и произвел быстрое гадание по кончикам пальцев. Его ласковое выражение стало серьезным. — Я вижу противоречия четырех типов. И мне ясно, что твой оптимум не в работе с камнем. Советую тебе поискать другую, более соответствующую твоему характеру работу.
— Прекрасно сказано! — воскликнул главный каменщик. — Волшебник Фарезм демонстрирует свой непогрешимый альтруизм! И я соответственно беру назад свое предложение работы! Поэтому тебе незачем обдумывать мое предложение, тебе не нужна наша постель и пища, и ты можешь не тратить своего драгоценного времени.
У Кьюджела вытянулось лицо.
— Такое беглое предсказание может оказаться неточным.
Главный каменщик вытянул вверх на тридцать футов указательный палец, чтобы выразить свой гневный протест, но Фарезм спокойно кивнул.
— Совершенно верно. И я с радостью выполню более полное предсказание, хотя для этого потребуется от шести до восьми часов.
— Так долго? — удивленно спросил Кьюджел.
— Это минимум. Прежде всего тебе нужно будет с головы до ног обмазаться внутренностями только что убитой совы, потом принять ванну с добавлением некоторых органических веществ. Разумеется, я должен буду прижечь мизинец на твоей левой ноге и значительно расширит твой нос, чтобы впустить жука-исследователя, с его помощью мы сможем изучит входы и выходы в твои чувствительные органы. Пойдем в мою предсказательную и там совершим все необходимое.
Кьюджел потянул себя за подбородок, вправо, влево. Наконец он сказал:
— Я осторожный человек и должен подумать над необходимостью такого предсказания; поэтому мне потребуется несколько дней спокойной рассудительной сонливости. Ваш поселок и находящийся в нем нимфариум, как мне кажется, дают для этого все возможности; поэтому…
Фарезм снисходительно покачал головой.
— Осторожность, как и другие добродетели, может быть доведена до абсурда. Предсказание должно начаться немедленно.
Кьюджел попытался спорить и дальше, но Фарезм не уступал и вскоре уплыл по тропе.
Кьюджел мрачно отошел к скале, обдумывая возможные уловки. Солнце подходило к зениту, и рабочие начали обсуждать предстоящий обед. Наконец главный каменщик дал сигнал; все положили инструменты и собрались вокруг повозки, в которой привезли еду.
Кьюджел весело сказал, что с удовольствием присоединится к еде, но главный каменщик не желал об этом и слышать.
— Как и во всех прочих делах Фарезма, должна соблюдаться абсолютная точность. Немыслимое несоответствие, чтобы сорок четыре человека ели пищу, предназначенную для сорока трех.
Кьюджел не нашелся, что ответить, и молча сидел, пока рабочие поедали мясной пирог, сыр и соленую рыбу. Никто не обращал на него внимания, кроме одного, ростом в четверть элла, чье великодушие намного превосходило рост и который хотел отдать Кьюджелу часть своей пищи. Кьюджел ответил, что он совсем не голоден, и, встав, отправился бродить среди работ, надеясь найти где-нибудь забытый запас пищи.
Он бродил там и тут, но сборщики осколков убрали все постороннее. С неутоленным голодом Кьюджел добрался до центра работ и тут на резном диске увидел очень необычное существо: желатиновый шар, в котором сверкали разноцветные частицы, от шара отходило множество прозрачных щупалец, которые к концу сужались и как бы исчезали. Кьюджел нагнулся, осматривая это существо, которое пульсировало в медленном внутреннем ритме. Он потрогал его пальцем, и от места прикосновения побежали яркие искорки. Интересно: существо с уникальными свойствами!
Достав булавку, он кольнул в щупальце, вызвав вспышку раздраженного свечения, а в шаре золотые искорки забегали быстрее. Сильно заинтересованный, Кьюджел придвинулся и занялся экспериментами, трогая там и тут, с удовольствием следя за гневными вспышками.
Новая мысль пришла ему в голову. Существо похоже одновременно и на кишечнополостное, и на иглокожее. Какая-нибудь мутация? Моллюск, лишившийся раковины? Самое главное: съедобно ли оно?
Кьюджел достал свой амулет и приложил к центральному шару и по очереди ко всем щупальцам. Звонка не было: существо не ядовито. Он раскрыл нож и попытался отрезать одно щупальце, но оно оказалось слишком упругим и ножу не поддавалось. Поблизости находилась жаровня: на ней калили и острили инструменты рабочих. Кьюджел поднял существо за два щупальца, отнес к жаровне и подвесил над огнем. Тщательно поджарил и, когда решил, что оно готово, попытался съесть. После нескольких неудачных попыток он затолкал существо в горло, обнаружив, что оно безвкусно и не питательно.
Резчики возвращались к работе. После многозначительного взгляда главного каменщика Кьюджел двинулся по тропе.
Поблизости находилось жилище волшебника Фарезма — низкое длинное здание из расплавленного камня, покрытое восемью странной формы куполами из меди, слюды и яркого синего стекла. Сам Фарезм сидел перед своим домом, со спокойным великодушием глядя на долину. Он поднял руку в приветствии.
— Желаю тебе приятного пути и успеха во всех делах.
— Естественно, я ценю пожелание, — с горечью ответил Кьюджел. — Но ты мог бы оказать мне большую услугу, предложив хотя бы пообедать.
Фарезм сохранял спокойное благодушие.
— Это было бы неправильное альтруистическое действие. Преувеличенное великодушие развращает реципиента и сводит на нет его собственные усилия.
