– Миледи, капитан Брайэм.

– Здесь, похоже, знакомить никого не надо, – заметила Хонор.

– Нет, миледи. Капитан Брайэм оказала нам большую помощь при урегулировании вопросов безопасности.

– Как и полагается хорошему начальнику штаба, – одобрительно прокомментировала Хонор.

Маттингли улыбнулся и нажал на кнопку, открыв люк, а Хонор повернулась к Лафолле.

– Эндрю, возьмите Джейми и Эдди и идите устраивайтесь у себя. Нам с капитаном Брайэм есть что обсудить.

– Конечно, миледи. Я вернусь в девять тридцать проводить вас на встречу.

– Это вовсе не обяза… – начала было Хонор, но вздохнула, встретив знакомый упрямый взгляд. – Ладно, Эндрю, ладно. Буду вести себя как полагается.

– Спасибо, миледи, – сказал майор, ничем не выдав своего триумфа.

Хонор покачала головой вслед закрывающемуся люку.

– Эти люди… – сказала она с чувством.

– … очень к вам привязаны, миледи, – вставила Мерседес.

Хонор не сразу, но все-таки согласилась.

– Именно это я и собиралась сказать, – сдалась она и повернулась, осматривая каюту. – Господи, да тут в футбол можно играть!

– Ну не совсем, миледи, но почти, – согласилась Мерседес. – Хевенитские адмиралы путешествуют по первому разряду, а грейсонский флот не видел повода урезать вам жилплощадь.

Хонор покачала головой и повертелась на месте в центре своей гостиной. Она всегда считала, что у мантикорских адмиралов великолепные каюты, но такого она себе даже не представляла. Гостиная была в длину метров десять – невероятные размеры для военного корабля, – через открытый люк была видна не менее роскошная спальня. По мягкому ковру принятого на флоте голубого цвета Хонор подошла к еще одному люку, закрытому, и снова покачала головой, обнаружив за ним столовую, предназначенную для настоящих приемов. Хевенитскую отделку убрали при ремонте, но грейсонцы все оборудовали, как во дворце. Осмотрев свой огромный стол, Хонор с удивлением обнаружила, что он сделан из настоящего дерева.

– К этому можно привыкнуть, – сказала она наконец. – Но вот капсулу Нимица, Мак, придется позолотить.

Кот у нее на плече пискнул и перепрыгнул на крышу своей спасательной капсулы, прикрепленной к переборке. Он уселся, обернул хвост вокруг задних лап и наклонил голову, тоже осматривая новое помещение. Хонор усмехнулась, чувствуя, как он радуется.

– Похоже, Нимиц всем доволен, мэм, – заметил МакГиннес; судя по его тону, он был вполне согласен с котом.

– Нимиц, – сурово отрезала Хонор, – бессовестный и законченный сибарит. – Она села на удобную кушетку и с наслаждением вытянула длинные ноги. – И не только он, между прочим.

– Неужели, мэм? – мягко переспросил МакГиннес.

– Именно… – Хонор закрыла глаза, потом снова выпрямилась. – Мак, пойди посмотри, какая у тебя каюта. Нам с капитаном Брайэм есть о чем поговорить. Если ты мне понадобишься, наверняка она покажет мне, где кнопка вызова.

– Разумеется, мэм.

Стюард поклонился начальнику штаба и вышел, а Хонор указала на стул, стоявший лицом к ее кушетке.

– Садись, Мерседес, – попросила она.

Та с улыбкой села, скрестив ноги и положив фуражку на колени. Хонор взглянула на нее из-под полуопущенных век.

Мерседес Брайэм родилась на Грифоне. Она сравнительно поздно прошла пролонг второго поколения и по физическому возрасту годилась Хонор в матери; в ее черных волосах поблескивала седина, а смуглое лицо носило следы жесткого воздействия природы родной планеты, несмотря на полвека в космосе. Красивой она не была никогда, но ум и опыт делали ее лицо привлекательным. Впервые они встретились шесть лет назад, когда Мерседес служила у Хонор штурманом на легком крейсере «Бесстрашный». Несмотря на долгую службу на флоте, она оставалась всего лишь лейтенантом и после стольких лет смирилась с тем, что никогда не достигнет командного ранга. А теперь она сидела перед Хонор в форме капитана и излучала ту же уверенность и компетентность, что и прежде.

И это было удивительно, подумала Хонор, если учесть, что случилось с экипажем «Мадригала» на «Вороне».

– Ну что ж, – сказала она наконец. – Рада тебя видеть, Мерседес. И само собой разумеется, рада, что ты получила ранг, которого всегда заслуживала.

– Спасибо, мэм. Я еще к нему привыкаю. – Мерседес глянула на четыре узкие золотые полоски на своем рукаве. – Грейсонцы повысили меня в чине, когда Флот одолжил меня им, но вообще-то, когда меня выпустили из Бейсингфорда[4], то присвоили мне полного коммандера. Конечно, они не предполагали, что я сохраню этот ранг, – она поморщилась. – Наверное, отдел кадров рассчитывал, что я с ним уйду в отставку.

– Да? – Хонор постаралась сохранить нейтральный тон.

– Да, мэм. Мой психолог настойчиво советовала мне подумать об отставке – с полной пенсией, конечно… В общем, я порекомендовала ей свернуть этот совет в трубочку и заткнуть им одно место.

Хонор усмехнулась.

– Вряд ли ей это понравилось.

– Похоже, вы и сами имели дело с психологами, мэм, – заметила Мерседес и взмахнула рукой. – Да нет, она хотела как лучше. Я благодарна им за то, что они привели меня в норму, но они и сами, по-моему, не понимают, как хорошо справились. Их собственные тесты показывали, что я годна к службе, а они все равно твердили: не перенапрягайтесь, не возвращайтесь к прежним занятиям…

– Наверное, отчасти дело в том, что с тобой случилось, – тихо сказала Хонор.

– Я не первая, кого когда-либо изнасиловали, мэм.

Хонор умолкла. То, что случилось с Мерседес Брайэм, было слишком жестоко, чтобы определить одним словом, даже таким жестоким, как изнасилование. А с другими членами экипажа «Мадригала» обошлись еще похуже. Это был экипаж Мерседес, люди, за которых она отвечала. Хонор по опыту знала, какую мучительную вину испытывает офицер, потерявший людей в бою.

Насколько же ужаснее, когда они гибнут из-за систематических пыток?

Но в тоне Мерседес не чувствовалось ни отрицания, ни уклонения. Она не пыталась делать вид, что случившееся с ней не так уж страшно. Она говорила как человек, смирившийся с произошедшим куда полнее, чем это удалось бы Хонор.

Встряхнув головой, адмирал Харрингтон заставила себя говорить с таким же спокойствием:

– Я знаю, но Флот, похоже, ощущает что-то вроде коллективной вины. Никто не ожидал такого, но когда Адмиралтейство отправляло нас в конвой, там знали, что ни Масада, ни Грейсон не подписывали Денебских соглашений и оба государства, скажем так, отсталые. Мы все знали, что с военнопленными могут обращаться жестоко, но до «Ворона» с мантикорскими экипажами такого давно уже не случалось. Мы просто забыли, что так могут обойтись и с нами. Флот еще не скоро простит себя за это.

– Я понимаю, но, когда с тобой бесконечно нянчатся люди, которые должны бы знать, что да как, это не очень-то помогает прийти в себя, мэм. А когда тебе в сотый раз повторяют, что ты ни в чем не виновата, начинает казаться, что они так настаивают на этом потому, что сами, в общем-то, сомневаются. Я-то знаю, кто виноват, и их всех прихлопнули, спасибо вам, мэм, морской пехоте и Грейсону. Хорошо бы еще все остальные поняли, что я это знаю, и оставили меня наконец в покое… – Капитан покачала головой. – Я знаю, они хотят мне добра, но иногда это сильно утомляет. Но все-таки, – глаза ее потемнели, – иногда им, наверное, и правда приходится сто раз повторять одно и то же, чтобы им поверили.

– Как Мей-Линь, – вздохнула Хонор, и лицо Мерседес напряглось.

– Как Мей-Линь, – повторила Мерседес. Она надолго уставилась в свою чашку, потом вздохнула. – Скажу правду, мэм: кошмары у меня есть, но они не про меня. Они про Мей-Линь. Я же знала, что они с ней делают, и никак не могла их остановить… – Она снова подняла взгляд. – Признать, что я никак не могла им помешать, было куда труднее, чем все, что случилось со мной лично. Она же просто девочка, она не верила, что люди способны с ней такое сделать. Вот чего я не могу простить, мэм. Вот почему я здесь.

– Да? – спокойно переспросила Хонор, и Мерседес мрачно улыбнулась.

– Я верю в радикальные средства лечения, мэм. Поэтому я и пошла добровольцем в оккупационные войска на Эндикотте. Я хотела посмотреть, как будут дергаться подонки, которые послали на «Ворон» капитана Уильямса и его людей.

– Понятно, – Хонор откинулась назад. Резкость и хрипотца в голосе Мерседес показали ей, почему психиатры так о ней беспокоились. – И посмотрела?

– Да. – Капитан снова уставилась на свою фуражку, короткое слово прозвучало без всякого выражения. Потом она вздохнула. – Да, посмотрела. И можете не спрашивать, мэм, я уже поняла, почему меня не хотели отпускать. Психиатры боялись, что их тесты что-то пропустили и у меня там крыша поедет.

Она покосилась на Хонор с кривой мрачной усмешкой.

– Может, они не так уж не правы. Один раз… – Она прервалась и пожала плечами – Вы бывали на Масаде после оккупации, мэм?

– Нет. – Хонор покачала головой. – Подумывала об этом, но не всерьез. Эти сумасшедшие ненавидят меня сильнее, чем кого бы то ни было. Эндрю, наверное, сам бы меня подстрелил – в руку или ногу, что-нибудь неопасное, – лишь бы только туда не пустить.

– Неглупо с его стороны, мэм. Знаете, пока я сама там не побывала, то не понимала, почему Мантикора должна брать на себя полную нагрузку по оккупации. У нас и так людей в обрез, а Эндикотт в двух шагах от Ельцина, так почему бы не прислать войска с Грейсона? Но эти люди…

Начальник штаба покачала головой и обхватила себя за плечи, словно внезапно замерзла.

– Что, так плохо? – спросила Хонор.

– Хуже, – мрачно отозвалась Мерседес. – Помните, когда мы только прибыли сюда, то никак не могли понять, почему грейсонские женщины мирятся со своим положением? – Хонор кивнула, и Мерседес пожала плечами. – Масадские женщины по сравнению с грейсонками… Они даже не люди, они собственность – и девяносто процентов их уверены, что так и должно быть. – Она покачала головой.—А из тех, кто так не считает, мало кто верит, что оккупация продержится долго. Они слишком боятся сделать хоть что-нибудь в знак протеста против того, как с ними обращались. А те, кто не боится, еще хуже. За первые шесть месяцев количество убийств на Масаде выросло почти вдвое, и две трети лишних трупов – это мужья… если этих скотов можно так назвать… которых убили собственные жены. Кое-кто из этих женщин проявил удивительную изощренность, например жены Саймондса, Главы Старейшин. Полиция так и не смогла найти все части его тела.

– Господи, – прошептала Хонор, и Мерседес покивала.

– И там не только жены режут мужей. Большинство масадцев все еще следуют своей так называемой религии, но у тех, кто утратил веру, накопились личные счеты. Четверть Старейшин Церкви были перебиты собственными прихожанами, прежде чем генерал Марсель поместил остальных под охрану, – и выжившие тут же завыли, что их преследуют за веру! Там до сих пор действуют законы военного времени. Генералу Марселю никак не удается собрать достаточно большую группу ответственных представителей умеренных, которые могли бы взять на себя функции правительства, там никто понятия не имеет, как руководить нетеократическим государством. При таких обстоятельствах одно упоминание о прибытии оккупационных войск с Ельцина привело бы к взрыву, а военная полиция Марселя наверняка не сумела конфисковать все оружие на планете.

Хонор глубоко откинулась назад, сцепила пальцы под подбородком и нахмурилась, глядя на своего начальника штаба. Грейсонские средства информации постоянно рассказывали о Масаде, но старались быть сдержанно-объективными. Картина, которую они рисовали, удивляла Хонор – с учетом многовековой вражды между двумя планетами. Впервые ей пришло в голову, что на газетчиков надавили, убедив их попридержать языки, чтобы успокоить общественное мнение. Конечно, не Грейсон, а Мантикора официально объявила систему Эндикотта своим протекторатом по праву завоевания. Это позволяло грейсонцам несколько отстраниться от оккупации Масады… и, судя по рассказу Мерседес, вышло только к лучшему Жаль, что кому-то вообще пришлось оккупировать эту поганую планету, но Альянс не мог оставить такой важный стратегический пункт под властью враждебно настроенных безумцев.

– Как бы ты оценила вероятность возникновения действительно серьезных проблем? – спросила она наконец, и Мерседес пожала плечами.

– Если вы имеете в виду общее восстание – маловероятно, пока мы контролируем орбитальные станции. Личного оружия у людей на руках еще очень много, но Марсель сумел конфисковать все тяжелое вооружение. Во всяком случае, мы на это надеемся, а они понимают, что сделает бомбардировка с теми идиотами, которые решатся выступить в открытую. Прибавьте сюда наземные боевые группы морской пехоты, присланные для поддержки военной полиции, и неизбежный десант сил быстрого реагирования с орбиты, все с современным оружием и боевой броней – и любое массовое сопротивление превращается в массовую форму самоубийства. Но тем не менее хватает саботажа и более или менее спонтанных партизанских действий. Хуже того, кое-кто из них догадался, что мы не любим применять чрезмерное насилие. Начались довольно жесткие «мирные демонстрации», и их организаторы продолжают на нас давить. По-моему, они хотят посмотреть, как сильно нас придется подтолкнуть, чтобы кто-то на нашей стороне нажал-таки на курок и создал новую поросль мучеников.

– Замечательно. – Хонор поморщилась, потирая переносицу. – Если они доведут дело до этого, все либералы и прогрессисты на Мантикоре снова начнут биться в истерике по поводу нашей жестокой империалистической политики в завоеванной системе.

– Слава богу, миледи, масадцы об этом не догадываются, – мрачно утешила ее Мерседес. – Их традиции так сильно отличаются от наших, что они даже не понимают, почему наше правительство прислушивается к своим оппонентам. Если они догадаются и начнут играть на журналистов…

Она снова пожала плечами, и Хонор кивнула.

– Так или иначе, – продолжила после паузы Мерседес, – именно поэтому я и перешла на грейсонскую службу, мэм. Им нужны были офицеры, а мне нужно было убраться с Масады, пока я не натворила чего-нибудь, о чем сама потом пожалела бы. Понимаете, я знаю, что грейсонцы повесили подонков, которые меня изнасиловали, но отчасти я считаю виновными всех масадцев сразу, а когда они кругом провоцировали нас, было бы так легко…

Она замолчала, на секунду закрыла глаза и раздула ноздри. Потом ее глаза снова раскрылись. Она встретилась взглядом со своим командиром, и этот взгляд успокоил Хонор. У Мерседес были свои страхи, но она знала их и держала под контролем. А большего, сказала себе Хонор со знакомым привкусом горечи, от себя и требовать нельзя.

Но она должна была узнать еще кое-что, и для этого существовал только один способ.

– А капитан Ю? – тихо спросила она, и Мерседес… И Мерседес улыбнулась.

– Вы хотите знать, не виню ли я его за то, что случилось с «Мадригалом», мэм? – Хонор кивнула, и она отрицательно покачала головой. – Он просто делал свою работу. Ничего личного тут не было, и он никак не связан с тем, что случилось на «Вороне». Вообще-то, он даже протестовал – не хотел, чтобы нас передали Уильямсу после того, как он нас подобрал.

– Да неужели? – резко переспросила Хонор. – На суде над Уильямсом об этом не говорили.

– Грейсонские обвинители об этом не знали, миледи, да Ю ни в чем и не обвиняли. В отличие от Тейсмана, он не был свидетелем событий, поэтому его не вызывали с показаниями, а на «Вороне» об этом знал только Уильямс. Думаете, он сказал бы хоть словечко, чтобы улучшить наше мнение об этом предателе Ю? – фыркнула Мерседес.

– Тогда откуда ты знаешь? Он сам тебе об этом рассказал?

В голосе Хонор слышалось несвойственное ей раздражение, и Мерседес посмотрела на нее с удивлением.

– Нет, мэм. Первое, что мы постарались заполучить после высадки, это масадские архивы и документы хевенитского посольства. Хевенитские секретные документы мы захватить не успели, но масадские собрали почти все, а Меч Саймондс сохранил копию «возмутительного» протеста капитана Ю.

– Понятно.

Хонор отвернулась и покраснела: ей хотелось, чтобы Ю сам рассказал Мерседес о существовании этого протеста. Ей хотелось верить, что он его выдумал в защиту личных интересов. Она покраснела еще сильнее, осознав, что ей хотелось хоть в чем-то обвинить нового капитана своего флагмана. Сидевший на крыше капсулы Нимиц резко повернулся к ней. Она почувствовала, что он упрекает ее за самобичевание, но на этот раз он был не прав.

– Понятно, – сказала она уже спокойнее и снова посмотрела на собеседницу. – Так ты не против того, чтобы служить с ним?

– Нет, – твердо сказала Мерседес. – Он сейчас в чертовски сложном положении, мэм, я бы на такое не решилась. Знаете, он ведь мог бы вернуться на Мантикору после того, как закончил работать с Бюро кораблестроения. Он сам решил здесь остаться. Гранд-адмирал Мэтьюс рад был его получить. Ю вполне заслужил свою репутацию, но он не может не знать, что многие офицеры на Грейсоне только и ждут, когда он допустит ошибку.

– Я знаю, – тихо сказала Хонор, почувствовав со стыдом, что и сама хотела того же. Она слегка постучала пальцами по подлокотнику, потом пожала плечами. – Ну что ж, если вы им довольны, начальник штаба, мне придется, по крайней мере, сохранять непредвзятость.

Мерседес молча кивнула, принимая высказанное мнение, а Хонор усмехнулась. Мерседес всегда была спокойна и тактична.

– Ладно, тогда хватит про капитана Ю. Сейчас я вызову Мака, пусть принесет мне какао, а тебе кофе, и ты мне расскажешь про остальной штаб.