Глава 26

– Готов, Джаред?

– Минутку, миледи. Я… ага! – Джаред Саттон наконец застегнул сумку и перекинул ремешок через плечо. – Теперь я готов. Флаг-адъютант, одна штука, для сопровождения готов.

Он ухмыльнулся, и Хонор покачала головой. Джареду необязательно было являться сегодня, но она была рада, что он вызвался добровольно. Адам был нагружен, как вьючное животное: мини-компьютер, диски с данными, миниатюрный голоэкран да еще бумажные копии документов по каждой стадии проекта Мюллера и заключений своей группы – килограммов тридцать бумаги. Джаред вызвался их нести.

– Я это ценю, Джаред, – сказала она серьезно, снимая Нимица с насеста и сажая его себе на плечо.

Кот вышел из их общей депрессии куда быстрее, чем она, и сейчас он радостным урчанием тоже поблагодарил адъютанта.

– Вы как-то сказали мне, миледи, что флагманский адъютант – самый загруженный и недооцененный человек в штабе адмирала. Но вы не очень-то меня перегружали, да и ругали не слишком уж часто. Самое малое, что я могу, – это поработать носильщиком в такой важный день.

Хонор улыбнулась к собралась было сказать что-то еще, но просто похлопала его по плечу и повернулась, глядя на остальных спутников.

МакГиннес вернул Адаму почти человеческий облик. Он отправил людей из Дворца Харрингтон к старшей жене инженера за чистой одеждой, которую потом переслали на «Грозный», и почти силой заставил Адама поесть. Хонор прекрасно знала, что делает с человеком чрезмерная доза стимуляторов, и рада была, что Мак присмотрел за Адамом. Честно говоря, он набрался опыта, присматривая за ней самой.

Эдди Говард, третий член ее «дорожной» охраны, приболел, но его заменил Артур Ярд. Он, Эндрю Лафолле и Джейми Кэндлесс наводили последний лоск на свои и без того безупречные мундиры. Ее гвардейцы тоже ощущали общую вину, которая легла на поместье Харрингтон после катастрофы в Мюллере. Когда выяснилось, что «Небесные купола» ни в чем не виноваты, это их очень ободрило. Они считали особое заседание Ключей первым шагом к тому, чтобы обелить репутацию своего землевладельца и наказать людей, которые задумали это злодеяние, чтобы ее уничтожить. Теперь их глаза горели мрачным огнем.

Преподобный Хэнкс был в обычном черном наряде священника с круглым белым воротничком, и Хонор глянула на него искоса.

– Я давно хотела спросить, преподобный, из чего все-таки сделан ваш воротник?

– Это древний секрет, миледи, – серьезно ответил Хэнкс и усмехнулся. – Вообще-то это целлулоид. Старомодный жесткий потный целлулоид. С тех самых пор, как я стал преподобным, я подумываю, не заменить ли его, но я, наверное, все-таки более традиционен, чем считают мои критики. Кроме того, немного умерщвления плоти не помешает, если знаешь меру.

Хонор рассмеялась и расправила плечи. Сегодня она была одета в штатское платье, потому что выступала как землевладелец, а не как адмирал, – и была этому только рада. Ей и самой не хотелось «умерщвлять плоть» – если подумать, такое описание прекрасно подходило к униформе грейсонского флота. Кроме того, важно было подчеркнуть, что она не прячется за флотский ранг… да и традиционалистов злить не стоит, появившись в Зале Землевладельцев в брюках.

– Ладно, господа. В дорогу, – скомандовала она.

Лафолле подал Кэндлессу знак открыть люк.

Транспорт повернул на юг, приближаясь к побережью континента Гошен. Эдвард Мартин, отставной гвардеец Бёрдетта, попытался справиться с чувством холода в животе.

Страх этот вполне естественный, говорил он себе, потому что настало время встретить главное в жизни испытание – и вернуть себя Создателю. Он спокойно принимал это, но никакая вера не могла полностью подавить физический страх – это было правильно, и стыдиться не стоило. Бог дал человеку страх, чтобы предупреждать его об опасности, и пока человек не позволяет страху помешать делать Божье дело, большего Бог и не просит – и готов с радостью принять раба Своего в Свои объятия.

Он взглянул на спутника, сидевшего рядом. Остин Тейлор был на девятнадцать лет моложе, и скрыть смятение ему не под силу. Но Остин уже доказал свою веру – он был одним из тех, кто обеспечил падение купола блудницы в Мюллере.

Мартин дослужился до сержанта в гвардии Бёрдетта, а потом ушел в отставку из-за сломанной ноги, которая так и не срослась как следует. Это не позволило ему работать под прикрытием в «Небесных куполах». Брат Маршан объяснил, почему нельзя допустить связь между исполнителями, которых могли поймать, и землевладельцем, и Мартин этому даже обрадовался. Он готов был отдать жизнь за веру, но благодарил Господа, что тот избавил его от ужасного испытания, выпавшего Остину и его товарищам. Можно собраться с духом и убить людей, служивших подручными Сатаны, но дети, маленькие дети…

Мартин прикусил губу и сморгнул злые слезы. Этого пожелал Бог. Это Он выбрал момент обвала, зная, как Он знал все на свете, что там будут дети, и забрал к Себе их невинные души, смягчив Своим милосердным прикосновением боль и агонию их последних мгновений. Невинные, они избежали более тяжелой задачи, которой Бог потребовал от Эдварда Мартина: лишить жизни погрязшего в грехе человека и пожертвовать своей.

Он взглянул на рукав и поморщился. Он всегда гордился формой Бёрдетта, но сегодня пришлось надеть другую, и сам ее вид был ему ненавистен. Мартин знал, почему ее надо было надеть, но зеленая форма гвардии блудницы позорила его, символизируя все зло, принесенное Дьяволом на Грейсон.

Он раздул ноздри, с презрением думая о так называемых священниках, которые, словно шлюхи, дали соблазнить себя и свернули с пути Господнего, но потом покачал головой, немедленно устыдившись резкости своих суждений. Он знал, что большинство Старейшин были хорошими Божьими людьми. Однажды он видел преподобного Хэнкса, когда тот справлял службу в соборе Бёрдетта, и понял, почему преподобного так любят. Глубина его личной веры притянула Мартина как магнит, и на мгновение – всего одно мгновение, но оно было реальным – вера преподобного соединилась с его собственной, сделав его веру еще ярче и прекраснее. Но тогда оба они еще не знали, какую ловушку поставит перед преподобным Сатана, подумал он мрачно. Больше всего Эдварда Мартина разгневала сатанинская хитрость, которая привела Джулиуса Хэнкса, честного и богобоязненного человека, к такому заблуждению. Как же он не увидел, что это дьявол призывает жен и дочерей повернуться против мужей и отцов, отвергнуть веру, с которой Грейсон, Божья планета, выстрадал почти тысячу лет? Чем же околдовала его чужеземная блудница, если он не обратил внимания даже на смертный грех прелюбодеяния вне священных уз брака, грех, в котором она публично призналась, и даже хвасталась им, когда другой священник призвал ее покаяться в грехах? Неужели она закрыла глаза преподобного на то, какой пример покажет другим женщинам? На какие смертельно опасные для их душ грехи может их искусить?

Мартин знал, что некоторые мужчины плохо обращаются со своими женами и дочерьми, но это потому, что человек несовершенен. Другие люди и Церковь должны следить за этим и наказывать провинившихся – точно так же, как наказали бы тех, кто мучает слабых. Мартин даже готов был признать, что кое-какие хорошие идеи у Протектора Бенджамина попадались. Возможно, и правда пора ослабить устаревшие законы давнего и более сурового времени, позволить женщинам заняться приличными профессиями, даже голосовать. Но принуждать их нести ношу, не предназначенную для них Господом, например служить в армии? Эдвард Мартин знал военную жизнь, жил ею восемнадцать гордых и тяжких лет; ни одна женщина не могла так жить и оставаться тем, чем Бог назначил ей быть. Да посмотреть хоть на саму Харрингтон – лучший пример того, как армия женщину огрубляет и губит.

Нет, сказал он сам себе, преподобного Хэнкса обманули, хитростью заставив одобрить перемены, на которых настаивал Протектор Бенджамин. Восхищение преподобного мужеством Харрингтон – а в ее храбрости нельзя сомневаться, признал Мартин, – ослепило его и не дало разглядеть ее грехи и то, какому разврату она учит Грейсон. Но даже лучшие люди совершали ошибки, и Господь никогда их за это не винил, если они признавали ошибки и снова возвращались к Нему. В этом заключалась цель самопожертвования, которое Мартин собирался осуществить сегодня. Он всем сердцем молился о том, чтобы преподобный Хэнкс и другие Старейшины снова вернулись к Господу, когда гниение, отравляющее их души, будет уничтожено.

На каждом флоте, когда адмирал покидает корабль, ощущают необходимость устроить этакую торжественную суматоху, чтобы подчеркнуть важность высокопоставленной персоны. А если адмирал оказывается еще и знатной особой… тогда проводы приобретают все черты гротеска.

Хонор учла это в расписании и сейчас старалась сохранять серьезный вид, проводя инспекцию, которой ожидал от нее почетный караул, а потом прощаясь с капитаном Ю. Торжественность была такая, будто она покидала корабль навсегда, а не. на шесть часов, но она знала, что жаловаться не стоит.

Духовые возвестили ее официальное отбытие, и она спустилась в стыковочную трубу. Правда, она убедила их направить звук в другую сторону, хотя трубач, похоже, обиделся на ее мягкую просьбу. Хонор улыбнулась, поскольку сейчас никто не видел ее лица, и поплыла по переходной трубе; за ней следовал гвардеец на необычно большом расстоянии – поскольку ее дурацкое платье в отсутствие гравитации безобразничало.

От этой мысли ее улыбка превратилась в ухмылку, но тут она влетела в зону гравитации бота и поправила юбку прежде, чем двигаться дальше. Бот этот начал свою карьеру типовой «тридцаткой» мантикорского флота, предназначенной для высадки полуроты морской пехоты на враждебной поверхности и последующей огневой поддержки десанта. На последнее он все еще был способен, но малых судов у супердредноута хватало, так что грейсонский флот решил на каждом супердредноуте снять с одного бота десантную капсулу и оборудовать в высвободившемся пространстве салон для особо важных персон. Результат получился роскошный. В частности, проходы между рядами были вдвое шире, чем обычно, и это пришлось сейчас Хонор очень кстати. Цепочка ее Ключа перепуталась при спуске по трубе с лентой Звезды Грейсона, зато она смогла распутать их на ходу, не боясь при этом споткнуться. Затем она села и посмотрела на бортмеханика.

– Как мы идем? По расписанию?

– Неплохо, миледи. Мы даже слегка обгоняем его. Боюсь, придется подождать минут пять перед отстыковкой.

– Неудивительно, – пробормотала она, наблюдая, как Адам Геррик садится через проход. Нимиц удобно свернулся у нее на коленях, и она взглянула на Саттона.

Адъютант пытался засунуть сумку в багажное отделение наверху, и она усмехнулась, когда он пробормотал пару фраз, явно не предназначенных для ее ушей. Хонор подумала, не поддразнить ли его, но он уже и так покраснел от смущения, и она решила проявить милосердие. Адъютанты посчитали бы себя брошенными, если бы адмиралы никогда не создавали им проблем и не устраивали выволочек, но всему свое время и место.

Рядом с ней, как того требовал ее ранг, уселся преподобный Хэнкс, и она покачала головой.

– Куда проще было бы отправиться прямо в Остин-Сити, – тихо сказала она. Преподобный фыркнул:

– И нарушить тысячелетние традиции, миледи? Никогда! Землевладелец летит в столицу только и исключительно на своем официальном транспортном средстве и только из своей официальной резиденции. Одному Господу известно, что случится, если мы заявим, что такая процедура несколько… неэффективна.

– Даже при том, что набегает два лишних часа полета в каждую сторону?

– Я соглашусь, что расстояние от вашего поместья до Остина слегка осложняет ситуацию, но это все, миледи. Если я признаю что-нибудь еще, кто-нибудь на меня наябедничает.

Хонор рассмеялась и откинулась в кресле. Бот резко вздрогнул. Механические стыковочные руки разошлись, и пилот вывел суденышко на свободу, потом вылетел из отсека. Отстыковка сама по себе была обычным маневром, но он выполнил ее с таким изяществом, что Хонор одобрительно кивнула. Катер направился к планете.

– Мы опаздываем, – сказал Тейлор.

Мартин напряженно кивнул. Последователи брата Маршана отлично постарались, за короткие сроки собрав все необходимое для этого задания, но им пришлось скопировать униформу Харрингтон, покрасить судно в ее цвета и приготовить удостоверения личности, которые могли бы удовлетворить инспекцию. Без практики, которую они получили, внедряя людей в бригады «Небесных куполов», они ни за что бы не успели.

Вот только они и не успели, нервничал Мартин, поглядывая на часы. В темноте перед ними все еще не виднелась полоска прибоя перед скалистым северным берегом Гошена, а летный план, разработанный одним из диспетчеров космопорта Бёрдетт, оставлял им едва восемьдесят минут для занятия позиции. Семьдесят из них понадобятся просто до того, чтобы добраться до космопорта Харрингтон, и если случится хоть малейшая задержка при посадке…

– Мы ни за что не успеем пройти пункты контроля движения. Придется воспользоваться запасным планом и бросить машину у западных ворот, – сказал он, рассуждая вслух, чтобы Остин тоже слышал.

Тейлор напряженно кивнул. Космопорт Харрингтон был самым новым портом на Грейсоне. Он отстоял на десять километров от Харрингтон-Сити, и растущие вокруг него служебные здания были расположены большей частью на востоке, поближе к столице поместья.

– Не нравится мне идея бросить машину, – сказал наконец Тейлор. – Ракетомет будет бросаться в глаза, Эд.

– Значит, нам просто придется постараться, чтобы никто нас не видел, – ответил Мартин, стараясь выжать из двигателей побольше мощности.

Впереди показался берег.

Спуск продлился дольше обычного из-за слишком важных пассажиров на борту. Орбитальный контроль очистил для катера особый коридор безопасности, а курс был рассчитан на мягкий вход в атмосферу, но Хонор хотелось, чтобы полет прошел побыстрее, пусть даже и не так плавно. Ей надо было повидаться с другими инженерами «Небесных куполов» перед отъездом в Зал Землевладельцев, а времени было мало…

Хонор напомнила себе, что не стоит переживать о том, чего нельзя изменить.

Мартин и Тейлор припарковались в закутке у западных ворот, предназначенных для обслуживающего персонала, и заперли машину. Внутри она мало чем напоминала те, которыми пользовалась гвардия Харрингтон, и они не хотели рисковать, что вдруг кто-нибудь заметит различие и поднимет тревогу.

Отставной сержант взглянул на часы и тихо выругался, убирая ключи в карман. Он сумел пригнать транспорт быстрее, чем надеялся, но у них оставалось всего двенадцать минут, чтобы занять позицию, то есть – почти впритык. Мартин запаниковал было, но потом заставил себя успокоиться. Они выполняют Божье дело. Значит, Он позаботится о том, чтобы они уложились в Его расписание.

– Дай мне документы, – сказал он. Тейлор протянул ему бумаги, и Мартин достал свои из кармана. – Стой за мной и прикрывай ракетомет от гвардейцев собой.

– Я постараюсь, Эд, но…

Мартин дернул головой. Оружие представляло собой одну из последних моделей проклятых мантикорцев – эта мысль доставляла ему особое удовольствие – переносная пусковая установка для ракеты земля-воздух. Оно стреляло с плеча и, как любое подобное оружие, разрушало цель своим импеллерным клином, а не боеголовкой. Конечно, двигатель, умещавшийся в переносную ракету, образовывал клин меньший, чем у тех, что были предназначены для пуска с машин или флаеров. Это сокращало зону поражения и повышало важность прямого попадания в цель. Но зато сама установка была такой маленькой, что ее, хоть и с трудом, удавалось втиснуть в большую сумку гражданского образца. Выгода тут, правда, получалась сомнительная – гвардейцам на службе ни к чему таскать гражданский багаж. Ну что ж, если охранник у ворот решит настаивать, можно будет сказать, что Остин собирается отнести сумку другу, перед тем как явиться на службу.

Он глубоко вдохнул и пошел к воротам, стараясь не показать, что торопится. Если я буду слишком занят, чтобы вспоминать Тебя как должно, Господи, – молился он,– не забывай меня. Я тружусь ради Тебя. Руководи мною, чтобы мои действия спасли народ Твой от греха и проклятия.

Хонор снова выглянула в иллюминатор. Даже в темноте она разглядела блестевшую внизу воду и узнала море Гошен. Отлично! Море, очертаниями бассейна напоминавшее алмаз, глубоко врезалось в северо-восточный край одноименного континента, а Харрингтон-Сити стоял на восточном берегу. Если под ними море, то она будет дома через десять минут и, возможно, все же успеет на встречу.

Гвардеец был еще моложе Остина. Он носил нашивки гвардейца первого класса, но явно совсем свеженькие. Это было хорошо, потому что Мартин выбрал форму капитана. Он никогда не рассчитывал получить такой высокий ранг, но, с учетом возраста, это должно успокоить юного солдата и избавить его от любых возможных сомнений.

– Добрый вечер, гвардеец! – сказал он четко, выходя в пятно света, падавшее от прожекторов на воротах.

– Добрый вечер, сэр! – Гвардеец вытянулся по стойке «смирно» и отдал честь. Мартин ответил тем же.

– Одиноко тут, – сказал он, протягивая удостоверения.

– Да, сэр, – ответил харрингтонец. Он открыл первое и посмотрел на него, потом на лицо Мартина, сравнивая его с фотографией. – В смысле да, одиноко, – продолжил он, закрыв удостоверение Мартина и открыв Тейлора, – но мой сме…

Внезапно он замолчал, и у Мартина в животе все напряглось. Остину пришлось выйти на свет – у него не было выбора, харрингтонец должен был сравнить его лицо с удостоверением, – и сумка была ясно видна. Секунду часовой смотрел на нее, потом пожал плечами и вернулся к удостоверению. Мартин расслабился… и снова напрягся, поскольку харрингтонец застыл. Теперь он смотрел на него, потом снова на Остина… Не на сумку, на что-то другое.

На портупею Остина, внезапно понял Мартин. Он скользнул взглядом к личному оружию харрингтонца и сжал зубы, увидев пульсер. Это было современное оружие, слишком дорогое для большинства землевладельцев, чтобы перевооружать им свою гвардию, и абсолютно не похожее на старомодные автоматы, которыми снабдили его и Остина.

Эта возможность не приходила в голову ни одному из авторов операции – хотя выдавали людей всегда мелочи, – но он не стал тратить время на размышления. Харрингтонец как раз начал пятиться, еще пытаясь осознать увиденное, и тут Мартин нанес удар.

На глупости времени не было, и он резко ударил молодого гвардейца по горлу. Голова того мотнулась назад с жутким задыхающимся бульканьем. Руки юноши инстинктивно поднялись к горлу, и Мартин методично довел дело до конца. Разум говорил ему, что раздавленная гортань скорее всего уже убила юношу, но он все-таки правой ногой свалил его на землю. Одновременно его руки метнулись вперед и резко повернули голову гвардейца против угла падения, так что шея сломалась с треском, четко прозвучавшим в тихой ночи.