Глава 24

Сэмюэль Мюллер нахмурился, глядя на лежащий перед ним старомодный пергамент. Полный юридических условностей и архаизмов, текст вызова был достаточно знакомым – за исключением последней фразы, которой еще не доводилось видеть ни одному ныне живущему землевладельцу. По старой конституции Мэйхью имел право на такое дополнение, но тем не менее Мюллеру вовсе не понравилось, что ему приказывают «сохранить сессию в секрете или вызвать неудовольствие Меча». Это напоминало о старых временах, когда Протектор был в состоянии угрожать землевладельцам, а поскольку Мэйхью и вправду мог им угрожать, все было только хуже.

По крайней мере пока, мрачно подумал Мюллер, вспоминая последние события.

Его товарищи были весьма кровожадны, разрабатывая план, но вот выбрать удобную цель оказалось сложно. По крайней мере, для них. Сэмюэль Мюллер сразу увидел идеальное место для осуществления замысла, и остальные были ему за это бесконечно благодарны – как только он подтолкнул их сделать соответствующее предложение.

С самого начала было ясно, что Бёрдетту не хочется убивать собственных поселенцев. Мюллеру пришлось лишь принять серьезный вид и призвать его препоясать чресла и взяться за выполнение посланной им Богом задачи. Сам он сурово принимал неприятную необходимость плана Маршана, только задумчиво заметил вслух, что не годится выбирать объектом строительство «Небесных куполов» в поместье самого яростного критика Харрингтон. Это натолкнуло Бёрдетта на мысль, что, возможно, в таком случае поместье Мюллера подошло бы куда лучше. Мюллер, как и следовало, пришел в ужас… и тут, в точном соответствии с его расчетами, Бёрдетта поддержал Маршан. Лишенный сана священник и его землевладелец пылко излагали свои доводы, и когда Мюллер наконец с явной неохотой позволил себя уговорить, то они искренне благодарили его за готовность пострадать во имя Божьего дела. Они так увлеклись поиском доводов в пользу осуществления операции где угодно, только не в Бёрдетте, что даже не подумали, какую выгоду принесет Мюллеру его «жертва».

Возможно, чистота их собственных побуждений мешала им разглядеть вполне приземленные последствия, очевидные для Мюллера. Он не меньше других был предан Божьему делу, но не видел смысла в том, чтобы игнорировать шансы, попутно предлагаемые ему Богом. Конечно, решение далось ему нелегко. Ему вообще-то не хотелось убивать собственных поселенцев – он принял ответственность за них, когда принес клятву верности деду Бенджамина IX, но, как сказали сами же Бёрдетт и Маршан, необходимы жертвы. Смерть детей его потрясла – она не входила в изначальный план, – но Маршан и тут был прав. Они вершили Божье дело, их стратегия, таким образом, стала намного эффективнее, и незапланированная трагедия только увеличила преимущества, которых не замечали остальные заговорщики.

Ни Бёрдетт, ни Маршан еще не осознали, скольким они уже ему обязаны. Бёрдетт не подумал, что даже если он чего-то не даст Мюллеру из благодарности, то Мюллер сможет потом получить это другими способами. Он даже не заметил, что доказательств причастности Мюллера к заговору – никаких, а вот сам Мюллер – полностью в курсе всех деталей операции. С такой информацией следственные органы его поместья смогут потом, при необходимости, «найти» доказательства участия остальных. Тогда любые заявления Бёрдетта и Маршана, если те вздумают обвинить его в соучастии, окажутся бесполезными. А это, подумал Мюллер с улыбкой, на всю жизнь даст ему способ управлять лордом Бёрдеттом.

И это было не единственное и даже не самое существенное из полученных им преимуществ. Он и его поселенцы стали жертвами этого злодейства. Это не только практически избавляло его от всяких подозрений, но и позволяло ему возглавить атаку на Харрингтон – а косвенно и на Мэйхью – исключительно из принципиальных побуждений. Он может произносить столько риторических обвинений, сколько захочет, и все спишется не на амбиции, а на естественный гнев. А если все провалится и им не удастся обвинить Харрингтон, то Мюллер легко сумеет изобразить потрясение и призовет всех прислушаться к голосу разума, чтобы «залечить раны», оставленные трагедией. И, самое приятное, любое такое заявление принесет ему, как мудрому и справедливому руководителю, огромное сочувствие, и выскочка Мэйхью окажется у него в долгу.

Конечно, допускать провал он не собирался. Но никогда не мешает учесть все варианты, а в одном он был твердо уверен. В своем собственном, Богом данном поместье он не собирался передавать своему сыну одну лишь номинальную власть. Да и самому ему было всего пятьдесят два. С современными достижениями в медицине он даже без пролонга доживет до девяноста, и у него хватит времени еще на многое.

Он остановился и поморщился, поскольку в голову ему пришла новая мысль. Если уж учитывать все варианты, то надо подумать и о сообщниках. О его участии в заговоре против Харрингтон лично были осведомлены только шесть человек: Бёрдетт, Маршан и Сэмюэль Хардинг, с одной стороны, и Сюрте, Майклсон и Уотсон – с другой. Последние трое были ему не опасны: два плана никак не пересекались, и эти землевладельцы ничего не знали ни о каких незаконных действиях. Но вот первые трое могут оказаться проблемой – да и рабочие, которые устроили саботаж на стройплощадке. Мюллер постарался обеспечить себе безопасность и, кроме Хардинга, лично не встречался с саботажниками. Но он не был уверен, что фанатик вроде Маршана озаботится проблемами внутренней безопасности. Кто знает, что он говорил своим помощникам. В конце концов, ведь он и Бёрдетт, не задумываясь, сообщили самому Мюллеру имена остальных участников заговора…

Он еще больше нахмурился и покачал головой. Бёрдетт и Маршан представляли собой явную угрозу; с остальными неясно, но нельзя исключать возможность, что они слышали его имя. Проводимое третьими лицами расследование, которое он не контролировал бы, могло навести на него подозрения, если найдется достаточно свидетелей, а рисковать тут нельзя. Погибшие дети затянут петлю на шее любого, кто попадется.

Пора было подстраховаться, и он знал человека, который как раз подходил для такой задачи.

– Секретная сессия Конклава, милорд? – переспросил Эдмон Маршан у своего покровителя.

Их не беспокоило, что Бёрдетт нарушил закон, сообщив о ней Маршану. В конце концов, это был всего лишь человеческий закон, а не Божий. Но момент, выбранный для проведения сессии, встревожил Маршана, и он задумался.

Дела шли хорошо, но Сатана – хитрый противник, и хотя они были воинами Божьими, а Бог превосходил дьявола, это не означало, что Сатана сдастся. Он долгие годы готовил Мэйхью и его блудницу к выполнению их задач, и сейчас у лукавого, наверное, скорпионы изгрызли все внутренности из-за того, как слуги Божьи сумели спутать его планы. Наверняка Протектор отчаянно пытается спасти свои проклятые реформы – так где же свидетельства его усилий? Они обязательно должны были быть, но, как Эдмон Маршан ни старался, он не мог их обнаружить, и это его беспокоило.

Он откинулся на спинку кресла и задумчиво потер верхнюю губу. Если Мэйхью созывает Ключей, то у него есть нечто, что, как он считает, убедит их. Но поскольку сессия объявлена секретной, он хочет держать это в тайне до самого последнего момента. Это означает, что Маршану и его землевладельцу следовало соблюдать осторожность и по возможности выяснить, что это такое.

Но что это может быть? Народ восстал, чтобы поразить блудницу Харрингтон. Если Мэйхью и коррумпированная Ризница попытаются ее спасти, то лишь призовут гнев на свою голову. Если только они не думают, что этот гнев можно перенаправить…

– Вы что-нибудь слышали, зачем нужна эта сессия, милорд? – спросил он наконец.

– Нет, – фыркнул Бёрдетт. – Наверняка он собирается хныкать и умолять об умеренности в вопросе импичмента этой суки.

– Но почему это надо делать в секрете? – спросил Маршан, пытаясь не только заставить землевладельца задуматься, но и упорядочить свои собственные мысли.

– Потому что он боится народа, – немедленно ответил Бёрдетт.

– Возможно, милорд. Возможно. Но что, если у него есть другая причина? Что-то, что сработает успешно, только если он предъявит это как сюрприз?

Маршан прищурился, силясь донести свои опасения, и Бёрдетт наклонил голову.

– В чем дело, брат Маршан? – спросил он уже менее резко. – Вы подозреваете что-то конкретное?

– Не знаю, милорд, – задумчиво протянул он, лихорадочно соображая.

Сатана хитер, как и Бог – хотя и в меньшей степени, конечно, – он знает куда больше, чем любой смертный. Неужели?.. Сердце священника забилось быстрее от внезапного ужасного подозрения, но он заставил свое лицо остаться спокойным и задумчивым.

– У вас еще есть связи в Министерстве юстиции, милорд? – спросил он ровным тоном.

– Есть несколько, – сказал Бёрдетт с новой вспышкой гнева. До чертовой «революции Мэйхью» он контролировал Министерство юстиции и теперь приходил в бешенство, видя, как советник Сайдмор отправляет в отставку тех сотрудников, которые могли быть лояльны прежнему покровителю.

– В таком случае, милорд, стоит попробовать выяснить, как служба безопасности расследовала обвал купола. Неплохо бы знать, какие именно улики они собрали против блудницы. Эти данные помогут подготовить ваше собственное выступление перед Конклавом.

Бёрдетт обдумал и кивнул. В его лице не было и следа сомнений, которые внезапно ожили в сердце Маршана, но он согласился с логикой священника.

Жаль, грустно подумал Маршан, что людям, которые стремятся лишь к выполнению воли Божьей, приходится действовать такими обиняками даже друг с другом. Но его землевладелец был страстным человеком, и если подозрения Маршана необоснованы, то не стоит о них даже упоминать. Не было ничего хуже, чем заронить беспокойство в душу землевладельца, не имея возможности подтвердить или отмести его. Беспочвенная тревога будет только зря мучить его и ослабит его волю на самом пороге успеха.

– Советник Сайдмор начал необходимые процедуры, ваша светлость, – сказал Прествик. – Он собрал группу для изучения улик, но сказал, что потребуется больше работы со стороны службы безопасности, чем мы предполагали поначалу.

– Понятно.

Бенджамин нахмурился, глядя на экран. Они с Прествиком надеялись начать дело с помощью только горстки полностью заслуживающих доверия старших сотрудников, но, судя по тону канцлера, их оптимизм был чрезмерен. Ну что ж, подумал он, Министерство юстиции, отвечающее за целую планету, по природе своей – организм огромный и сложный. Чтобы двигаться, как и любой почтенный динозавр, оно нуждается во второстепенных мозговых центрах, разбросанных по всему телу.

– Я понимаю, Генри, – сказал он, помолчав. – Пожалуйста, поблагодарите советника – и еще раз подчеркните необходимость конфиденциальности. – Он усмехнулся. – Можете поискать у него сочувствия по поводу того, как я вам надоедаю, но сделайте так, чтобы он проникся.

– Конечно, ваша светлость.

Бенджамин кивнул и прервал связь. Он с удивлением осознал, что впервые с тех пор, как начался этот кошмар, он встречает будущее с надеждой.

Это опасно, немедленно сказал он сам себе. Любые заговорщики, которые сумели добиться такого прогресса, крайне опасны, а его планы слишком рискованны. Он не вправе допустить ошибку из-за собственного самодовольства.

– Добро пожаловать на борт «Грозного», преподобный Хэнкс.

– Спасибо, миледи. Рад видеть вас, как всегда, – сказал Хэнкс так, чтобы его услышали все офицеры и матросы, собравшиеся в стыковочном отсеке.

Он не сомневался, что флот потрясен аварией на куполе ничуть не меньше, чем вся остальная планета. Военная дисциплина могла это замаскировать, но они – грейсонцы, и наверняка многие из них усомнились в своем адмирале. Преподобный слишком хорошо изучил человеческую природу, чтобы винить их за это, но он хотел, чтобы все сомневающиеся услышали, как сердечно он приветствует леди Харрингтон.

– Вы не проводите меня в мою каюту, сэр? – спросила Хонор.

– Это будет честью для меня, миледи, – ответил Хэнкс.

По пути к лифту он искоса посмотрел на нее. Выглядела она лучше, чем он боялся, но на ее лице по-прежнему видны были следы горя, и его сердце переполнилось сочувствием. Не являясь прихожанкой Святой Церкви, она, как он и сказал Ключам на церемонии возведения в сан, была хорошей женщиной, Божьей женщиной, и заслуживала лучшего, чем то, что сотворили с ней подлые и обуянные гордыней люди.

– Протектор Бенджамин и его семья велели мне напомнить, скольким они вам обязаны и как они вас любят, – сказал он, входя в лифт.

Она с благодарностью улыбнулась. Двери закрылись, и он продолжил:

– Кроме того, миледи, Протектор посылает вам вот это.

Он протянул ей вызов на сессию, и она удивленно приподняла брови, рассматривая толстый конверт официального вида. Хэнкс ждал Она сломала печать и просмотрела содержимое, потом внимательно посмотрела на священника.

– Конклав начинает нервничать, миледи, – тихо объяснил он, – и уже идут разговоры об импичменте.

В ее глазах вспыхнул гнев. Хороший знак, подумал он и покачал головой.

– Пока что тем, кто хочет вашего формального обвинения перед Ключами, не хватает голосов, но положение может измениться. Протектор хочет этого избежать, лично обратившись к Ключам, а если не выйдет, то приоткрыть хотя бы часть информации господина Геррика. Самое сложное, – светлая улыбка заставила его внезапно помолодеть, – как этого добиться, не объявляя, кто, по его подозрению, стоит за всем этим.

– Извините, преподобный, но это будет настоящий цирковой трюк, – заметила Хонор, и Хэнкс кивнул.

– Несомненно. Тем не менее Протектор хочет, чтобы вы привезли с собой господина Геррика в качестве свидетеля-эксперта. И меня, конечно, тоже вызвали на сессию, так что я буду только рад предложить вам свою скромную поддержку.

– Скромную поддержку! – фыркнула Хонор и благодарно улыбнулась этому немолодому человеку, который сделал ей столько добра, несмотря на раздоры, которые вызывало само ее присутствие на Грейсоне. – Святой отец, – сказала она, положив руку ему на плечо, – эта «скромная поддержка» куда мощнее, чем можно было бы рассчитывать. Спасибо. Большое вам спасибо.

– Не стоит благодарности, миледи, – просто сказал преподобный, накрыв своей рукой руку, лежавшую у него на плече. – Для меня честь и привилегия помочь вам всем, чем смогу.

Глава 25

Томас Тейсман расслабился, когда Четырнадцатая оперативная группа совершила альфа-переход. Операция «Кинжал» наконец началась, и, как всегда, когда операция только начиналась, он ощутил облегчение, к которому на этот раз примешивались и другие чувства.

Пока все шло хорошо, сказал он себе, пытаясь заставить замолчать тревожный голос у себя в голове. Хотя во время тренировок вся группа находилась всего в девяти часах гиперпространственного полета от Каски, межзвездное пространство было полно укромных мест. И даже приятнее сохраненной тайны был тот факт, что последнее упражнение на симуляторах прошло куда лучше предыдущих. Компьютеры решили, что боевая группа понесла совсем небольшие потери и выполнила все цели «Кинжала», уложившись в расписание.

Неужели все его тревоги объясняются старым предрассудком, что плохая генеральная репетиция – лучшая гарантия успешного выступления? Или дело в том, что, несмотря на близость к Каске, они не смогли установить, присутствуют ли в системе остальные грейсонские супердредноуты? Он попытался успокоиться, повторяя про себя оценки разведки по поводу того, с какой скоростью грейсонцы способны осуществить переоборудование трофейных кораблей, но это не помогло.

Он глубоко вдохнул и почти нервно оглянулся, наконец признавшись самому себе, в чем загвоздка. В последних данных разведки были сведения, которые Томас Тейсман счел весьма тревожными. После переворота госбезопасность сократила распространение разведданных. Теперь все они рассылались только тем, кому были необходимы, а офицерам флота, по мнению госбезопасности, вообще ничего не нужно было знать. Тем не менее то немногое, что осталось от разведки флота после наведения там госбезопасностью революционного порядка, наконец подтвердило: Хонор Харрингтон с позором удалена в систему Ельцина из-за дуэли на Мантикоре.