Девица натянула одеяло на голову.
      – Ой, ну не кричи, Вась. Я не выспалась, а ты кричишь.
      И, будто по ее команде, голос парня сделался тихим и дружелюбным.
      – Привет, Француз! – зевнул он в трубку. – В такую рань, блин. Не спится, что ли?.. На работу тебе. Всем на работу… Ништяк Лежу. Пузо глажу. Ты-то как?.. Что короче? Вечно тебе короче… Не знаю никакого Куроедова… Без понтов. На хер он мне сдался?
      – Вась, не ругайся! – высунулась из-под одеяла девица.
      Парень накрыл ее подушкой.
      – Исчезни. – И объяснил в телефон: – Я не тебе, Глеб Михайлович… Э… э, погоди! Че-то я не всосал… – Парень хохотнул. – Француз, не гони! Чтоб какой-то Куроедов на тебя наезжал… Ну?.. Во, блин!.. Глеб Михайлович, нет базара! Денька за два мы его пробьем… Ага, прямо щас. Вечно тебе прямо щас… О'кей, о'кей. Куда звонить?.. Во, блин! Когда мобилу заведешь? Хочешь, мы с Папаней тебе подарим? Скинемся по червонцу, – парень опять хохотнул, – еще на тачку новую наберется. О'кей, до созвона. – Дав отбой, парень задумчиво уставился на мобильник.
      Девица протянула из-под одеяла ногу и погладила дружка по плечу.
      – Ложись, Вась. Пошли всех подальше.
      – Угу, щас.
      – Правда, Вась, ложись.
      Сняв ее ногу с плеча, парень отодвинулся.
      – Нин, прошу тебя, помолчи.
      Девица приподнялась на локте и заглянула ему в лицо.
      – А ты изменился, Вася. Очень изменился.
      – И давно?
      – С полгода уже.
      – Ух ты! И что же со мной стряслось?
      – Другой ты какой-то. Не дерешься, пить стал меньше. Даже не верится.
      Парень покраснел до корней волос.
      – Нин, не гони. Когда я дрался? – Он сжал руку девушки. – Может, это не я был, без понтов.
      По щеке девушки поползла слезинка.
      – Ты такой хороший, такой…
      – Вот и ништяк! – перебил смущенный Василий. – Вот и не мешай работать! – Набрав на мобильнике номер, он дождался ответа и пробухтел: – Привет, Папаня! Все дрыхнешь?.. Завязывай, уже девятый час… Че ты лаешься? Стал бы я без причины… Папань, слушай: мне только что Француз звонил. Просил Куроедова прощупать, Владимира Сергеевича. Знаешь такого? Ништяк А я не знал, что ответить… Короче, Папань. Баклан этот пристает к жене Француза… Слушай, что ты ржешь? Козе понятно: стоит Глебу шевельнуть пальцем, и от этого муди… – Вася покосился на подругу, – от барана этого мокрое место останется. Но, Папань, ты ведь знаешь Француза…
      Вася говорил по телефону около десяти минут. Девушка лежала, опираясь на локоть, и смотрела на него с обожанием.
 

3

 
      Урок французского в 9-м «А», что называется, был в самом разгаре, когда дверь кабинета приоткрылась и в проеме показалось лицо генерала Рюмина. Убедившись, что Глеб его заметил, генерал тут же прикрыл дверь.
      Глеб по-французски объявил классу:
      – Должен вас огорчить: упражнения проверять не буду. – И, жестом усмирив радостный гул, добавил: – Текст на странице сорок два. Устный перевод. Успею опросить пятерых желающих и столько же нежелающих. – С этими словами он вышел в коридор.
      Генерал ждал у двери.
      – Надо поговорить, – произнес он тихо.
      Глеб кивнул.
      – Надо, значит, надо.
      Генерал цепко оглядел пустой коридор.
      – Где?
      Глеб сделал приглашающий жест.
      – Конечно, в комнате для мальчиков.
      Пройдя по коридору, они вошли в туалет. Генерал и здесь огляделся. В туалете, по счастью, не оказалось ни курильщиков, ни прогульщиков. Глеб встал у двери на карауле. Генерал кисло улыбнулся.
      – Однажды мы здесь уже совещались.
      Глеб улыбнулся также.
      – Это было до ремонта. Гляньте, какая теперь чистота. В чем дело, Борис Викторович?
      Генерал расстегнул плащ.
      – События выходят из-под контроля. Вы рассчитывали на передышку, Глеб Михайлович, но ее не будет. Завтра мы опять встретимся в моем кабинете, и встреча эта окажется еще менее приятной.
      – Что так?
      – Вчера без моего ведома Луганский приставил к вам наружку. Беднягу лейтенанта Вегина, который успел лишь посадить вам «жучка»…
      – От «жучка» я избавился, – вставил Глеб. – Номер не прошел.
      Генерал скривил губы.
      – Не сомневаюсь. После вашего отъезда Коля Вегин найден был на стоянке мертвым, с разбитым об асфальт черепом. Но, по заключению экспертизы, смерть наступила еще до падения, от удара в челюсть, в результате которого сместились шейные позвонки. Лейтенант погиб, держа в кулаке предназначенный вам «жучок».
      Глеб присвистнул.
      – Все вроде сходится на мне. Во всяком случае, это поубедительней бреда о французской актрисе.
      – Лишь на первый взгляд, – возразил генерал. – И Луганский отлично это понимает. Не дурак, слава богу. Беда в том, что он слишком на вас зациклен. Не знаете, кстати, почему?
      Глеб пожал плечами.
      – Шут с ним. И что с того?
      – Ну как же. Майор дал лейтенанту задание, на котором тот погиб. Если теперь окажется, что вы ни при чем… Положение Юрия Васильевича, мягко сказать, щекотливое. Тем более что он рискнул мне угрожать. Луганский просто обязан как-то вас замазать.
      – А если найдете настоящего убийцу?
      – С повинной, что ли, явится? – отмахнулся генерал. – Убийство, похоже, спонтанное, без мотивов. Если не ваших рук дело – значит, чистый висяк. Такой же, как в случае с Мак-Грегором.
      Глеб покачал головой.
      – С бароном обстоит иначе.
      – Дай-то бог. Но завтра, Глеб Михайлович, в три часа нам с вами придется…
      – Не завтра, а послезавтра, Борис Викторович. Завтра у меня уроки, послезавтра – выходной, и я к вашим услугам.
      Генерал по кличке Оксфорд нахмурился.
      – Простите, Глеб Михайлович, я не могу приноравливаться к вашему учебному графику.
      Глеб жестко произнес:
      – Не глупите, Борис Викторович. Приноравливаетесь не вы, а майор Луганский. И не к моему графику, а к вашему. Ведь именно вам удобней допросить меня не в среду, а в четверг.
      – То есть вы хотите, чтобы я настоял…
      – Да. Изобретите предлог: оно окупится.
      – Интересно, чем?
      – Тем, что Луганский из опасного интригана превратится в преданного вам пса.
      Выдержав паузу, генерал усмехнулся.
      – Не велик подарок Но как вам это удастся?
      – Вам, а не мне. Первый шаг мы вчера сделали, расшатав его представления об интеллигентном шефе.
      – Глеб Михайлович, довольно вилять. Каков наш следующий шаг?
      Глеб взглянул на часы.
      – Мне еще урок закончить надо. Буду предельно краток, прошу не перебивать. Сценарий примерно следующий… – Глеб уложился в две с половиной минуты. – Думаю, вы справитесь, Борис Викторович. Ну, я побежал.
      Генерал смотрел на него, как на слабоумного.
      – Вы меня разыгрываете, Глеб Михайлович?
      Глеб покачал головой.
      – Никогда бы себе такого не позволил. Борис Викторович, мы ведь не плохо друг друга знаем, не так ли?
      Плащ на генерале вдруг запахнулся, и пуговицы застегнулись сами собой. Ошарашенный генерал оторвался от пола, проплыл по воздуху и опустился на ноги за порогом туалета. В школьном коридоре было пусто.
      Глеб также вышел из туалета, прикрыв дверь.
      – В четверг ровно в три буду на Лубянке, – пообещал он. – И никаких розыгрышей, всё по-честному.
      Покинув онемевшего генерала, он зашагал в 9-й «А», проверять перевод текста на странице 42. У пятерых желающих и стольких же нежелающих.
 

4

 
      Станция метро «Аэропорт» пустынной не была, но и народом не кишела. Хватало место для прогулки и обзора. Куроедов с Луганским прохаживались по платформе взад-вперед. На обоих были модные плащи, костюмы и галстуки. Благоухали оба дорогими парфюмами и в метрополитене выглядели, точно павлины, залетевшие в курятник.
      – Зачем было тащиться сюда? – проканючил Куроедов. – Могли на «Пушкинской» встретиться.
      Луганский пригладил усики.
      – На «Пушкинской» мы уже встречались.
      – Партизан! – хмыкнул Куроедов. – Скоро гримироваться начнешь!
      Луганский с досадой на него покосился.
      – Володь, зачем звал? Время дорого.
      – Ах, извините, Юрий Васильевич! Как деньги получать – так нет проблем. А как поговорить с другом… Ладно шучу! – Куроедов похлопал майора по спине. – Просто не терпится узнать, как вчера прошла операция с учителем. Дождаться тебя не смог: дела возникли. Надеюсь, нетерпение мое тебе понятно.
      Дойдя до конца платформы, они развернулись и двинулись обратно. Шагах в пяти от них ковылял мужичок с ноготок, одетый в обноски. Под кепчонкой мужичка пряталось азиатское лицо с шрамом над бровью. Никто из пассажиров не обращал внимания на невзрачную фигурку. Луганский проговорил:
      – Твое нетерпение – зуд в заднице. Вот оно у меня где! – Он зафиксировал ладонь над своей идеальной прической. – А что касается денег твоих и дел…
      – Юрик! – Куроедов ухватил приятеля за локоть. – Ведь я пошутил! Не думал, что ты возьмешь в голову.
      Луганский высвободил руку.
      – Что касается твоих дел – не так они и блестящи. Невзирая на устранение конкурента Лепко, твой торговый оборот снизился. Если не считать, разумеется…
      – Эй! Ты взялся меня контролировать?!
      – Если не считать реализации «бульона», которым ты увлекся вне всякой меры.
      Остановившись, Куроедов тряхнул длинными волосами.
      – Юрий Васильевич, – прошипел он, – не желаете ли сунуть нос в мою прямую кишку?! Сотруднику ФСБ это не возбраняется?!
      Луганский и бровью не повел, лишь подтолкнул приятеля: не прерывай, мол, движения.
      – Не собираюсь тебя воспитывать, Володь. Но хочу, чтобы ты уразумел: Ньюгарты должны заниматься разработкой универсального красителя. А «бульон» – это так, между делом. Здесь и мои деньги заряжены, Владимир Сергеевич. Прошу не забывать.
      До конца платформы дошли молча, вновь развернулись и двинулись обратно. Ямото Кае, точно тень, следовал за ними, ни разу не попавшись им на глаза. Кругом толклись люди, прибывали и уходили поезда, а маленький японец в шутовском наряде не понимал по-русски. Однако фамилию Ньюгарт он расслышал отчетливо, и это вознаградило его за труды.
      После угрюмого молчания Куроедов проворчал:
      – Ты обещал, что МУР от меня отлипнет.
      Луганский раздвинул в улыбке усики.
      – Разве не отлип?
      – Утром Сычиха в офис вломилась с напарником. На уши всех поставили.
      – Что-нибудь нашли?
      – Ни черта. Только нервы потрепали.
      – Работа у них такая, Володь, ничего другого они не умеют.
      – Ты, прямо как Гаврилыч, заладил: «Работа у них такая». – Куроедов откинул со лба прядь. – Зачем я бабки в МУР передавал?
      Луганский придержал приятеля и посмотрел в упор.
      – Сычиха денег не брала, не питай иллюзий. Подмазано верхнее начальство. Улавливаешь разницу или объяснить?
      – Не надо. Понял.
      – Понял, так не дергайся. Пусть баба пошумит: тебе это на руку. Все увидят ее облом.
      Куроедов заулыбался. Настроение его легко менялось в обе стороны.
      – О'кей, Юрик Извини за суетность.
      Они возобновили движение.
      – Извиню, – ответил Луганский, – если насядешь на Ньюгартов. Пусть форсируют краситель.
      Ямото, взирающий у них под носом на табло с названием станций, вновь про себя отметил звучание вожделенной фамилии.
      – Насяду, – пообещал Куроедов. – Если наконец расскажешь, чем вчера закончилась встреча с учителем.
      Луганский достал расческу и пригладил на ходу височки.
      – В сущности ничем. Шеф будто с цепи сорвался. Сколько работаем – ни разу голоса не повысил, а тут… Похоже, над ним какая-то «крыша» образовалась.
      Пухлые щеки Куроедова обвисли от огорчения.
      – Что за «крыша», Юрик? Ведь не такая, как твой отчим?
      Луганский сунул расческу в карман.
      – Пес его знает. У нас ничего не происходит без причин. Не успел наладить за учителем своего сотрудника – парень оказался убитым. Прямо на стоянке.
      – Кошмар какой! – посочувствовал Куроедов.
      Луганский пристально на него посмотрел, затем вздохнул.
      – Грех говорить, конечно… Смерть лейтенанта весьма кстати. Этому Грину теперь не отвертеться.
      Куроедов оживился.
      – Думаешь, это он? То есть лейтенанта твоего…
      – Чепуха! – отмахнулся Луганский. – Зачем ему?
      – Тогда… прости, Юрик, я не понимаю…
      – Удачно карта легла, Володь. Против учителя. А я и не с такой картой выигрывал.
      Хохотнув, Куроедов потрепал приятеля по плечу.
      – Таким я тебя люблю. Действуй.
      – Но держись пока от его жены подальше, – предупредил Луганский.
      – Опять! Затянул песню!
      – Володь, дай слово, что к ее школе не приблизишься на пушечный выстрел.
      Куроедов пожал вдруг ему руку.
      – Даю. К школе не приближусь. – И устремился к выходу из метро.
      Луганский дождался поезда.
      После краткого колебания Ямото выбрал слежку за «спецслужбой». Во-первых, именно этот тип дважды произнес фамилию Ньюгарт. Волосатый толстяк, правда, реагировал так, будто фамилия эта ему знакома. Но, во-вторых, усатик из ФСБ внушал японцу большее доверие, чем сдвинутый толстяк, который в любом случае никуда не денется. Ямото склонен был проявить терпение, дабы не совершить ошибку, подобную убийству болвана Мак-Грегора, который вздумал швырять в него огненным шаром. Поэтому глава клана Черная Саранча, войдя в соседнюю дверь вагона, доехал с майором ФСБ до станции «Павелецкая» и вслед за ним перешел на Кольцевую.
 

5

 
      Шестой, последний, урок Глеб проводил в 10-м «Б». И все вроде бы шло своим чередом, если б не одна странность: Ленька с Гулькой вели себя как-то вяло и, можно сказать, пришибленно. Правда, периодически они о чем-то пререкались, но делали это столь тихо, что на подобную мелочь Глеб внимания не обращал. Из головы его не выходило сообщение Лениного отца, генерала Рюмина, об убийстве лейтенанта, назначенного ему в «хвосты». Перелом шейных позвонков при ударе. Совпадение? Или опять Ямото? Но за каким чертом ему лейтенант? Дело все больше запутывалось. Продиктовав задание на дом, Глеб вышел из кабинета со звонком.
      И в коридоре столкнулся с Сычовой. Та была в джинсах, в кожаной куртке и с кобурой под мышкой. Кобура, впрочем, лишь угадывалась.
      – Хоть один! – обрадовалась Светлана. – Эту малышня облепила, тот в баскетбол с пацанами гоняет… Никакого внимания к милиции.
      Глеб вздохнул.
      – По делу или соскучилась?
      – В общем, так, забежала на полчасика.
      Глеб поманил ее к окну.
      – Раз уж ты здесь, поговорим.
      Светлана присела на подоконник.
      – О чем? Только вчера вроде все перетерли.
      – Время не стоит, – усмехнулся Глеб. И лаконично выложил про визит генерала ФСБ, про труп лейтенанта и свои размышления насчет Ямото.
      Светлана слушала напряженно, и в серых ее глазах появился стальной блеск. За спиной Глеба, между тем, ватаги учеников топали к раздевалке.
      – Хрень какая-то, – пожала плечами Светлана. – С таким мыльным пузырем – и наружка. Причем укомплектованная из одного… судя по всему, салаги.
      – Луганский сварганил, – отмахнулся Глеб. – Черт с ним. Главное, как все сошлось…
      Светлана кивнула ему за спину.
      – По-моему, это к тебе.
      Глеб обернулся. Леня Рюмин и Гуля Шарипова деликатно переминались с ноги на ногу. Глеб улыбнулся им:
      – Какие-то вопросы, предложения?
      Леня был серьезен, и чубчик его словно увял.
      – Если вы заняты, Глеб Михайлович, мы подождем.
      – Уроков мало, торопиться некуда, – заверила Гуля.
      Улыбка сползла с лица Глеба.
      – Что у вас? Выкладывайте.
      Ребята покосились на Светлану.
      – Может, отойдем в сторонку? – предложила Гуля.
      А Леня уточнил:
      – У нас приватный разговор.
      У Глеба возникло нехорошее предчувствие.
      Светлана хмыкнула.
      – Иди. Я посижу тут.
      Глеб отошел с ребятами на несколько шагов.
      Леня прокашлялся.
      – Виктория Александровна поручила мне написать в стенгазету стихи.
      – Об осени, – дополнила Гуля.
      – Я обратился к Саше, вашему подопечному, – продолжил Леня. – Чтобы он взял меня на буксир.
      Глеб перевел дух.
      – Ты будешь удивлен, но я в курсе. Надеюсь, Виктория Александровна оценила твое творчество?
      Гуля фыркнула.
      – Виктория Александровна сказала: «Неплохо. Чувствуется культура стиха».
      Леня посмотрел Глебу в глаза.
      – Дело не в этом. Когда мы были у Саши, мы заметили кое-что странное… Саша тоже видел. Даже не верится…
      – Не тяни резину, – потребовала Гуля.
      Леня извлек из портфеля тетрадный лист и протянул Глебу.
      – Вот прочтите. На этой стороне. Тут с помарками, но разборчиво.
      Глеб взял листок, исписанный круглым Сашиным почерком, и пробежал глазами правленый текст:
 
При солнечном ярком свете,
скрывая характер вздорный,
по улицам бродят дети,
одетые в сумрак черный.
Коль встретишься с ними взглядом,
мурашки бегут по коже,
и взрослые сплошь да рядом
укутаны в сумрак тоже.
Как будто с небесной кручи,
с природой шут» нелепо,
на город спустились тучи,
и люди в них тонут слепо.
 
      У Глеба екнуло сердце. Похоже, по лицу его это было заметно. Гуля, побледнев, пролепетала:
      – Глеб Михайлович, вам плохо?
      – Мне хорошо. Просто замечательно. – Глеб опустил руки ребятам на плечи. – Сейчас же домой. Никаких прогулок по улицам. Пока я с этим не разберусь, только в школу и обратно! Ясно вам?
      – Мы не идиоты, – вздохнула Гуля.
      Леня криво усмехнулся.
      – У матросов нет вопросов.
      И ребята пошли по коридору в раздевалку.
      Светлана, сидя на подоконнике, покачивала ногой.
      – Что там за дела?
      Глеб протянул ей тетрадный листок.
      – Читай.
      Прочтя, Светлана подняла глаза на Глеба.
      – Мать твою… Что он тут изобразил?
      – По-моему, Сычова, это картина преисподней. А по-твоему?
      – Господи, сколько лет этой малявке?
      Глеб слегка сдавил плечи Светланы.
      – Сычиха, слушай сюда. Я сию минуту лечу к Сашке не дай бог, с ним что-то случится… Попроси Стаса связаться с Такэру. Пусть они оба отконвоируют Дашку домой. Чтоб она без них из школы ни шагу. Ладно?
      Светлана спрятала стихи в карман куртки.
      – Я на машине. Могу сама ее отвезти.
      Глеб, шагающий уже по коридору, обернулся.
      – Стас и Такэру! Поняла?!
      Светлана слезла с подоконника.
      – Ладно, ладно.
      Сбежав по лестнице, Глеб надел в раздевалке куртку и столкнулся в дверях с директрисой.
      – О, Глеб Михайлович! – обрадовалась та. – На ловца и зверь бежит! Спешу уведомить, что в четверг у нас педсовет. В четыре часа. Надеюсь, вы…
      – Не надейтесь, – отрезал Глеб. – В четверг у меня выходной.
      Директриса, с бледными щеками и чахлой косой вкруг затылка, одетая, как обычно, в бесформенный малахай, сурово нахмурила брови.
      – Глеб Михайлович, то, что посреди недели у вас выходной, – просто гримаса нашего расписания.
      Топчась в дверях, Глеб развел руками.
      – Не я его составлял. Нечего было гримасничать.
      – Вы придете на педсовет! – начальственно произнесла директриса. – Трудно вам, что ли, на часик?
      – Трудно, – заявил Глеб. – В прошлый четверг я примчался. А вы, Зинаида Павловна, все отменили и отправились в министерство. Помните? С меня достаточно.
      В раздевалку вошла Виктория Александровна, учительница математики. В строгом сером костюме, сухонькая и седая, она порой напоминала английскую королеву на почтовых марках.
      – Здравствуйте, кого не видела. – Она величественно протиснулась меж спорящих.
      – День добрый, – выдавил из себя Глеб.
      Директриса сверкнула на него глазами.
      – В министерство, Глеб Михайлович, я ездила не на пикник! Поверите или нет, мне там намылили холку!
      – Так объявите в четверг банный день! – брякнул Глеб и покраснел. – Извините.
      Директриса открыла и закрыла рот.
      Старенькая математичка вновь протиснулась между ними.
      – Глеб Михайлович, – сказала она, – какой-то вы сегодня всклокоченный. Что-то случилось?
      Глеб соорудил на лице улыбку.
      – Все замечательно, Виктория Александровна. Разве что начальство угнетает.
      – Поугнетаешь вас, как же! – бросила директриса.
      Глеб взглянул на часы.
      – В таком случае, милые дамы… – Он поклонился и вышел из раздевалки.
      Стоило шагам его стихнуть, директриса воскликнула:
      – Это ни в какие ворота!
      Математичка сняла пальто с вешалки.
      – Зинаида Павловна, расслабьтесь.
      Директриса металась по тесной комнатке.
      – Легко вам говорить, Виктория Александровна! Я отговорила вас уходить на пенсию, но в такой обстановке… сама бы с удовольствием, только мне до пенсии – как до Шанхая пешком! А этот Глеб Михайлович… Он у меня дождется! Я покажу ему, где раки зимуют!
      Математичка улыбнулась.
      – Зин, кому ты вкручиваешь? Ведь сколько лет тебя знаю. Еще когда ты соплячкой из института пришла и перед тем, как войти в класс, чуть не описалась.
      Прекратив метаться, директриса вздернула подбородок.
      – Виктория Александровна, в каком это смысле я «вкручиваю»?
      – В том смысле, Зин, что ты его обожаешь. Разве нет?
      – Ну знаете! У меня просто нет слов… я…
      – Зин, последние полгода в этой школе творятся занятные вещи. Все на ушах стоят и все друг друга обожают. Не замечала?
      Помолчав, директриса пробормотала:
      – Я не говорю, что наша школа плохая. Наша школа замечательная: у нас сильный педагогический состав… Но, ей-богу, должны же соблюдаться какие-то рамки.
      Математичка со вздохом кивнула.
      – Насчет рамок согласна. Вчера, после уроков, Зинаида Павловна, заглянула я к вам в кабинет, но беспокоить не стала. Вы были очень заняты: учились свистеть в два пальца.
      Лицо директрисы из бледного сделалось пунцовым.
      – Виктория Александровна, вы не так поняли…
      – И еще, мадам директор. В этом учебном году вы ходите вприпрыжку. Прекратите, вам это не пристало.
      Директриса хихикнула.
      – Виктория Александровна, вы язвочка.
      Математичка протянула ей свое пальтишко.
      – Не поухаживаете за мной?
      – С превеликой охотой. – Директриса помогла ей одеться.
      Математичка улыбнулась.
      – Благодарю, Зинаида Павловна. Пожалуй, повременю с уходом на пенсию. Если вы и впредь соизволите подавать мне пальто.
 

6

 
      Прежде всего Светлана заглянула в кабинет английского. Картина, представшая ее взору, выглядела идиллически. Учеников осталось двое, девочка и мальчик, и оба ерзали на коленях у молодых своих мамаш. Даша, в коротком платье, с пепельной гривой до плеч, блестя изумрудными глазами, восседала на учительском столе и покачивала умопомрачительной ногой.
      – Перенапрягаться ни к чему, – убеждала она мамаш. – Всякая охота пропадет, на себе проверяла.
      – Ох, не знаю! – вздохнула пухленькая дама, обнимая такого же пухлого сынка. – В дворянских семьях языкам обучали с пеленок.
      – Дворянские семьи, – заметила Даша, – не ведали таких информационных и психических перегрузок Ребенок с удовольствием освоит английский, если сможет активно общаться на этом языке. Если у него будут интересные книги на английском и ему вообще интересно будет читать. А приступом да зубрежкой…
      Светлана покашляла из-за двери. Даша обернулась.
      Мамаша с девочкой на коленях всполошилась.
      – Ой, Дарья Николаевна! Мы, наверное, задерживаем?
      Даша слезла со стола.
      – Извините. Минутку. – Она вышла в коридор и улыбнулась Светлане. – Сама притопала? Или Глеб тебя в качестве киллера прислал?
      Светлана обняла ее и поцеловала в щеку.
      – Так и этак.
      Даша отстранилась.
      – Вместо демонстрации лесбийской любви, Сычова, объясни, что значит «так и этак». Раскрой содержание.
      Хоть события происходили невеселые, губы Светланы растянулись в улыбку.
      – Глеб помчался к Саше… к поэту вашему. Даш, вы меня с ним даже не познакомили.
      Глаза Даши выразили беспокойство.
      – Зачем он к нему помчался?
      Светлана уже не улыбалась.
      – Потом расскажу, мне к Стасу надо. Стас и Такэру отвезут тебя домой.
      Дашино беспокойство переросло в тревогу.
      – На фиг? Может, спецназ вызвать?
      В серых глазах Светланы появился стальной оттенок.
      – Сиди тут и не рыпайся, поняла! За тобой придут.
      – В туалет можно?
      – По-быстрому. Пописай – и назад.
      – Сычиха, я тебя прибью.
      – Возвращайся в класс. Чтоб я видела.
      Даша ухватила ее за нос.
      – Раскомандовалась!
      Светлана зажмурилась.
      – Больно.
      Даша прошла в кабинет, и оттуда послышался ее голос: «Как сказал бы Карлсон, продолжаем разговор».
      Светлана поспешила в спортзал.
      Стас играл в баскетбол со старшеклассниками. Трое мальчишек составляли одну команду, учитель физкультуры с нескладным дылдой – другую. Играли в одно кольцо. Раздавались возгласы: «Мазила!.. Криворукий!.. Хорош пихаться!» Деликатно кашлять на сей раз Светлана не стала.
      – Рыжий, на выход! – гаркнула она.
      Вздрогнув, Стас бросил мимо кольца.
      – Что за дела? – буркнул он, подойдя. – Кальтенбрунер женился на еврейке?
      Светлана протянула ему тетрадный листок.
      – Сашины стихи, прочти вот тут. Мальчонка описал, что видел.
      – Колесников? – насторожился Стас. И, уставясь на листок, пробормотал:
 
При солнечном ярком свете,
скрывая характер вздорный,
по улицам бродят дети,
одетые в сумрак черный…
 
      Пораженный Стас запнулся и прочел остальное про себя. Затем обратил на жену растерянный взгляд.
      – Что-то я не просек.
      – Стас, ты все понял правильно.
      – Так далеко зашло?
      Светлана убрала с его лба рыжий локон.
      – Глеб поехал к Саше. Просил, чтобы вы с Такэру отвезли Дарью домой. Я вызвалась это сделать, но он велел мне отдохнуть.
      – Естественно. С твоим черным поясом карате… – Стас громко хлопнул в ладоши. – По домам, мужики! Матч окончен!
      Светлана шагнула за дверь спортзала.
      – Сейчас вернусь. Проверю обстановку.
      Миновав зевающего охранника, она вышла на школьное крыльцо. Дождь моросил, и просвета не было видно. Светлана спустилась с крыльца, вышла за ворота и осмотрелась. «Мерседес» Куроедова отсутствовал. Кроме ее рабочего красного «Москвича» и серой «Тойоты» Стаса, никаких автомобилей вблизи не наблюдалось. Светлана вернулась в здание школы.
      – Что это вы туда-сюда? – полюбопытствовал охранник.
      Светлана подняла руки.
      – Можешь обыскать. Бомбу не проношу.
      Паренек отмахнулся.
      – Милицию еще обыскивать. Тем более – замужнюю.
      Стас, переодевшись, закрывал на ключ спортзал.
      – Отловил самурая, – сообщил он. – Самурай в баре. Пока за ним сгоняю, покарауль тут. Хорошо?
      Светлана взглянула на часы.
      – Что за бар?
      – Какая разница?
      – Не «Амброзия»?
      Стас потрепал ее по волосам.
      – Воспоминания одолевают?
      – Неизгладимые.
      – Не «Амброзия», Свет. – Стас зашагал к выходу. – Забегаловка еще похлеще.
 

7

 
      Бар, где за столиком расположились братья Абэ, помещался в полуподвале. Здесь было довольно чисто, но верхнюю одежду разрешалось не снимать. Такэру был в джинсах и куртке, Сато – в костюме-тройке, при галстуке и в плаще. Перед каждым из них в кружке пенилось бочковое пиво, к которому братья едва прикоснулись. Народу было немного (в основном пьянчужки), и на сидящих в углу японцев никто не обращал внимания. Братья тихо переговаривались на родном языке.
      – Что за местечко, – поморщился Такэру.
      – Какой ты стал разборчивый, – усмехнулся Сато. – Выбирал он, а не я.
      Такэру оглядел бар.
      – Кто он вообще такой?
      – Тот, кто выполнит для нас эту работу. Остальное тебя не касается.
      – Ладно. Почему мы столько здесь торчим?
      Сато пригубил пиво.
      – Отдыхай, Такэру. За тобой придет твой друг.
      – То, что Стас дозвонился сюда, случайность. Ты не ответил: какого черта мы торчим в этой дыре?
      – Рекомендованный нам господин пожелал проверить, нет ли за нами слежки. Он подойдет к нам сам.
      Такэру фыркнул.
      – Шпионские игры.
      Сато кивнул.
      – Да. Не будь ребенком.
      Помолчав, Такэру поинтересовался:
      – Хоть знаешь, как он выглядит?
      – По описанию. А ему показали мое фото.
      Такэру отодвинул кружку с пивом.
      – Не нравится мне это.
      – Условия диктует он, – пожал плечами Сато. – Вот и твой друг. Золотистая личность.
      Вошедший Стас улыбнулся всеми своими веснушками.
      – Привет самураям на земле московской!
      Такэру просиял, поднимаясь.
      – Кого дубасить будем? – осведомился он.
      – Кто под руку попадется. – Стас махнул в сторону выхода. – Погнали. Дашка там, в школе.
      Такэру оглянулся на брата.
      – Я точно не нужен?
      Сато пригубил пиво.
      – Мешаешь только. Иди.
      Такэру и Стас, оживленно переговариваясь, вышли. Сато остался за столиком, без удовольствия цедя пиво. Минут через пятнадцать к нему приблизился небритый субъект в распахнутой куртке, свитере и с бокалом коньяка в руке.
      – Позволите присоединиться? – тихо проговорил он по-английски. Сато кивнул, и он присел за столик. – Извините, что заставил ждать. Я здесь около часа. Осторожность – прежде всего. – Он грел коньяк в ладонях, его английский был безупречен.
      Сато сухо произнес:
      – Все в порядке, надеюсь?
      Небритый субъект поднес бокал к носу, изображая наслаждение напитком.
      – Кто был тот рыжий парень?
      – Друг.
      – Зря вы пригласили его сюда.
      Взгляд Сато сделался ледяным.