Рыжая пошевелилась, отодрала руку Евы от своего рта, распахнула глаза и сообщила:
      – Филомена. Филомена Талисманова. Я их предупреждала, я им сразу сказала, что если только меня тронут!.. Я думаю, они не выживут.
      – Гражданочка, вы это… Вы присутствовали?
      Одна из девушек отрапортовала, что «Скорая» и отдел по разбойным нападениям предупреждены, капитан тер ладонью щеку, стараясь вникнуть в то, что говорила Филомена, в особенно трудных для объяснения местах она вскакивала и показывала наглядно, как все было. Наименее пострадавший бандит пришел в себя, открыл глаза и смотрел в оцепенении на рыжую женщину, повисшую одной рукой на поручне и болтающую ногами, при этом она изображала пострадавшим лицом то ужас, то удивление и беспрерывно говорила.
      Ева сидела молча, ее словно укачало, она не могла отвести глаз от дергающейся перед ней Филомены. Четверо бравых и веселых мужиков в форме вошли в вагон, осмотрелись и убрали оружие. Капитан встал и отрапортовал:
      – Разбойное нападение с применением оружия. Двое раненых, один описавшийся от страха, одна нападавшая и одна ненормальная.
      – Ах ты!.. – задохнулась от возмущения рыжая. – Да вы только посмотрите, он же пьян! Мы оборонялись! Мы целый час ждали, пока он изволит явиться!
      Четверка из отдела по разбойным нападениям осмотрела Еву, оценивая. Ева вздохнула и достала удостоверение. Мужчины посмотрели его все. По очереди. Последним был капитан. Потом они разошлись по вагону, осматривая лежащих.
      – А где «Скорая»? – кричал, потирая уши, сидящий на полу. – Может, она мне барабанные перепонки лопнула!
      Проходящий мимо офицер молча захватил его волосы рукой и ударил лбом о свою коленку. Стало тихо. Офицер внимательно осмотрел коротконогого, потрогал его раны на груди и растер на пальцах кровь.
      – А как вы, старший лейтенант, объясните происхождение этих ран? – Он посмотрел снизу на Еву, а Ева посмотрела на свои туфли-лодочки на низких каблуках.
      – Я уже все объяснила этому пьяному милиционеру! – заверещала рыжая. – Это от каблуков, каблуки были на…
      Ева захватила ее голову рукой, зажала под мышкой и ладонью залепила рот.
      – Отведите нас, пожалуйста, в ближайшее отделение, мы хотим дать показания. – Ева лихорадочно вспоминала. В шести как минимум отделениях Москвы у нее были хорошие знакомые, а в случае полного непонимания можно было воспользоваться телефонной дружбой.
      Весело хохоча, по платформе шли к вагону медбратья с носилками.
      – Ну, в отделение так в отделение. Двинули!
      Первым выходил из вагона нетрезвый капитан. Он обернулся в дверях, словно что-то вспомнил, покачнулся и провалился ногой вниз, в узкое пространство между металлическим боком вагона и платформой. Проорав все, что он знал о половых органах мужчин, женщин и насекомых, капитан стал стонать и удивляться, пока двое из отдела по разбойным нападениям пытались вытащить его ногу. Удивлялся он тому, как вообще его упитанная нога ухитрилась выше колена проскользнуть в эту щель. Удивленные, стояли на платформе девушки в форме, медбратья советовали отпилить ногу, пока она не затекла – потом вообще не достать. Ева прижала к себе посильней брыкающуюся женщину, подняла ее лицо вверх и заглянула в возмущенные глаза с мокрыми ресницами.
      – Пьяная сволочь! – прошипела женщина, отодрав от своего рта пальцы Евы. – Разве тебе не хочется, чтобы ему отпилили ногу?
      Майору Карпелову позвонили в три часа ночи.
      – Извини и пойми, – сказали ему, – если не ты, то… сам понимаешь!
      И в двух словах описали, зачем ему нужно немедленно явиться в свое отделение.
      – Слушай, запри эту чуму в камере до утра, – зевая, предложил майор.
      – Я запру. Я запру! – закричал в трубку дежурный. – У меня как раз двое наркоманов здесь все заблевали. Пусть они сдохнут на хрен, не жалко! Но мне-то куда деваться? И объяснительную я писать потом не собираюсь, она же, как всегда, – свидетель!
      – А что там у тебя с нападавшим? – поинтересовался Карпелов, вставая с тахты.
      – Нападавшая, – сказал дежурный, – ждет тебя, хочет, чтобы ты допрос потерпевшей провел в ее присутствии.
      – И что, она еще не упала, ничего не сломала, эта нападавшая? – Карпелов натягивал джинсы. – Не подавилась жвачкой, не отравилась водой из-под крана?
      – Жива, – дежурный помолчал. – Она хочет с тобой говорить, а эту свидетельницу носит под мышкой.
      – Пусть говорит, – потянулся Карпелов, потом, услышав голос в трубке, замер и удивленно сел. Лицо у него сделалось беззащитно-глупым, пока он не стал улыбаться. С улыбкой это было вполне располагающее к себе лицо с крупным носом, нависшим над черными усами, выступающим подбородком, высоким лбом, небольшими темными глазами. Под усами майор Карпелов прятал мягкие губы нежного рисунка, которые ужасно нравились его любимой женщине. В свои сорок два он был подтянут, двигался всегда быстро и ловко и был любим сослуживцами за неистребимую веру в правосудие.
      – Ах ты, чудушка моя! – закричал он. – Будь осторожна с этой чумой! Я мигом!
 
      В отделении Ева протянула Карпелову руку, а он обнял ее, подмигнув дежурному.
      – Ну как вы тут, все живы? – спросил он весело, увлекая Еву за собой в коридор.
      – Никак нет, товарищ майор, – дежурный встал, – у меня с животом что-то не в порядке.
      – Это от страха, расслабься, подумай про что-нибудь хорошее, выпей крепкого чая. Где она?
      – Она в четвертом кабинете.
      – Ты оставил чуму одну в кабинете?
      – Вот именно, что одну. Там больше никого нет. Авось обойдется.
      – Ладно. Ты, Ева Николаевна, в этой истории кто?
      – Сначала я думала, что потерпевшая, офицер из группы захвата считает, что нападавшая, а твой дежурный все время норовит меня запрятать куда-нибудь. Карпелов, подожди. Ты знаешь эту женщину? Талисманову?
      – Знаю ли я эту женщину… – Карпелов задумчиво потер правой ладонью левую. – Понимаешь, какое дело. У нас в отделении ее знают все. У меня ребята ее издалека на улице узнают, чтобы успеть спрятаться. Ни одна валютная шлюха, ни один лифтовой маньяк не имеет у нас такой толстой папки, как эта рыжая. Ладно, излагаю в двух словах, – улыбнулся он округлившимся глазам Евы. – Официально она допрашивалась двадцать три раза как свидетель самых невероятных несчастных случаев.
      – Слушай, когда нас сюда привезли, я попросила вызвать тебя, а дежурный сказал, что, кроме тебя, эту женщину никто и не допрашивает.
      – А-а! Это хитрый маневр. Я допрашивал ее четыре раза и отделался только распоротой рукой. Нежно так пробил себе руку дыроколом. У нас с ней полное взаимопонимание. А ты как на нее напоролась?
      – Мы ехали вместе в одном вагоне метро. Вошли трое мужиков, стали приставать. Ну и… Я оборонялась, ничего не успела сообразить толком, а…
      – А все трое уже мертвые, – договорил за Еву Карпелов.
      – Да нет. Когда их увозили, были живы. Но в плохом состоянии.
      – Она кричала кому-нибудь, что он умрет?
      – Кричала, кажется, кому – не помню.
      – Так оно и будет, – грустно кивнул Карпелов, отмыкая запертую дверь в кабинет с номером 4.
      Женщина составила три стула, устроилась на них, подтянув ноги и примерно сложив руки под щекой, и лежала нежным пушистым ангелочком с приоткрытым ртом.
      – Просыпайся, детка, папочка пришел! – Карпелов показал Еве на стул и зажег настольную лампу, оглядывая заваленный бумагами стол. – Как нас сегодня зовут?
      – Филомена, – пробормотала рыжая, вставая.
      – Ну, Филомена, процедуру ты знаешь. Ты мне все быстро и честно рассказываешь, а я отвожу тебя домой баиньки.
      – Мороженое! – пробормотала Филомена потягиваясь.
      – Да, совсем забыл, – Карпелов посмотрел на часы, – с мороженым может быть проблема, ночь на дворе.
      – Мороженое! – повысила голос женщина.
      – Ладно, не нервничай, я знаю один круглосуточный магазин, у них, кажется, был холодильник с мороженым. Итак?
      – Я ехала домой, – сказала Филомена, борясь с зевотой.
      – Нет, детка, начни издалека. Откуда ты ехала, почему и с кем.
      – Я опоздала на психологический тренинг. – Филомена покорно кивнула головой. – Я сначала забыла, что сегодня среда, а потом дождь пошел. Автобуса все не было, в общем, опоздала почти на час. А потом, после занятия, ехала домой. В метро совсем пусто было. Зашли трое хулиганов, стали приставать. Я честно предупреждала, что ко мне приставать не надо, а то будет очень плохо. Ну вот…
      Она замолчала. Ева сидела, опустив голову. Громко тикали настенные часы, тяжело дышал Карпелов, он спрятал руки в карманы брюк и покачивался на стуле.
      – Ну, радость моя, начнем с того, что я много раз просил тебя не предупреждать! Нет, ты скажи, я просил тебя никого не предупреждать об опасности, которую ты представляешь?
      – Просил, – кивнула Филомена.
      – Зачем же ты снова и снова заводишь мужиков? Ведь заводишь! «Дяденька, не трогай меня, а то будет очень плохо!» – передразнил Карпелов, жестикулируя. Потом посмотрел на свои руки и быстро спрятал их в карманы.
      – Но я это говорю уже тогда, когда меня трогают! – Рыжая повысила голос, Ева осторожно глянула на нее. Глазки начали недобро поблескивать.
      – То есть, – подвел итог Карпелов, – в этот раз никакой провокации с твоей стороны?
      – Клянусь!
      – Ладно, я верю. Тогда давай поподробней с того момента, как ты опаздывала на автобус. Что случилось в автобусе?
      – Ничего не случилось в автобусе, я не знаю. – Филомена опустила голову.
      – Дай-ка я угадаю. – Карпелов со стуком поставил стул на четыре ножки. – Ты не поехала в автобусе, ты села в попутку! Не буду повторяться и спрашивать, сколько раз я просил тебя не ездить в попутных машинах.
      – Ну села. Он настаивал, я и села! А он говорит, никакого метро, говорит, поедешь со мной кушать. Я не хотела кушать, я опаздывала на занятия.
      Карпелов медленно вытащил из стопки чистый лист бумаги и достал из кармана шариковую ручку.
      – Сначала, – сказал он ласково, – я запишу с твоих слов, что случилось с этим несчастным, который хотел кушать.
      – Он в порядке. Мы остановились, в его машину врезалась сзади другая машина, но не очень сильно. Толстяк выронил сигарету и прожег брюки. Потом в другую машину врезалась сзади еще одна. Он… Он стукнулся лицом и выбил передние зубы.
      – Машина? – спросил Карпелов, быстро записывая.
      – Джип.
      – Номер?
      – Ну, это уже слишком!.. – начала Филомена, но Карпелов ее перебил:
      – Ладно, ладно, милиция была?
      – Была милиция, но я ничего не видела, я спешила и ушла в метро.
      – То есть в метро ты в конечном итоге попала. – Карпелов отложил ручку.
      – В метро попала, а к психологу сильно опоздала. Пришла к концу занятий. Можно было и не ходить.
      – А что случилось в метро?
      – Да я ехала всего три станции, что могло случиться? – удивленно вскинула глаза Филомена.
      – Значит, ты опоздала и?..
      – И поехала домой, когда получила свои карточки. Ну, еще мы поговорили с моим психологом. А в метро в вагон зашли хулиганы, стали приставать.
      – Значит, ты ехала обратно тоже в метро. Сколько человек было в вагоне, когда ты села?
      – Трое? – Филомена, спрашивая, повернулась к Еве и посмотрела на нее. Ева молчала, глядя в невинно распахнутые глаза.
      – Ты, эта женщина, – Карпелов кивнул на Еву, – и?..
      – И та женщина. – Филомена кивнула, решившись. – А потом вошли трое бандитов. Стали приставать.
      – Значит, вагон с тремя женщинами. Пустой такой вагон, в нем три женщины. Электрических приборов нет, балконов, кранов и воды нет, машины рядом не ездят, предметов… Что у этой третьей женщины было с собой в руках?
      – Сумочка маленькая.
      – Предметов крупных нет. Никто не вез бензопилу или коньки в пакете. Пустой такой вагон, а на тебя напал хулиган. Ты, конечно, сразу стала ему объяснять, что сейчас ему будет очень плохо, сейчас он умрет и так далее! Ну что, по-твоему, могло ему угрожать в пустом вагоне метро?!
      – Откуда я знаю? Я сама удивилась, когда он ударил меня в лицо, а ничего не случилось! А потом все так и вышло, как я сказала. – Филомена вздохнула и продолжила громким вдохновенным голосом: – Эта женщина, что здесь… Ева, вы ведь Ева, да? Она стала душить своего хулигана ногами, а потом ударила его по ушам, и он упал! Вторая, которая разрешила разрезать на себе блузку, ударила своего между ног коленкой, потом отняла нож, повалила его на пол и прыгнула ему на грудь металлическими шпильками! Тогда Ева пошла на моего хулигана, словно обезьяна в джунглях, не ногами, а руками по поручням, а он достал пистолет, а вторая подошла сзади, бах! – и он упал с простреленной грудью! Нет, честное слово, – Филомена кивнула, увидев округлившиеся глаза Карпелова. – Скажите ему! – Она повернулась к Еве. – У этого майора пунктик, что я всегда придумываю, что и как нужно плохого сделать, поэтому все и случается! А я не придумываю, я понятия не имела! Ну я могла еще подумать, что они все трое начнут мочиться в открытую дверь вагона на рельсы, тогда их убило бы током, – добавила она неуверенно.
      Ева и Карпелов в оцепенении посмотрели друг на друга. Карпелов очнулся первым:
      – А как выглядела эта третья, которая стреляла?
      – Бандит сказал, что она фотомодель, так оно, наверное, и есть, – вздохнула Филомена. – Я никого пальцем не тронула, вы же меня знаете, майор! А на этот психологический тренинг я езжу из-за вас, это вы сказали, что мне нужна помощь психолога!
      – Ты определила, какое было оружие у третьей женщины? – спросил Карпелов у Евы.
      – Нет, – Ева покачала головой, – я не видела оружия, я слышала выстрел, но оружия не видела. Судя по размерам сумочки, это мог быть только дамский «вальтер», сумочка чуть больше портмоне, на длинной металлической цепочке желтого цвета. У меня к тебе разговор.
      – Я хочу домой! – Филомене не понравилось, что Карпелов и Ева встали и собрались выйти.
      – Пять минут, – пообещала Ева. Она заметила, что Карпелов в присутствии Филомены двигался медленно и делал все очень осторожно. – Слушай, майор, – они встали в коридоре у окна, – тут так получилось, что сегодня меня срочно вызвали на задание. Надо было снять одного террориста. Если коротко, то террорист ушел. Я видела его глаза. Это была женщина. Обратно поехала на метро, в вагоне нас было трое, как ты слышал. Эта третья. Ее глаза… Пистолет в сумочке. Не знаю, как объяснить.
      – Имеешь подозрение, что с тобой в вагоне ехала террористка, которую ты упустила?
      – Имею.
      – Ну, сопоставь рост, цвет волос.
      – В прицеле я видела только глаза.
      – Понял. – Карпелов задумался. – Чем могу помочь?
      – Эта твоя детка, Филомена…
      – В прошлый раз она была Лариска, до этого – Фемида, еще Фаталия, Гризельда, всего не упомнишь. Но самое удивительное – ее настоящее имя. Ни за что не угадаешь. Ее зовут Сирия. Мамочка ласково называет Соней.
      – Так вот, эта твоя Сирия знает третью женщину из вагона.
      – Ну?
      – Мне так показалось. Мы с этой фотомоделью пожали друг другу руки, она назвала свое имя. Полина. Я не знала, что у вас в отделении проблема с этой Фаталией, я бы хотела, чтобы ты мне помог, разговорил ее. Но без напряга. А ты такой скованный.
      – Будешь тут скованным. Я раньше, когда ее допрашивал, магнитофон включал, пока меня током не шибануло. Полгода назад вертел в задумчивости в руках дырокол, а как руку себе прошил – не помню. Теперь ни на секунду не забываю, что надо все делать осторожно, никаких электрических приборов, ничего острого, горячего, и оружие с себя снимаю.
      – Ладно, бравый законник, – улыбнулась Ева. – Как же ты это объясняешь?
      – У меня есть множество версий на этот счет, но лучше ее отвезти домой, пока она не рассердилась. Машину поведешь ты.
      – Это почему?
      – Потому что все жертвы, – конечно, которые нам известны, – му-жи-ки! – Последнее слово Карпелов выговорил медленно, громко и по слогам.
      В машине Соня заснула, забравшись на заднее сиденье с ногами и уложив голову на колени Карпелова.
      – Ох ты, муха-цокотуха, – пробормотал Карпелов, пряча руки за спину.
      Ева ехала по городу медленно, у светофоров начинала тормозить заранее, хотя пустые дороги светились длинными черными лентами мокрого асфальта и никто не стоял у переходов.
      Возле подъезда с мигающей над входом неисправной лампой у Евы с Карпеловым произошел спор. Карпелов наотрез отказывался брать на руки уснувшую маленькую женщину и нести ее на второй этаж. Будить ее он тоже отказывался, осторожно отодвинулся, уронив рыжую растрепанную голову на сиденье. Ева растолкала Соню и уговорила ее выйти из машины.
      – На лифте! – заявила Соня, нажав кнопку.
      – Двигай ножками, – сказала на это Ева, улыбнувшись побледневшему Карпелову.
      – Мороженое! – вспомнила у дверей в квартиру Соня и топнула ногой.
      Карпелов застонал, а Ева сказала, что у тех, кто ест мороженое в четыре утра, слипается не только это самое место, но и все остальное.
      Перед дверью на втором этаже Соня стала искать в карманах ключи, уронив на пол несколько небольших картонок. Карпелов нажал кнопку звонка. Ева подняла две карточки и зацепилась взглядом за почерк, которым мелко и тщательно была исписана плотная бумага. Задумчиво повертела ее в руках.
      – Как зовут твоего психолога? – спросила Ева, протягивая карточки Соне.
      – Не помню. Она, кажется, латышка.
      – Детка моя! – закричала открывшая дверь женщина в халате и с маской на лице. – Персияночка моя родная, что с тобой сделали? – Она судорожно ощупывала зевающую Соню. – Тебя били?!!
      – Ну что вы, в самом деле, ну что с ней сделается! – успокаивал мамочку Карпелов. Он тянул Еву за руку вниз.
      – Что вы сделали с ее лицом? Прекратите преследовать мою дочь! Я подам на вас в суд! – кричала мамочка. Ева потянула дверь за ручку и захлопнула ее.
      – Хочу мороженого! Заткнись, идиотка, и вымой свою зеленую рожу! – кричала из-за двери Соня.
      Карпелов спускался вниз, наступая на каждую ступеньку двумя ногами.
      – Да что ты такой суеверный? – смеялась Ева.
      – Станешь тут суеверным. Почитай ее дело, почитай. И про мороженое я забыл! И за поручень держаться нельзя.
      – Я никогда не держусь за поручень, – успокоила его Ева.
      – Я тоже больше не держусь. Особенно в этом месте. Как там было написано в протоколе? «Держась за перила при спуске вниз в момент выноса мусорного ведра к мусоропроводу, получил травму путем всаживания в ладонь огромной щепки, что впоследствии привело к ампутации правой верхней конечности. Считаю появление щепки проявлением злонамеренности гражданки Талисмановой». Сосед с третьего этажа, – объяснил Карпелов удивленной Еве, стоящей на площадке внизу, – забросал нас заявлениями. Сонечке не нравилось, что он подслушивает под дверью, когда они с матерью ругаются. И все!
      В машине Карпелов длинно вздохнул и сказал, что ночь отличная, а жизнь – вообще прекрасна и удивительна.
      Ева молча улыбалась.
      – Нет, пойми, я ведь даже чисто профессионально всегда готов к неприятностям. Я знаю, что меня в любой момент подрежут или подстрелят, но не думаю об этом! А рядом с Сонечкой!.. Жизнь становится совершенно непредсказуемой и очень желанной. Фактор неизвестности. Ладно, как живешь, Ева Николаевна?
      – Карпелов, – задумчиво проронила Ева, уставившись в окно, – ты думашь, мы живем? Может, тебя подстрелили еще в прошлом году. А я утонула в сундуке в Черном море, такая голая-голая, зато в золоте и бриллиантах.
      – Все может быть, – легко согласился Карпелов. – Насчет тебя – не знаю, а я-то, я-то! Видела, как руки на допросе прятал? Боюсь глупо умереть, боюсь. Значит, еще живу. Не хочешь говорить про жизнь, скажи, чем зарабатываешь?
      – Звонок, выезжаю, стреляю – отчет.
      – Ладно, снайперишь, значит. А что любишь?
      – Люблю?.. Хорошее оружие люблю, люблю, когда дети засыпают у меня на руках, женщин люблю, мужчин тоже иногда. Терпкое вино, крепкий чай, быструю езду, розы люблю, но только спелые. Дождь в ладонях, снег в волоса-а-ах! – Ева зевнула и потянулась.
      – Тогда, – предложил Карпелов, доставая термос и прекращая ее неожиданные романтические излияния, – остановимся конкретно на быстрой езде и крепком чае?
 

Четверг