Следствие ведет Ева Курганова - Черные розы для снайпера

      – Поподробнее об источниках информации, пожалуйста, – перебил писателя Фабер.
      – Мне не очень понятен ваш интерес к моей творческой кухне, но если вы настаиваете, то пожалуйста. В последнее время, как вы могли заметить, информационный поток криминального содержания перекрывает все другие в газетном и телевизионном…
      – Я спрашиваю не о том, – опять перебил Фабер, – перестаньте вилять, Лев Иванович, я вас слишком хорошо знаю. Я не спрашиваю, о чем вы пишете, я спрашиваю, о ком!
      – Ну, это навязанный временем образ, созданный в противовес жестоким либо аморфным литературным героям других книг.
      – То есть, – не выдержал Фабер, – вы хотите сказать, что это образ вымышленный?
      – Бог мой! – с облегчением вздохнул Велис Уин. – Конечно, вымышленный! Этот образ мог создать только мужчина с определенным опытом и фантазией. Но вопрос ваш весьма интересен, весьма. Уже неоднократно в беседе с читателями я слышал, что они знают такую женщину, что вот она, рядом! Ее где-то видели, в каком-то отделении милиции, она носит заводные юбки, неправильно проводит допросы. Что вы, собственно, хотите у меня спросить? Знаю ли я такую женщину? Нет, не знаю. Существует ли она на самом деле? Конечно, существует! Она появилась сразу же, как только вышла моя книга!
      Свернув журнал в узкую трубочку и размахивая им перед собой, великий писатель Лев Иванович Пискунов вдохновенно объяснял издателю Фаберу мистику происхождения и существования определенных книжных героев, опасность некоторых книжных событий, внедряющихся в жизнь пишущего человека и управляющих ею, уверял, что будущее литературы – за подобной мистикой, что события в книгах – это перепутанные пространство и время жизни, то, что уже было когда-то или скоро произойдет, что сам бог – на самом деле просто писатель, и Фабер, заглушивший мотор, повернулся назад и залюбовался лицом в общем-то неприятного ему человека, его возбужденным взглядом и мокрым ртом и на какое-то время поддался вдохновению Велиса Уина, хотя сам он считал, что важно не чтописать, а как.
 
      Старое здание на улице Кузнецкий Мост. На двери большая синяя табличка с надписью «Центр психологической помощи семье. Сексопатологи. Психиатры» – по счету пятая. Перед ней короткая – «Психотерапевт. Консультации и помощь», а после нее – «Психологический тренинг для женщин». Ева Николаевна перечитала все надписи и задумалась. Она несколько раз подвозила Далилу к работе, но никогда не была в ее кабинете. Потянула на себя массивную дверь и с опаской попробовала обойти необъятную женщину-вахтера.
      – Куда премся? – спросили ее ласково.
      – Мне нужна Далила Марковна Мисявичус, психолог, – доложила Ева.
      – Мисявичус принимает вечером, с шести часов.
      – Мне нужна срочная помощь.
      – А, это! Пройди сюда. – Еве предложили войти в застекленное помещение вахтера с лежанкой, застеленной шерстяным одеялом, небольшим столиком с телевизором и тумбочкой, заставленной чашками, банками с кофе, пачками с печеньем. Еву толчком в плечо усадили на лежанку.
      – Бьет, сволочь? – поинтересовалась вахтерша, включая чайник.
      – Что?
      – Я говорю – бьет? Муж бьет?
      – А, спасибо, поняла. Нет, у меня другая проблема.
      – Какая еще другая? – подозрительно спросила женщина, раздумав угощать Еву печеньем.
      – Очень много детей, я не справляюсь, – пробормотала Ева тихо.
      – Понятно. Насилует, значит.
      Ева взяла большую и не очень чистую чашку в руки и вдохнула запах крепкого чая. Вахтерша набрала номер телефона и сообщила, что пришла еще одна жертва.
      – Ты тут пей пока, – объявила она Еве, – а я на улицу гляну. Мужики, они, знаешь, хитрые! Только что вытащила одного за шкирку, хотел прорваться. Читай, говорю, табличку, гад! Читал? Еще читай! Чуть не заплакал, говорит, работаю я здесь. Ну что ж, попутала, а бывают знаешь какие злые мужья! Ты сиди, к тебе спустятся и отведут в надежное место. А на занятия у нас приходят позже, к вечеру.
      – А с мужьями сюда нельзя? – поинтересовалась Ева.
      – Почему нельзя, – прищурилась вахтерша и задумчиво осмотрела сидящую перед ней женщину. – Если прорвется мимо меня, пусть идет. Почему нельзя!
 
      Открыв глаза, Сонечка Талисманова обнаружила за открытым окном накрапывающий дождь, потянулась и поняла, почему так сладко спалось до полудня. Она встала, высунулась в окно. Почти полчаса Соня медленно и тщательно разглядывала мир спокойного двора, детский сад, целующуюся на скамейке в беседке парочку, старушек у подъезда, соседа с третьего этажа с закрепленными чуть повыше локтя захватами протеза – здоровой рукой он судорожно цеплялся за поводок, на котором его волокла огромная лохматая собака. Голуби в лужах на асфальте и запах новорожденных тополиных листьев. – Ма! – крикнула Соня и обнаружила, что она в квартире одна. Сбросив на пол длинную рубашку тонкого полотна, Соня с кошачьей грацией прошлась возле зеркала в прихожей сначала совсем голой, потом в огромной шляпе с перьями, потом, скрючившись и шаркая, в шляпе и старых горных ботинках, потом босиком, танцуя маленького лебедя, потом сбросила шляпу и просто некоторое время любовалась нежным свечением в сумраке коридора хрупкого, почти неразвитого тела.
      Сонечка натягивала трусики, лежа на ковре и болтая ногами, когда зазвонил телефон. Еще минут пятнадцать она разговаривала, надевая шорты и перебирая футболки в шкафу. Натянутый провод телефона опрокинул большую вазу с засушенными зонтичными, Соня наступила на сухие растения, они зловеще хрустнули. Уходя, Соня провозилась в коридоре еще минут пять, потому что не могла найти ключи. Она захлопнула дверь в два сорок шесть пополудни, сбежала по ступенькам вниз, в дверях подъезда еле успела прижаться к стене – огромный сенбернар проволок мимо нее соседа, сосед скороговоркой пробормотал угрозу в ее адрес. Два сорок восемь – Соня заворачивает за угол дома, направляясь к автобусной остановке. Соня старается не смотреть в окно на первом этаже, но этот тип уже там, она чувствует его и не глядя.
      – Девочка, девочка, смотри, что покажу!
      Соня ничего не может с собой поделать, она поднимает глаза, и ноги сами останавливаются. Перед ней в открытом окне, как в замедленном кино, вырастает отекшее лицо на совершенно лысой голове, голова тянет за собой массивную шею и чудовищные, в бицепсах, плечи – на зависть любому культуристу, потом – полуокружья груди, инвалид подтягивается на руках, уперевшись в поручни невидимой коляски, подмигивает и гримасничает, обещая необычайное зрелище там, внизу живота. Соня начинает медленно приседать, это старая игра, инвалид начинает сердиться, его гримасы выдают затаенную злобу, он вытягивается сколько может, но Соня приседает, оставляя видимой для себя только голову, плечи и грудь, ей уже становится смешно – два пятьдесят шесть, когда инвалид вдруг тяжело падает, и странный металлический лязг коляски настораживает до испуга.
      – Эй! – неуверенно говорит Соня, оглядывается и становится на цыпочки. Опасаясь ловушки, она отходит подальше и видит в открытом окне инвалида с упавшей на грудь головой и маленькую темную дырочку на этой груди. Слева.
      – Как это? – спрашивает Соня, ноги ее подкашиваются, она падает на коленки, закрыв лицо руками. Мертвое тело дергается от второго попадания, коляска тоже дергается и отъезжает назад. Когда Соня поднимает голову, она видит на раздутых мышцах груди уже две дырочки. В три ноль две Соня Талисманова начинает наконец вести себя соответственно обстановке. Она визжит, ползет на коленках по траве, плачет и кричит одновременно.
      В три сорок, зареванная и перепуганная, она влетает в отделение УВД Западного округа. Дежурный, увидев Соню, вскакивает.
      – Майора Карпелова, пожалуйста, позовите Карпелова, – просит Соня. Из открытых дверей ближайшей комнаты выходит сотрудник с чашкой чаю в руках, дежурный пятится, не сводя глаз с маленькой женщины. – Позови Карпелова, в меня стреляли! – кричит Соня и, размахнувшись, бьет по столу своей сумочкой.
      На брюки сотрудника, открывшего рот, чтобы узнать, что это такое происходит, выплескивается горячий чай, дежурный, услышав его крики, нажимает кнопку тревоги.
      В четыре пятьдесят пять Карпелов медленно отдирает пластырь, пластырь упорно тянет за собой нежную кожу и розовые губки Сонечки Талисмановой.
      – Вот так, медленно, осторожненько и совсем не больно. Ты извини ребят, они тебя боятся, честное слово.
      – Я жалобу-бу напишу, – заикается Соня, потирая запястья, с которых Карпелов только что снял наручники. Ее трясет, тонкие руки покрылись пупырышками. Короткий, в обтяжку, топик открывает живот с волнующимся от каждого судорожного вздоха пупком.
      – Вот молодец, девочка, напиши жалобу. Цивилизованные методы, они, знаешь, мне больше нравятся.
      – А зачем глаза за-за-а-вязывали?
      – Ну, сама понимаешь, некоторые живут тут рядом. Встретишь в магазине где-нибудь. А рыженький такой, видела? Волновался! Все время спрашивал: «Ей не больно?» Он у нас недавно, только что после армии. Ты ему понравилась. Мне сказали, не хотел тебя в камере запереть. Это он так ласково связал ноги полотенцем.
      – Вы нашли убийцу?
      – Да нет еще, я с тобой вожусь, не отхожу ни на шаг.
      – Меня хотели убить!
      – Пока что ты жива. – Карпелов помогает Соне встать и ведет в свой кабинет. – Садись, детка, процедуру ты знаешь. Начнем. Как тебя сегодня зовут?
      – Я… Нет, вы не поняли, это меня хотели убить!
      – Да я понял, только начать надо все равно сначала. Итак. Привел я тебя вчера ночью домой.
      – Я только встала, нигде не была, ни с кем не разговаривала!
      – Ну ты же оказалась на улице, как это получилось?
      – Позвонила подруга. Мы должны были встретиться. Я оделась, вышла на улицу, – Соня понемногу успокаивалась, – а этот инвалид в окне… Он всегда там сидит, он сидит там круглосуточно! Когда бы я ни шла, он всегда там сидит. И всегда предлагает мне посмотреть… – Соня запнулась. – Но я ни разу не видела. Я его… Он подтягивается вверх на руках, а я вниз приседаю. Он злится ужасно, кричит. Кричал. А потом вдруг упал. Я хотела посмотреть, что случилось, а в него второй раз попали, коляска дернулась.
      – Так, – берет ручку Карпелов, – сегодня ты у нас сама по себе, то есть Сирия Альбертовна Талисманова, адрес. Пошла ты погулять к подруге, а инвалид в окне стал предлагать тебе посмотреть неприличную вещь. Голый, подтягивается на руках в инвалидной коляске, ты ужасно рассердилась.
      – Я не рассердилась!
      – Угрожала несчастному, Сирия Альбертовна?
      Соня задумчиво посмотрела на сидевшего перед ней Карпелова. Карпелов быстро бросил ручку и поставил раскачиваемый стул на четыре ножки. Соня приподнялась и придвинулась поближе к Карпелову, он побледнел.
      – Майор, – сказала она шепотом, – меня хотели убить, мне нужна охрана, пока вы не найдете убийцу.
      – Охрана? – не поверил майор.
      – Охрана!
      – Тебе?
      – Мне!
      – Ну да, крепкого такого мужика? Пока, значит, я не найду убийцу. Ты хотя бы представляешь, сколько несчастных покалеченных хотят тебя пристрелить?!
      – И что же мне делать?!
      – Коньяк будешь? – спросил Карпелов. – Тебе надо выпить.
      – Буду, – вздохнула Соня.
      – Тогда возьми в шкафу, и чашки там есть.
      Соня удивленно посмотрела на Карпелова, но подчинилась. Встала, нашла початую бутылку. Карпелов сидел не двигаясь.
      – Налей себе, только не увлекайся, – он внимательно наблюдал откручивание пробки, – а мне не надо. Ты к психологу ходишь?
      – Хожу. – Соня глотнула и скривилась.
      – Когда у тебя назначено в ближайшее время?
      – Сегодня групповое занятие, а по пятницам я тридцать минут одна лежу на кушетке.
      – На какой кушетке?
      – На кушетке в кабинете у психолога.
      – Как в кино! – восхитился Карпелов.
      – Нет, получше. Она тоже лежит на соседнем диване. И вопросы ей задаю я, а она на них отвечает.
      – У вас в группе что, и мужики есть? – заинтересовался Карпелов.
      – Нет. Психологическая помощь женщинам. Хотите прийти? Не советую. Тошниловка.
      – Ты, Соня Альбертовна, сегодня обязательно сходи на это свое групповое занятие. Мороженого поешь, погуляй на воздухе с подругой. А пока напиши мне в нескольких словах, как все произошло.
      – Майор, – задумчиво спросила Соня, – вы думаете, что у меня это… только с мужчинами так?
      – Да я не думаю, Соня, я по фактам.
      – Я напишу вашему начальству, чтобы меня охраняли!
      – Напиши. Есть у меня один работничек, сволочь изрядная, пьет и жену поколачивает. Она мне жаловалась недавно, почему, говорит, его не пристрелят на задании, замучил и ее, и детей.
      – Вы мне не верите, – вздохнула Соня.
 
      В шесть десять Далила еще уговаривала себя подойти к проблеме профессионально и не нервничать. Она застряла на дороге в пробке. В шесть двадцать две уговоры перестали действовать. В машине рядом все окна открыты, спинки передних сидений опущены, в лобовое стекло упирается полная женская нога с высоким подъемом и стучит каблуком в такт. В какой-то момент удар получается более сильным, срабатывают «дворники». Далила сама себе предлагает немедленно набросать условный образ водителя, занимающегося любовью во время пробки на дороге. Открыв окна! Итак, начнем. Проблемность во взаимоотношениях с женщинами, обжегся на женитьбе, нравятся сцепления в подворотнях, в подъездах, чем больше проблем при сексуальном контакте, тем больше возбуждение. В возрасте. Неврастеник и циник. Боязнь приключений и жизненных неожиданностей при очень сильной потребности этих самых приключений и неожиданностей. Случайные попутчицы все равно какого возраста, судорожные пятиминутки. Почувствовав боковым зрением движение в машине рядом, Далила поворачивается и, слегка оторопев, наблюдает, как с полной раскрасневшейся женщины сползает худой болезненный очкарик не старше двадцати пяти лет. Он смущенно застегивается, а на место водителя садится женщина! Очкарик что-то говорит, женщина смеется, сверкнув золотым зубом, он слегка испуган, быстро оглядывается, а наткнувшись на взгляд Далилы, краснеет.
      – Двойка вам, Далила Марковна! – говорит себе Далила, наблюдая, как мужчина из машины рядом выходит, прижимая к себе журнал и пакет кефира. Опустив голову, он обходит стоящие машины и направляется к остановке. – С минусом, – вздыхает Далила. Женщина, остановив «дворники», закуривает, поправляет волосы, потом поворачивается и подмигивает Далиле. Настроение испорчено окончательно.
      Через пятнадцать минут, с трудом справившись с тяжелой дверью, Далила входит в Центр, стучит по стойке вахтерши, требуя ключ. «Я купаться пош-ла, я рубашку сня-ла, – поет низкий женский голос, – распустила я косы, в темну воду вошла». Далила тихонько подходит к комнате дежурной, она попадает как раз на припев, припев Ева поет вместе с вахтершей: «Не смотри на меня, я еще не твоя, поплывем на луну в глубину!» Ева видит Далилу, вытаращившую глаза, улыбается ей и кивает на почти пустую бутылку водки. Раскрасневшаяся вахтерша дирижирует пальцем. «Ты рубашку порвал и за косы хватал, не умел, видно, плавать, только рот разевал! Ты не трогай меня, я еще не твоя, поплывем на луну в глубину!»
      Ева снимает со своих плеч тяжелую полную руку, осторожно укладывает женщину на лежанку и выходит к Далиле.
      – Что это такое? – спрашивает Далила шепотом.
      – Ночная песня русалки! Самодеятельная психотерапия, да не смотри ты на меня так, я как минимум шести мужикам спасла жизнь. Где вы взяли эту мужененавистницу?
      – Ты напоила вахтера в рабочее время и на рабочем месте! Ее же уволят. Что ты вообще здесь делаешь?
      – Я тебя жду. Я пришла на сеанс.
      – На какой сеанс? – Далила останавливается и начинает быстро скручивать свободной рукой прядку волос в жгут.
      – Не нервничай, психолог. Я пришла к тебе на сеанс. Можно? У меня проблемы. Нужна помощь.
      – Я тебе не верю. Давай решим твои проблемы в домашней обстановке.
      – Э нет, не пойдет. Я читала твою статью в «Психологии». Там написано о большом значении группотерапии.
      – То есть ты пришла за помощью и у тебя проблемы, которые ты хочешь решить в группе проблемных женщин?
      – Именно так.
      – Сколько ты меня ждешь? – Далила подозрительно прищурилась.
      – Ой, слушай, очень давно. Я успела сходить за водкой, напоить вахтершу, притупить ее бдительность настолько, что она не заметила нескольких мужичков, выучить три песни. Хочешь, спою. Эту знаешь? «Напилася я пьяной, не дойду я до дому, увела меня тропка дальняя до вишневого сада». Не знаешь? Ну песню русалки ты слышала, а вот еще…
      – Хватит. Ты действительно не в себе. Ты пила?
      – Я не пила, это песня такая. «Напилася-а-а я пьяной! Не дойду я до дома-а…» Это песня, понимаешь, а я не пила. Сколько у тебя человек в группе?
      – Шесть. – Подозрительность Далилы не прошла.
      – Возьми меня седьмой, психолог, мне очень надо.
      В холле на втором этаже им навстречу поднялись четыре женщины.
      – Это вы, я так и знала! – Соня Талисманова от возбуждения и радости зажала ладошки между коленками. – Карпелов мне поверил! Я на такое и не надеялась! – Она подошла к Еве и вцепилась в нее. – Вы будете меня охранять?
      – В каком смысле? – оторопела Ева.
      – Меня сегодня хотели убить! Два выстрела!
      – Дамы, извините за опоздание, прошу всех в кабинет. Соня, не приставайте к новенькой. – Далила скорчила Еве рожицу: хотела группового кайфа – получай!
      – Как это – к новенькой? – пробормотала Соня.
      Высокая длинноволосая женщина улыбнулась и кивнула, а проходя мимо Евы в кабинет, поправила узкой ладонью в прозрачной черной перчатке медальон на шее. Продолговатую золотую каплю на тонкой цепочке.
      Женщины рассаживаются в комнате с затемненными окнами. Далила зажигает несколько свечей в пузатых бокалах, сама садится за маленький столик с завешенной платком настольной лампой, достает папки, магнитофон и предлагает желающим закурить. Одна из женщин тут же судорожно роется в сумочке, достает сигареты. Оглядев присутствующих, она вздыхает.
      – Как всегда. Нет огня! Почему нет огня? Это мучительно в конце концов!
      – Анна Павловна, вы навязчиво привлекаете внимание.
      – Простите…
      – Я прошу вашего разрешения принять в нашу уже устоявшуюся группу новенькую. – Далила задумалась, потом решилась: – Не буду скрывать, что это моя близкая подруга, но мне в голову не приходило приглашать ее на групповые занятия. Она захотела сама. Ее зовут Ева. Прошу коротко рассказать Еве о себе, чтобы она представила, какого рода информацию должна будет рассказать нам. Анна Павловна, вы, конечно, будете первой.
      – Благодарю. Я пришла в группу сама после неудачного лечения. Я занимаюсь наукой. Моя работа – это государственная тайна. Я очень важный человек, меня охраняют.
      – Простите, Анна Павловна, – перебила Далила, – вы обещали говорить более конкретно про лечение.
      – Да. Конечно. Я лечилась от алкоголизма. От условного алкоголизма. Я не была алкоголиком, но все на работе считали меня пьющей. Моя профессия очень редкая и ответственная. И вот я должна была обратиться к врачу, который лечит от пьянства, а я не пила, понимаете, мне сказали на работе обратиться. Я обратилась, меня лечили в клинике. Теперь я считаюсь вылеченной, но как не пила, так и не пью. У меня редкая специальность в физике. Меня охраняют.
      – Спасибо, Анна Павловна. У вас в сумочке есть зажигалка.
      – О, конечно!.. Только я не курю.
      – Кто следующий? – Далила делала быстрые записи в блокноте.
      – Можно я? – Изможденная женщина подняла руку, как школьница. – Мне пятьдесят два, последние два года я постоянно смеюсь. Наблюдалась у психиатра, вот теперь Далила Марковна взяла меня в группу. Она говорит, что я здорова. Только у меня проблемы с контактностью. Я санитарка.
      – Леночка смеялась все время, как только кто-нибудь рядом с ней начинал что-то говорить. Однажды зашла в нашу группу со своим врачом и перестала смеяться, – Далила грустно улыбнулась, – она у нас здесь не смеется, даже когда бывает очень смешно. Кто следующий? Соня?
      – Мы знакомы. – Соня напряжена и смотрит в пол.
      Далила, стараясь скрыть удивление, быстро смотрит на Еву и на Полину.
      – Можно высказать предположение? – Она прикусывает ручку. – Ева, ты пришла в группу, будучи уже знакомой с Соней и с Полиной?
      – Да, – Ева кивает, – это так. Привет, Полина. Привет, Соня.
      – Ты знаешь их истории?
      – Нет, – Ева трясет головой, – мы не успели поговорить о наших проблемах, в момент знакомства мы были заняты другими делами.
      – Далила, будьте добры, обозначьте мою проблему в двух словах. – Полина прикрывает длинными ладонями свой бокал со свечкой.
      – Нет, Полина. Вы сами.
      – Ну хорошо. У меня одна проблема. Я летаю.
      – Как? – глупо спрашивает Ева в полной тишине.
      – На меня иногда находит. Я тогда плохо себя понимаю и летаю. – Полина неуверенно улыбается и пожимает плечами.
      – А меня, – громко и возбужденно произносит Соня, – вся милиция моего района зовет чумой, я покалечила столько мужиков, что даже вспомнить точно не могу.
      Наступает тишина. Далила ободряюще улыбается Еве. Ева внимательно разглядывает комнату и обнаруживает под потолком два глазка видеокамер.
      – А, извините, я задумалась. Теперь моя очередь? Ну, я с Далилой знакома давно, ее пригласили меня тестировать, когда я работала следователем и застрелила на допросе осужденного. Я накручивала мужиков до состояния сексуального возбуждения, а потом стреляла им в лоб. Я хорошо стреляю. Одного бандита, правда, пришлось зарезать. Огнестрельного оружия под рукой не оказалось. Ну, еще одного я довела до самоубийства, это грустная история. Что касается личной жизни, то и тут у меня не все ладно. Я забрала себе новорожденных детей умершей подруги. До этого увезла уже взрослого мальчика из публичного дома. Усыновила. А мамаша из меня плохая, Далила знает. Вроде все. Я не могу конкретно определить несколькими словами все, что во мне неправильно, у Далилы на этот счет есть заключение и конкретные разработки. Она считает меня социально опасной.
      – Мы здесь доверяем друг другу, – медленно проговорила Далила. – Ты забыла про изнасилование.
      – А, да, было. Я пришла убить киллера, приковала его наручниками к кровати, а пока мы боролись, впала в состояние возбуждения и…
      – Это что, все серьезно?! – Полина посмотрела на Далилу с недоумением.
      – Это правда, – кивнула Ева, – но, когда об этом вот так рассказываешь при посторонних людях, чувствуешь себя полной кретинкой.
      – Можно я скажу? – В голосе Анны Павловны слышна истерика. – Вы красивы! Я не знаю… Вы смотрите на себя в зеркало? Вы видите, какая вы? Вам можно все! Почему вы здесь?
      – Отличный вопрос, – похвалила Далила.
      – Мне кажется, что я не все делаю правильно. Не так, как надо. Я была бы очень счастлива, если бы ни в чем не сомневалась. Но я сомневаюсь и боюсь. Мне скоро надо будет рассказывать детям о себе.
      – Однажды я мыла полы! – громко сообщила Леночка. – Я работаю санитаркой в больнице, я мыла полы, а один хирург хотел обойти меня сзади, стал прыгать от швабры, стало так смешно!
      Несколько минут полной тишины. Соня не выдерживает неподвижности, начинает возиться в кресле, Леночка вздрагивает.
      – Да, я хочу сказать, что мне очень захотелось вот так делать ему тряпкой, чтобы он прыгал. Если бы я была такой, как Ева, я бы…
      – Вы бы, Леночка?.. – Далила не дает женщине впасть в задумчивость.
      – Я бы стреляла и насиловала их на каждом шагу.
      – А я люблю мужчин, – заявляет Полина, потягиваясь, – я работаю манекенщицей, мужики отлично шьют, с ними можно поговорить обо всем: о политике, о сексе.
      – Ну хорошо, сударыни, давайте определимся с уроком на сегодня. Мы прошли два уровня первоначальной подготовки, и вы все были очень даже хороши. Хотите еще поупражняться с моделями поведения, или перейдем к следующему уровню?
      – Я бы хотела повторить самолет, – громко сообщает Анна Павловна.
      – Хорошо, кто будет с Анной Павловной в самолете?
      Соня поднимает руку, Леночка, подумав, тоже неуверенно тянет вверх ладошку примерной школьницы и обращается к Еве:
      – Давайте с нами! В самолете террористы убили одного пилота. Летим?
      – Надеюсь, это была не я, – бормочет Ева, поднимая руку. Полина смотрит на нее насмешливо, наклоняется и тихо спрашивает:
      – Ты не хочешь быть убитым пилотом или террористом?
      – По условной логике рядом с вами находятся: мужчина, женщина, ребенок и старый человек. – Далила делит лист бумаги на четыре части линиями сверху вниз.
      – Женщину тошнит, она блюет и блюет, – мечтательно улыбается Леночка, – ребенок плачет, мужчина пытается вырвать оружие у террориста, его бьют по голове ракетницей, кровь заливает лицо, он падает без сознания. Старуха просится в туалет или делает под себя. Я помогаю женщине, на меня кричат. Я все это говорила в прошлый раз. Чего хочет Анна Павловна?
      – Я хочу пройти в кабину пилота. Я вру и говорю, что я врач. Меня пропускают, я быстро меняю координатную сетку в компьютере.
      – Анна Павловна, в прошлый раз вы уговаривали террористов не лететь в Иорданию и очень подробно описали государственный строй в этой стране, статус иностранцев, перечислили страны, с которыми Иордания поддерживает отношения. Почему вы сейчас решили взять управление полетом в свои руки? – Далила пристально смотрит на Еву.
      – Я вспомнила. – Анна Павловна говорит, опустив голову, словно провинилась. – Я вспомнила, мы ставили систему защиты на самолеты, правда, на военные, но потом эту систему предлагали и гражданской авиации. В момент опасности летчик меняет заданную координатную сетку… Я не должна все это подробно объяснять вам. Я не должна, вы не поймете…
      Анну Павловну перебивает Соня:
      – Ну уж если все эти, как их, логические условности в виде женщины, ребенка, старика и мужика остаются как раньше, то я могла бы конкретно заняться террористом. Самолет качнуло, он падает и нечаянно стреляет в себя или в другого террориста, а Анна Павловна в кабине пилотов уже бы изменила эту, как ее…
      – Ты все время перебиваешь. – Полина, прищурившись, смотрит на Соню, и в ее голосе слышна угроза.
      – Нет, Соня, – Ева перетягивает на себя удивленный взгляд Сони, – стрелять в самолете нельзя.
      – Если ты летишь с нами, – обрадовалсь Соня, – ты сделаешь все, что надо, с террористом и без выстрелов! Я видела, как ты это делаешь!
      – Случаются такие условия, когда нужно затаиться, помочь тем, кто рядом с тобой, пресекать панику и просто вести себя правильно, без провокаций. – Ева обращалась к Соне, но заметила разочарование на лице Леночки.
      – Сударыни, послушайте, – вмешивается Далила, – этот тест совсем не предназначен для определения роли условного спасателя. Вам предлагалось просто быть пострадавшими. Террористы – условность, вроде землетрясения. Вы должны описать свое поведение относительно женщины, мужчины, ребенка и старого человека рядом с вами, а не относительно пилотов и террористов. Это, кстати, очень показательно. Я считаю ваше возбуждение вполне закономерной реакцией на рассказ Евы о себе. Этот рассказ оказался для вас провокацией, теперь вы должны понять мое определение, которое высказала сама Ева. Она социально опасна.
      – Давайте вывод! – потребовала Полина.
      – Полина, вы нервничаете, а ведь я надеялась, что хотя бы вы не поддадитесь влиянию Евы.
      – Я не поддаюсь, меня злит эта поскакушка Соня.
      – Так или иначе, она вас сегодня злит, почему бы это? Что изменилось? – Далиле никто не отвечает, она начинает говорить медленно, понизив голос. – Вывод. В нашей группе появляется женщина, которая очень эффектна и ко всему прочему рассказывает о своих достоинствах и возможностях как о проблемах. Вы в недоумении. Достоинства ее налицо, о возможностях она вам поведала в двух словах. И вы бездумно подчиняетесь ее влиянию. Вы становитесь агрессивны.
      – У меня болит голова. – Анна Павловна стучит по вискам пальцами, словно пробует клавиши незнакомого инструмента.
      – Хорошо, на сегодня все. Завтра я встречаюсь с вами по очереди и буду очень рада, если вы мне расскажете о ваших выводах по поводу сегодняшнего занятия.
      – Можно вопрос? – Полина обращается к Далиле, а смотрит на Еву. – Вы сказали, что она ваша подруга. Как вы с нею справляетесь?
      Далила замирает на секунду, потом выключает магнитофон.
      – Я просто влюблена, – говорит она. – Это единственный способ с ней справиться.
 
      Из Центра вся группа выходит вместе. На улице у своего «Москвича» стоит Карпелов и улыбается.
      – Карпелов, – Соня машет ему рукой, – отвезите меня домой.
      – Извини, детка, – Карпелов быстрым равнодушным взглядом профессионально выбрал и осмотрел высокую Полину, – я очень занят. Ева Николаевна, вы мне нужны.
      – Отвезите меня домой! – топает ногой Соня, ее лицо и шея краснеют.
      – Соня, не приставай к мужчине. – Далила обнимает Соню за талию и кивает Карпелову. – Кстати, майор, я очень хочу побеседовать с вами.
      – Да я с радостью! Можно мне прийти, когда все лежат на диванах?
      Ева провожает взглядом уходящую Полину, Анна Павловна артистично усаживается в самый настоящий лимузин, шофер ждет, склонившись, и захлопывает дверцу, Леночка неуверенно топчется, Далила берет ее под руку.
      – Мы пойдем, – говорит она, – а на диванах я лежу с моими женщинами как раз завтра. Если у вас проблемы с коллективом или пристрелили кого-нибудь не того, милости прошу к концу рабочего дня.
      Она уводит Соню и Леночку с собой. Соня еще злится, но Далила постепенно втягивает ее в разговор. Разговор у них получается странный, Далила убеждает Соню поверить в ее способности настоящего специалиста, а Соня говорит, что она не представляет себе, как вообще можно считать «так называемую психологию» специальностью. Далила берется защитить профессию и доказать свою состоятельность как специалиста немедленно. Она просит Леночку отдать ей ракетницу. Леночка бледнеет и старается вырвать руку, Далила ее руку держит крепко, Соня, вытаращив глаза, смотрит на их возню, большая хозяйственная сумка Леночки падает со стуком на асфальт.