Сейчас все было пристойно.
      Митя ушел в институт, а Нэля, собралась на рынок и уже одетая, с зонтом и кошелкой стояла в прихожей.
      Папа своим ключом открыл дверь, так как не думал кого-то застать и удивился, увидев Нэлю с кошелкой.
      - Куда это ты собралась? - Сурово спросил он, - и почему не в институте?
      Он раздевался в передней, а Нэля молчала, окаменев и потеряв речь от его внезапного появления и от того, что она должна будет сообщить отцу.
      Отец ничего не знал и потому спокойно прошел в столовую. За ним поплелась Нэля, не сняв пальто и не бросив кошелку в передней.
      Трофим Глебович сел за стол и сказал: "Ну, давай попьем тогда чайку и побалакаем, а уж потом ты пойдешь в магазин".
      Взглянул на дочь и удивился еще больше: она не сняла пальто, в руке дурацкая кошелка и выражение лица не ластящееся и виноватое, а какое-то суровое (от страха) и новое.
      - Что такое, Нэля? - Уже недовольно спросил он.
      И Нэля, будучи дочерью своего отца, тоже сурово сдвинув брови, сказала о главном: Папа, Митя сделал мне предложение и я согласилась стать его женой.
      Папа ошеломленно молчал, сразу же про себя отметив это "согласилась".
      ... Неужели?.. Ах, поганец!
      Он остро посмотрел на дочь.
      Да, она изменилась, - как будто раскрылся бутон: ярче, полнее стали губы, светились таинственно глаза и взгляд был мягким и чуть рассеянным, лицо из кругленького детского превратилось в острое, со скулами, - женское лицо.
      Папа все-таки имел кое-какой опыт на этот счет.
      Что ей сказать? Как? Неужели согласиться, чтобы этот сопляк стал ее мужем?..
      И он решил так.
      - Сядь, - сказал он, - сними пальто. Приди в себя. Ты, что, совсем уже з глузду зьихава (когда Трофим волновался, он частенько пользовал свой незабвенный украинский)? Ладно, об этом потом. А вот скажи, почему ты в институт не собираешься, а бежишь на базар?
      Нэле хотелось бы поговорить о Мите и о себе, об их будущей жизни и свадьбе, а разговор повернул в совсем несимпатичное русло... Но отвечать было надо, и честно, чтобы потом к этому не возвращаться.
      - Папа, я решила пока уйти из института.
      Дальше она продолжить не успела, потому что папа взревел как раненый бык ( он готов был не только реветь, но и рыдать и ко
      го-то убивать! Он знал, кто этот дьявол-искуситель! И мало он не
      получит! Пусть только прибудет сюда со своей кривой улыбочкой и насмешкой в глазках!): что это значит - "пока"?
      Нэля молчала, глядя куда-то поверх папиной головы. Что она могла ответить? Сказать правду, что учиться она не собирается, а собирается стать прекрасной женой дипломата? Чтобы папа озверел уже окончательно? Лучше помолчать, потом как-нибудь.
      Папа озверел.
      Он вскочил со стула и заревел пуще: нет, ты пойдешь в институт!! Я тебя сам туда отвезу! Ты будешь там учиться, хоть двести раз повыходи замуж! Давай, собирайся, слышишь?
      Но Нэля твердо стояла и не двигалась.
      Тогда в злобе папа вырвал у нее из рук кошелку и огрел дочь, - чего никогда не делал,- по чем попало, а попало по плечу и хлестнуло по скуле, которая сразу же вздулась и покраснела.
      Нэля была крепенькая девочка, она не заплакала и не убежала, а сказала как бы даже спокойно: если ты еще раз ударишь меня, я уйду из дома навсегда.
      Это было самое страшное заклинание, которое Нэля употребила пару раз в жизни, когда папа в сильном подпитии налетал на мать. Действовало оно безотказно - папа сникал, потому что не мог себе представить жизнь без своей возлюбленной дочери. Жена могла бы уйти - и хай ее! но не его Нэличка!..
      Папа тут же бросил на пол злосчастную кошелку, заткнулся, подошел к дочери и виновато и любяще глядя на нее, попросил у нее прощения, объясняясь попутно в неизбывной к ней любви...
      Потом тем же елейно - извиняющимся тоном он предложил дочери побеседовать хоть немного, - он приехал, а тут такие изменения, должен же он хоть в чем-то разобраться...
      Нэля присела на край стула, как бы говоря, что базар ей нужнее, чем разговор с отцом.
      Трофим Глебович тяжко плюхнулся в кресло - силы оставляли его. Ведь сейчас, на глазах, рушилась его давняя мечта, которую он лелеял еще, как говорят, над младенческой зыбкой дочери. Бог не дал сына и потому все свои карьерные замыслы Трофим оборотил на дочь, тем более, что девочка она была смышленая и дипломатическая служба ее привлекала. Пусть не послом, не первым, но третьим Нэля вполне бы потянула, а там видно будет. Теперь же нате вам, здрасьте! Выходит за хлюпика, который по всей видимости никем дельным не станет, и сама бросает институт совершенно безовсяких угрызений и всего такого!..
      Он сказал уже не злобно, а тоскливо и слабо: дочечка, да как же ты так можешь? Ведь так хотела именно в этот институт... А теперь, что? В домработницы к своему?.. Я-то думал! Сам образование еле-еле получил, мать и вовсе недоучка... Как же это ты, а?
      Нэля не удержалась: никто не виноват в вашей малограмотности! Я человек уже вполне образованный и у меня сейчас свои цели...
      - Я - твой отец и хочу знать, что же у тебя за цели? - он сказал это потверже, но все так же по-доброму, хотя в душе опять бушевала гроза: "цели у нее"! Б....! Цели! Перепихиваться с мозгля
      ком! И чем интересно? У такого и любилки, поди, нет.
      Но сказать все это папа не посмел.
      - Папа, - сказала Нэля очень твердо - она решила открыть отцу все, потому что уважала его, любила и считала хоть и вспыльчивым, но вполне разумным, - ты не должен сердиться. Выслушай меня и пойми (Трофим Глебович несколько успокоился - уж очень уверенно начала Нэля, не сбиваясь и не теряя лицо, как говорят. Может, чего умного и скажет?..). Я люблю Митю, а он любит меня. Митя
      - талант. Все об этом знают. Я хочу быть ему женой. Помощницей. Секретарем, домработницей, матерью его детей - этого мне хватит на всю оставшуюся жизнь. Разве не так? Если все это делать с любовью и душой. И в ответ получать и любовь и дружбу. У меня все.
      Наверное, вся вселенская тоска, которую Трофим Глебович не смог скрыть, отразилась в его глазах, потому что Нэля уже с раздражением и слезами в голосе крикнула: ты можешь понять, что я не хочу учиться! Мне нравится готовить обеды! И Митя станет знаменитым, вот увидишь!
      И закончила: назло всем!
      Трофим Глебович понимал, что своею властью он сейчас может вызвать машину и силой приказа заставить Нэлю поехать в институт и так далее... Но. Но он боялся своей дочечки, он чувствовал в ней ту самую силу, которая играла в нем и дотолкала крестьянского парня до кресла министра. Нет, с его дочечкой так поступать нельзя - не дай Бог, сорвется и уйдет куда-нибудь со своим Митей, и не дозовешься ее, не допросишься вернуться в родной дом. Поэтому он выбрал вялый, явно пораженческий вариант.
      Он сказал,- хорошо, Нэля, только не кричи так. Я хочу поговорить с ним.
      И хотя не собирался сегодня на работу, вдруг уехал, вызвав машину.
      Митю в большой перерыв вдруг вызвали в деканат и он пошел туда на ватных от страха ногах, - что и где случилось? В трубке, которую как оружие сжимала его вспотевшая рука, раздался боевой голосок Нэли: папа приехал. Бушевал как гроза. Вечером будет с нами говорить, но ты ничего не бойся.
      Митя прошептал: хорошо,- и поплелся из деканата.
      За ним с интересом следила секретарь. Она удивлялась, как такой маленький и невзрачный мальчик имеет столь оглушительный успех у девчонок? Она, конечно, слышала, как он поет и видела, как преображается он на эстраде... Но ведь потом-то он становится снова тем, что есть?.. А тут еще дочка министра звонит в деканат... Чудны дела.
      Митя плелся в нэлин дом нога за ногу.
      Шел заснеженными бульварами, по скользкой дорожке, и думал о том, что вот сегодня решается именно его судьба. Не Нэли,- Его.
      Митя не сомневался, что папа будет орать и, как говорится, топать ногами... И что ему, Мите, останется делать? Как благородный гордый мужчина, он должен будет взять свою жену за руку и достойно уйти, уведя ее с собой. Куда? На бульвар? На мерзлую скамейку?
      Или выслушать и вытерпеть все и бросится папе в ноги, прося прощения?
      Этого ему делать не хотелось.
      Тогда - что? Уйти самому? Обратно в общежитие? К Спартаку? Это было бы самое лучшее из всех вариантов, но... Но отныне и навсегда - Нэля его жена и он не имеет права отказываться от нее и доставлять ей горе. Отныне они навеки неразделимы. И потому Митя, хотя и медленно, но продвигался вперед, ничего пока не решив, кроме того, что он - в ответе за Нэлю, свою жену.
      Трофим Глебович, накрученный с утра, был разозлен митиным опозданием и потому вопреки своей установке - быть тихим и спокойным, - встретил будущего зятя резко: а-а, герой! Мог бы и не припоздняться, я-то во время, хотя мои дела и твои... - тут Трофим замолчал, потому что увидел сверкнувший гневом взгляд дочери.
      ... Сейчас, подумал он, начнется скандал и чем он закончится неизвестно...
      Дрогнуло у Трофима ретивое.
      Митя пробормотал: извините, Трофим Глебович, поезд в метро стоял минут десять.
      Нэля при полном дальнейшем молчании подала на стол. И беспрекословно ушла, когда Митенька-муж вдруг суховато, но с затаенной нежностью сказал ей: Нэлечка, извини, но нам с Трофимом Глебовичем надо поговорить вдвоем.
      И Трофим вдруг размяк - ему подумалось: любит. Может, и вправду у них получится?.. Но уж больно мозглеват этот Митька! Ах, ты, беда какая!
      Он вспомнил слова жены, когда они уже с чемоданами выходили из их киевской квартиры: смотри, Троня ( жена так его называла), не прозевай Нэличку!
      И он раздраженно кинул в ответ: да брось ты, кликуша нашлась!
      Но это скорее было не против жениных слов, а против нее самой - белой расплывшейся бабы с редким перманентом и необъятной задницей, про такую говорят - как стул. Трофим любил худеньких и быстрых,- такие находились.
      Они сидели за чаем и молчали, пока Трофим Глебович предавался мрачным мыслям, а Митя собирался с духом, чтобы произнести честный монолог об их с Нэлей судьбе и жизни. Но монолог пока не давался, а папа окончательно решил, что все у них наверное, уже совершилось и теперь надо следить, чтобы этот заморыш не исчез со своим зашарпанным чемоданом, кто его знает!
      ... Ладно уж, горестно подумал папа, пусть поживут, а через годик Нэлька сама его раскусит и не вспомнит, как звали...
      - Ну, рассказывай, Дмитрий, что тут у вас происходило, чем, как говорится, жили-не тужили.
      Если Нэля считала, что молчанием добьешься большего, чем словами, то Митя, - наоборот, - верил в силу слова и теперь раскрыл папе, что они с Нэлей уже фактически муж и жена...
      С будущим тестем Митя обязан быть честным.
      Закончил Митя следующим пассажем: Трофим Глебович, поверьте, я люблю Нэлю и она любит меня. Я люблю ее давно ( Митя как-то
      вдруг уверился в этом) и прошу вас ее руки...
      Митя остановился, вспотел и никак не мог решить - вставать ему или нет?.. Он продолжал сидеть и чувствовал, что совершает неловкость, грешит против хорошего тона, как сказала бы бабушка. И катастрофически покраснел.
      Но Трофим не заметил этих терзаний и рефлексий, он воспринял только слова Мити - и его достойное поведение.
      С души свалился камень, не камень - скала: муж - это муж, а не проживающий на их площади молодой человек...
      Теперь надо было решать с другим.
      - А как институт? - спросил Трофим Глебович.
      - Что? Нормально...- Митя удивился вопросу, потому что Нэля еще не сообщила ему о своем решении.
      - Она же его бросить собралась. Приемы тут для твоих почитателей устраивать, дура, - не выдержал все-таки Трофим.
      - Бросить? Она мне ничего не говорила, - так же удивленно протянул Митя, а Трофим подумал: ну и дурак ты, парень. Она из тебя веревки будет вить, но это и неплохо...
      Вслух же он сказал: "Короче, женитесь, раз уж приперло, куда денешься. Но институт бросить - ни-ни! Ты учишься и она. Живете здесь, никаких съемных хат. Баловства, пьяни, гулянок не потерплю. Выгоню. Будешь плохо учиться - выгоню". - Все это Трофим говорил не грозно, но веско и как-то оскорбительно, - будто он, Митя, паршивая приблудная собака!..
      Как бы он хотел сейчас встать и уйти, уведя с собой Нэлю! Но пока ему было некуда ее уводить и можно было только гневно мечтать о таком времени.
      Трофим недаром слыл умелым руководителем, он заметил, что Митя расстроился и понял, что несколько перегнул и тут же сменил тон на дружеский...
      - Давай, - сказал Трофим простецки,- Дмитрий (Митя радовался, что папа не знает его настоящего нелюбимого имени...), позовем
      мою и твою Нэльку и выпьем, у меня заветная бутылочка есть - виски шотландское, настоящее.
      Потом они сидели втроем, благостные и довольные друг другом. Этому способствовала волшебница и чародейка, искусница и баловница, заключенная в красивую бутылку, - но не все ли равно, какая бутылка и что там налито, главное - градус!..
      А Нэля, пока они беседовали вдвоем, наделала салатов и поджареных хлебцев с сыром и зеленью, доказывая, какая она хорошая хозяйка.
      Папа, подпив, вроде бы даже полюбил Митю и скептически обозрев его лучший костюм, написал какую-то бумажку в первую секцию ГУМа, где одевались родственники больших людей, и сказал, что к свадьбе Митя будет одет и красиво и дешево.
      Митя попробовал было отказаться из чувства собственного достоинства, но Нэля широко раскрыла глаза: Митя, ты же мой муж и папин зять!..
      И папа подхватил тут же: и это, Дмитрий, накладывает на тебя некоторые обязанности - быть хорошо, но скромно одетым. Хорошо себя вести. Любить жену и Советскую власть. И подрасти! - Уже заржал в конце папа, выдав свой свод законов.
      На последнее Митя подобиделся и заявил, что Наполеон был маленького роста, но на голову выше всех своих высоченных генералов и жена его, Жозефина, была на голову выше Бонапарте, но это ничего не значило, и вообще, Митя собирается расти, но совсем в другом смысле...
      - Вот это правильно! - грохнул по столу кулаком захмелевший папа, ты, давай, учись на пять, а там не волнуйся, подможем!
      Нэля блестящими от счастья глазами смотрела то на одного, то на другого и кивала головкой.
      А папа летел на крыльях чародейки-волшебницы.
      - Я ведь тоже, Дмитрий,- шептал он Мите, подмигивая глазом на Нэлю, не очень-то, чтобы баба ученой была. Пусть пироги печет и выглядит, как пава-королева... Но Нэлька не девка, а целое Министерство! Голо-ва-а! Ей учиться надо. Окончить институт честь-по чести, а там видно будет, может в загранку махнете... Ты язык-то учи как следует! - Вдруг сурово приказал папа и Митя ответил: я и учу, - а сам хватал под столом коленки Нэли, изнемогая от острого желания быть с ней.
      Нэля сбросила его руку, и - умница! - взяла чайник и пошла на кухню. Тут же вскочил и Митя, пробормотав, что идет в туалет, но папа уже сильно захмелел и сидел, пригорюнившись и не замечая, что комната опустела.
      Митя, догнав Нэлю у кухни, отнял у нее чайник, поставил на пол и тут же, у двери кухни, яростно овладел ею и Нэля не возражала, а вполне была довольна и даже помогала ему, став гибкой и пружинистой, и нисколько не стесняясь того, что стоит она совсем не в эстетической позе, выставив для Митиных забав свой кругленький задок и держась руками за ручку двери.
      Они уже ничего и никого не боялись - с сегодняшнего вечера, с благословения папы они стали мужем и женой.
      Свадьбу сыграли тихую, хотя папа хотел пир на весь мир, но Нэля была беременна и чувствовала себя плохо - ее тошнило с утра до вечера и она почти все первое время беременности лежала.
      Даже любимому Митечке теперь от нее не доставалось ничего - она не хотела.
      Митя написал маме и бабушке, сообщил, что женился, немного рассказал, как и где живет и извинился, что на свадьбу не пригласил. Но решено было отпраздновать, когда родится первенец - вот тогда, скопом, за все и отгулять.
      От мамы и бабушки долго не было ответа, а потом пришло письмо, - как всегда от мамы, с бабушкиной припиской.
      Мама, конечно, рыдала и писала о том, что Митя сделал все слишком рано и что сразу ребенок... - этого мама даже предста
      вить не может, потому что сам Митя - еще ребенок...
      Письмо было горестное, сумбурное и ни слова о Нэле, жене Мити, все о нем и о нем: сетования и ахи...
      Бабушкина приписка была даже суховата. Она поздравила Митю и Нэлю, написала, что, конечно, рановато, но она так и думала...
      И в конце бабушка вдруг вскользь заметила, что Мите не следовало уезжать в Москву.
      Вот такое письмо получил Митя и расстроился. Чем-то письмо его растревожило и он даже не стал показывать его Нэле, сказав, что там одни поздравления.
      Немного прошло времени, как Митя стал папой. У них с Нэлей родился сын, которого они с обоюдного согласия назвали Дмитрий, второй Митя. Нэля, естественно, бросила институт и тут уж никто не возражал - маленький ребенок, кормежка, то и се...
      На гражданские "крестины" приехала митина мама ( бабушка сказалась старой и слабой, а на самом деле впала уже в такой период жизни, когда даже личная жизнь ее любимого внука становится менее интересной, чем то, что приблудный котенок научился писать в унитаз...) и мама Нэли.
      Кумы были настолько разными, что никак не находилось хоть что-то, что их бы объединяло. Даже общий внук вызывал разные эмоции.
      Митина мама заплакала, когда увидела лежащего в колясочке крошечного человечка - СЫНА ЕЕ МАЛЕНЬКОГО МИТЕЧКИ!
      Она не могла поверить в то, что ее мальчик сделал вот этого мальчика, и плакала, плакала, как над дорогим покойником...
      Даже Митя раздраженно сказал: мама, хватит, перестань же, в конце концов, неловко как-то...
      - Да? - Безнадежно переспросила мама, - я больше не буду. И ушла в комнату, которую ей предоставили.
      А нэлина мама, толстая, белая и большая ( в противоположность митиной...) была слишком активной: суетилась над ребенком, с нэлиными грудями, чтобы не начался мастит, поругивала папу за пьянство, Митю за то, что болтается под ногами и ничем не помогает и т. д.
      Она стала главным человеком в доме и все просто мечтали, когда же она уедет в свой Киев.
      Мама настаивала, чтобы Митя позвонил тетке Кире.
      Митя не стал возражать и подумал, что, может быть, и стоит таким образом хоть формально помириться с теткой.
      Но из дома почему-то звонить не хотелось, где царила пронырливая теща, которая все замечала, отмечала и становилась все более недовольной (ей не нравился ни Митя, ни его мама... Хотя кто ей нравился? Если подумать, то и никто ), и он пошел на улицу позвонить из автомата.
      Войдя в промозглую будку, учуяв туалетный запах, Митя взял трубку и набрал номер... но тут же нажал на рычажок.
      Мгновенно застучало сердце, вспотели руки и он явственно ощутил себя в теткиной квартире, в ТОМ времени, и из какого-то уголка памяти выплыла Елена Николаевна со своими голубыми блестящими глазами и пышными формами.
      Он вспомнил и такси и соитие их рук на холодном дерматине сиденья и усмехнулся. Над своими дикими мечтами, желаниями и ощущениями тогда. Как это было далеко! Теперь он - мужчина и знает, ЧТО ЭТО ТАКОЕ!.. Он подумал в этом плане об Елене и что-то дрогнуло в нем... Захотел ли он ее? Он не понял, но ощутил одно - сейчас встреть он Елену Николаевну, он знал бы, как себя вести и куда пойти с ней и что с ней сделать... И эти мысли ужаснули его: значит, он вполне может изменить своей, - как он думал, - любимой жене Нэле? Вот так запросто? Он ощутил даже возбуждение, которое относилось к его воспоминаниям, но никак не к Нэле.
      Митя не стал звонить тетке, сказав маме, что Кира уехала в командировку на полгода.
      Мама совсем загрустила и собралась уезжать.
      Ее особо и не задерживали. Теща, так та не скрывала своей радости, она считала, что митина мама может сглазить их счастье, настроить Митю против жены и семьи, и вообще,- не было в мире человека, которого теща не подозревала бы в различнейших гадствах и подлостях.
      Митя проводил маму на вокзал, они поцеловались отрешенно и вдруг оба заплакали и сразу же каждый постарался с этим справиться.
      Какой тоненькой стала ниточка, соединявшая их!
      Потом он долго бродил по городу, - не хотелось идти домой.
      Он вдруг ощутил возраст. Казалось бы, - смешно, восемнадцать лет... Но в эти годы он стал и мужем, и отцом, и долг ответственности настиг его. Отныне он - глава семьи.
      И это так поразило его и ударило, что он понял, - надо срочно выпить, развеять эту непомерную тяжесть, внезапно осознанную им.
      Разве он хотел этого? Разве он хотел стать отцом? Нисколько! Он просто захотел стать мужчиной, скорее испытать все на себе - и вот, что из этого вышло.
      На "своем" бульваре он зашел в "деревяшку", так местные алканы называли павильон Пиво-Воды, и где главным действом было - пить водку, в стоячку. Стульев не полагалось.
      Там было как всегда многолюдно и свободное место было только рядом с человеком в черных очках...
      ... Слепой, с радостью подумал Митя. Слепой, - значит, не станет лезть в душу и не будет настырно глазеть и требовать внимания.
      Митя, как и полагалось, взял стакан водки, кружку пива и салат ( такого количества разного алкоголя он еще не потреблял).
      Глядя на мутный, плохо отмытый стакан с прозрачной жидкостью он опять подумал о сыне и посчитал, что должен сейчас выпить за него,- это как-то снимет греховность митиных мыслей.
      Пока Митя ничего не чувствовал к своему сыну, тем более, что день ото дня тот становился похож даже не на Нэлю, а на ее папу и ничего митиного не было в нем.
      Выпитый почти залпом стакан водки привел его в короткий зверский шок. Мите показалось, что он вот тут, на заплеванном полу деревяшки умрет, скрючившись от ужаса и боли.
      Но он не умер, а наоборот - через минуту почувствовал, как блаженное тепло разлилось по телу и мир вдруг заиграл ярчайшими красками. Радужным стал мир и веселым.
      Митя со слезами счастья улыбнулся слепому и за один раз проглотил салат, показавшийся ему восхитительным. Он уже готов был бежать домой, валиться с Нэлей в постель и гулькать как голубь над колыбелью сына, - в такое он пришел состояние.
      Но тут раздался голос слепого: похоронил?
      Сказал это слепой утверждающе.
      - Ага, - радостно ответил Митя, посчитав, что возражать слепому нельзя. - Ну и порядок, - охотно и с удовлетворением откликнулся слепой.
      И вдруг Митя в своей безудержной эйфории схватил узластую руку слепого и стал ее благодарно трясти, на что слепой забормотал недовольно: ну ты чего, чего?..
      Но на Митю удержу не было. Он завопил: давайте с вами выпьем, у меня сын родился!
      Слепой поднял брови, вроде бы удивясь, но тут же снова утвердил: все равно, похоронил. Молодую свою жись. - И добавил, - возьми мне двести.
      Митя помчался к стойке, взял себе пятьдесят, слепому двести грамм водки и пошел к столу, предвкушая хорошую философскую беседу...
      Но слепой приказал: вали отседа. Домой. Не люблю в канпании пить. Иди, я сказал.
      Митя не посмел ослушаться и даже не стал пить свои пятьдесят, придвинул стакан к руке слепого. И ушел.
      Дома его уже нетерпеливо ждали, и когда он вошел нетвердой походкой, папа хотел взреветь, Нэля остановила его жестом и увела Митю в спальню.
      Там она устроила ему тихий, но основательный скандал. Выходило, что у Мити задатки пьяницы, что его мало интересует семья, что, наверное, зря они сразу завели ребенка, лучше было бы сделать аборт и Нэле продолжить учебу, а там... Там посмотреть, смогут ли они составить настоящую семейную пару, Нэля в этом сейчас вовсе не уверена. Митя услышал из этого только - аборт и вскинулся: как? Ты могла бы убить Митеньку?
      Это пронзило его ужасом и почему-то вспомнился слепой с его "похоронил"...
      Нэля сама испугалась того, что сказала и истерично зарыдала, но тут Митя знал, как действовать, он задрал ей платьице, снял трусики и свершил то, что вершат все мужчины, успокаивая женщин. Истерика прекратилась. Все забыто. Только жажда тел занимала их.
      Митеньке был месяц, а Нэля снова забеременела.
      Узнав об этом, она долго втихомолку рыдала и пришла к решению, что надо делать аборт, а после предохраняться, ЛЮБОВНИК ИЗ ПРОВИНЦИИ
      (Страсти и долги)
      Роман в двух частях
      ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. СТРАСТИ.
      На эти две фотографии, висевшие у них дома на стене в большой комнате, с детских лет любил смотреть Митя. А, если уж точно, то и не Митя Дмитрий, а Вадим. Митей упорно называла его с первого дня бабушка. За ней потянулись и другие, и мальчик стал Митей для всех, рожденный в 1950 году в красивом южном городе.
      Фотографии эти разительно отличались всем: бумагой, качеством и, главное, - персонажами. Это были отец и дед Мити. На одной, в металлической тонкой рамочке, на желтовато-глянцевом плотном картоне, на фоне колонн и пальм, на гнутом венском стуле сидел, заложив ногу на ногу и сцепив на колене тонкие нервные руки, небольшой господин с бородкой - эспаньолкой, как тогда называли, - Митин дед. Он сидел так напряженно и нервно, и узкие глаза его были столь пронзительны, что чудилось, - у этого человека каждая минута на счету, и заскочил он к фотографу, господину Пиляцкину на секунду, дабы оставить свой нынешний облик, так и рвущийся куда-то с этого картона, - своим близким.
      На втором фото - с унылым серым фоном, сидел за столом, чуть перекосившись, в затертом пиджачке и галстуке-веревочке, добрый и мягкий по виду молодой мужчина с близоруко прищуренными глазами. Это был Саша Кодовской, Митин папа. Маленький Митя смотрел на них и не мог сказать, кто же ему больше нравится? Конечно, дед был красивее, - блестел глянцевый картон, золотой обрез, металлическая рамка и дедов острый хищный взгляд. Но в серенькой фотографии отца было что-то такое, что вызывало щекот в носу и глазах, желание пожалеть отца и прижаться лицом к его пиджачку... Но, вы, сделать это было невозможно, - обоих не было на этом свете, спросить же, кто лучше, - у мамы или бабушки, - Митя стеснялся.
      Но однажды бабушка, застав Митю перед этими фото, сказал: "Дед был великолепный человек. Деловой, энергичный и удачливый. И к тому же дипломат. Не то, что... - Она не продолжила, но Митя понял, про кого бабушка хотела сказать. И мама услышала, что сказала бабушка. И рассердилась.
      -Конечно, если с утра до вечера нахваливать папу (деда Мити), то мальчик забудет об отце! - Сказала мама обиженно. - А дед вечно что-то придумывал, авантюрничал и прогорал! Ты сама мне об этом рассказывала!
      -Неправда, не всегда, - гордо ответила бабушка, - дело с авиаторами у него было роскошное! И мы все лето провели а Италии. Мама нервно ответила:
      -Подумаешь, ваша Италия! Меня еще на свете не было и мне нечего помнить! И. Обернувшись к Мите, прикрикнула: "Митя! Иди гуляй! Вечно ты толчешься там, где взрослые разговаривают!
      А бабушка, блестя, как дед глазами, насмешничала: "конечно, что такое Италия! Чепуха! Вот комнатенка в коммуналке - это высшее достижение. Но извини, я больше не буду портить ребенка, - и выплыла из комнаты как парусник, готовый к абордажу.
      Когда бабушка вышла, мама сказала Мите:
      -Твой дедушка был замечательный человек, но у него были свои слабости и недостатки... Когда вырастешь, если захочешь узнать и понять, - узнаешь и поймешь. А бабушка в тот же день сообщила Мите, что его отец был человеком прекраснейшей души и обожал его, Митю. И маму Мити. Но ему не повезло... В чем не повезло папе Митя знал: отец умер, когда Мите был год. У него открылся застарелый туберкулез. О его ранней смерти говорили с печалью и до сих пор мама плакала, когда вспоминала его. А вот о том. Что произошло с дедом, не говорили никогда. Как будто он взял вдруг и исчез.
      И все-таки Митя выбрал первым номером деда. И потому, чтобы не обидеть отца, любил его больше. А о деде бабушка нет-нет да и рассказывала внуку. О городах, где они с ним бывали, - городах с необыкновенными названиями: Париж, Ницца, Вена... Там у деда были какие-то миссии... Что это "миссия"? - спрашивал Митя и бабушка не объясняла, а начинала ворчать: " я старая, не помню, все перезабыла..." Но однажды на его приставания сердито ответила: "Дед был дипломатом и финансистом. У него в знакомых был - целый мир. И везде он мог достать деньги... Митя не унимался: "Он был разведчик? Да, бабушка?"
      -Господь с тобой! - Испугалась она. - Он занимался заемами. Ладно, хватит, ты мне надоел со своими расспросами!
      - И ты с ним ездила? - не унимался Митя.
      - Ездила! - Уже раздраженно ответила бабушка.
      - А потом? - Тихо спросил Митя.
      - Потом я уехала...
      - И никогда его не увидела? - Вдруг прозренчески угадал митя.
      - Никогда... - Ответила бабушка и вышла из комнаты.
      Мама Мити преподавала в школе французский язык, который знала с детства. Они с бабушкой дома часто переходили на французский и Митя, ничего не понимая, обижался. И как-то попросил бабушку научить его. Так, придя в первый класс, он свободно болтал по-французски. Учился хорошо, играючи, не просиживая за уроками дни. А, став постарше, заимел мечту, которая брала истоки из бабушкиных недомолвных разговоров о своем муже, Митином деде: он хотел стать Министром иностранных дел, ни много, ни мало. Иначе не стоит жить. О мечте своей скоро рассказал и бабушке и маме, - он был открытым мальчиком. Мама возмутилась и сказала бабушке:
      - Ты знаешь, о чем мечтает твой внук?
      Бабушка кивнула.
      - Что это за мечта? Понимаю - героем, физиком, хирургом, - горячилась мама, - а то Министром!
      - Не вижу в этом ничего плохого, - заявила бабушка.
      - А я вижу! - Возбудилась еще больше мама. - Ему надо думать, как стать порядочным человеком и хорошим гражданином! Вот - главное! А он... -Мама чуть не плакала.
      Митя удивился ее такой реакции и решил больше на тему своего будущего не говорить. Но о своей мечте сказал кому-то в школе, и пошла гулять молва , которая не напугала директора, когда докатилась до него, а обрадовала. Венценосная Митина идея попала в десятку. Последнее время эта лучшая школа в городе выдавала лишь среднеарифметических граждан. И тут явился мальчик со своей блестящей идеей стать одним из первых! И Митю стали лелеять.