Ведь я за вами внимательно наблюдал! И понял, что вам нужно. Но сначала пройдя весь угнетающе скучный и безинтересный путь здесь, который вы с честью прошли...
      В.В. с улыбкой, хитро посмотрел на Митю и сказал: и все равно, вы ухитрялись успевать быть тореро, дуэлянтом,- да, именно так! - любителем и любимцем женщин! Это-то и замечательно. Это важно.
      В.В. занялся своей потухшей сигарой - раскуривая ее, попыхивая, подпаливая зажигалкой...
      А Митя тускло смотрел на него и думал пришедшее внезапно: поздно. Дорогой мой В.В, - поздно! Вы слишком долго держали меня в рассоле и я помягчел, как неправильно изготовленный овощ. Меня нельзя употреблять, я сдох, прокис. На вид - крепок и хорош, - все как надо: зеленые пупырышки, гладкий бочок, - настоянного цвета, а тронь... Ах, В.В.! ПОЗДНО.
      ... Мне кажется, что я уже не смогу скользить по жизни как лис,
      кривляться как обезьяна, рыскать как серый волчара... У меня исчезает жажда славы, я перестаю быть авантюристом и мне скоро захочется, чтобы я умер не от пули, а от, к примеру, грыжи, в своей постели, на глубокой старости лет, окруженный детьми, простившими меня, и - ничего не знающими внуками...
      В.В. разобрался со своей сигарой, взглянул на Митю.
      И натолкнулся на тусклый потухший взгляд смертельно уставшего человека.
      В.В. испугался и пронзительный звон тревоги наполнил его голову.
      - Что с вами, Митя? - Спросил он совсем неофициально, как заботливый отец, - вам плохо?
      Митя встрепенулся, собрал все свои силы и обаяние и сказал: что вы, В.В.! Никогда! Я подумал о том, что вначале мне будет грустновато...
      И Митя улыбнулся своей обезоруживающей мальчишеской улыбкой, которая сделала его лицо прежним, митиным, - тех давних уже лет.
      У В.В. отлегло от сердца, но он все же сказал: конечно, я понимаю, ходить сейчас в присутствие ужасно, неинтересно, скучно. Поболейте. Чуть-чуть. Гриппом... Посидите дома со своей очаровательной Нэлечкой.
      В.В. даже в лице изменился, - так он досадовал на этого упорного Г.Г., который и слышать не хотел никаких возражений: пусть еще посидит, прошипел - прошелестел он и никто ему не посмел возразить.
      В.В. снова посмотрел на Митю. Тот сидел, глядя куда-то то ли вдаль, то ли вглубь, и неясная улыбка освещала его лицо.
      И В.В. успокоенно подумал: во время. Не поздно. В самый раз. Митя стал мужчиной.
      А Митя, хлипкий на вид, но никогда не болевший, и в самом деле заболевал. И не понимал - чем. Вдруг, среди дня на него наползала, наваливалась тоска. Она давила и жала, голова становилась пустой и гулкой. Поиздевавшись, тоска убиралась и сменяя ее, влетала тревога со своими бубнами, танцами, тряской. И тогда из глуби выныривало то словечко: ПОЗДНО.
      И Митя не знал, что делать.
      Он пил какие-то патентованные средства, транквилизаторы, - потихоньку от Нэли, чтобы она зря не волновалась. Они на корот
      кое время помогали, но потом все приходило в той же последовательности.
      Он боролся.
      Всеми возможными средствами, уже сам, без лекарств. Стал болтливым и шутником. Потому что, когда он говорил, ТЕ притихали... Но не будешь же все время нести чушь, - вон и Нэля стала посматривать на него с боязливым интересом.
      Тоска и тревога, побесившись и разрушив его устоявшийся было мир, как налетали внезапно, так внезапно и исчезали, а он оставался, опустошенный, мокрый от пота, без сил и мыслей. Но все равно группировался для следующего их удара, - сжимался, гнал этих гостий внутренним с ними пренебрежительным монологом, уверяя, что силен и ему нечего и некого бояться. Боялся он только
      воспоминаний...
      Митя похудел и стал похож на себя прежнего, только глаза его выдавали: странно опустошенные, как бы покрытые пеленой тягучей тоски.
      Он заказал себе притемненные очки и стал ходить в очках. Так было легче.
      Нэля переполошилась: что с тобой? Ты, что? Слепнешь?
      - Да нет, - смеялся он, - интересничаю. Применяюсь к новой обстановке. Как тут говорят - меняю имидж.
      Нэля успокоилась, а В.В., увидев его в очках, одобрительно отметил: очень верно. Вам идут очки.
      Так шли дни, недели, месяцы, - в постоянной тревоге и борьбе. И когда однажды Митя, встав утром, подумал, что больше не выдер
      жит, - совершит что-то безумное, понял, что ИХ нет. Они, - и
      черная тоска, и сумасшедшая тревога, - ушли и кажется, навсегда.
      Он победил их.
      А днем позвонил В.В. и сообщил, что из Москвы прилетает "важная птица" и Митя во второй половине дня завтра должен придти на прием к той "птице".
      До этого может заниматься, чем хочет, - хоть бежать на свидание, засмеялся В.В. и уже серьезно добавил: отдохните, подумайте, как будете говорить с ним... Удачи. Я буду поблизости, так что - не волнуйтесь, Митя...
      Митя вдруг ощутил силу и радость. Все закончилось. Заканчивался этап его жизни, и тоска и тревога вполне объяснимы и естественны. И ничуть не поздно!
      Он почувствовал себя победителем, свободным ото всего и от всех.
      Нэля была уже значительно беременна и очень тяжело на этот раз носила, - это говорило о том, что будет девочка.
      О дочери Митя думал с восторгом.
      Счастливый день перемен выпал на буйную сказочную весеннюю погоду.
      Небо было голубым как глаза незнакомки, ветерки, ласковые и шаловливые, перелетали с малого листка на листок, - все в мире было гармоничным и прекрасным.
      Митя поднялся с настроением поющим и танцующим и только Нэля со своими заботами несколько омрачила его: надо было забрать из холодильника две ее шубы и обязательно купить всяческих химикатов для домашней чистки. Нэля не успевала.
      Митя рассчитал, что как раз после этих походов прямиком попадает к "важной птице", где и решится одномоментно поворот в его судьбе. Чтобы мотаться по нэлиным делам, не надо было официоза в одежде, - Митя накинул ветровку и джинсы и отправился.
      Когда он вышел, как говорят у нас в России, - за порог, то даже остановился, - так прямо и откровенно било в глаза солнце и воздух казался напоенным ароматами райских садов, хотя это был всего-навсего Нью-Йорк.
      Митя решил пройтись, - наверное, - в последний раз!
      Защемило сердце, сжалось, нашла какая-то неведомая туча и все померкло вокруг в предчувствии беды. Но он отогнал это ощущение,
      - уже умел.
      Первым делом он направился в бывшую лавку грека, - того нет, но может племянник напоит кофием и это как-то сгладит грусть.
      Лавка была закрыта и унылый краснорожий племянник подметал плитчатый тротуар перед ней. Видимо узнав Митю, племянник поднес руку к старой полисменской фуражке без эмблем, Митя ответил молчаливым поклоном и вдруг почувствовал свою загадочность, раздвоенность и, появившуюся внезапно, рысью настороженную повадку.
      Ветровку он скинул и повесил на плечо - жарить стало заметно.
      В заднем кармане джинсов ощутил какую-то тяжесть... - оказалось, нож-наваха. Когда он засунул сюда нож?.. Не упомнить.
      Однако присутствие навахи возбудило его и взбодрило.
      Еще вкрадчивее стала его походка, бледнело и юнело лицо с высокими скулами и раскосыми глазами, трепетали тонкие ноздри, будто предвосхищали добычу. А улицы вели его и кружили, и он отдался их хитросплетениям и тайным замыслам.
      Дома становились старее, беднее, вот промелькнуло варьете, где когда-то, - тысячелетие назад! - выступала стриптизерка Анна Шимон...
      Дальше пошло незнакомое. Митя шел, не торопясь, - у него была уйма времени до встречи с "птицей"
      А Нэля подождет, - он вполне может взять ее шубы завтра.
      Из подъезда, зазвенев стекляннометаллической дверью, вышла девочка лет пятнадцати. Та девочка из театра абсурдистов! - ка
      кой должна быть его дочь, которую он назовет - вопреки всем недовольным родственным шорохам - Джоан, или на русский манер,- Джанной.
      Прошло много лет, а девочка находилась все в том же возрасте
      - но это не удивило Митю, - девочка была та самая! Та же курчавая, будто резиновая толстая косичка на спине, то же белое крахмальное платье, шелестящее о смуглые тоненькие ножки.
      Она бесстрашно и открыто посмотрела на Митю круглыми черными глазами со стрельчатыми ресницами. На мочках ее ушей топорщились и цвели крахмальные хризантемы, а белые туфли как пленка обливали узкие ступни. Очаровательная крахмальная девочка-цветок с пружинистой косой на прямой узкой спинке. Митина дочь. Джоан.
      Митя пошел за ней, непроизвольно улыбаясь, а она изредка оборачивалась и строила смешные гримаски. Они как будто затеяли какую-то игру между собой...
      Девочка неожиданно исчезла за углом.
      Митя пропустил этот момент.
      Он помчался за угол, но там никого не было. Ему стало невыносимо грустно и он поклялся себе, что найдет эту девочку и спросит, как ее зовут. Это имя и станет именем его дочки, решил он.
      Эта улица оказалась тупиком. В конце его Митя увидел вывеску
      - "БАР" - и ступеньки, ведущие в подвал. Сюда она и зашла!
      Митя незамедлительно спустился по битым ступеням и очутился в подвальном кафе, чистом, пустом и обычном, даже обыденном, и
      ничуть не загадочном.
      За стойкой бара появился высокий худой человек, похожий скорее на пастора, чем на владельца увеселительного заведения.
      - Что будет угодно, сэр? - Спросил бармен постно.
      Митя заказал яичницу с беконом, - он уже проголодался, шастая по улицам, и портвейна. Хозяин принес все и вблизи совсем не казался таинственным переодевахой, а просто был, видно, унылым неудачником.
      Митя поел, выпил портвейна и почувствовал себя великолепно. Он снова подозвал хозяина, заказал еще портвейна и спросил,
      не его ли дочка прелестная юная чернушка, забежавшая сюда? Хозяин помрачнел и отрицательно покачал головой: у него нет
      детей и никто сюда не заходил, кроме господина. И ушел во внутренние помещения, а а смену ему вышел здоровый амбал с мрачной рожей и направился к Мите.
      Это становилось интересным!
      Амбал сказал довольно дружелюбно: сэр, кафе закрыто. Вам надо уходить.
      ... Та-ак! Они хотят спрятать от Мити девочку с черной косичкой!
      Не выйдет, господа! И Митя плотнее и вальяжнее расселся на стуле.
      Тогда амбал вынул из кармана ручищу с намотанной на пальцы и запястье цепью, - что могло являться и украшением и оружием.
      Митя схватился за задний карман.
      Сердце у него билось в горле и восторг заполнил все клетки и клеточки его органона.
      Парень заметил его движение и, близко продвинувшись к Мите, почти навис над ним.
      Митя совершенно трезво подумал, что, пожалуй, завтра или сегодня его хватятся дома и в миссии. Станут разыскивать и никто, ничего, никогда, - не узнает. А сам Митя будет лежать где-нибудь в черном блестящем мешке, - на дне ли Гудзона, в куче ли свезенного на свалку мусора...
      Но, как ни странно, это еще больше восхитило его уже пьяноватую и потому лихую и безответственную голову.
      Но парень не собирался его убивать, он только хотел выставить этого "факин" надоеду за дверь. Он сгреб Митю за воротник и поволок к выходу, но у двери ослабил хватку и Митя, собрав все свои силы ( в основном духовные, - он не терпел поражений и оскорблений), вывернулся, птицей взмыл на ближайший столик с кри
      ком - ОЛЕ! - и почему-то закричал амбалу по-испански: дубина.
      Глупый фонарный столб! Ты связываешься с тореро! Я сегодня гуляю! Вашу дыру я выбрал из-да девочки с косой! Она похожа на мою дочь!
      Парень неясно посмотрел на него и ушел во внутренний коридор. А Митя гордо сел на свое место и отпил добрый глоток портвей
      на. Инцидент с вышибалой необыкновенно поднял его тонус. Ему хотелось еще такого, а то и покруче. И женщин. Женщин зрительниц, восторженных женщин, которых нужно любить и которым можно позволить себя обожать.
      А день начал склоняться к своей середине. И кафе почти все время пустовало.
      Митя сидел, пил, и чего-то ждал. Хозяин не показывался. Девочка... была ли он? Или вовсе ее не было?...
      Один амбал стоял за стойкой и в который раз уже взглядывал на Митю. Тогда Митя, не выдерживая одиночества, крикнул ему: эй,
      посиди со мной!
      Парень молча присел за столик.
      Митя налил в бокалы портвейна и грустно сказал: что за дела? Посидеть, выпить не с кем. А у меня такой день. Я завтра улетаю на родину, в Испанию. У меня последний вечер здесь и неужели нельзя отнестись ко мне по-доброму?
      Парень не отпил из бокала, а долго изучал Митю и сказал: ладно, посижу с тобой.
      На это Митя, поняв, что как-то чуток завоевал доверие парня, брякнул: послушай, пригласи ту девочку, что похожа на мою дочь.
      Я просто посмотрю на нее. Моя - очень далеко и я ее вряд ли увижу...
      Парень молча встал и ушел, а Митя стал нетерпеливо ждать.
      И вдруг из внутреннего коридора вышли все трое: еще более унылый хозяин, парень и крахмальная девочка, но без косы, с короткими кучерявыми волосами.
      Хозяин стал за стойку бара, а парень и девочка подсели к митиному столику.
      Парень, мрачно глядя на Митю сказал: я - Питер Боул, а это моя сестра Пег. И если ты станешь к ней приставать, то я оторву тебе башку, кто бы ты ни был, о,кей?
      Митя представился: Даймон. Барселона.
      Парень заржал: я сразу понял, что ты представляешься! У меня жена испанка и они говорят совсем по-другому. Думаешь, что девчонки клюнут на испанца! Но они теперь умные! Это в твоей
      юности были такие, сейчас их нет. Нынешним наплевать, кто ты,
      были бы денежки, понял?
      Митя вяло кивнул.
      ... Вот она, проверка на вшивость! Никто не верит, что он испанец, хотя говорит он бегло и с каталонским произношением... Дерьмо это все, если первый же дебил понял...
      Но вслух он сказал: я - испанец. Просто слишком долго здесь жил, была причина. Я убил трех быков и одного врага. Теперь я - везде и нигде. Но срок прошел и я возвращаюсь. А она так похожа на мою дочку, которую я давно оставил...
      Девочка повернулась к парню и сказала: мне его жалко...
      Парень пожал плечами: конечно, мужик врет, но вам, женщинам, такое нравится.
      И он тяжело поднялся из-за стола.
      Митя и Пег остались вдвоем. У нее была курчавая темнокоричневая головка, веснушки на щеках и носу и белая кожа. Забавная девчушка лет шестнадцати. Курила она по-мужски, умело и много.
      - Выпьешь? - Спросил Митя, отходя от своего упадочного состояния, и становясь самим собой.
      - Выпью, - ответила она, с любопытством разглядывая Митю.
      - Тебя зовут Пег? - Спросил снова Митя, которому совсем не нравилось это имя, а он дал себе слово, что назовет дочку именем этой девочки.
      Та расхохоталась: вовсе нет! Меня зовут Кончита, Конча.
      - И он тебе не брат? - Вдруг по наитию спросил Митя.
      - Нет! - Взвизгнула девочка, радуясь как ребенок этой игре в угадайки.
      - И ты здесь работаешь. - Захотел определить ее статус Митя, чтобы знать, как вести себя с ней.
      - Нет! - снова взвизгнула она. И вдруг сказала: а ты старый?.. Митя поежился: вот так вопросы задают ему юные существа! А
      ведь сегодня утром он выглядел много моложе, чем обычно.
      И он спросил: а как ты думаешь?
      - Я думаю, что старый, раз у тебя такая дочка, как я... - ответила она, вглядываясь ему в лицо.
      - А на вид?
      - И на вид, - ответила она весело, - ты похож на студента со старым лицом.
      ... Вот и пришло то, чего он так боялся!.. Что, казалось, минует его почему-то...
      - Я тебе не нравлюсь?
      - Мне тебя жалко, - снова сказала Конча-Пег.
      - Почему? - Горестно удивился Митя.
      - Не знаю. Ты наверное болен. Или у тебя никого нет.
      Митя поразился простоте и прямоте диагноза, но не стал сдаваться. Это было не в его природе. Он лукаво, как только мог, улыбнулся Конче и, подняв бокал, сказал: давай выпьем. Я завтра
      улетаю отсюда навсегда, а сегодня хочу нравится тебе.
      Девочка засмеялась немного смущенно, пригубила вино, но не отпила и поставила бокал на стол.
      - Ты мне понравился с самого начала. Я подсматривала за тобой.
      И даже заплакала, - ты был такой одинокий.
      Она сказала это вовсе не грустно, а Митя чувствовал себя неуютно, все более и более.
      Этот подросток, его "дочка", своим тоненьким пальчиком надавила на больные места.
      А Конча меж тем, болтала: Оскар хотел тебя выкинуть. Я не разрешила. Он назвал тебя липучкой, а я говорила, что ты хороший. Они потом поверили и, видишь, выпустили меня.
      - Кто они? - спросил Митя, ошеломленный этой искренностью.
      - Оскар и отец.
      - Мрачный хозяин - твой отец? - Уточнил Митя.
      Конча обиделась: он не мрачный. Он болен. У него язва. А Оскар - мой кузен.
      - Ты наверное учишься в школе? - Обреченно спросил Митя.
      - Конечно! - Воскликнула Конча, - и она мне так надоела! Мама у меня умерла давно и папа меня воспитывает и воспитывает, но не умеет это делать. А твоя дочка, - вдруг прервала она сама себя,
      - она правда похожа на меня? - Нет, - устало сказал Митя, - у меня вообще нет дочери (он забыл про Анну...), у меня два маленьких сына и я не испанец, а русский. Только ты не говори отцу и Оскару сейчас. Потом, когда я уйду. - Ты уйдешь? - спросила Конча огорченно, - но мне с тобой весело. Я тоже пойду с тобой. Я не была знакома ни с одним русским... - Ну, вот теперь знакома, - усмехнулся Митя и предложил: давай выпьем еще? На прощание, о,кей? - Давай, - отозвалась покорно Конча, хотя не выпила ни глотка, просто так было удобнее - как будто бы... Тоже детская игра. - А как тебя зовут? - Спросила она с интересом. - Только правду. - Дмитрий, Митя, - назвался он. - О, как трудно,
      - протянула Конча, - подожди, Ми-ить-я, я сама возьму вино, хорошее, испанское, настоящее.
      Она побежала куда-то в коридор и вышла с пакетом и в курточке. Подошла к стойке и что-то сказала отцу, он ответил, она расс
      меялась, поцеловала его в щеку и отошла к Мите.
      - Пойдем, - сказал она, потянув его за руку, - мне разрешили.
      Они вышли из кафе.
      Пока Митя сидел в кафе, настала ночь. Не ночь, конечно, в собственном смысле, - тьма пала на город Нью-Йорк и Митя впервые за сегодня ощутил дрожь, взглянув на светящийся циферблат. ... Боже! Ему думалось, что впереди - уйма времени, а оказалось, что все оно - позади.
      Семь вечера и в присутствии уже никого не должно быть.
      ... А что если кинуться туда? Оставить Кончу на улице, переговорить с "птицей" и вернутся к ней?..
      Он чуть не рассмеялся. К кому он придет? Там уже звон по всем округам. И Нэля знает, что он пропал. И В.В. И "птица"...
      Он погиб. И из-за чего? Не из-за чего. Просто так.
      Рядом шла Кончита, которая молчала непривычно, она почувствовала мрак, идущий от него.
      За ними наверняка тащится этот Оскар и стоит Мите только ближе подойти к девочке, как Оскар убьет его и прощай не скажет.
      Он повернулся к ней и коснулся губами ее ароматной щечки.
      - Прощай, ласточка... - сказал он, - я - погиб. Вспоминай меня иногда. Может, мне будет там легче...
      - Где? - Тихо и испуганно спросила она.
      Уголки рта ее опустились, придавая личику взрослость.
      - Там, - ответил неопределенно Митя, зная, где это ТАМ. В Москве. Без работы. С семьей с женой и тремя детьми... Да нет. Скорее так: без жены и без детей...
      Конча вдруг схватила его за куртку и прижалась губами к его губам.
      Он хотел сказать: не надо... Но человек слаб, а Митя тем более и они стали целоваться с Кончей как безумные, стоя на нью-йоркской улице.
      Когда они оторвались друг от друга, Митя заметил, что прошло еще сорок минут и никакого Оскара вблизи нет...
      ... Уехать с ней в какую-нибудь гостиницу? И провести свою последнюю ночь в объятиях этой девочки. Он уже не был уверен, что она - девочка. Она поедет с ним, он это знал.
      Но порыв прошел и накатила страшная, неимоверная усталость и начал подкрадываться ужас содеянного. Он встряхнул головой, отво
      дя наваждение. Нет. Нельзя. Будь хотя бы один раз честным человеком.
      - Прощай, Кончита. Я люблю тебя. - Сказал он, погладив ее по мягким пружинящим волосам. - Я тебя буду помнить.
      - Я тоже, - ответила она, - а ты приедешь хоть когда-нибудь?
      - Обязательно, Конча, любовь моя... - ответил он совершенно искренне, зная, что не раз в своих мечтах ТАМ он будет возвращаться на эту улицу, к Конче. То, что между ними не произошло главного, томительно отзывалось в нем своей незавершенностью и он чувствовал, что именно это не даст ему забыть ее. - Уходи. - Сказал он,
      - иначе мы не расстанемся. Уходи.
      Она послушно отошла от него и пошла, опустив голову, медленно, но упорно. Вот уже скрылась за углом. Нет ее...
      А впереди Нэля с криками. В.В...
      Ужас охватил его.
      Митя открыл дверь в квартиру и сразу увидел Нэлю. Она сидела на их роскошном белом кожаном диване, - маленькая, с большим животом, в домашнем халате, бледная синюшной бледностью.
      - Вот и он, - с усмешкой сказала она кому-то, повернув голову, - я же говорила, что он жив. С ним случаются другие вещи.
      Митя медленно вошел в гостиную.
      Там, куда обращалась Нэля, сидел В.В., как всегда, с иголочки одетый, причесанный волосок к волоску, но с обездоленным лицом,
      - с этим выражением он, видимо, не смог справиться.
      - А мне все твердят, - счастливица, - сказала она ядовито, - вот, посмотрите, какая счастливица.
      Она подошла к Мите, колышась своим животом, и сказала, как плюнула, даже брызги долетели до его лица: дрянь.
      И ушла в спальню.
      Митя молча сел напротив В.В. за журнальный столик.
      На нем стояли бокалы с коктейлями и фрукты. Значит, несмотря ни на что, Нэля "принимала" В.В.
      - Что с вами, Митя? - Спросил В.В. упавшим до шепота голосом.
      ... Да, ведь это он, Митя, подвел и предал не только себя, он кинул самого В.В. и может быть, больше, чем себя.
      - Не знаю, - ответил Митя горько, - я и правда, не знаю... Простите...
      - Я не стану распекать вас, - сказал В.В. все тем же голосом, - вы сам знаете, что содеяли.
      Он помолчал, ожидая хоть звука от Мити, но Митя как онемел.
      - Я не понимаю... - сказал В.В., - Неужели у вас нет совсем чувства меры, опасности, ответственности, наконец?.. Но все еще пока поправимо, и это зависит от меня. Но вы должны мне все
      рассказать. Все, понимаете? Чтобы я мог ориентироваться, как говорится, в пространстве.
      В.В. все же решил видимо как-то попытаться спасти хотя бы себя...
      Митя помедлив, ответил, - простите, Виктор Венедиктович, но я вам ничего не расскажу. Я сам не разобрался ни в чем. Может, со мной ничего не происходило, а может, очень важное... Клянусь, я не знаю. И возможно, не узнаю никогда. Что же я вам расскажу?..
      Митя устало смотрел на него.
      Теперь, когда кончилась неизвестность, будто глыба свалилась с его плеч и ничто не казалось страшным впереди.
      А у В.В. волосы шевелились на голове и озноб бежал по телу, охватывая обручем голову, которая начинала пульсировать и безобразно болеть. Он подумал, что Митя сошел с ума, но по лицу его этого не скажешь... Болен? Нервный срыв?.. Мите нужен отдых. Глубокий отдых. И все постепенно наладится... Так он успокаивал себя, понимая, что все - зря, зря...
      Вслух он сказал, - Вадим Александрович, приведите себя в порядок, развейте настроение Нинэли Трофимовны. И приходите ко мне. Я всю ночь буду работать, так что в любое время. И если
      можно, приведите в порядок ваши впечатления и... приключения. Я
      должен все знать. Вы меня понимаете? Я всегда прикрывал вас, говорил, что находил нужным. Прикрою и сейчас. Но я должен все знать. Нельзя же так вот, ни за что, - положить свою жизнь на рельсы... И не только свою...
      - Виктор Венедиктович, - сказал Митя чуть ли не умоляюще, - простите меня, я вас ужасно, отвратительно подвел. Я поступил как подонок. Но я никуда не хочу ехать. Я никакой не тореро. Это мура. И не смогу быть им.
      - Ну, конечно, кто говорит! - Почти закричал В.В., хватающийся за малейшую возможность общности, - Это же иносказание!..
      - Нет, В.В.! - Тоже закричал Митя, - вы же понимаете о чем я говорю! Я - ненадега. Зачем вы ставили на меня?..
      В.В. сник.
      - Вы не правы, Митя, - прошептал он, - и правы. Как всегда. Надо было делать все гораздо раньше. Поздно. Вы состарились, Митя. Вы не тот король-олень, каким были. Вы ничего не можете. Или вообще ничего не делать. Я - старый дурак. Стал им. Я верил в свои дурацкие мечты... Вы казались мне...
      Он замолчал безнадежно.
      Молчал и Митя.
      В.В. встал. Подобравшийся, официальный, суховатый. Начальник.
      - Вадим Александрович, наверно, я не буду препятствовать посы
      лу определения в Москву. Видимо, это действительно будет лучше и для вас, и для меня. Вас оставят в Москве, дадут какое-то место, верю, что проступок ваш не так страшен, хотя вы и не хотите мне рассказать... Но это ваши проблемы. Вы... - В.В. замолчал, видимо не находя нужным что-либо продолжать.
      Эти внезапные холодность и официозная сухость заставили его сказать: простите. Спасибо вам за все...
      В.В. пожал плечами и ушел.
      Митя лег на диване и стал было проваливаться в сон-бред, как вошла Нэля и спросила: а где мои шубы? Подарил какой-нибудь шлюхе?
      Он разозлился: она не смела так с ним разговаривать раньше... И потом откуда эти - "шлюхи"?..
      Вытащил из кармана оставшиеся от "гулянья" деньги, и молча отдал ей.
      Она зарыдала в голос и Мите стало невыносимо жаль ее.
      С огромным животом, маленькая, бледная, плачущая!.. О, Боже, что он сделал с веселенькой крепенькой девочкой Нэлей? Почти всегда беременная, всегда обманутая своим мужем и не знающая еще, что сегодня Митя испортил ей окончательно жизнь.
      Испортил глупо и бездарно.
      Она шла в спальню, переваливаясь и всхлипывая.
      Ее стриженый затылочек, будто у маленькой девочки, вызывал горькую жалость.
      Митя вскинулся с дивана, подошел к ней, взял сзади за локти и прижался головой к ее шее. Она зарыдала еще громче.
      - Нэля, милая, прости меня, прости. Я сделаю все, чтобы ты была счастлива.
      Она рыдала навзрыд, и плечики ее вздрагивали.
      Митя понял, что к нему пришло решение. И не сейчас. Раньше. Когда в двери исчезла фигура В.В.
      Он пойдет к В.В. Он расскажет ему все с самого начала. Как он, Митя, вышел в серебряное утро, как шел по кривой, странной для Нью-Йорка улочке, а впереди удалялась девочка в белом крахмальном платье...
      Он будет рассказывать, как раздеваться: все, вплоть до белья,
      - нате, смотрите, я разделся. Не погубите голого несмышленого земного человека... С его мелкими страстями и проступками?..
      В.В. поймет, что Митя наг и сир и сделает вид, что все как должно, что эта странная беседа в полночь, на самом деле - бесе
      да близких людей, друзей...
      И все закончится благополучно, как всегда у него было.
      В.В. действительно не спал. Но Митю уже не ждал. Однако принял, не обрадовавшись его.
      Ибо, придя домой, в свою одинокую холостяцкую квартиру, В.В. вдруг смертельно обиделся на Митю, до боли, до слез, до ненавис
      ти.
      Возможно на него повлияла обстановка митиного дома: беременная милая, униженная Митей Нэля, дом - полная чаша... Что здесь, что в Союзе. Двое премилых детей и прекрасный тесть.
      А эта мразь (так обозвал Митю В.В. В.В.! Который любил его. Митя уж если пакостил, то всем, и в первую голову - себе, чего
      уж тут скрывать!) плюет на все и всех и делает, что захочет его
      левая нога ( не нога, поправил себя В.В., а кое-что иное...) и
      не считается ни с кем. И уверен, что все ему сойдет с рук. На
      этот раз - не сойдет! Пусть даже сам В.В. полетит в тар-тарары.
      В эти минуты раздался звонок в дверь.
      Перед дверью стоял Митя, бледный до зелени, с подозрительно красными глазами и набрякшими веками.
      ... Плакал? спросил себя В.В., но тут же приказал себе не рассиропливаться в очередной раз, какую бы интермедию не разыграл Митечка. Хватит! В.В. дал Мите шанс два часа назад, тот его взять не захотел.
      Вот теперь пусть кушает, что сам приготовил.
      Митя спросил хрипло: В.В., вы меня впустите?
      - Конечно, конечно, - спохватился В.В. и отодвинулся от дверного прохода.
      Митя и прошел в гостиную.
      В.В. спросил: выпить?
      Митя кивнул.
      В.В. налил ему джина, и как полагается: тоник, лед.
      Он, в конце концов, хозяин, к нему пришли, - и здесь не должно быть различий: враг, друг или нечто среднее. Служба приучила, загранка, "выпить? Кофе?"
      В.В. смотрел на Митю, пока тот жадно пил джин как воду, и обида не проходила, а калилась и накалялась как кузнечная наковальня в работе.
      ... Щенок, сопляк, думал В.В., он думает, что пришел ко мне и
      все о,кей? И старая тряпка В.В. растает от такого доверия и утром будет вылезать из своей потрепанной шкуры, чтобы спасти несравненного Митечку?
      Митя поднял голову, а В.В. опустил свою.
      Он не хотел, чтобы Митя увидел, разглядел его обиду. Слишком жирно для мальчишки.
      А Мите сразу же стало трудно. Ему нужны были глаза, неважно с каким выражением, - чтобы они смотрели на него.
      Митя ждал, что В.В. хотя бы что-то скажет: обругает, посетует, попеняет...
      Но ничего этого не было и Митя задницей почувствовал,- прокол, конец. Но он же пришел к В.В.! Что, теперь встать и уйти?..
      Нет уж, сиди, раз пришел и делай, что собрался.
      Митя, сжавшись в кулак, заговорил.
      Он начал с самого утра. Но то, что он говорил, выглядело или враньем или пошлятиной, самой по себе - ничего не значащей, но многое говорящей о самом Мите.
      Фактов-то было нуль с дыркой, кроме прощания с Кончей...
      Но это, может опустить?..
      ... Нет, драгоценный, рассказывать, - так уж все. Косноязычно и