Она сидела после передачи у Лели и они говорили о Мите. Сначала Вера не знала, - говорить или нет Леле о митином
      звонке или решить проблему самой... А то получается, что она без Лели шагу не делает!..
      Пораздумав, поняла, что может быть, она и осилит решение, но после будет жалеть, что надо было сделать как раз наоборот. Все-таки, со стороны виднее, тем более, с лелиной.
      В лелиной доброжелательности Вера была уверена.
      И сказала, как обухом по голове: Митя прибыл. Вчера звонил на телевидение, наверное, увидел...
      Леля покраснела и сердце куда-то укатилось.
      ... Старая дура! ругала она себя, когда ты успокоишься! Прошла
      куча лет, а ты все дрожишь при его имени!..
      - Ты меня сразила, - сказала она, - у меня эти все годы было такое ощущение, что Митя - уже легенда и никто никогда его больше не увидит...
      Вера откликнулась сразу же, - Леля, ты верно сказала, у меня такое же ощущение...
      - Ладно, - сказала уже твердым голосом Леля, - это все лирика, давай-ка спустимся на грешную землю. Что ты хочешь? Вернее, так: что в первую секунду ты подумала?
      - В первую?.. - переспросила Вера, - Не хочу! Не хочу, чтобы он приезжал, не хочу видеть, не хочу обманываться, не хочу, чтобы он знал о сыне, - ничего с ним не хочу.
      - А спать? - Спросила Леля неожиданно.
      - Хочу. - Сказала Вера откровенно. - Это единственное, что я с ним хочу. Но отдельно ото всего. А так не бывает...
      - Вот именно, так не бывает... - вздохнула Леля. - Знаешь, мне кажется, ты не должна делать никаких движений. То есть, - не звонить самой и стараться не бывать дома. Они наверняка уедут отдыхать
      У Веры неприятно скребнуло внутри: ОНИ с женой уедут отдыхать, а как иначе? Поедут к родителям... И на недельку в Москву...
      Тут он ей и позвонит! Налетит и все напортит и наломает.
      А она останется, и будет потихоньку, - а может и нет! - снова латать дыры на шкурке и устанавливать в прежнем режиме сердце...
      Леля заметила, как блеснули глаза Веры, - не слезами, нет! Злостью.
      - Ты разозлилась, я вижу.- Сказала она. - Злость нехорошее чувство, но она вполне понятна. Из-за одного-двух безумных свиданий у тебя
      опять что-то начнется, возродится... Стоит ли? Жену, мне кажется,
      он никогда не оставит.
      - То есть, даже вопроса нет: он женат, а любит... - Вера усмехнулась, - на данном отрезке времени - меня. Нет, скажем так: ЛЮБИЛ. А сейчас хочет со мной переспать. И если бы я была в себе уверена, то переспала бы с ним... А так... Я ведь размазня и он
      - мой первый мужчина и первая любовь.
      - Тебе повезло... - тихо откликнулась Леля.
      - Нет, дорогая, наоборот! - не повезло! - с раздражения ответила Вера, - был бы у меня какой-нибудь нормальный мужик, я бы горя не знала! А так? И Мишка, и Витя мне не нужны, потому что они не такие!
      - Зато ты узнала истинную страсть и любовь, - опять тихо сказала Леля, - это дается не каждой, дорогая.
      - Оставим лирику! - Все еще повышенным тоном сказала Вера. - Я так и не поняла, что же ты мне советуешь?
      - Что я могу тебе советовать? Я бы побежала... Но это я. Тебе, - не стоит, повторяю... О Митечке, - вот уж это точно! - говорить нельзя. Митя человек сверхэмоциональный и начнется такое! А
      потом... Он как всегда, быстро угаснет. И тогда у тебя начнется ТАКОЕ!.. Так мне кажется. А просто переспать, - можно... Только я долго бы не давалась. Пряталась. Пусть бы поискал. Хотя некогда ему это будет делать, - заметила Леля.
      - Вот именно, - горячо поддержала Вера, - вот именно - некогда!
      А я не хочу валяться с ним в постели раз в три года, а потом оказываться в полном вакууме! Или все, или пусть - ничего!
      - Как хочешь, - ответила Леля, - или как судьба положит... Но о Митечке - ни слова.
      Митя проснулся не рано и почувствовал, что выспался и со здоровьем все в порядке.
      Нэля подала ему кофе в постель, смешливо сердито сказав, что вот, наверное, он нарочно заболел, чтобы за ним ухаживали... На
      что Митя притянул ее к себе и они немножко потискались и повалялись.
      День был дождливый, серый, но Митя неожиданно ощутил прелесть мира... И так же неожиданно решил, что не станет больше звонить Вере! Это его обрадовало, потому что она сидела в нем как заноза, как больной зуб, как... Нечто непрестанно мучающее и не дающее о себе забыть. А тут - ничего! Класс!
      То есть утро в доме было безоблачным в противовес миру за окном. Нэля велела ему пропылесосить квартиру, ему этого не хотелось, но он пообещал, а пока, - оказалось, - у него кончились сигареты.
      Он же просил Нэлю положить несколько блоков, но она их вынула, заткнув на их место еще десяток кофточек-тряпочек...
      Он набросил старый плащ, прямо на свой домашний прикид - старый пуловер и драные джинсы,- и вышел под дождь.
      Промокнув сразу, он не почувствовал дискомфорта и медленно пошел домой, затягивая пребывание под дождем. Обогнув трамвай, вышел прямо к телефонной будке на углу их дома. И вдруг безумная, шальная мысль мелькнула и тут же превратилась в желание: позвонить Вере! Так, наобум. Поговорить, спросить, как она живет, и прав ли он, думая, что она вышла замуж и у нее ребенок.
      Двушка в плаще нашлась.
      Он набрал ее номер и она взяла трубку.
      Она узнала его, а у него бешено забило сердце. Как колокол. Он сказал: я тебе звонил на телевидение.
      - Я знаю, - ответила она, - мне передали. Наверное, увидел?
      - Да. Но я все равно бы позвонил, как-нибудь да разыскал. Я был на твоей старой квартире...
      Она помолчала, может быть, удивилась, что он и там побывал,
      - ну и как?
      - Они давно потеряли бумажку с твоим номером... Мне ваша строгая дама дала твой телефон. Я дал ей слово чести, что я не телепоклонник, а истинный.
      - Ты давно здесь? - спросила она.
      Они были здесь уже неделю, но Митя этого сообщать Вере не собирался: три дня, а что? Полагаешь, что я звоню тебе после месяца присутствия?
      - Все возможно, - ответила она. Вообще, она говорила холодно и спокойно, будто они уже виделись несколько раз и не очень хорошо. У нее есть причины говорить таким тоном, ведь прошло три года!
      - Ты замужем? - Задал наконец он самый мучающий его вопрос. Она ответила: нет.
      Все в нем вспыхнуло от внезапного счастья: ты свободна сейчас? спросил он.
      - Да, - ответила она просто.
      - Ты можешь встретиться со мной? Хочешь? - поправил себя он.
      - Могу.
      - Сейчас? - Он дрожал, боясь, что она что-нибудь придумает и откажет.
      - Но почему так срочно? Смотри, какой дождь... - чуть отказываясь, протянула она.
      - Дождь? Разве это помеха? - Усмехнулся он, - Сейчас. Хорошо?
      - Ну, хорошо, давай сейчас, - откликнулась она тем же спокойным голосом. - Только на улицу я не выйду - у нас льет, как из ведра...
      - Где это находится - "у вас"? - Спросил он.
      - На Чистых прудах... Приезжай ко мне, если уж так...
      - Да, так. - ответил он.
      Выбежав из будки он вспомнил, сколько у него денег в "малом" тайном бумажнике? - достаточно!- и стал ловить такси.
      Он не был похож на дипломата в отпуске, - старый плащ, волосы, всегда ухоженные, висели мокрыми прядями, на ногах сильно ношеные кроссовки ( в Союзе они выглядели писком моды, - их просто никто еще не видел), взгляд то ли пьяного, то ли безумного. Он им и был.
      Дом, в котором жила Вера, был респектабельным, постройки тридцатых, не для малых сих... Он поднялся на медленном лифте и на пятом этаже дрожащей рукой позвонил в квартиру.
      Вера открыла ему и рассмеялась. - На кого ты похож!
      Митя смутился. Он даже не пригладил волосы!
      А Вера была великолепна. Волосы ее, тщательно расчесанные, свободно лежали по плечам. Лицо было молодым, свежим, спокойным.
      Она стала подкрашиваться более интенсивно и ей это шло.
      И немного раздалась: плечи, грудь, бедра. Только талия осталась такой же тонкой.
      Митя с немым восторгом смотрел на нее.
      Она ввела его чуть не за руку в квартиру и сказала: снимай свое мокрое барахло. Он снял плащ, причесался.
      И через минуту перед ней стоял прежний Митя, только чуть постаревший, чуть погрузневший... Митя в начале излета. ... Как ужасно, что всем нам приходится стареть... подумала Вера, это не идет никому, но Мите особенно! Пока еще мало заметно, - пожалуй, только ее придирчивому неравнодушному глазу...
      - Идем в столовую, - сказал она, - я сегодня дома и потому у меня есть обед...
      - Я в таком виде, что только для кухни... - пошутил Митя, но как-то грустно.
      Он увидел, что квартира не огромная, но вполне приличная по метражу, двухкомнатная. Новая мебель...
      Они прошли в столовую. И Митя узнал толстое старое кресло, в котором он сиживал тогда у нее... И тут же в него угнездился.
      Вера рассмеялась: все в него садятся! Никто в современное не плюхается!
      ... Кто же эти "все"? Конечно, у нее кто-то был, а может, и
      есть?.. А что ты хотел? Чтобы она была тебе верна, как Ярославна? Стояла на башне, глядя в сторону Америки? Так было. Но ты не сумел сохранить. Она благожелательна и холодна, как снежок...
      Она спросила, не хочет ли он пообедать? Он ответил, что хочет выпить с ней и пусть она не скачет по квартире, а даст на себя посмотреть. Но она все же ушла на кухню.
      Митя внимательно оглядел комнату, пытаясь найти следы мужчины. Таких следов он пока не увидел, но вот дверь во вторую смежную комнату была закрыта плотно. Там - спальня. И возможно там - те самые улики...
      Митя горел от ревности. Он попросит показать ему квартиру! Вот он что сделает! Она не сможет ему отказать и возможно тогда он что-то и увидит...
      ... Ну и что? Спросил он себя, что ты сделаешь? Уйдешь? Не смеши! Ты не уйдешь, пока не добьешся постели, ведь так?.. Так, ответил он со вздохом.
      Пришла Вера, неся тарелочки с закусью и бутылку коньяка.
      - У тебя дома коньяк! - Со значением протянул он, - а для кого, если не секрет?
      - Ну, вот для тебя сегодня, - ответила она, нимало не смутясь. Чужая, решил вдруг Митя, и забрезжило, что с ней ничего не
      выйдет. Что-то в ней страшно изменилось!..
      Она присела против него в современное кресло в виде кулька и нежно, как-то совсем попрежнему сказала, - Митя, давай выпьем! Мне так хорошо сейчас с тобой.
      ... Но все равно не так! Не так она сказала! Не как к мужчине
      она обратилась, а как к мальчику, младшему братишке, которого
      любит по-родственному и давно не видела.
      - За тебя, - приподнял Митя рюмку, - за нас... Если можно?..
      - Отчего же нельзя? - улыбнулась она ( он возненавидел ее сегодняшнюю улыбку, - такую спокойную и лучезарную, - телевизионную),
      - Все можно, Митечка... - сказала она с какой-то странной интонацией, но снова приклеила улыбочку.
      - Ты стала другая, - Митя посмотрел ей прямо в глаза, - будто зритель в зале, на комедии...
      - Трагикомедии. - Ответила она, - И снова улыбнулась.
      ... Ах, гадкий мальчик! Тебе все хочется по живехонькому ходить! Чтобы все дышало и трепыхалось. С кровью и мясом чтобы. А у меня гемоглобин кончился! Придется иметь дело с тем, что есть. Посидим, поиграем в слова, подурачимся... А у Лели, совсем недалеко отсюда, играет твой сын Митечка, но ты об этом никогда не узнаешь!..
      - Мне кажется, - сказал Митя задумчиво, - что я и не был никогда с тобой...
      - Не знаю, - прищурилась Вера, - может, и не был.
      Митя обиделся. Он подумал вдруг, что уйдет сейчас и больше не увидится с этой шутихой-актрисой вместо нежной простой Веры, с которой можно было шепотом говорить только: любишь? Люблю... Как?.. Очень...
      Но не ушел, а постарался стать точно таким же, как она. И спросил, наливая в рюмки коньяк: Ну, расскажи, как ты жила без меня?
      - Ничего особенного я тебе не расскажу, - пожала она плечами, перешла на телевидение, пригласили... Сначала боялась глазка светящегося, а потом придумала, что там сидит всего один человек и ему я рассказываю...
      Она проговорила это будто заученный урок, и спохватилась: а ты? Как ты там жил?..
      - Ничего интересного тоже не расскажу. Работал и работал. - Митя переломил себя и нарочито стал не сильно симпатичным. - Машину поменял. Думаю, дачу строить...
      Он представил себя одним из тех парней, что из года в год жили и работали рядом с ним. Вероятно со своими женщинами, - не женами! - они рассказывают вот так запросто о своей семье, о том, что они для семьи делают... Потому что, - мухи - отдельно, котлеты - отдельно, и женщины те вряд ли обижаются, выслушивают эту информацию, ни на что не претендуя!..
      ... Но у них-то с Верой все по-другому! Было, мой милый, было.
      Не забывай этого. Он и не забывал и потому продолжал нести гнусноватую чушь.
      Вера весело-светски смотрела на него, а в душе копилась тоска.
      ... Неужели он стал таким?.. ТАКОГО она больше не примет, даже
      на обед. Таких она не выносит и с таким у нее не могло быть сына.
      Нет, он таким не стал. Не может стать! Митя не может настолько измениться. Значит играет пред ней? Значит, разгадал ее намерение быть отчужденной, - приятельницей, и с ним не ложиться.
      Но она не позволит ему разливаться соловьем о машинах и дачах, даже если это от обиды и злости - игра.
      Она сказала: как ты все-таки должен понимать, меня ни твоя машина, ни дача, ни что другое, к примеру, - штаны там купленные, ремонт унитаза... интересовать не могут. Если же тебе не о чем больше говорить, то черта ты пришел?
      Он вдруг сполз с кресла и упал головой ей в колени, шепча: прости, прости меня! Я - дрянь, я - ничтожество, я изменился и стал таким, как они там... Но я люблю тебя попрежнему... Нет! Больше прежнего. Мне необходимо было тебя увидеть, хотя бы увидеть!.. Вера... Мне ничего не нужно больше...
      Она почувствовала, что колени ее намокли. Митя плакал. Это она довела его. Но он же не знает, что рядом в доме Митечка!.. В ней говорит обида за сына! А Митя?.. Она любит его.
      Вера наклонилась и поцеловала его в волосы, пахнущие дождем и им, чем-то неуловимым, родным, - так же, как от ее, - нет! - ИХ! - сына.
      Ведь это - Митя! Ее страдание и мечта...
      Он поднял голову, в глазах его еще были слезы, и прошептал: мы дураки, да? Зачем мы портим себе такие редкие и такие прекрасные минуты свиданий?..
      Она наклонилась к нему, взяла его лицо в ладони и поцеловала в губы. Он закрыл глаза, а когда открыл, то только и сказал: я хочу быть с тобой... Сейчас.
      Она вскочила с кресла и стала быстро раздеваться. Лихорадочно. У нее тряслись руки. Она подумала, что надо пройти в спальню, но там стояла детская кровать, а в этом она тверда: он не должен знать.
      Митя тоже разделся и они припали друг к другу, как жаждущие к воде...
      Так потрясающе им еще не было.
      Вера стала истинной женщиной,
      сексуальной и чувственной, и Митя был на вершине наслаждения,
      впиваясь в ее лоно орудием любви, и в полном безумии - ртом, губами, ощущая его влажность и нежность...
      Один раз, в самом начале, Вера, в наивысший пик, дернулась и прошептала: не надо... Он в полузабытьи не понял, о чем она, а она больше не говорила этого и все шло, как и раньше.
      После всего, когда они лежали рядом бездыханные, он вспомнил ее слова и холод окатил его. Он приподнялся на локте, вгляделся в
      ее запрокинутое лицо, - как в пруд, темный и загадочный, и спросил: что-то было с тобой?..
      Она молчала. То ли не слышала, то ли не хотела отвечать. Тогда он настойчивее и с явной тревогой повторил: Вера, ответь
      мне, - что-то случилось с тобой... После меня?..
      Она открыла глаза. Взгляд ее был загадочен. Погладив его по лицу, сказала: было, значит - было... Не будем об этом.
      И потянулась к нему.
      Он понял так, что если что и было, то закончилось благополучно.
      ... Однако, подумал он, мне нужно быть осторожнее... Но он уже
      не был осторожным.
      Он сел на диване, закурил и подумал, что в сущности ничего не знает об этой женщине. Она исчезает ( или все-таки - он?..) на годы, чтобы возродиться на часы, давая ему ощущение вечности, юности и безбрежной любви...
      Митя встал и, накинув пуловер на плечи, подошел к окну. Внизу простирался бульвар, освещенный низкими лучами солнца, по аллее
      шла женщина с мальчиком. Женщина была полной и неторопливой, а
      мальчик, совсем еще небольшой, ковылял рядом с ней.
      И Митя вдруг, не думая, живя в этот момент любыми ассоциациями, сказал: как мой Терри шлепает...
      Вера откликнулась: пес?
      Митя вздрогнул, так резануло его это слово и он, повернувшись к ней, коротко ответил: сын.
      Вера села на диване, прикрываясь кофтой: у тебя второй? Или я ошиблась?
      - Нет, - ответил он, уже пугаясь того, что сказал. Боже! И что самое замечательное, - ведь он не любит Терри!.. И не любит Нэлю!
      Что-то надо было говорить или делать, но он превратился в глыбу льда, которую ни повернуть, ни покачнуть, ни заставить свалиться к ее ногам...
      - Сколько ему? - Спросила Вера самым обыденным тоном.
      ... Соврать? Но как? Что Терри месяц?.. И думая об этом, он тем
      не менее, честно ответил: два года... А это значило... И вдруг
      стал противен себе... Как и ей, наверное.
      Ничтожнейший тип с павианьими наклонностями. Он покраснел.
      А она, все так же сидя на диване и прикрываясь кофтой, спросила: похож на тебя?
      Митя с каким-то облегчением ответил: нет, пожалуй...
      - Ты его не любишь? - Допрашивала очень спокойно Вера.
      - Я его не терплю, - ответил Митя, вкладывая в ответ ненависть к себе.
      Она усмехнулась: а он тут причем? Ненавидеть надо себя... Если есть за что. А ребенок?..
      Она отвернулась.
      Какая же безумная жалость овладела Митей! Как он ее любил и жалел! Он готов был ради нее на все. Он прошептал ( они сегодня стали опять шептать друг другу): хочешь, я останусь у тебя?
      Веру охватила поздняя ненависть.
      Она разрывала ее на части! Так вот оно что! Низкий грязный гадостный мужичонка! Вот он кто, ее "Митя"!
      - Нет, - ответила она твердо, останавливая себя, чтобы не закричать и не выбросить его из дома сейчас же, - вот так, голого, раскрытого ей навстречу, с уже снова встающим членом.
      Мало ли еще кому, кроме нее и жены, запихивал он и запихивает!.. Риточке... Лельке! Дуры!!
      - Ты сейчас уйдешь.
      - Но почему, Вера? Почему? - Спрашивал он, понимая, что все кончено и он в этом виновен. И не потому, что сказал, а потому что делал так!
      - Потому. - Кинула она.
      Вскочила с дивана и стала одеваться как-то нагло открыто. Ему всегда нравилось смотреть на нее, когда она одевается, и
      прерывать это новой любовной атакой. Такая у них была сладостная игра.
      Теперь она одевалась как-то нагло, напоказ, наплевательски,
      - хотя видела, что он возбудился до кондиции.
      Она брезгливо глянула на его взбудораженную мужскую плоть и ему вдруг стало невыносимо стыдно и захотелось прикрыться рукой...
      - Что, ты думаешь, мне интересно на это смотреть? Оденься!
      - Вера, - он не шептал, в его голосе звенели боль, стыд, и что-то еще, ужасное и томящее, - Вера, но всего десять минут назад ты любила меня...
      И с ним случилось такое, чего он от себя не ожидал. Он пошел на нее как бык. И говорил: Вера, Вера, видишь как я хочу тебя! Пожалей меня...
      Он подошел к ней и ткнулся плотью ей в руку.
      Она в ужас шептала, отодвигаясь от него к дивану: ты что? Ты рехнулся? Убирайся!..
      А он почти насиловал ее, хватая все крепче за плечи и валя на спину. Каким-то усилием она вырвалась от него, растрепанная, красная, с широко раскрытыми глазами, в которых плескалось отвращение.
      Она отскочила к двери и закричала: не смей подходить ко мне! Ублюдок!
      Он внезапно пришел в себя. Что он натворил! Что с ним произошло!.. Может быть, он - сумасшедший? Маньяк? И что теперь можно сказать... Все в нем как бы умерло. И прекратилось возбуждение. Все.
      Он стал одеваться. В тишине было слышно, как тяжело, затравленно дышит Вера. Он ничего не соображал, - уйти в ванную хо
      тя бы, и чувствовал невыносимое унижение.
      Она, стоя настороженно у двери, не отводила от него глаз. Закурила и глядела, как неловко он натягивает трусы, носки, джинсы... Казалось, он совершает перед ней какое-то отвратительно неприличное действо. Так это выглядело.
      Он был одет, но еще медлил. Он ждал, что она хоть что-то скажет еще, закричит, унизит... На что можно будет ответить и как-то что-то объяснить... Что? Что объяснить?
      Но он медлил. А она вышла из комнаты в прихожую и открыла дверь на лестницу. Ему ничего не оставалось, - он вышел к ней.
      Тогда она вытолкнула его из квартиры.
      Он ринулся вниз, забыв о лифте. На улице стемнело. Снова лил дождь. И он вдруг понял, что стоит без плаща. Он забыл его ТАМ. Уйти?.. А дома? И так неизвестно, что там... Вернее, известно.
      Он вернулся и позвонил. Вера быстро открыла дверь.
      - Плащ... - только и сказал он.
      Она сорвала его с распялок и кинула ему.
      А он схватил ее руку, и не отпуская и целуя ее, говорил: прости, умоляю, прости меня... Если можешь... Я гадок... Но я так
      безумно люблю тебя.
      Она с силой вырвала руки и захлопнула дверь. А за дверью, прислонившись к косяку, зарыдала без слез.
      Митя ехал в такси, его бил озноб, голова горела, мысли были обрывочны.
      Он позвонил в свою дверь слабым звонком: сил не было совсем, голова кружилась, он еле стоял на ногах.
      Открыла дверь Нэля, за ней маячил тесть.
      Митя не удивился, что он здесь, отметил, что у Нэли перекошено лицо, красные, вспухшие глаза.
      Переступив через порог, Митя пошатнулся и упал как сноп на пол в холле.
      Он, соберясь, смог бы устоять на ногах, но - интуитивно или нет... наоборот расслабился.
      Нэля закричала: ты - пьян!
      Тесть подошел к нему.
      А ему так хорошо было лежать на полу, чувствуя под щекой мягкий ковер!..
      Они начали трясти его, он не подавал никаких признаков живости, а Нэля принюхалась и сказала неуверенно: вроде, не пахнет...
      Тесть повернул его голову лицом и крикнул: да ему плохо, посмотри, какой он зеленый! Потом ругаться будем.
      Его перетащили на кровать, раздели, он не сопротивлялся, и чувствовал все как в тумане. Почему-то навалилась тяжелая сонли
      вость и он не мог ее преодолеть.
      Пришел врач - у них внизу жил врач, которого всегда звали, если что-то срочное и тот не отказывал никогда.
      Митя слышал, как он говорил: стресс, нервное потрясение... Вчера плохо? Возможно осложнение...
      Сделал укол и Митя сразу как провалился.
      Очнулся он в еле брезживший рассвет и вспомнил все.
      Он потерял Веру. Но теперь не должен терять Нэлю.
      Митя застонал.
      Нэля сразу же откликнулась: Митя? Как ты? Что с тобой случилось?
      Он повернул голову к Нэле. Глаза у нее были вспухшие и красные, но выражение лица не злое, а встревоженное.
      Он сказал слабым голосом: Нэля, я не знаю... Я вышел за сигаретами... Вдруг захотелось пивка... Добежал до нашей пивнухи... Выпил кружку и потянуло в сон. Я пошел домой. Земля качается... Идти не могу... Сел на скамейку и... Ничего не помню... Очнулся на той же скамейке... Старик рядом стоит и меня трясет: молодой человек, вы живы? Я сказал, жив. Встал и наверное, час шел до дома... Все в тумане...
      - Это правда, Митя? - Спросила как-то беззащитно Нэля, - ты меня не обманываешь?
      Он слабо усмехнулся: а где я был в таком виде?.. Нэля! Ты с ума сошла... Я переутомился там, в Америке, я это почувствовал...
      Нэля поверила.
      Все так. И вид, и последнее время Митя был будто не в себе, эти еще гости...
      Не нужна им с Митей эта Америка! Хоть сейчас проси папу все отставить!
      Она сказала об этом. Митя благодарно посмотрел на нее и сказал: попроси... Надоело мне там, я больше не могу...
      Вот это было правдой.
      Нэля поговорила с папой.
      Она специально поехала к нему на Ленинский, чтобы наедине, спокойно убедить его, что они с Митей не могут больше там жить. В основном, - она. Митенька растет без родителей, при бабушке, теперь Трофимчик ( Нэля старалась не называть младшего при папе
      - Терри, - очень уж ему это собачье, как он говорил, имячко не нравится) на очереди.
      Все это она высказала папе, сидя у него за чаем с коньячком. Трофим Глебович слушал ее, кивал, вроде бы соглашаясь, а ког
      да она исчерпала свои аргументы, сказал.
      - Нинэль, - он всегда называл ее полным именем в серьезном разговоре, - я с тобой согласен. Лучше Родной страны нету. И понимаю, как вам там тяжело. Именно - тебе. Митька на работу бегает, кружечку-другую пивка после работы дернет, с парнями посидит, а у тебя что? И какая польза мальчонкам? Ну, Митенька английский знает, так он бы и так знал, потому что у него отцовская способность к языкам... А теперь сидит мальчишка в Киеве и украинский зубрит. Здесь, со мной, - ему нельзя, где он, где я?.. Ну, и так далее... Чего я буду перечислять тебе все "за" и "против"... Сама их получше моего знаешь. Но не в этом суть, дочка. А суть в том, что теперь твой Митька - в обойме. И если он оттуда вылетит, - ему крышка. Где он будет ошиваться? МИД - для него закрыт. Издательства с языком? Не знаю. Боюсь, что сведения уходят, куда надо и куда не надо, везде есть люди, которые в курсе всего.
      С Георгий Георгичем мне поговорить, - не штука... Я поговорю. А он мне скажет, что же ты, Трофим, не разглядел слабака? Чего ж ты за него ручался, как за себя? и Митьку твоего он враз схавает
      - жесткий мужик. Вот такой расклад, дочь, подумай... Если, конечно, ты его не любишь, разлюбила то есть, дело другое, - я поговорю, вы останетесь здесь, ты с ним разводишься и он может идти на все четыре стороны. Квартирку я ему, безусловно, устрою. Не шикарную, но жить можно... Как? Тебя такой вариант устраивает?
      Нэля качнула головой: нет, пап, не устраивает. Я люблю Митю. Хотя не могу сказать, что мне так уж с ним легко, но когда у нас любовь, то мне больше никого и ничего не надо. И двое детей, папа, ты не забывай! И еще... - Она смутилась, замялась, но все-таки сказала: мы хотим еще девочку...
      - Ну, вот, ты и ответила сама на свои вопросы и просьбы. - улыб
      нулся Трофим. - А насчет девочки... Это ваши дела. Ты знаешь,
      что Митьку прочат на трудное дело? И долгое. Возможно, там тебя
      с ним рядом не будет. А если будешь, то уж не с двумя или тремя
      детьми, для которых русский - родной язык... Поняла? Ты это знаешь?
      Нэля побледнела. Она догадывалась по недомолвкам В.В. Да и Митя ей туманно намекал на подобное. И даже сказал, что скоро...
      Но она думала, что они будут вместе, только без сыновей... С маленькой девочкой.
      Нэля еще не знала точно, но кажется она опять залетела.
      Еще подождать две недельки и тогда уж ясно - на сто процентов.
      - В общих чертах, - знаю... - ответила она отцу, - но я думала, что со мной...
      - Я постараюсь. Георгий мне многим обязан. Постараюсь, дочка... Но не сразу. Так что, - пустые твои просьбы, сама видишь. - Сказал Трофим и чуток нахмурившись, продолжил, - меня только тревожит, что Митька такой хлипкий. Так-то парень он оказался неплохой. Перебесился. Посолиднел, серьезный... А вот здоровьишком его Бог обделил. Ты уж за ним следи, Нинэль. Корми его витаминами, что ли? Вон он вчера какой пришел. Нервишки ни к черту, а может сердце... Вы в санаторий поедете, заставь его ко всем врачам сходить. Его и тут заставят, то есть он пройдет частую медрасческу, но и мы с тобой должны знать, поняла? - Поняла, папа,
      - сказала Нэля, прижавшись к отцовскому плечу головой, - ты у меня самый замечательный! Что бы я без тебя делала?..
      Трофим расстрогался. Его дочь, так же как и он, - не была сентиментальна, и отношения у них были хорошие и ровные без всяких сю-сю... Тем ему было приятнее, что она так сказала, тепло и искренне.
      А Нэля подумала, что ее папа во всем прав и ей еще было приятно, что он к Мите теперь относится хорошо. И насчет здоровья Мити он
      правильно ее предупредил: Митя в мужском плане - отменный. а вот
      с нервишками у него и вправду плоховато, и хлипковат он, - то грипп,
      то голова болит, то еще что-то... Надо за ним в санатории присмотреть:
      чтобы ел, фрукты, овощи, не пил, спать ложился во время, на солнце не
      перегорал... У нее трое детей - и все мужики и за всеми глаз...
      Особенно за Митей.
      Митя весь день пролежал в постели. Его давила апатия: нежелание двинуться, встать... Даже в туалет он выходил как старый старик, - волоча ноги и сгорбившись. Он и не думал никогда, что расставание с Верой на него так подействует. ТАКОЕ расставание.
      Когда его выгнали как паршивого пса. Хуже. В такую погоду,- есть пословица: добрый хозяин собаку не выпустит... Конечно, он повел себя как маньяк, но раньше, что, он вел себя по-другому? Так же налетал на нее, хватал, валил, где ни попадя... Нет, тут
      что-то другое.
      Вера стала для него далеким светом в оконце среди глухой тайги, куда ни доехать, ни добрести.
      И он мучался, - почти невыносимо.
      Пришла Нэля и рассказал ему о разговоре с папой.
      Он сначала чуть не зарыдал от бессильной злости, а потом подумал, что он - болван. Что бы он тут делал при таком раскладе, какой
      обрисовал папа? Ничего. Спился бы и сблядовался. И все рухнуло бы
      в одночасье и он бы остался, как та старуха у разбитого корыта, и тоже стариком.
      Нет! Рвать отсюда когти и забыть как всех звали! Он вспомнил, что не позвонил Рите и не узнал, как Анна... И не станет звонить. А если уж она привяжется, - покается Нэле... Она простит. Она-то простит, а другие? Жаба, к примеру?.. Ладно, позвонит он после курорта.
      Митя услышал нэлин голос: что пожалуй стоит поменять билет и лететь в Киев послезавтра... Он вскинулся на постели: нет! Я прилично себя
      чувствую! Меня тяготит Москва! Улетаем завтра!