Митя, убитый, молчал. И в тишине комнаты прозвучал лелин напряженный, звенящий и фальшивый голос: ах, Кира, Кира! Для такого юного человека я уже тетя. Но нет, Митечка, - все-таки Елена Николаевна.
      Митя наконец, попытался улыбнуться, постоял для вежливости чуток и удалился с книгой в теткину спальню: он был воспитанный мальчик и знал, что взрослым мешать не следует. Он считал, что очень ловко и во время освободил дам от своего нелепого присутствия. Совершенно не подозревая, что причиной прихода сегодня этой толстоватой дамы, теткиной подруги, был сам он.
      Кира была потрясена его невниманием.
      Она-то смотрела на Лелю и себя все ж таки другими глазами. Они молодые дамы, а он - будущий студент и дипломат - и
      должен соответствовать! Ему уже семнадцать, - надо уметь вести себя светски!
      И, вспыхнув, она крикнула в сторону спальни, - Митя! Немедленно приведи себя в порядок и выйди к нам!
      Митя побелел от унижения. Но мальчик он был послушный и начал переодеваться и причесываться, глотая соленые слезы.
      Вышел к дамам.
      Леля видела, что Кира просто не в себе, а мальчик расстроился, бедняжка. Она мельком глянула на Митю. Он причесал свои густые, золотисто коричневые волосы, надел перкалевую белую рубашку и даже галстук, который купил уже в Москве. И стал и вправду милым...
      Но настроение посидеть за чаем у Лели исчезло и она, светски улыбаясь сказала.
      - Меня заждалась моя семейка...
      И, обратившись к Мите прощебетала, - Митечка, сожалею, что две пожилые тетки испортили вам настроение, но будьте снисходи
      тельны к возрасту...
      Еще раз улыбнулась и исчезла.
      Когда она ушла, Кира приказала Мите: сядь. И выслушай меня.
      Митя сел, а Кира довольно долго изучала его, как портной изучает глазами кусок сукна, принесенный заказчиком не из шикарных. Кусок небольшой, а заказчик требовательный, и хоть не из больших богачей, но терять его портной не хочет, вот и сидит перед куском сукна, думая, выйдет фрачок или нет.
      Наконец, Кира заявила: ты не понравился Елене Николаевне.
      Митя понимал это и сам и потому заявление тетки не расстроило его, а разозлило. - Ну и что? - Спросил он нарочито вызывающе и даже грубо.
      Кира вспыхнула от митиной прикурочки: а то, что я с ее мнением очень считаюсь. Она - женщина с прекрасным вкусом.
      - Ну и что? - Почти высокомерно повторил Митя, изнемогая от неожиданного страдания и возникшей острой неприязни к тетке и ее толстухе. - Я говорю сейчас не о твоей внешности! - Закричала Кира, забыв или не зная, что перед нею юная нежная душа, которую раньше положенного времени лучше не терзать. - Я говорю о твоей невоспитанности! И ты собираешься сделать дипломатическую карьеру! Ты же не знаешь элементарных правил поведения в обществе (Кира сама их, эти правила, презирала, но тем не менее поучала)! Ты должен быть любезным, милым, дамы это ценят, а ты?
      Кира закурила. Она уже немного успокоилась и теперь чисто воспитывала Митю.
      - Через пять лет ты должен будешь стать человеком - комильфо. Не знаю, получится ли у тебя за эти пяти лет... Ты сейчас просто дошкольник, ничтожество. Как так? Мама - преподаватель... Твоя
      бабушка - великая аристократка... - тут Кира остановилась, почувствовав, что едет не туда... и пробурчала, - хорошо, что ты знаешь язык и играешь на пианино... Ты и стихи ведь пишешь?.. - спросила она уже доброжелательно - пар вышел, можно было расслабиться.
      Митя не ответил.
      Кира внимательно посмотрела на него и сказала: не хочешь - не отвечай. Но предупреждаю тебя: Елена Николаевна - мой истинный единственный друг, человек тончайшей души. Ты думаешь, я не знаю, что у тебя в голове? Подумаешь, мол, старые тетки, мне на вас наплевать... Ладно, не будем ссориться. Надеюсь, ты воспринял урок. - Заключила она, потрепала его по голове и ушла в свою спальню.
      Но в движении ее руки не было тепла.
      Теткина жесткая беседа возымела действие.
      Митя стал тщательно следить за своим внешним видом.
      Особо он обращал внимание на прическу и выражение лица. Про свои волосы он точно знал, что они хороши и потому с удовольствием предался возникшей моде на длинные волосы у мужчин, - не ходил к парикмахеру с тех пор, как в последний раз стригся в родном городе. А выражение лица он решил иметь надменное. Это придавало ему, - слишком юному, невысокому,- некую значительность и избавляло от лишних вопросов и знакомств, - так он считал, хотя нельзя сказать, чтобы кто-нибудь с ним жаждал познакомиться.
      Подошло время идти Мите в институт Международных отношений. Он тщательно причесался, надел свой лучший единственный кос
      тюм, даже немного капнул теткиными духами на волосы, выверил выражение лица и вышел на улицу.
      Часть пути он надумал проделать пешком, ибо, не признаваясь себе в этом, несколько дрейфил и решил проверить на прохожих впечатление от себя, - особенно на женщинах.
      Но, увы! Никто в Москве не хотел его замечать!
      И внезапно Мите захотелось уехать. К маме и бабушке, в родной теплый зеленый город! И ведь так просто это сделать! Вернуться сейчас к тетке, собрать чемодан, взять в долг из тех денег, что лежали в шкатулке, - она же сказала, что он может их брать!- написать ей записку, чтобы не прощаться,не видеть ее, и!..
      Митя точно знал, что мама вначале будет сердиться и кричать, а потом успокоится и тихо станет радоваться, а бабушка будет радоваться сразу. В его городе есть Пединститут и еще институты... ... И что дальше?..
      Откуда-то возник этот голос. Который все испортил.
      Митя понял, что путь избран и сойти с него он не имеет права.
      И как бы ему не хотелось сбежать, - этого не сделает.
      Так размышлял Митя, все замедляя и замедляя шаги с приближением института.
      Институт встретил его неприветливо. В стеклянных высоких дверях Митя невольно уступил дорогу двум высоченным и необыкновенно смазливым парням, которые, как показалось Мите, захохотали ему вслед. И в стекло двери он увидел себя... Лучше бы не видел!
      У стола секретарши приемной комиссии, девицы с истинно надменным лицом,- возможно, с таким выражением она и родилась,- стояла маленькая черноволосая девушка.
      Митя не знал, как себя вести: то ли стать в очередь за девушкой, то ли сесть в кресло у журнального столика... Пока он раздумывал, маленькая девушка вышла на улицу.
      Мите секретарша отбарабанила заученно, нисколько не удивившись его прекрасным документам, что собеседование будет через две недели, а консультация сегодня, через час.
      Митя поблагодарил надменную девицу и вышел из института.
      Все произошло так обыденно! Было почему-то горько и обидно. На улице он увидел черноволосую маленькую девушку, которая
      как бы ждала его. Она подошла и спросила: вы по конкурсу?
      На что Митя заявил, что он - медалист и направлен сюда по путевке. Девушка вроде бы осадила его: я - тоже. А когда у нас собеседование? Я не спросила.
      Митя ответил, что кажется через две недели...
      Его "кажется" девочке показалось, видимо, легкомысленным, потому что она посмотрела на него с осуждением. Она вообще была слишком серьезна для своего маленького роста и круглого личика.
      Круглые личики и маленькие фигурки в сознании нашем всегда сочетаются с веселостью натуры и улыбчивыми ямочками. Но здесь было не так.
      Маленький свой ротик девочка свела в узелок и озабоченно сказала, что узнает на консультации.
      Митя испугался, что первый встреченный на необитаемом острове живой организм - черненькая девочка - сейчас исчезнет и у него не будет ни одной, самой малой завязки с этим чопорным - и в общем-то - не внушившим ему радость учения - институтом. И он сказал, - давайте пройдемся по набережной? Час еще...
      Девочка поколебалась из своих каких-то соображений, но ответила положительно и они побрели к набережной.
      Во время гулянья девочка редко развязывала свой ротик-узелок, зато Митя разболтался. Ну, как же! Это был фактически первый его слушатель в Москве, тетка не в счет. Он рассказал о себе почти все, а девочка только и сказала, что ее зовут Нэля и они с папой живут на Грузинской.
      (О том, что ее папа работает в правительстве, что у них здесь
      пятикомнатная квартира, а в Киеве, откуда они родом и откуда недавно перевели сюда папу, осталась еще квартира и дача, и ее мама живет там... Нэля не сказала. И конечно, не сообщила Нэля, что Митя ей понравился, но она посчитала его "теленком", а значит требующим веревочки, и таковую Нэля собиралась надеть на тонкую митину шею.)
      Они посидели вдвоем на консультации и после Митя пригласил Нэлю в кино, - он был так благодарен ей за то, что она разделила его одиночество в общем-то в знаменательный день.
      В кино он угостил ее мороженым, был галантен, и отправился провожать.
      На своей улице Нэля вдруг разговорилась.
      Она призналась Мите, что так же, как и он, она - москвичка недавняя... Это ужасно обрадовало Митю - гораздо легче общаться с человеком, подобным тебе, а не со столичной штучкой, которая молчит и неизвестно, что о тебе думает.
      Девочка посмотрела на окна шестого этажа и сказала, что свет у них горит, значит папа дома.
      Митя подумал, что мамы у них, видимо, нет, но спросить посовестился.
      Нэля объяснила это сама. Оказалось, что мама есть, в Киеве, не хочет бросать дачу и квартиру, но очень скучает без них...
      Митя удивился всему этому и спросил: как же это?..
      Нэля решила вовсе добить парня: вот так. У нас и тут пятикомнатная квартира и там... Прямо, не знаем, что в них делать! У меня папа министр, - добавила она с гордостью.
      Митя, задрав голову, изучал окна, завешенные газетами, и мельком подумал, что согласился бы здесь побывать в гостях, чтобы увидеть, как живут министры... А может, когда-нибудь и позовет
      эта Нэля, подумал он довольно равнодушно.
      Черненькая Нэля не виделась ему предметом для обожания.
      Только в конце, когда Нэля собралась идти домой, Митя спросил номер телефона, - на всякий случай, - она назвала и подумала, что парень стеснительный, не нахал, как москвичи, - когда те узнавали о ее папе, тут-то и начинался облом и любовь до гроба. Все же, хотя она и не очень верила в такую скоропалительную любовь, у нее выросла сильная самоценность - не надо забывать, что ей тоже было всего семнадцать!
      Когда Митя пришел домой из первого своего наиважнейшего путешествия, тетка Кира была дома.
      После того, малоприятного для них обоих разговора, они друг с другом были не очень-то ловки: то слишком предупредительны, то стойко молчаливы. Но сейчас Митя был переполнен впечатлениями, на языке висели новости, и ему невмоготу было все держать в себе.
      Он вообще не был скрытным, все всегда рассказывал бабушке, реже маме, но ему и скрывать-то было нечего. И он не относился к тому многочисленному разряду подростков, которые скрывают от своих близких ВСЕ, считая их своим первейшими врагами.
      Кира спросила: где это ты так поздно прогуливаешься? И Митя, не услышав в голосе тетки насмешки или строгости, рассказал обо всем, что с ним произошло.
      Вообще-то дружба между племянником и теткой как-то стала глохнуть. Вернее она находилась в состоянии раздумья, - зацвести ей на этой малоприспособленной почве, или тихо, вовсе не безобразно, погибнуть, как гибнут на балконах нерадивцев цветы, при этом вроде бы и не теряя своей формы, - теряя лишь самое ЖИЗНЬ.
      Небезинтересно, что и дружба-любовь Киры с Лелей тоже подошла к какому-то перепутью. Кира вдруг стала суховата с подругой. А все потому, что элясь на Митю, Кира одновременно обижалась на Лелю, за то, что той не понравился Митя, хотя Леля об этом не говорила.
      Подходил кирин день рождения. Свои дни рождения они отмечали одинаково. Вдвоем. Сматывались с работы пораньше и шли обедать в кафе Националь, с его традициями по-старинке: белые скатерти на столах, старики - официанты, пальма в углу.
      Они кутили вдвоем целый вечер и были счастливы. Сюда формально приглашался и лелин Володька, но он каждый раз отговаривался чем-нибудь.
      И славно!
      После ресторана они шли пить чай к Кире, благо это было совсем рядом.
      Володька иной раз возбухал, говоря, что быть не может, чтобы две бабы без мужиков столько времени торчали в ресторане. Леля ничего не пыталась объяснять, а только напоминала о том, что мужчины собираются нередко без женщин и ничего, все жены только довольны, - хоть один день свободы в длинной веренице рабства.
      И вот подошел этот день и Леля нервничала. Если бы это был ЕЕ день, то она подошла бы к Кире и попрежнему сказала: ну, махнем в Националь ? Но теперь, как говорится, в эпоху кризиса, она не смела навязываться Кире...
      А Кира?.. Кира тоже уже хотела закрыть все эти проблемы. Одним махом. Она придумала такое! И потирала ручки от удовольствия.
      Кира решила позвать в Националь и Митю. Был повод: он поступил в институт и должен реабилитировать себя!
      И ее маленький племянник явно меняется. Он перестал надевать этот жуткий бордовый галстук, всегда хорошо причесан, держится прямо и как-то значительно улыбается, чуть-чуть, уголками губ. У него есть уже знакомая девочка, маленькая, как он рассказал, с
      ротиком-узелком и суровыми черными бровями. Девочку зовут, кажется, Нэля. Но Кира ее звать не собирается.
      ... Девочек нам не надо, - задуман менуэт с двумя истинными дамами. Но Леле она об этом заранее не скажет, это будет крошечная кирина месть.
      Леля, задумавшись, медленно шла к Националю. Ее удивляла не присущая Кире озорная сегодня веселость... Что-то придумала ее подруга?
      Так, в задумчивости, подошла Леля ко входу в Националь.
      Киры еще не было.
      Леля безотчетно смотрела в толпу, роящуюся у входа и так же безотчетно отметила чьи-то прекрасные волосы, выделяющиеся среди начесов и стрижек... Тяжелые, коричнево золотые, они лисьими хвостами сбегали на шею и блестели в лучах косого низкого солнца.
      ... Какая прелесть, подумала Леля и захотелось увидеть лицо...
      Воспоминание стукнуло неожиданно, но она не успела понять,- какое, потому что пошла на этот зов, - на необычайный блеск волос...
      Человек обернулся. И оказался Митей. Кириным провинциальным племянником.
      Леля до дурноты испугалась этого и видимо испуг как-то по-иному отразился на ее лице, потому что увидевший ее Митя
      взволнованно спросил: вам плохо, Елена Николаевна?
      - Ничего, Митечка, все прошло, ничего... - говорила Леля, а сама думала, что НЕ ДОЛЖНО быть у маленького племянника Киры таких волос! У маленьких провинциальных племянников должна быть стрижечка под бобрик, чтобы сквозь светлые, младенчески светлые волосики, просвечивали на розовой коже родинки, а лучше - шрамики от золотухи, перенесенной в раннем детстве! Волосики, как многажды пользованная зубная щеточка!..
      А Митя говорил, что ждет Киру, Леля же не переставала думать о нем, Мите. Когда он обернулся, ей открылось совершенство линий его лица, изысканная впадина виска, медленно и высокомерно перетекающая к темному изогнутому рту...
      Нет, НЕ ДОЛЖНО быть таким лицо маленького племянника из какой-то южной провинции!
      И голос!.. Тихий, гортанный, которым нужно говорить вовсе не то, что приходилось, а совсем иные слова... Правда, на месте был серый коверкотовый костюм и беленькая перкалевая сорочка.
      Леля, будто в забытьи, смотрела на это чудо, - с узкими неопределенного, орехового цвета глазами, вознесенные к вискам и желтоватой - цвета слоновой кости - гладкой, с тенями и блеском,
      - кожей.
      Митя видел, что Елена Николаевна разглядывает его как-то странно, и ужасно смущался и нервничал: конечно, он отвратительно одет, мал, ничтожен и эта женщина, столь ценимая его теткой, наверняка посмеивается над ним, примечая всякие его ошибки, а потом станет обсуждать их с теткой и та снова разозлится...
      Тогда и он стал смотреть на Елену Николаевну в упор, как бы бессловесно говоря, что и она не идеальна и он тоже может найти у нее недостатки...
      Тут пришла Кира и впервые за последнее время Митя обрадовался тетке. А она была розовая от быстрой ходьбы, хитрая и улыбающаяся. Как она задумала, так и получилось: эти двое встретились и пробыли какое-то время вместе!
      Она сразу заявила Мите, что сегодня - день ее рождения, но она специально не сказала ему об этом, чтобы он не бегал за подарком, как это у них ТАМ принято, и не покупал зряшней ерунды.
      Она нанесла чувствительный удар по митиному самолюбию и он твердо сказал себе, что больше сегодня ей не удастся так безнаказанно и нахально отшлепать его. И готов был уничтожить эту белую, довольную всем, пышную Елену Николаевну, которая молча наблюдала сцену еще одного митиного унижения. И еще одна немаловажная вещица угнетала его: сам сегодняшний вечер. Он интуитивно чуял, что должен быть на высоте. Именно за этим позвала его тетка Кира.
      Выдержит он этот экзамен, - хорошо. Нет... - все с ним ясно.
      Именно это пугало его и вконец портило настроение.
      Они подошли к лестнице, которая вела в зал ресторана и надо было как-то начинать соответствовать только-только врученной роли!
      Втроем подниматься по лестнице было невозможно, поэтому получилось, что Митя шел с Еленой Николаевной, пропустив ее несколько вперед (он твердо заучил, что женщин пропускают вперед, не знал, бедняжка, что в ресторане все наоборот!). Кира сзади
      них...
      Митя начал свой путь через чистилище, догадываетесь, куда? Правильно, - в ад.
      Он ничего не знал: должен ли он взять под локоть Елену Николаевну? Надо ли хоть что-то говорить во время восхождения (или совсем наоборот...)? И еще пришлось смотреть на себя и на нее в зеркало, которое появилось за поворотом, прямо перед ними!..
      Он с ужасом взглянул на Елену Николаевну и глаза ее, большие, круглые и голубые, не напугали, как давеча на улице, а успокоили, и он смог пройти мимо зеркала.
      А сама Леля, успокоив его, вся сжалась, съежилась, чтобы хоть как- то стать потоньше и помоложе.
      Кира их мучений не замечала. Она была довольна.
      В зале, от столиков, на них посмотрели, но без особого внимания, мало ли какого люда в любых сочетаниях ошивается по московским ресторанам вечерами?
      Но Мите и Леле показалось, что ВСЕ разглядывают их и еле удерживаются - пока! - от откровенного хохота.
      Оба они сразу, быстрее Киры, которая жила сегодня как бы в отдельном от них темпе, увидели свободный столик и с облегчением плюхнулись на стулья.
      Леля сразу же закурила, а Митя, потрясенный роскошью лепнины, лампионов, бархатных гардин на огромных окнах, рассматривал зал.
      Здесь, в этот час, было как в консерватории перед началом гала-концерта, - тишина, шепотки, шажки входящих...
      Царят благоговение, трепет и ожидание.
      Позже ресторан станет похож на самое себя.
      Подошел официант. Митю ударило в пот, а Кира вроде бы и не видела официанта, что-то рассказывая Леле. Официант был тертый и ничего замечательного от таких гостей, как эти две дамочки и мальчишка, не ждал.
      Физиономия у него была достаточно кислая и он нетерпеливо постукивал карандашиком по блокноту.
      Митя понял, что деваться ему некуда, - ни тетка не поможет, ни эта ее подруга... И он, прокашлявшись, сказал, поразив официанта в самую печенку: три порции зернистой икры, семгу, салат "Столичный"...
      И продолжал заявлять такой заказ, что у официанта глаза чуть не вывалились на его засаленный блокнотик. Ошибся он, старый
      ресторанный волк! - Не дамы это, а две старые потаскушки, а
      мальчишка - командировочный, которого они хомутнули! Мало ли кто
      как выглядит! И стал внимательно слушать сопляка.
      Скоро он, осчастливленный, мчался выполнять роскошный заказ, только почему-то с малым количеством спиртного. Вот тебе и маль
      чишка! а что спиртного мало, так может язвенник.
      А "язвенник" сидел лиловый от прилившей к лицу, казалось, всей крови организма, и вид у него был, не в пример официанту,
      несчастный.
      Кира разозлилась на идиотский митин заказ - по количеству и набору блюд, - но постаралась не культивировать это в себе, - решив посмотреть, что же дальше будет?
      Недовольна была и Леля, вернее, по-новому относясь к Мите, она огорчилась, что он выглядел и глупеньким, и нахальным. Ей не жаль было ни своих, ни кириных денег, но мальчик с тициановскими волосами не должен так беспардонно распоряжаться чужими деньгами! Мгновенно Митя стал для нее именно тем племянником, у которого волосики, как потертая зубная щетка. А жаль...
      Появился официант и припер полный поднос всяческой еды. Тетка ехидно заметила, что "Митя сегодня держит стол", но тем не менее с огромным удовольствием принялась за еду, - чего ей себя ограничивать? Ей же платить! Ну еще Лелька добавит...
      Леля что-то поклевывала, а Митя не ел вообще. И все они молчали.
      За столом назревала скука и Митя с ужасом пытался хоть что-то вспомнить, чтобы рассказать или хотя бы сказать о чем-то, но как всегда, в экстремальные минуты - голова была пуста и, если что и было в ней, - так это звон.
      Спасла положение Леля. Она вспомнила историю из свой юности про первый поход в ресторан. История была забавная, Кира посмеялась, Митя кое-как выдавил улыбку, но за столом произошла разрядка.
      Предоставленный самому себе, Митя стал исподтишка рассматривать обеих женщин.
      Кира напомнила ему попугая, с которым ходил по дворам у них в городе гадальщик. Попугай был розового цвета, нахохленный и страшно гордый. Но внимание свое Митя сосредоточил на Елене Николаевне.
      Он ощутил, что она своей мягкостью и своим спокойствием благотворно влияет на его безумную тетку, но вместе с тем она казалась ему немного странной, и ему захотелось постичь эту странность и потому он часто и воровато на нее посматривал.
      Ему она понравилась. Красиво одета (права тетка, говоря про ее высокий вкус!): синий костюм с глубоким вырезом, из которого поднимается высокая, белая, совсем не толстая шея, с маленькой головкой, - как бутон, - пышные вьющиеся стриженые волосы обрамляли ее спокойное мягкое лицо с круглыми яркими голубыми глазами и маленьким розовым ртом. Ее бедер не было видно и она казалась тоненькой - верх у нее был изящный и небольшой.
      Мите вдруг захотелось, чтобы эта женщина думала о нем хорошо. А что если они встретятся во дни митиного величия?.. Она - еще привлекательная дама, станет восторгаться его успехами... Он совершенно не представлял, сколько лет Елене Николаевне.
      Леля почувствовала его взгляд, и мельком глянув на Митю, увидела в глазах его почтительность и уважительную задумчивость.
      Она полуулыбнулась ему, а внутренне вся сжалась, потому что сейчас явственно представила пропасть между ним и ею. И испугалась того, что это могло придти ей в голову - ни о какой пропасти она вообще не должна даже думать, это не имеет права приходить в голову, потому что - НЕ ИМЕЕТ! Чтобы преодолеть страх и растерянность, Леля громко и весело сказала: что ж мы? Набросились на еду и ни тоста за виновницу торжества? Нашу умницу, красавицу, - королеву Божьей милостью!
      Кира обмякла, а Митя, дрожащей рукой, придерживая галстук, налил сухое светлое вино в узкие бокалы. От выпитого вина, грозной закуски с перцем и травами, сигаретного дыма, а больше - от ресторанной музыки, откровенной и замедленной, митины бледные скулы запылали. Пылали уши и даже ладони, которые мучительно хотелось опустить в снег и тогда придет успокоение, которое никак не приходило.
      Худая темноволосая певичка медленно, низким хриповатым голосом сообщала: Джонни из э бой фор ми...
      Митя, зная английский слабо, это понял, перевел для себя: Джонни, мальчик только для меня... и загрустил.
      О том, что ему никто не скажет таких слов, потому что его никто ТАК не любит и он тоже никого не любит. И Митя отчаянно затосковал о девушке, которая где-нибудь на острове Таити ждет своего Джонни. Хотя вино было не крепким и количество его малым, Митя чувствовал, что у него кружится голова и винная фантасмагория окутывает все вокруг и он вдруг нечетко сказал: и никогда он не придет.
      - Что? - переспросила Кира, оторвавшись от беседы с Лелей.
      Митя молчал. Леля же почувствовала изменение в митином настрое, поняла, что надо уходит на воздух и сказала опять же весело и с улыбкой: а не пойти ли нам к тебе, Кируля, и не выпить ли там кофе?
      Кира заартачилась и заявила, что если кому-то надоело в ее компании, то пусть идет, а она будет пить кофе здесь, и с ликером.
      Кофе пили в ресторане.
      Женщины дымили уже, не переставая, и Кира протянула пачку сигарет Мите.
      Митя взял сигарету, ловко прикурил и также ловко сказал, что начинать когда-нибудь надо. Женщины переглянулись - на глазах Митя менялся и то вызывал жалость, то нежность. И Кира похвалила себя за сегодняшнюю придумку и подумала, пусть курит, не младенец же он в пеленках. Пеленки остались там, у мамы и бабушки...
      А вслух сказала, что сестрица бы ее убила из рогатки. Митя небрежно пожал плечами, выпуская изо рта клубы дыма, - Кира поучила его и как курить, - и стал рассматривать танцующих.
      Вернее, одну пару: толстого большого седого мужчину и тоненькую девушку-блондиночку в стоптанных туфельках и потрепанной юбке. Девушка была пьяновата и клонила головку со спутанными волосами своему кавалеру на плечо, а сама хитро подмигивала Мите. Он ей улыбнулся. Она казалась ему очаровательной...
      Кира стала поддразнивать Митю и подсмеиваться над девушкой - какая она растрепа и неряха, втянула и Лелю, которая только ради кириного дня, дала себя втянуть.
      Ей не хотелось, чтобы Митя смотрел на эту девушку, которая была много-много моложе Лели...
      Наконец-то и Кира устала. Официанта предъявил ужасающий счет. Дамы стали рыться в сумочках, радуясь, что совместных денег
      кажется хватит.
      Официант уже сменил подобострастную улыбку на четвертьпрезрительную, потаскухи оплачивают! А "язвенник" как умер.
      Но язвенник не умер, а вдруг встрепенулся, пришел в себя от своих дум, полез в карман коверкотового пиджачка, достал кипу денег и надменно заявил: сдачи не надо.
      Официант сомлел, Кира озверела и обозвала Митю сопляком, а у Лели от безобразности сцены заболело сердце.
      По лестнице вниз они шли молча. Митя вроде бы и уничтоженный теткой, однако чувствовал себя на высоте. Кира пылала от гнева, а Леле было стыдно за Митю - ведь, наверное, это кирины домашние деньги?..
      На улице оказалось тепло, почти как в ресторане, только не дымно и не пьяно. И всем им троим вдруг захотелось пройтись, чтобы ушло все, что принес сегодня этот нелепый в сущности поход в ресторан.
      Но Кира сухо сказала: Митя, иди домой, а мы немного пройдемся с Еленой Николаевной. Тебе спать пора. Этим она подчеркивала, что ничего не изменилось, - Митя все равно недоношенный цыпле
      нок, что бы он не пытался из себя изобразить.
      Митя хотел возразить, что не имеет права отпускать их одних гулять так поздно... Но понял, что нарвется на еще одну отповедь!.. И попрощавшись чисто официально, ушел домой.
      Настроение у него становилось с каждой минутой все поганее и поганее. Деньги эти, - не деньги даже, а символы, символы любви
      мамы и бабушки,- были присланы, собраны Мите на зимнее пальто,
      которого у него никогда не было, - на юге не нужно, но здесь!..
      И вот эти деньги он сегодня выбросил в Национале. Ему не было их жалко и не нуждался он в зимнем пальто! Но сам факт, сам жест!..
      - жест сопляка и дряни! Права тетка Кира! Но права она или нет, он ее не любит, и чем дальше - тем больше.
      Странно, что вначале тетка ему нравилась, он даже думал, что она идеал современной женщины: умная, свободная, насмешливая. Он грешил против своих допотопных,- как он стал считать, - мамы и бабушки. Ему начало казаться, что они все делали не так, были смешны и старомодны и... не очень-то умны.
      А сейчас он вдруг подумал, что свобода у тетки нарочитая, и современность тоже, - будто взятые напрокат. Все у тетки неправда или полуправда! Одиночество и подруга Леля - вот теткины две правды и никаких других нет.
      Кира и Леля шли по бульварам, как и всегда в этот день. Но теперь их настроение было иным. И виной этому была Леля, скорее ее вопрос-упрек: Кира, ну зачем ты с ним так?..
      - Ты о мальчишке? - Надменно и пренебрежительно спросила Кира, - знай, дорогая, что он сегодня наверняка истратил деньги, собранные матерью ему на пальто или, - что не исключаю,- взял из наших с ним, семейных... И то, и другое - гадость, не находишь? Вообще, это глупое желание учиться только в МГИМО!.. Не знаю, что из него получится! Мелкий клерк, не более, но, возможно, ему большего и не нужно. Я бы отправилась на его месте домой и пошла бы учиться в их ПЕД...
      Тут Кира по какой-то неуловимой лелиной улыбке поняла, что перегнула палку в своей недоброжелательности к племяннику и
      быстро сказала: ты думаешь, он мне мешает? Ничуть. Во мне даже
      проявились родственные чувства и как ни странно, как говорят в
      спорте, - я за него болею... Я-то решила, что он достаточно
      повзрослел и чуточку поумнел, и вот на тебе, - ЖЕСТ!
      Кира от возмущения тряхнула головой.
      - Кира, - мягко упрекнула Леля, - он, конечно, еще не взрослый... Я уверена, что этот жест с деньгами он сделал от широты
      души и чтобы показаться нам с лучшей стороны. Я сначала тоже как-то рассердилась на него, а потом поняла... Он сам станет казниться... Не надо было его прогонять, и так... - Леля замялась, но все-таки решила уточнить, - так неуважительно.
      - Ах, великая добрячка! - Крикнула Кира, остановившись, - да более доброго, чем я, человека не сыскать, ты сама знаешь! Вы все делаете из меня зверя! Да, да! Стоит мне хоть кого-то покритиковать, как поднимается крик: грубая, злая! И первой кричишь ты. Не кричишь, естественно, ты же не из крикливых, как я. Ты тихо и скромно осуждаешь, но как!
      Леля уже ругала себя, что затеялась с Кирой. Но ей вдруг невыносимо жалко стало Митю, - не племянника Киры - а мальчика с тициановскими волосами.
      Кира посмотрела на Лелю - та шла, опустив голову, и Кире стало ее жаль: курица, что с нее возьмешь!
      И она уже по-доброму проворчала: ангел во плоти... А кто на тебя белые одежды надел? Злая Кира!