Касьян подождал продолжения, но Елена с отсутствующим видом пила кофе. ... Опять не хочет "сплетничать"! Надо подтолкнуть. - Дорогая Елена Михайловна, - завел он снова нудиловку, - я же понимаю, - вы чего-то не договариваете... Что, мне снова напоминать вам, что я не досужий любопытствующий... Я - сле-до-ватель. Ну, как, скажете, что хотели?.. Скажу, - вздохнула Елена. - Один раз было. Кика ко мне явилась в три ночи, представляете? Я испугалась, но в глазок увидела, что она, открыла, - так она просто ввалилась в прихожую... Дай, - на "ты"! - говорит, чего-нибудь выпить... У меня стояла бутылка водки в холодильнике. Сын должен был приехать, а он у меня любит иногда... Я её вида испугалась. Дала ей водки. Она полстакана выпила, закурила, порозовела, сказала: спасибо тебе, Ленка, что не дала сдохнуть, и чмокнула меня в щеку. Думаете, она после этого стала ко мне как-то по-другому? Ничего подобного! "Здрасьте" - и мимо.
      Касьян понимал Елену отлично - умаялась она беседовать о Кике, которая для него так и не вырисовывалась из тьмы. Но нехватало ему в картинке о-очень многих деталей... Нет, любезная моя, я тебя ещё порасспрашиваю, не обессудь. - Простите, Елена Михайловна, что никак не закончу неприятные вам разговоры... Но - надо. Надо! Александра Константиновна в тот раз, когда была подвыпивши, ни о чем с вами не говорила? Так вот, хлестанула стакан и ушла? Пьяные обычно очень контактные люди. Может, припомните что-то, хоть малость. Все важно.
      Елена явно как-то занервничала. Облизнула губы, будто они вдруг пересохли, оглянулась...
      Касьян спросил, - может быть, воды? - Да нет, просто пытаюсь вспомнить... Она вот тут сидела, пила, а потом встала, чмокнула меня... Елена наморщила лоб... Да, вот еще, не знаю только, надо вам это или нет... - Что? - Вкрадчиво спросил Касьян. - Да так, чепуха. Уходя, она мне шляпкой ещё махнула и спела, хотя у неё ни голоса, ни слуха, - ну так, вроде бы спела, Руссоса, кажется это: "Чао, бамбино, сори..." И подмигнула мне хитро. Вы, наверное, уже такого певца и не знаете, а я его очень любила.
      Какое-то смутное воспоминание крутанулось в голове Касьяна, но он никак не мог вспомнить, что именно, и приуныл. Он-то думал, что Елена сейчас выдаст ему такую информацию! А тут - песнюшка! С какой-нибудь вечерушки Кика Константиновна прибыла. А с какой - никто кроме неё самой не знает!
      Он встал и начал прощаться.
      Елена вздохнула с облегчением, спросила, - больше я вам не понадоблюсь? - Не знаю, - честно ответил он, а сам подумал, что ой, наверное, как ещё понадобится! Чуял он это своим сыщицким нутром (которое все же у него было!).
      Домой он пришел поздно, потому что забежал в контору и узнал, что кровь, следы которой были на всей мебели, имела резус-фактор отрицательный и группу - четвертую, то есть кровь была такая же, как у Кики. Хотя это вовсе не значило, что кровь - Кикина, а если даже и её, то не обязательно Кика - убита. Хотя семьдесят процентов за то, что она - жертва. И отпечатки двух человек точно и ещё какая-то подозрительная мазня. Один из отпечатков - Юрия Федоровича,остальные - неизвестны. Касьян пошел на кухню, забрав фото Кики, включил чайник и уютно устроился на диванчике, чтобы хорошенько рассмотреть эту даму и порешать: что же там произошло? Здесь-то к нему придет что-нибудь "умное". Он любил свою кухню настолько же насколько не взлюбил комнату. Квартира эта однокомнатная организовалась у него недавно. Путем "пируэтов" его энергичной мамы которая обменами и разменами выкрутила себе и ему по приличной однокомнатной.
      Касьян с жаром взялся за первую свою собственность (и, наверное, последнюю!): приобрел мебель, светильник, палас и прочую хренотень, как он сообщил друзьям.
      А кухня, которой он вовсе и не занимался, оказалась уютнее, теплее, и здесь он проводил свое домашнее время. И гостей принимал, и спал, и телек сюда купил, а комната пылилась в полном унынии.
      "Вот женишься, тогда и комната пригодиться", - говорила мать, надеясь все ещё на его женитьбу. Он не разочаровывал свою боевую маму - пусть тешится мечтами - это не возбраняется, зато не действует! Сам он был уверен, что старость примет бобылем:
      Никто ещё ему так не глянулся, чтобы можно было соединяться "навеки". Даже нынешняя его более-менее постоянная пассия, такая же энергичная, как и его мама, юная девушка, студентка, Оля, или Олик, - как её все звали, понимала, что ей "не светит" и вскорости собиралась покинуть Касьяна ради чего-нибудь существенного, хотя Касьяна, как могла, любила. И он вроде бы да... А вроде бы - и нет?.. Шут его, Касьяна, разберет! Он и сам себя иной раз не понимал.
      ... Вот она, неведомая Кика-Александра!
      Она смотрела на него с глянцевого цветного листа прямо, как говорят, в душу - пронзительно голубыми узкими глазами с густо накрашенными черными ресницами, и от этих черных ресниц глаза становились почти белыми, удивительными, и даже пугающими. Усмешка светились в них... ... Да-а, женщина неординарная, подумал Касьян и ощутил вдруг тревогу, взявшуюся ниоткуда, - будто забили, зазвонили вовсю колокола, которые предупреждали о чем-то.
      Она не была красивой в обычном смысле этого понятия, - черты лица были мелкие, неправильные: загнутый книзу носик, тонкие губы, мелкие, правда очень беленькие зубки, но зато какие густые шикарные прямые пепельные волосы, и эти блекло-голубые глаза! Никакого "возраста"! Никакого пьянства и в помине быть не может! А вообще-то, почему он так сразу поверил Елене? Она вполне могла соврать от злости и обиды?
      У Касьяна сжалось сердце - неужели этой женщины нет на свете? Неужели у кого-то поднялась на неё рука? Даже если она - исчадие... Во-первых, по опыту, - такие женщины (маленькие улыбчивые шалуньи) не бывают исчадиями, но если даже так, то её прелестность затмевает, пожалуй, все недостатки.
      Теперь Касьян понял полковника, понял, почему он так яростно защищал свою жену и почему столь же яростно нападала на Александру Елена, будучи, наверное, не старше ее!
      Касьян вскочил, налил себе чаю, и заходил забегал по кухне, клялся, что пока жив - достанет правду! А какова она, правда-то? Говорят, третьего не дано, ан нет! Тут, пожалте, и третье есть.
      Первое: убийца (ы) - любовник; второе: убийца - сам полковник, не сдержавший ревности и бешенства, подсматривающий, подслушивающий и, в итоге, свихнувшийся. А что, похоже...
      Завтра же - снова к полковнику, и трясти из него душу по-настоящему!
      Раздался резкий перезвон телефона.
      Касьян нехотя снял трубку - наверняка, неугомонная Олик.
      Но трубка задребезжала голосом полковника, задыхающимся и на сильно высокой ноте. - Это вы, Касьян? Ко мне был звонок. Требуют пятьсот тысяч! Чего? - По-глупому спросил Касьян, и в ответ полковник взорвался визгом. Долларов, конечно, не деревянных же! Они же наверняка знают, где я работаю и кем! Что мне прикажете делать? И сказано, чтобы милиции не было, иначе... Иначе, вы сами знаете, что они делают! Как быть?! Значит, Сашенька жива?.. Или нет? Что вы мне скажете?
      Касьян впал в прострацию и от этого крика и от невозможности тут же ответить на вопросы полковника, он только и произнес. - Подождите, Юрий Федорович! Дайте подумать.
      И стал размышлять вслух, - скорее всего она жива... Скорее всего, деньги нужно приготовить и надо сейчас же подключить наших ребят.
      Там, на другом конце провода, полковник тяжело дышал в трубку, но как только Касьян закончил последнее слово, снова запричитал. - Но вы понимаете, что они тогда её убьют?! Ни в коем случае никого, кроме вас! Я настаиваю! Я сейчас буду доставать деньги, потому что у меня остались копейки, вы, наверное, не верили! Потом они мне позвонят и скажут, куда подъехать. Вот тогда, мне думается, надо будет подключиться вам, так? ... Начитался, насмотрелся детективов, вот и лепит по схеме, придурок, со злостью подумал Касьян, а я сейчас должен быть там, чтобы все знать. Если это какая-то мелочь звонит, типа любовника, то его попросту надо припугнуть, на убийство такой не должен пойти. Это теоретически, а практически, сейчас любой пойдет, за исключением глубочайших интеллигентов. - Вот как мы с вами сделаем, Юрий Федорович, - сказал Касьян тоном знатока, чтобы привести полковника в чувство, - вы достаете деньги, но только по телефону. Никуда за ними не едете. Достанете сейчас или нет - не столь важно. Главное - дождаться их звонка и узнать от них координаты встречи. Если вы не хотите, я пока не поеду к вам и не стану никого подключать. Но только - пока! - Да, да! - завопил полковник, - я вам буду звонить! Сразу же! Я так боюсь за Кику! Мне кажется... Она жива! - И он тяжело замолчал. Я же вам сказал, - раздраженно повторил Касьян, - жду вашего звонка.
      Он почему-то разозлился на себя, что сдался половнику, но слушать его истерики не было сил.
      А полковник успокоился и, вздохнув, сказал. - Буду звонить друзьям, вот они и пригодились, - вроде бы усмехнулся он, намекая на прежний их с Касьяном разговор.
      Взбудоражил Касьяна полковников звонок, - а может, скоро закончится криминальная история? И он, наконец, увидит Кику, живую и невредимую? Ну, и что он, следователь Касьян Лужнев, будет делать? А ничего особенного: улыбнется, поздравит с добрым окончанием криминала и посадят на скамью подсудимых её дружка или недружка. А может позванивать следователь ей станет? Или предложит себя в телохранители?
      И в любом варианте нарвется на презрение и насмешку, и возненавидит он теперешнюю свою подопечную, и покроет её матерком про себя, и снова загаснет огонек таланта, который внезапно у него в этом деле проявился, ну, не таланта, так, желания что-то сделать, куда-то лететь, кого-то искать.
      Касьян принял душ, походил, размялся...
      Сел за книжку, и неодолимая тяжелая полусонь навалилась на него, в которой перед глазами плавали цветастые амебы, и смотрели на него темными бессмысленными бездонными глазами, а он думал, как же это, ведь у амеб глаз нет?..
      Всю эту муть прервал телефонный звонок. - Полковник, ну что у вас? заорал Касьян облегченно. - У полковника все нормально, - насмешливо сказала трубка голосом Касьянова приятеля и по совместительству непосредственного начальника, - если не считать, что у него в квартире кто-то бушует... Как нам сообщили.
      Будто софит взорвался перед глазами, и появилась в голове одна-единственная мысль: так я и знал! Надо было бы... Но что сейчас ручонками размахивать!.. Еду, - коротко бросил Касьян. "Странно, как-то уж слишком быстро появились бандюки-похитители". А в том, что это были именно они, сыщик не сомневался.
      К квартире полковника он подошел один - ребят из конторы ещё не было. Хоть одна "маленькая радость".
      Дверь в квартиру была приоткрыта: или полковник "им" открыл сам или... "они" открыли ключом, взятым у Кики, живой ли, мертвой.
      Снова нужна Елена. Это, конечно, позвонила она.
      Он пошел к Елене.
      Та довольно долго не открывала, но наконец дверь приоткрылась, и показалось перепуганное лицо Елены. - Ох, это вы, - облегченно выдохнула она, - мне так страшно!
      Касьян дальше передней не пошел: начнутся чаи-кофеи, а время жмет. - К сожалению, вам, Елена Михайловна, снова придется быть понятой (она ограничилась огорченной миной), но вначале вы мне точно и четко расскажите, что и как.
      Как ни странно, но она быстро собралась: точно и коротко все рассказала. Услышала грохот из квартиры полковника,будто ломали мебель, крушили... Крик. Потом все стихло. Она хотела позвонить, но, честно, побоялась: у полковника телефон с определителем. Тут услышала, открывается у него дверь, подбежала к глазку и не успела... Только какое-то пыхтенье, сопенье, и какой-то такой грубый голос выматерился, но тихо. Кто, что, она не знает, лифт из глазка не виден. Она сразу же побежала к телефону звонить полковнику, - что с ним, обокрали окончательно? Избили?.. Телефон не отвечал, и она сразу же позвонила Касьяну на службу, думала он там.
      Касьян размышлял. ... Похоже, что самого волокли в бессознанке, как и его жену, а теперь к фирме пристанут с выкупом.
      Они вдвоем тихо вошли в квартиру: Касьян впереди, Елена, прячась за его спиной.
      Он остановился, чутко вслушиваясь в тишину, - но ни шороха, ни дуновения не было здесь, - мертвая тишина.
      Касьян, правда, ещё обезопасился, - рывком открыл дверь в комнату, где совсем недавно беседовали они с полковником, - никого.
      Елена как вошла, так и стала у порога, прижав руку ко рту.
      Было от чего почувствовать себя неуютно!
      Все происходило, возможно, так, как и с Кикой: мебель сдвинута, стул разломан, будто им что-то разбивали или кого-то били, стекло в баре разбито, кусок валяется на полу, и, что самое интересное, отсутствует шикарный текинский ковер, ранее расстеленный на полу. Гардероб распахнут, там ничего нет, кроме старого пиджака и древней нейлоновой пожелтевшей рубахи, сползшей с плечиков. ... Наверное, баб в этой компашке нет, подумал Касьян, у Кики взяли бы все, а сколько у неё барахла осталось! А тут все прибрали. Тонкач ты, Лужнев, довольно горько посмеялся над собой Касьян, какой ход мысли - закачаешься.
      Он взглянул на Елену.
      Та стояла с расширенными то ли от ужаса, то ли от любопытства глазами.
      Касьян отвернулся, и взгляд его тут же упал на зеленоватую бумажку, в тени на полу. Да, там лежала зеленая бумажка стоимостью в пятьдесят долларов, по-нашенски - "зеленых"...
      Касьян взял "зеленуху" за хвостик. - Видите? - спросил он Елену.
      Та со страхом кивнула. - Видимо, - Касьян решил развить тему, - у полковника были ещё денежки, и он их под нажимом отдал. Сам отдал.
      Но тут он вспомнил, что Елена ничего не знает ни о вымогательстве, ни о варианте с выкупом... И не надо ей знать. А он развыступался, решил блеснуть перед "народом".
      Касьян ещё раз осмотрел квартиру, но ничего, стоящего внимания, больше не нашел. Однако находка его была знаменательна: у полковника, как Касьян и думал, оставались денежки. "Те" решили добрать? Кика от ужаса раскололась?.. Что есть у полковника местечко, которое он, естественно, не открыл следователю, зато пришлось открыть "им". Идиот полковник боялся приезда Касьяна, а идиот Касьян не приехал сюда вовремя.
      Вот и имеет на свою голову приключение! Полковника замочили... а зачем? Зачем-зачем, даст портреты или приметы, а может, он вообще этих людей знает! Но зачем утянули труп, если это труп?.. ... Что-то "этим" от полковника надо было еще. Ведь он - вице-президент компании "МАКГОР" (Макеев - президент, Гордеев вице...), которая бес знает чем занимается. Считается, - новыми технологиями. А занимаются они, скорее всего, делами стремными.
      Примчалась бригада. Шумная и развеселая.
      Касьян давно заметил, что чем ужаснее и сложнее преступление, тем веселее и бойчее становится следственная, - явная самозащита организма. Блокировка психики.
      И началась рутинная следственная работа: разговоры, детальный осмотр квартиры и т.п. и т.д.
      Елену спровадили быстро и немного покидали друг другу вопросы без ответов. Потом скоро собрались и, совершив ряд формальностей по поводу квартиры, отбыли, не видя, естественно, с каким выражением лица глядела на них Елена в свой дверной глазок.
      Это были не злоба и не обида, а некое торжество, даже улыбка присутствовала, которая как бы говорила: вы со мною кое-как, и я с вами так же. "Ничего вы от меня не узнаете, а могли бы!"
      Последнее она произнесла вслух.
      Касьян ехал домой. Пошел первый в этом году снег, да такой, что "дворники" еле с ним справлялись. Это раздражало, а скорее раздражало то, что Касьян был жутко не доволен.
      Всем. В первую очередь - собой.
      И что-то гвоздило в черепной коробочке, что-то пыталось проклюнуться как птенчик сквозь скорлупу...
      Не проклюнулось. Скорлупа была пока ещё очень крепкой.
      Часть первая. Владимир Николаевич
      Последнее время у Владимира Николаевича Косухина было препоганейшее настроение, особенно после смерти тетки.
      Хотя сама теткина кончина не расстроила его нисколько, а даже как-то взбодрила временно: наконец-то он остался один и перестал быть предметом забот и такого жестокого любовного внимания, что он просто изнемогал под этим гнетом.
      Но, оставшись один, он как начал веселиться, так и закончил, потому что понял окончательно, что денег у него практически нет, - скажите, что может иметь простой фотограф в непрестижном фотоателье?
      Тетка же всегда что-то откуда-то выгребала, и Вовчик был абсолютно уверен, что когда-нибудь разбогатеет, - на это намекала его тетка, весело и хитро.
      Вообще, его тетка была из людей веселых: все её смешило, надо всем она насмешничала, даже над своим племянником, которого любила, как только могла.
      Она всегда, сколько помнил Вовчик, была ужасно толстая, просто пузырь, но, как и пузырь, - легкая. Могла носиться по городу, по магазинам, могла сорваться и полететь в театр на какой-нибудь престижный спектакль ничто её не утомляло и, казалось, она проживет двести лет, она сама так считала и потому, намекая о каких-то своих денежных запасах, завещание составлять не торопилась, говорила, что с этим успеется.
      А вот не успелось.
      Ушла в магазин, купить что-то к дню рождения любимого племянника, единственного родного человека в этом мире, - и со своими скоростями попала под машину.
      Когда Владимир Николаевич узнал об этом, тут-то и взвеселился, думая, что быстро найдет её деньги и перестанет, наконец, быть "мальчиком-колокольчиком", хотя к этому печальному для тетки дню ему стукнуло тридцать шесть лет.
      Но скоро испортилось у него настроение.
      И надолго.
      Однако все по порядку.
      Итак, Владимир Николаевич, похоронив тетку, стал искать деньги, но... Но ничего не нашел. Даже сберкнижки у тетки не оказалось.
      И вот тут он и загрустил.
      Коммунальная квартира, - где у них было две смежные комнаты, в которой ещё жили две семьи (квартира была сама по себе огромная, пятикомнатная), постепенно расселялась: приходили какие-то крутые мальчишечки в кожанах до пят и обещали каждому по квартире. Эта нужна была мальчатам, как они говорили, - для офиса.
      Владимиру Николаевичу они вежливо предложили однокомнатную, но в далеком районе (у них-то был самый центр - на Цветном бульваре...), и он достаточно холодно отказался.
      Мальчонки тоже остались недовольны, - он их задерживал.
      Но Владимир Николаевич уступать не хотел - однокомнатная ему была ни к чему, да ещё далеко. Тем более, что в голове у него давно зрела идейка, ещё при тетке, когда он мечтал о будущем богатстве...
      С мальчатами пошла какая-то неприятная напряженка.
      Это было, скажем прямо, страшновато.
      Они ему доказывали уже довольно злобно, что для одного шикарная однокомнатная, где-нибудь в районе Митино, - просто мечта, а он упорно отказывался.
      Тогда тот, что постарше, предложил В.Н. двухкомнатную, но с приплатой от Владимира Николаевича (ребята знали его тетку, они при ней ещё начали хаживать сюда и, конечно, собрали нужные сведения, а соседи предполагали, что тетка не из бедных. И про В.Н. шутили - наш богатенький женишок!).
      В.Н. небрежно ответил, что подумает.
      На том они на некоторое (очень короткое, это В.Н. понимал) время расстались.
      А он впал в тяжелейшую тоску: значит, все! Ни тебе приличного жилья, ни приличной жизни, не говоря уже об его ИДЕЕ, которую он вынашивал с тех пор, как наступила свобода. Денег нет.
      И ещё раздражали его предположения о женитьбе.
      Дело в том, что у Владимира Николаевича, а ранее Вовчика, никогда не было девушки, девочки, женщины...
      Почему?
      Он этого объяснить не мог даже самому себе. Боялся женщин? Скорее всего... И скорее всего из-за случая в его отрочестве.
      Тетка каждое лето отправляла его в пионерский спортлагерь, чтобы он поздоровел и подрос.
      В тот год ему исполнилось тринадцать, и по ночам он уже ощущал, как поднимается во сне его плоть и разряжается липкой жидкостью, это было противно, то есть сама жидкость, а вот ощущение само по себе отдельно, было необыкновенным, - сладко болезненным.
      Иногда, дожидаясь этого состояния и не зная, как его призвать, он начинал трогать свое орудие продления рода руками, пугаясь до пота этих своих действий, которые, он знал, были запретными и непристойными.
      Так вот, было ему тринадцать, и он находился очередной раз в пионерском спортлагере.
      Он был симпатяга: синеглазый, с темными прямыми, густыми и сыпучими волосами, длинноватым носом и бледным, не болезненно-бледными, а прекрасно бледным цветом лица, - изысканным, аристократическим, хотя откуда ему, аристократизму, было взяться?
      Многие девчонки в лагере клали глаз, как говорится, на Вовчика, особенно Тоська, которой было уже пятнадцать, и считалась она первой красавицей (видимо, потому, что у неё было все, что должно быть у настоящей женщины: большие груди, плотная круглая попка, длинные белокурые волосы, кучерявость под мышками и красные пухлые губы, которые Тоська за неимением губной помады все время облизывала).
      Тоська была выше Вовчика, росточком он не вышел (так и остался...), но это не мешало ей к нему вязаться и томно хихикать вслед.
      И на "мужском" совете было решено, что Вовчик должен Тоську трахнуть, раз она сама на это нарывается. - Когда она ко мне приставала, - сказал их главарь Костыль (почеловечески - Костя), - я долго не думал, зазвал её в палатку после отбоя, Семке велел уши ватой заткнуть и трахнул.
      Она не девушка, все знает, - и Костыль эффектно пустил дым из сигареты кольцами.
      Вовчик испугался до дрожи. Он тоже все знал, но при отсутствии девчонки, девушки, женщины... Не говорить же об этом ребятам! Наверное, никто из них не занимается "этим" (теперь он знал, что "это" называется онанизм)!
      Поэтому он усмехнулся, чтобы не видели, как он испугался, и нарочито лениво спросил, - на когда её звать-то? - На когда хочешь, - ответил Костыль. - У тебя ведь первая будет? - спросил он безо всякой подначки.
      Вовчик хотел соврать, но слишком уважал Костыля, потому и, покраснев до маковки, только кивнул: да.
      Дело сварганилось быстро: Вовчик, понукаемый своей кодлой, которая по пятам ходила за ним, подошел к Тоське и, будто ухаясь в холодную воду, промямлил: Тось, приходи ко мне вечером, мне винишка достали...
      Винишко организовал тот же Костыль, у него везде были знакомства и даже в сельмаге, где торговала бойкая девка Зойка.
      Тоська по обыкновению облизнула губы, выпятила их и спросила капризно. - А шекалат будет? Я шекалат до обалдения люблю. - Будет, - совсем упавшим голосом заверил Вовчик, хотя абсолютно не представлял себе - откуда возьмется шоколад.
      Но Тоськины претензии на "шекалате" не окончились, она посмотрела на Вовчика искоса и снова капризно протянула. - А музычка у тебя есть?
      Честно говоря, Вовчику хотелось свалить от этой противной девчонки, которая, видимо, решила, что он в неё влюбился, а она сто лет ему была не нужна. Откуда он ей ещё музычку доставать будет?.. Чего ребята к нему привязались? Наверное, думают, что ему сильно хочется, а ему...
      Молчание Вовчика Тоське не понравилось, она вовсе не собиралась отказываться от свидания, мальчишка красивенький, и к ней не ровно дышит, поэтому, поняв, что подзагнула, Тоська сказала уже не лениво. - Ладно, есть у меня маг маленький, и битлы есть, я принесу.
      Конфеты притаранил от кого-то Славчик, сосед Вовчика по палатке.
      Все очень интересовались вступлением Вовчика в мужское сословие и спорили друг с другом: получится, не получится.
      Заткнул всех Костыль, он сказал, подумаешь, бабу трахнуть, да если она ещё хочет. Получиться, ещё как!
      Но всеведущий Костыль ошибся. Ничего у Вовчика не получилось, и не получилось больше никогда.
      Тоська явилась, припозднясь, так как считала, что "порядочная девушка" на свидание обязана опаздывать.
      Славчик давно ушел в кусты с одеялом и подушкой (пионервожатые выпивали в своем домишке, и оттуда неслись крики и песни), а Вовчик был напряжен до предела.
      Начало было нудным: Тоська лопала конфеты, все время перематывала пленку "на самую любимую" - "Мишел, май белл", которую он слушать уже не мог и, видно, ждала начала от Вовчика, а он, злясь и потея от злости, мучительно придумывал, - о чем бы с ней поговорить.
      Но тут она взяла инициативу в свои толстенькие, крепкие, красноватые от полнокровия ручки. - Ну, наша вожатиха дает...
      И стала длинно рассказывать, как их вожатиха бегает за физруком, а тот плюет на неё с высокого дерева...
      Вдруг Вовчик жутко захотел в туалет. Видимо, от волнения. - Я сейчас, - буркнул он и опрометью выскочил из палатки. А когда вернулся, то увидел незабываемое зрелище: Тоська лежала на раскладушке, расстегнув халатик, под которым ничего не было, и оглаживала свои здоровые груди... Полбутылки вина уже не было.
      Она посмотрела на него пьяно-туманным взором и сказала. - Ну, давай, а? А то мне идти, вон уж светает...
      Когда Вовчик увидел все, он поначалу как-то сильно возбудился и почувствовал, что у него "встал".
      Тоська это тоже заметила и хихикнула. - Сам маленький, а вон он какой большой, - и, раздвинув ноги, томно прошептала: ну, иди...
      Вовчик, трясясь, стащил треники и попер на Тоську.
      Она сама завалила его на себя, и он долго тыкался, как слепой кутенок, пока Тоська не сделала все, как надо, своей крепенькой, бестрепетной ручкой и только было заохала, как у Вовчика все исчезло.
      Будто и не было никогда этого большого красного красавца, готового на подвиг.
      Тоська двинулась и недовольно промычала. - Ну, ты чего? - Откуда я знаю, - чего?.. - мог бы ответить Вовчик, но вслух сказал, - я сейчас, Тось...
      На что Тоська снова промычала. - Скорее, а то сгорю...
      Но Вовчик каким-то десятым-двадцатым чувством, - скорее ощущением понимал, что ничего у него не получиться...
      Почему?
      Он не знал. Просто чувствовал, что ему не нравится потное горячее толстое тело Тоськи, её огромные груди с твердыми теперь шероховатыми сосками, - не нравится все...
      Как было хорошо, когда он был один и даже, когда только увидел голую развалившуюся напоказ Тоську...
      А вот когда надо было что-то делать с ней - ему и не хотелось, и было противно.
      Он ещё пошебуршился на ней, посовал свою загогулинку туда, к Тоське, но она вдруг выскочила из-под него и со слезами на глазах закричала. - Не умеешь, не лезь к красивым девчонкам! Я - ладно! А другая наломала бы тебе! Дурак! Импо!
      И, запахнув халатик, Тоська выбежала.
      Так получилось у Вовчика с "потерей девственности", которую с дамами он так и не потерял, но, в принципе, сам с собой потерял давно и весьма приятно.
      Пару раз он ещё пытался понять, может ли он быть с женщиной, хочет ли он и сумеет ли?
      Оказалось: не может, не хочет, не умеет.
      Возбуждаясь вначале от вида обнаженной и возбужденной дамы, он, подходя к самому интимному моменту и месту, внезапно терял всю мужественность под стоны или плач, или проклятия, - смотря по темпераменту несостоявшейся партнерши.
      И В.Н. прекратил эксперименты, поняв, что ему не дано то, что в принципе, дано каждому мужику.
      Но он нисколько не расстроился: ну что ж, он - таков. И, может быть, в этом заложен свой смысл - он свободен, свободен ото всего в мире, потому что самая основная зависимость мужчин и женщин - секс.
      Единственное, что он ещё про себя в этом плане понял, - тоже из опыта, - что он возбуждается и продолжает, и заканчивает со всем истинным трепетом тогда, когда со стороны наблюдает сексуальные действа. Они были, пожалуй, поинтереснее и подейственнее, чем одиночные любовные игры с самим собой.
      Понял он это в какой-то компании, куда его пригласили в качестве свободного мужчины, жениха, так сказать. Там В.Н. маялся от скуки, так как в начале дамы элегантно пытались клеиться к нему, но, поняв, что ни одна из них его не привлекает, отстали. Делать здесь ему было нечего.
      Парочки разбрелись, одиночки ушли, огромная квартира казалась пустой, и он стал бродить по ней, рассматривая комнаты, потому что единственной и страстной завистью его была - собственная квартира.
      Из спальни послышались голоса, дверь была приоткрыта, и он заглянул в щелку, - там развлекался хозяин дома с роскошной брюнеткой, худенькой, как мальчик, но с огромнейшей грудью и белым, как маска, лицом. То, что выделывал хозяин квартиры с этой дамой, - не поддавалось описанию.
      В.Н. не мог оторваться от этого зрелища, хотя понимал, что выглядит неприлично, но сделать с собой ничего не мог. И в процессе их игр он возбудился, пережил потрясающий подъем и, уже не думая ни о чем, расстегнул джинсы и проделал с собой все вместе с ними и в унисон. После бурного конца он не мог держаться на ногах и почти свалился у двери, с расстегнутым зиппером.
      Хорошо, что парочка была пьяна и сразу же от утомления и спиртного заснула, а то бы картинка возникла занятная.
      Его стали считать странноватым и постепенно перестали приглашать в компании.
      Друзей у В.Н. не было, людей он, в общем-то, чурался, они ему как-то совсем не были нужны.
      Жил он скучно, неинтересно, и даже секс-минутки с самим собой перестали быть чем-то тем, чем были в ранней юности.
      Тогда-то, в одну из тоскливых минут он выудил из себя идею-фантасмагорию.
      Но как выудил, так и затосковал ещё больше, потому что мечта была неисполнима.
      Что такое обычный фотограф?
      Изо дня в день фитюльки на паспорт или иной документ и изредка дурацкий портрет каких-нибудь провинциальных молодоженов, или мамаши со сворой деток, которые вопили и безобразничали все то время, пока шла съемка.
      Попал он в фотографы абсолютно элементарно
      В школе Вовчик учился на устойчивые тройки и не потому, что был глупее других, а потому, что ничто ему в школе не нравилось, - ни учителя, ни ученики, ни предметы.
      Дальше он учиться не захотел, хотя тетка умоляла его, но безрезультатно.