Ксения Васильева
      БОГАТАЯ НАСЛЕДНИЦА
      Роман
      Глава 1
      Только сев в электричку, Эля почувствовала какую-то реальность происходящего.
      Последний месяц она себя, как говорится, не помнила. Из привычной жизни 35-летней женщины среднего достатка её вышиб звонок первой свекрови, с которой Эля не виделась со дня гибели бывшего мужа Жоры, десять лет назад. Тогда свекровь позвонила и своим тяжелым невыразительным голосом сказала, что Жора летел из командировки, с Дальнего Востока, и в тайге у них была аварийная посадка.
      Трое пассажиров погибло. Среди них был Жора.
      Такая вот судьба. Сорок пять всего мужику, молодой совсем...
      Эля и предположить не могла, что отчаянно будет рыдать по своему первому, давно разлюбленному мужу.
      Рыдать прямо в телефонную трубку, на другом конце которой каменно молчит её свекровь, вдова генерала Петрова, Ираида Васильевна.
      Жору к тому времени уже похоронили. Ираида не хотела, видно, чтобы бывшая невестка, которую она считала виноватой в их разрыве, пришла на похороны.
      У Жоры, по слухам, была истинная вдова, - молоденькая девчонка, то ли администратор в гостинице, то ли горничная...
      С осиротевшим младенцем - жориной дочерью Викторией.
      Эля долго мучилась после звонка: не знала, ехать или нет к Ираиде?.. Вроде бы надо. А вроде бы, - с какой стати?
      Ираида, по своему характеру, может и гадостей наговорить.
      Эля все же поехала, на сороковины. Жила Ираида в ближнем Подмосковье, в собственном доме, построенном специально для неё любящим мужем, генералом Петровым.
      Там была юная вдова, Надежда, Надюшка, как называла её тетка с подозрительными глазками, - мать вдовицы и бабка малышки Виктории.
      Они буквально отвесили челюсти, когда Эля вошла, а у Ираиды весело-злобно сверкнули глаза.
      Они чинно сидели за роскошным, как всегда у Ираиды, столом.
      Четырехмесячную малышку Вику жорина теща держала на руках и чуть не к каждому слову повторяла: смотри, бабаня Ираида, как внучечка-то на Жорика похожа! Отец живой!
      Надюшка, - юная вдовица, - пухленькая блондиночка, с круглыми голубыми глазками, сначала была совсем неприметной, а как выпила пару рюмок водочки, так раскраснелась, смеялась, что-то рассказывала о своей работе, - этажного администратора.
      Ираида не обращала на неё ни малейшего внимания, - не было за столом никакой Надюшки.
      С матерью её пикировалась, на внучку смотрела внимательно, но прохладно.
      Эля посидела недолго, - неуютно ей было в этом замкнутом царстве-государстве царицы Ираиды.
      Прощаясь, Ираида звала приезжать. Эля поообещала, но больше не поехала. Звонила, правда, в день жориковой гибели.
      И вот опять неожиданный звонок Ираиды: приезжай, надо поговорить. Голос был все такой же тяжелый и невыразительный, но легкая слабина сквознула в нем.
      На даче пахло лекарствами, из комнаты Ираиды вышел суровый врач и Эля спросила, что и как.
      - Ничего обнадеживающего сказать не могу, - хмуро ответил он, - вдруг отказало все, весь организм. Ничто фактически не работает, хотя она не древняя старуха. У неё сын лет десять назад погиб?.. - Не то спросил, не то утвердил врач.
      Эля кивнула.
      - Ну, вот вам, изъяны сильного характера. Говорят, она не плакала и внешне не страдала. А внутри... Развалилось все. Честь имею.
      Эля тихо вошла к Ираиде. Она помнила её комнату и здесь ничего не изменилось, а вот вся дача, как успела заметить Эля, превратилась в новомодный коттедж. Здесь же Ираида оставила себе свою келью. Та же немецкая тяжеловесная старая мебель, та же напольная лампа в виде девушки с факелом, та же огромная деревянная кровать с пуховыми подушками и одеялом.
      Ираида, как ни странно, не похудела, только сильно побледнела, до белизны, и волосы, которые она всегда тщательно красила в черный цвет, отросли и серебряным ореолом окружали голову.
      Эля присела у кровати, положив на столик пакет с фруктами.
      - Как вы, Ираида Васильевна? - Спросила она, - а что ещё спрашивать?
      - Элеонора, не будем по-пустому болтать. Мне надо тебе сказать важное. Я скоро уйду. У меня никого нет. У генерала моего тоже никого не осталось. Жорка меня подвел. И ты. Могли бы оба гулять на стороне, а семью сохранить.
      Ираида даже зубами скрипнула от застарелой обиды.
      Эле вдруг захотелось наконец-то объяснить ей все, но Ираида поморщилась: знать мне уже не надо. Я за тобой наблюдала все эти годы. Ты получше стала, посерьезней. И Мишку нашего хорошо воспитала. Да не дергайся ты. Это вы, интеллигенты, всего боитесь, все прикрываете болтовней не о том... Не думай, я тебя не люблю, не за что мне тебя любить...
      Эля молчала.
      - Вот и молчи, - удовлетворенно сказала свекровь и повторила, - любить мне тебя не за что. Мишу я жалею и люблю. Жорика не забыла ни на минуту. Как же ему не повезло! Ладно. У меня остается много чего и я хочу, чтобы все попало к Жорикову ребенку, а не к кому-нибудь, из огорода...
      Ираида усмехнулась.
      - Что, думаешь, я этим пройдам верю? Это глупый мой Жорик верил. Она его на банкете прихватила, тележки с вином возила. Мой сынуля и раскрыл рот на молоденькую, хорошенькую. Так его охомутали, что он пикнуть не успел, а у него уже дочка родилась! Семь месяцев, "недоносочек"! Вполне "доносочек"! Деваха, четыре кило, все в порядке! Зинка все о похожести болтала, но я же не дура. А Мишка - жоркин сын, по всему. Да и Жорик мне сказал по секрету, что ты девушкой за него вышла и через девять месяцев - сын! Все вам оставляю, то есть Мише, а ты - пока опекун.
      Эля находилась как в тумане.
      На наследство она не имеет права. Мишка ещё ребенок, значит, пользоваться будет она, нелюбимая Эля.
      Отказаться?..
      Она не замечала, что Ираида наблюдает за ней.
      - Вижу, как ты корчишься... - снова усмехнулась Ираида, - не корячься. Сын у тебя. Расхлебайкой была, такой и осталась. Надо же, такого мужика, как мой Жорик, бросила! С машиной, деньгами, дачей... Конечно, его на разрыв стали брать! Другие бабы не такие дуры. Так вот. Я помираю и не желаю с тобой споры вести. Все. Точка. Ираида взяла Элю за руку, - и если поганкам этим что дашь, не будет тебе прощения от меня, поняла? Иди.
      Эля поцеловала Ираиду куда-то в висок и вышла, ошеломленная и как будто придавленная непосильной ношей.
      А потом похороны, поминки, на которых было много народу, но никого любящего, близкого.
      Эле вдруг стало до боли жаль старуху, такую, казалось, сильную и несгибаемую.
      Надюшка разливалась слезами, но как поняла Эля, для неё это было естественно и не больно.
      На похоронах плачут, на вечеринках танцуют. Все путем. хх
      хх
      хх
      Но вот настал день, когда нотариус вызвал их для оглашения завещания.
      Семейство приехало втроем: Зинка, Надюшка и Вика, толстая школьница с розовыми персиковыми щечками и пепельной копной волос, как у мамы. На смуглого темноглазого Жорика, с крупными классическими чертами, Вика, - ну уж никак не походила!
      Сначала шли небольшие суммы и подарки: соседу-умельцу, его дочке Люське, её братьям...
      Надюшка почти не слушала, хихикали потихоньку с Викой. Видно было, что дочь обожает свою красивую молодую маму.
      Нотариус перешел к заключительной части.
      Эля сжалась. Она понимала, что семейка ничего не знает.
      Когда же было оглашено главное волеизъявление покойной в наступившей тишине, Зинка спросила: ну, а дальше?
      Нотариус ответил: дальше - подпись Ираиды Васильевны и число.
      - Как это? - Спросила опять Зинка и посмотрела вокруг.
      Дочь её была понятливее, - она вдруг из румяной и красивой сделалась серой как снятое молоко.
      Нотариус специально для Зинки ещё раз прочел завещание.
      Та заголосила.
      ... Что старуха свихнулась и ничего не понимала, что она, Зинка, это знает, что мымра эта ( Эля) захороводила старую и та без ума отписала все ей и теперь они - нищие, а эта бесправно все заграбастила и что Зинка так это бандитство так не оставит!
      Началось светопреставление.
      Нотариус пытался что-то объяснить Зинке, на диване рыдала Надюшка, рядом с ней скулила как щенок Вика...
      Эля чувствовала, что так будет! А может быть, Ираида нарочно так сделала, чтобы досадить и ей?..
      Нотариус не выдержал и сказал, что немедля уезжает, но прежде должен поговорить с Элеонорой Владимировной.
      Эля вдруг тоже заистерила и спросила, можно ли отказаться?
      Нотариус взял её под локоть и вывел из гостиной на террасу.
      Там он тихо и довольно сухо сказал ей, что сделать можно все. Но что он не рекомендовал бы действовать поперек воли покойной.
      - Тем более, - сказал он, - у меня есть письмо Ираиды Васильевны насчет юной Виктории, которая вовсе не внучка ей и не дочь Георгию Александровичу, что Надежда не была расписана с Жорой. Вот так. - Поставил точку нотариус. - Думайте сами, Элеонора Владимировна, как поступить.
      Эля вдруг подумала, что из-за того, чтобы не тратить нервы, она обирает своего сына, родного внука Ираидиного, единственного, отдав все чужим хитрым бабам!
      Хватит! И пошла в дом.
      Как только Эля вошла, Зинка заблажила.
      - Вот она, гидра! Жорик её бросил, набрыдла она ему, полюбил от души и сердца мою Надю и ребеночка они народили, сам, сердешный, погиб в одночасье, а эта брошенка теперь тут распоряжается.
      Эле надоела эта история и разозлила.
      Она плотно уселась на стул и заявила: мне ваше вытье по фигу. Если не прекратите, вас отсюда выведут! Вы этого хотите?
      - Это как это выведут? Законную супругу Георгия Алексаныча с ребеночком?
      Зинка уперла руки в боки и наступала на Элю.
      У Эли разболелась голова.
      ... Нет, она - не борец!
      Эля вспомнила Мишку, который живет сейчас с двумя немолодыми женщинами, своими бабками, в двухкомнатной квартире в Питере, пока Эля зарабатывает деньги в Москве... А здесь, если она даст слабину, будут гужеваться чужие люди.
      - Хватит! - Сказала она зло, - теперь послушайте меня. - она приостановилась, вынула из сумки деньги и сказала: Вика, пойди купи себе мороженого.
      Вика взяла деньги и вышла.
      Эля тихо рассмеялась.
      - Дорогая моя, - сказала она почти нежно, - какая супруга? Откуда? Мало ли с кем Жорик переспал? Может они тоже все сейчас сюда прибегут и поселятся? Есть у вашей Нади документ, что она жена? Нет. Я знаю. Что она будет предъявлять? Ребенка? А на ребенка есть документ?
      Тут Эля блефовала, она не знала, успел ли записать Жорик Вику на себя или нет. И увидела, что - нет, не записал.
      У Зинки лицо опало и она на глазах состарилась.
      - Ну вот, - так же ласково сказала Эля, - вижу, что никаких официальных прав у вас нет. Рекомендую вам уйти.
      Но Зинка успела уже придти в себя и поперла как танк.
      - Это что же получается? Георгий Алексаныч мою дочку любил, Ее все соседи знают как жену! Ребенок родился, кажное лето тут мы у бабки жили! Ираида свихнулася от болезни! А ты и подхватилась!
      - Вы не мне зло делаете, а вашей же внучке! Для неё это стресс, вы, что, не понимаете? - Спросила Эля .
      - Этот стрес, ты ей сделала, что дом родной отымаешь!
      - Вика не Жорикова дочь, я это знаю и знает нотариус. У него есть документ от Ираиды,(она нарочно сказала - документ, а не письмо), ясно? И давайте закончим этот разговор.
      Зинка хотела было что-то сказать, но тут вскочила Надюшка.
      И надрывно и со слезами завопила: мама, не надо! Ты же знаешь, что Павлик - викин отец! Жорик догадывался! Но он меня простил! Собирался Вику на себя записать! Да не успел!
      Зинка тоже завопила: дура! Свихнутая! Какой такой Павлик?
      Надюшка закрыла лицо руками и тихо скулила.
      Элю кольнула в сердце жалость. Она все-таки должна что-то сделать для этих несчастных Надюшки и Вики. Пусть живут летом в маленьком домике. И она сказала об этом.
      Вошла с мороженым Вика.
      Надюшка взяла Вику за руку, кинула матери - идем!
      Зинка на ходу прошептала Эле: Жорикова - Викочка! Надька на себя поклеп взводит! Гордость играет.
      Когда они исчезли, Эля облегченно вздохнула и с наслаждением закурила. Все. ***
      До электрички Зинка, Надюшка и Вика плелись молча. А когда сели в полупустой вагон, Зинка сразу же шепотом начала выговаривать Надюшке. А та вдруг тихо заплакала, да так горько.
      - Какая же ты у меня нескладеха, - шипела-шептала Зинка, - да уймись ты, хватит реветь, слезами делу не поможешь. Надо думать, чего делать. Ты, что, оставишь все этой худыщей стерве?
      Надюшка просипела, - что, я хочу что ли ей оставлять? А делать-то что? Все против нас...
      Зинка вспомнив недавнее, аж крякнула.
      - Зачем ты ей про Пашку-то сказала? У меня ажно внутри оборвалось, ну, думаю, у меня и дочка! Дура.
      - Да знала она все! - С досадой возразила Надюшка, - меня ведь Жорка сильно подозревал, особенно после, как Паша выпивший пришел на дочь глядеть. Жорка ведь хотел меня тогда бросить, я его уплакала, упросила. Я ж тебе всего не рассказывала ( ну и зря, бормотнула Зинка)... Только, мама, ты не ездий с Викой к ней на дачу, ну её, возьмет да отравит!
      - Ага, отравит! Как бы её самую не отравили! - Заявила решительно Зинка, - она так, только хорохорится, а сама слабая на жалость. А ты гордость-то под пятку и деньков через десять возьми да и съездий. Я там чемодан оставила и вправду. Ну и посиди.
      Надюшка вытаращила на мать свои голубые глазки: ма-ам, ты чего? О чем я с ней говорить буду?
      - А ничего, покумекаем. Ты, к примеру, ей все разобъясни. Мол, да, был у тебя Пашка, чего не бывает, но Вика от Жорика, я, мол, от обиды наклепала... А Пашка-то как? Жениться надумал?
      - Надумал... - вздохнула Надюшка, - только теперь вот раздумает. Он уже все прикинул, чего достраивать будет, баню хотел, сауну... Чего я ему скажу? Правду? А Пашка суровый...
      - Суровый! Да жадный он, вот это так. А откуда он что узнает? Хоть бы успеть тебе заяву подать, а там, куда он денется!
      Надюшка с укоризной посмотрела на мать и покрутила пальцем у виска: ты, мам, чего? Да он меня тогда по стенке размажет! Нельзя ему врать.
      - Да пошел он, - сказала лихо Зинка, - ладно, давай до дому, там покалякаем, дома и стены помогают. А то вон Вика слушает. Глава 2
      Она сидела в прекрасной гостиной, с камином, аркой на кухню, где все блестело и сверкало, с зимним садом-террасой.
      Из гостиной шла витая лестница наверх.
      Эля вдруг ощутила себя не только богатой, но и счастливой. Почти как героини американских бабских романов, которые она переводила. Каждый раз с раздражением. Обязательная красавица, героиня, пройдя через ужасы предательств, нищеты, разочарований, становится богатой, счастливой и любимой таким же неземной красоты мужиком... У неё сейчас есть вроде бы все, а вот насчет любви - слабо. Никого. Климуша, второй, бывший муж, не в счет. Она его давно разлюбила и никогда не полюбит снова. А маман его, милейшая Елена Владиславна, уж так мурлычет в телефонную трубку, что хочется отмочить ей какую-нибудь гадость.
      Но Эля все же приезжала, когда Елена ездила в круиз, а Климуша с голоду подыхал.
      Она тогда наорала на него, - почему он хоть что-то не заработает в магазине, грузчиком, на хлеб! Если ни на что другое не годится!
      Ведь знает мужик английский прекрасно, но до того дошел распад личности, что боится людей и если ему приходится говорить с малознакомыми, начинает заикаться... А стоит выпить, как речь льется рекой. И красив и импозантен! Американка Хизер по нем сколько лет сохнет! С тех пор как студент первого курса иняза сопровождал американскую школьницу по Москве. Теперь Хизер детная мать семейства, возит из Америки шмотки, книги, доллары.
      Элька тоже, как балда Хизер, купилась на его светскость, касоту,красивое ухаживанье, толком ничего про него не зная.
      Узнала. Уже будучи за ним замужем.
      Тогда он работал в сценарной студии редактором иностранного отдела. Потом его оттуда выгнали за прогулы. Эля ничего не знала. Клим продолжал ходить на работу, приносил деньги, которые получил за украденный у неё браслет. Браслет был золотой, тяжелый, подаренный Эле Ираидой. Порыдала вечер, и Клим, - человек слабый, в конце концов, признался в краже, правда, обставив дело так, что виновата она, требуя от него денег на жизнь. А он, видите ли, уж в студии не работал и никуда не мог устроиться...
      Порыдала и решила развестись, поняв, что как-то незаметно разлюбила Клима и не теперь, в одночасье, а гораздо раньше.
      Примерно через полгода Клим стал ей позванивать, не пытаясь примириться, так, по старой дружбе...
      Стало смеркаться и Эля поняла, что ей придется здесь ночевать, и это её как-то совсем не обрадовало. Надо чем-нибудь заняться и она решила посмотреть, чем же теперь владеет.
      Нотариус, старый приятель Ираиды, сказал, что все на чердаке, в старой шкатулке, - так Ираида прятала свои богатства.
      Огромный чердак был был складом старой мебели. Ираида ничего не выбрасывала из дома.
      Эля извозилась в пыли, пока добралась до шкатулки, скорее, маленького шкафчика.
      В одном отделении лежали драгоценности: серьги с крупными бриллиантами, сапфировый гарнитур, брошь-камея, кольца...
      В другом - стянутая резинкой толстая пачка долларов. Сотенных, отметила Эля.
      Продала картины?..
      В третьем, - рубли, тоже, по всей видимости, немало, и сберкнижка на предъявителя.
      Таких денег Эля сроду не держала в руках.
      Платили в издательстве за переводы, она считала, - неплохо, но хватало им только-только.
      Эля сидела на корточках перед шкафчиком и не знала, как поступить. Оставить все здесь?.. Но хочет ли она здесь жить всегда?
      Деньги и драгоценности, конечно, придется заправить в сейф. И что? Бегать туда за похватками? Ей столько надо купить! А что если ограбят? Или подожгут дом... Та же Зинка.
      И что ей делать сегодня с этим всем? Да она с ума сойдет, если хоть какой шорох услышит! Значит надо запихать все в сумку и тащить в Москву. ... ВСЕ ЭТО в электричке??.
      Эля вдруг поняла, что радость от богатства куда-то делась, а появился и угнездился страх. Вот она, правда о богатых.
      Мишку и маму пока не надо трогать от тетки, из Питера. Она должна сама здесь пожить и посмотреть, как и что. Деньги положить в сейф, оставить себе немного на прожитье, - хотя б на время отдохнуть от книжных красавцев с их радужным счастьем.
      Эля решила выйти в сад, в доме стало душновато, - окна и двери она закрыла.
      Идя по дорожке, она поняла, что купит себе газовйыы пистолет и заведет собаку!
      Это было сладостное чувство - возможность купить все, что хочешь. Она вспомнила себя неделю назад, когда на дрожащих ногах плелась в кабинет Главного редактора, чтобы выяснить, когда же ей дадут следующий роман. Кто-то подсуетился быстрее и она осталась с носом.
      И принц найдется! Только тут надо быть очень осторожной, ведь зариться будут не на нее, а на её бабки и дом.
      Она посмеялась над собой и подумала еще, что все-таки она всегда считалась не красавицей, но женщиной с шармом. Одета она только как чумичка: в индийской юбке и вылинявшей майке... Но с этим сейчас решить можно.
      Она медленно шла по извилистой тропинке и вдруг почувствовала безграничное одиночество.
      Еле слышно шелестели желтеющей листвой деревья, стояла тишь, - не мрачная, а какая-то грустная, с печалью...
      ...Кладбищенская, подумалось Эле и показалось, что она вообще одна-одинешенька в мире. И вдруг услышала слабый стон. Остановилась. Ее залихорадило...
      ...Что это?..
      Ей прибредилось. Валяется под кустом какой-нибудь пьяница.
      Слабый стон раздался снова.
      Вглядываясь в быстро темнеющий сад, она заметила слева от тропинки, в густой траве что-то белое, вроде бы тряпка?.. Стала осторожно пробираться к этому белому предмету.
      У тропинки лежала женщина в светлом платье!
      Это была Люська, дочь умельца, на все руки мастера в поселке! Глаза её были закрыты, на лицо стекала кровь, видимо, из раны на голове.
      Эля не стала смотреть, где и какая рана... Кинулась в дом, позвонила умельцу, звали его Петр Павлович, он прибежал сразу, с сыновьями, появилась "Скорая".
      Врач "Скорой" сказал, что хотя удар - сильный, но хорошо, что пришелся по касательной... - Хотели прикончить, - заключил спокойно врач, - не удалось. Молоток, видимо. Через недельку оклемается, а сейчас - в больницу! И вдруг спросил, - а милицию вызывали? Разбойное ведь нападение.
      - Нет... - спохватилась Эля.
      А умелец Палыч хмуро заявил: на кой нам эта милиция. Найти никого не найдут, а шухеру напустят. Народ бояться будет. Уж мы как-нибудь сами разберемся...
      - Как знаете, - сухо откликнулся врач, - а я должен сообщить.
      Прав доктор, подумала Эля, он все равно сообщит.
      И возникла неожиданно мысль: почему Люська, и почему на Элином УЧАСТКЕ?..
      Она обрадовалась, когда увидела, что Палыч идет с ней в дом.
      Ей казалось, что одна она не сможет быть, убежит, - и будет бежать, пока не увидит электричку на Москву.
      Она предложила Палычу чаю или кофе, он отказался, тогда она сообразила, что ему надо покрепче. Хорошо, что в холодильнике нашлась бутылка водки "Топаз"!
      Они сели за стол на кухне. Палыч сразу прошел туда, по-старинке.
      Выпил и заговорил.
      - Ты, Ленка (так он переделал её неудобоваримое имя), не трусись. Ничего тута нет такого. Люська - девка гульливая, ухажоров у ей тьма-тьмучая. И всех за носы водит. Вот и помстил кто-то. Я так думаю, что Валерка-псишок. Я её предупреждал, чтоб она с ним поаккуратнее, парень сидел, нервный, а она как назло, мотает его. Вот и получила. Потому я милицию и не хочу. На Валерку наедут сразу, это точно, а потом он уж помстит так, что я-те дам! Ты, Ленка, не зови милицейских, а? Мы сами с Валеркой разберемся.
      У Эли отлегло от сердца. А то ведь она уже стала думать, что это её хотели убить и не кто иной, как Зинка напустила. Но прав Палыч, конечно, это кто-то из люськиных ухажеров. Да и не похожа Люська на нее: и ростом ниже, и фигура полнее, и волосы светлые... Не так уж темно было, чтобы не различить. Уж если подослала кого-то Зинка, то и описала Элю точно...
      - Но доктор обязательно сообщит, - заметила Эля.
      - Доктор он доктор и есть, а не ты. Он по обязанности. А ты им скажи, что, мол, только въехала - ничего и никого не знаешь.
      - Хорошо, - покорно откликнулась Эля, а сама подумала, что и тут прав Палыч.
      - Ну, я пойду, - сказал Палыч, выпив на посошок, - а ты ложись да спи. Сегодня менты ещё не придут. И не бойся ничего. Мы - рядом, телефон есть. Да и тихо тут у нас. Никто не шалит. Не жалуемся.
      С этими словами Палыч ушел, а Эля приободрилась.
      Спальню себе она выбрала ираидину, - старина действовала успокаивающе. Постелила свое белье и уютно угнездилась на мягкой постели под пуховым одеялом.
      Незаметно уснула, даже не выключив настольную лампу.
      Проснулась в пять, - в комнате висели часы с кукушкой, которая провопила пять раз.
      Эля погасила свет и снова приготовилась спать.
      Но за окном внизу что-то треснуло, - будто чья-то нога ступила на сухую ветку.
      Элю подкинуло на постели и появилась мысль, что нужно этот дом продавать!
      Как это американские дамочки живут в своих огромных коттеджах одни и ничего не пугаются! Остаются в доме, в одиночестве, после каких-нибудь страшных убийств по соседству, лихо ответив очередному мужику на его сакраментально-американский вопрос: вы в порядке? - да, мол, в порядке! Типа, - нечего беспокоиться.
      И мужик, удовлетворенный ответом, уходит.
      А вот русская Эля совсем не "в порядке"!
      Она встала, на цыпочках подобралась к окну, как будто кто-то там внизу мог её слышать и уставилась в темный сад.
      Постепенно глаза её привыкли к темноте и ей стало видеться, что за березой, у входа в дом, кто-то стоит...
      Ствол был неправильный, какой-то распухший.
      У неё захолонуло сердце.
      ... Что делать? Бежать некуда... Звонить в такое время Палычу, совестно. А вдруг в саду - никого? И по поселку пойдет смешливый слушок, что новая "наследница" со страху ночами сама не спит и людям не дает. Этого не хватало!
      В темноте все зыбко, тем более в саду... И сухая ветка могла сама по себе треснуть. Она же не в городе! И должна привыкать к странной, непонятной городским людям жизни природы.
      Эля разозлилась на себя, на этого неизвестного, и со злости вдруг подумала, что единственный мужчина, который сможет пожить здесь какое-то время - это её бывший супружник, Климуша, которому, как всегда делать нечего. И расстроилась: вот так вот, дорогая, когда нужен человек рядом, то это оказывается только Климуша! Все равно она ему позвонит, плевать! Ну, воришка мелкий, так она все припрячет... Приняв две таблетки снотворного, она почти тут же заснула.
      Утром, как ни странно, она оказалась жива, двери никто не вскрывал, окна алмазом не взрезаны и никаких следов на газоне под окнами, - как она ни рассматривала, - Эля не увидела.
      Она только успела выпить кофе, как в калитку позвонили.
      Оказалось, милиция.
      Симпатичного молодого лейтенанта и сержанта постарше она напоила крепким чаем, накормила бутербродами и они сообщили ей, что были у потерпевшей в больнице, разговаривали с ней... Но вот, что она им рассказала: шла она на дачу, чтоб занести банку меда, с Ираидой ещё был уговор. И у неё так закружилась голова, что она потеряла сознание и упала. Очнулась только в больнице.
      - Может, конечно, это так, а может и не так, - с сомнением заключил лейтенант, - я ей не очень верю. Тем более, что папаша там был. Мужик себе на уме.
      - А он причем? - Удивилась Эля.
      - Он-то непричем, но вот сдается, что он её подучил так говорить. Доктор твердо стоит на том, что удар от тяжелого предмета...
      - А что вы думаете? - Спросила Эля.
      - Думаю, девица эта хороводила парней, вот кто-то и наподдал ей. Парни тут в рабочем поселке лихие есть. И папаша, конечно, за дочку боится... Раздумчиво объяснил лейтенант.
      Как в воду глядел Палыч! Теперь будет милиция трясти какого - нибудь психа Валерку и это вполне может аукнуться и в их поселке. Надо как-то лейтенанта разубедить.
      Эля тут же принялась за дело.
      - Пойдемте, посмотрим то место в саду...
      - Мы как раз и собирались, - обрадовался лейтенант, что она первая сказала об этом.
      Там, где вчера валялась потерпевшая Люська, на опавших листочках буро темнела засохшая кровь...
      А чуть в стороне торчал из земли корень дерева.
      Но на нем крови не было.
      Лейтенант внимательно все осмотрел, пошептался с сержантом и сказал Эле: возможно и так, - упала она на этот корень, а потом перекатилась в бессознанке, тут пригорочек, видите? Но все-таки как-то не сходиться. На затылка тогда была бы рана...
      Лейтенант явно сомневался, но, наконец, ушли.
      Эля с облегчением вздохнула, но подумала: до чего же неблагодарная! Ночью, если бы неожиданно появился такой лейтенант, она бы от счастья разревелась, а днем, при свете, ей он надоел.
      Если бы вчерашним вечером она была так же внимательна, как ночью, когда до слез в глазах всматривалась в ствол березы, то заметила бы метнувшуюся тень... Но она тогда ничего не увидела, не услышала.
      А ведь был чужой в её "наследном парке"... Глава 3
      1945 год. Берлин. Конец Великой Отечественной.
      Сержант Витька Капустин, сирота, - все родные погибли в Гомеле), с прекрасным знанием немецкого (мама, Заслуженный учитель Белорусской ССР заставила), был направлен порученцем к генерал-лейтенанту Петрову, Александру Алексеевичу, Герою Советского Союза.
      Генералу Петрову он понравился: лихой, сообразительный, исполнительный парень, да ещё и переводчик! И, присмотревшись к Витьке, Генерал понял, что такой сумеет отлично исполнять ВСЕ, вплоть до разного рода деликатных, поручения. А таких моментов в боевой жизни было немало.
      Хоть и изнурительные шли бои, и даже на сон времени не оставалось, однако человек есть человек, а тем более - мужчина.
      И об этом забывать невозможно. Иной раз в самую неурочную минуту. Если рядом находится боевой товарищ женского пола, пусть даже страшнее бабы-яги...
      Вот так и совершались походно-полевые романы, и возникло новое понятие, созданное войной, - ППЖ, - полевая, походная жена.
      Ломала война человеческие судьбы.
      В штаб армии генерала Петрова пришла новенькая. Двадцатилетняя машинистка-стенографистка Ираида. Да не баба-яга, а истинная красавица. Из Орловской губернии, где когда-то, говорят, проходил путь "из варяг в греки", и от того все орловские смахивают на классических греков, высокие, стройные, а женщины - малогрудые, худощавые, - с большими карими глазами и тяжелыми черными волосами.
      Такой была и Ираида.
      Некоторые из офицеров сетовали, что она слишком худа и черна, но те, кто понимал "в апельсинах", сделали на Ираиду стойку.
      К ним относился и генерал Петров.
      Хотя всю жизнь прожил верным семьянином со своею женой, - майором медслужбы, женщиной умной и деловой, не обращающей внимания на такие глупости, как романтическая любовь, и любовь вообще.
      Но все же прижили они двух парней, один из которых к концу войны погиб, а второй - фронтовой инвалид, - находился в спецгоспитале, видимо, не на долгое время, - тяжелое черепное ранение.
      Жена Александра Алексеевича писала бодрые, суховатые письма и генерал, маясь как в аду от своих жизненных горестей и невозможности поплакать жене хоть в письмах, - отвечал похоже.
      И тут Ираида.
      В которую он влюбился с первого взгляда, как молоденький парнишка, так он не влюблялся никогда и даже не знал, что ТАКОЕ вот может быть.
      А Ираида?.. Что, Ираида!
      За ней волочились почти все, - выбирай - не хочу.
      И молодые, и не очень, и красавцы, и Герои, и...
      А она выбрала Александра Алексеевича. Пожалела.
      Женская жалость, скажу я вам, - больше иной раз, чем любовь.
      И начался у них безумный роман.
      Бои, конец войны, последнее напряжение сил, и... - любовь!