Я кивнул.

– За кем еще залетишь? – спросила Юлька. Я чувствовал, что ей очень хочется меня отговорить от неизбежных посадок, но знал, что этого она не сделает. Даже пытаться не станет.

– За Костей Чистяковым. И все, убираюсь из атмосферы.

– А Смагин куда делся? За Янкой, конечно, за своей помчался?

– Я бы тоже помчался на его месте.

Юлька вдруг пристально поглядела в створ видеодатчика. Казалось, она глядит мне прямо в глаза, пристально и напряженно, словно хочет сказать нечто очень важное – и не решается.

– Найди Риггельда, Рома, – сказала она тихо. – Пожалуйста. Я далеко, не успею.

Я поспешно кивнул. Когда Юлька меня о чем-нибудь просит, всегда хочется все оставить и сломя голову мчаться исполнять ее просьбу.

«А что? – прикинул я в уме. – Заимка Чистякова на юге, посреди плоскогорья Астрахань. Территория Риггельда несколько дальше к западу, в глубине каспийского массива. Но не настолько, далеко, чтобы я не успел заглянуть и туда. Загляну. Надо ведь убедиться…»

Я не стал уточнять – в чем именно убедиться. Но разгромленная заимка Василевского упорно лезла из памяти. И увечный купол, и сам Василевский с простреленной головой, и Семецкий с простреленной грудью, и чадящий на взлетной полосе ничей вездеход…

Паршивый сегодня день.

Неужели все это натворила маленькая красная кнопка, обратившаяся теперь в прах, в невидимый и неощутимый прах?

Как трудно в это поверить!

Я стиснул зубы и снова позвал Курта Риггельда. А он снова не ответил. Зато спустя некоторое время объявился Вася Шумов – сигнал был слабенький, еле-еле пробивающийся сквозь многослойные фильтры. Аниматор так и не ожил, так что я Шумова не видел. Только слышал, да и то неважно.

– Эй, Рома! Что там… (треск и шипение) …за переполох?

– Вася! Наконец-то! – рявкнул я в микрофон, одновременно выкручивая усиление до отказа. – Ты где?

– (треск) …леко! Луна! Слышишь? Я на Луне!

– На Луне? – изумился я. Ну, Вася, ну, стервец! Опередить меня, что ли, вздумал? – Что ты там забыл?

– Долго (треск) …зывать. Слуш, я космодром вызывал (треск) …лали к чертовой матери и отключились! Я в ужасе.

– Вася, слушай сюда…

– Что-что? Слышно пло… (треск)

– Оставайся, где ты есть! Чужие у Волги, тут уже стрельба началась! Слышишь меня?

– (треск) …жие? Стрельба? Эй, Ром, ты вчера в «Меркурий», часом, не заглядывал? Я… (треск).

– Черт! – ругнулся я. Надо выходить из атмосферы, с нашими передатчиками толковую связь все равно не установишь. Надо прикинуть, сколько мне понадобится времени. Итак: парабола на Астрахань – двадцать минут, и бросок по горизонтали, хрен с ним, с горючим, к заимке Риггельда – еще двадцать.

– Вася! Будь на канале, я тебя через час вызову! Я или Юлька! Слышишь?

– Слышу! Через час! Я не бу… (треск) …чаться!

– Правильно! Не выключайся! Через час!

– (треск) …нял! До свя… (треск).

– Пока, – проворчал я.

Ну, ладно, хоть Вася в безопасности. На Луне его наши молодчики с бластами не достанут. Разве что, чужие… Но их вряд ли заинтересует наша Луна. Что-то мне подсказывает: интересует их в основном громадина, зависшая над моим злосчастным островком. Ну и заварил ты кашу, дядя Рома! Будь оно все неладно…

Вскоре «Саргасс» достиг пика параболы и стал медленно валиться вниз, к поверхности. И с каждой секундой валился все быстрее, влекомый могучими объятиями гравитации. Но та же гравитация, только искусственная и более-менее покорная потом его мягко замедлит и опустит на посадочную площадку около чистяковской заимки.

Сотни раз меня и мой кораблик принимали площадки по всей Волге. Однажды мне пришлось даже на Офелию слетать, было дело. Раз двадцать я покидал систему и добирался до периферийных рудников Пояса Ванадия, две десятых светового года от Волги. И до сих пор моя скорлупка не подводила.

До сегодняшнего дня.

Но все когда-нибудь происходит впервые.

Громадное, рыжее с высоты плоскогорье надвигалось на меня, словно подошва сапога на ротозея-таракана. Ближе и ближе. А гравипривод все не срабатывал и не срабатывал. Я уже различал светло-серый пузырек чистяковского купола и темно-серые черточки капониров, округлый котлован с бурыми откосами отработанного грунта.

Гравипривод молчал.

Я сглотнул и нервно взялся за пестик маневровых. С мольбой взглянул на красный глазок посреди пульта, но он и не подумал сменить цвет на зеленый. «Саргасс» продолжал падать на Астрахань, словно брошенная неведомым гигантом монета, символ скорого возвращения.

– Тля! – выдохнул я и утопил продолговатую кнопку на пестике. Маневровые взвыли, медленно, но неумолимо превращая падение в полет. «Саргасс» отклонился от вертикали, меня вдавило в кресло, и вот я уже не валюсь прямо на чистяковскую заимку, а описав величавую дугу, взмываю над ней. Разворот, маневр, заход на посадку… самое трудное – это сесть без гравипривода.

Но я когда-то тренировался. И сейчас – сел, причем очень удачно. Даже ни одной опоры не сломал.

Утерев вспотевший лоб, я облегченно выдохнул. Но что, е-мое, стряслось с приводом? Самое неприятное в случившемся, это то, что за последние несколько минут «Саргасс» сожрал вдвое больше топлива, чем требовалось для полета к Луне в обычном режиме. Не считая, конечно, непонятки с приводом из-за которой все грядущие неприятности и могут произойти. Впрочем, привод можно починить, он прост, как рычажные весы, был бы инструмент под рукой да приборы. А у меня все есть, что я – псих, что ли, без инструмента летать?

Костя Чистяков встречал меня у люка. Улыбающийся, в рабочем комбезе и разбитых горняцких ботинках, с пультом на шее.

– Привет, Ром! Чего это ты лихачил? Настроение?

Наверное, у меня был чересчур озабоченный вид, потому что улыбка медленно сползла с лица Кости, уступив место настороженности.

– Что-нибудь случилось?

– Да, Костя. Случилось.

Чистяков некоторое время молчал, потом осторожно осведомился:

– Это как-нибудь связано… с кораблями чужих?

Я только кивнул. Хотя не знал наверняка – связано ли?. А с чем это еще может быть связано? Только с ними, проклятущими. Раз крысы (то бишь наш директорат) приготовились бежать с бригантины – бригантине конец. Это каждый пацан знает.

Костя вздохнул.

– И что им здесь нужно… Столько кораблей, даже дрожь пробирает. А я-то надеялся, что все обойдется, покрутятся и уйдут…

– Да уж, – вздохнул и я. – Почти три десятка. Хватит, чтоб дюжину Волг распылить…

Теперь удивился Костя.

– Три десятка? Да их уже несколько сотен! Ты что, космодром не слушаешь?

Я опешил.

– Сотен? Нет, не слушаю. Часа полтора уже не слушаю.

Вот оно что. Мы дернулись бежать, едва услышали о первой волне инопланетных звездолетов. А они все прибывали и прибывали, оказывается, выныривали прямо из пустоты, подчиняясь загадочной технике чужих.

Ну и дела. Ты, дядя Рома, не иначе стронул камешек, который в итоге породил лавину.

– Ладно, – буркнул я, собираясь с мыслями. – Некогда разговоры разговаривать. Пакуй жратву, и на борт. А я пока привод починю.

– А, – догадался Костя. – У тебя привод гавкнулся? То-то я смотрю, ты на горизонтали садился.

– Ненавижу горизонтальную тягу, – вздохнул я. – Но она меня сегодня спасла.

– Ты ее лучше полюби, – проникновенно посоветовал Костя. – А то в следующий раз спасать не станет.

Он такой – мечтатель и добряк. Улыбчивый и мягкий. Сначала я удивлялся, как он умудряется выжить среди наших местных волков с бластами? А потом однажды увидел его в драке. В «Меркурии». Другой человек. В принципе другой. Шесть человек прирезал – ножом, обычным ножом! «Меркурий» до сих пор помнит. Те шестеро, если начистоту, были подонками и грабителями. Настоящей волжской мразью. И были вооружены бластами, правда пьяны в полный дупель. Они приставали к какой-то девчонке – а оказалось, что Костя ее знает. Ну, он и ввязался. Директорат потом приговорил его к крупному штрафу, но кое-кто из местных скинулся и помог Косте монетой – эта шестерка давно уже многим стала поперек горла.

– Ты шевелись, шевелись, – посоветовал я. – Не приведи-свет, принесет кого. Василевского и Семецкого уже застрелили. И заимку его разнесли в щепы. Да и мою, наверное, тоже – меня Плотный по местному вызывал – ругался. Сейчас вся шваль за кораблями охотится, надо взлетать от греха подальше.

– Рома, – ужасающе спокойным голосом позвал Чистяков. – Погляди-ка.

Я, уже навострившись нырнуть в люк, обернулся. И обмер.

К Костиной заимке, вздымая косматые пыльные шлейфы, тянуло несколько вездеходов. Кажется, колесных. Или гусеничных – но точно не гравиприводных.

– Тля! – в груди сконденсировался неприятный холодок – эдакая локальная Антарктида. – У тебя оружие есть?

– Есть, – ответил Чистяков и быстро извлек из узкого кармашка устрашающих размеров нож. Сверкающий, зазубренный с незаточенной стороны, с продольными впадинами на лезвии.

Я не нашелся что ответить. У меня перехватило дыхание.

А вездеходы быстро приближались.

8. Наз Тео, вершитель, Svaigh, зал Галереи, планета Свайге.

Галерея вершила четвертый нао кряду.

Прямой канал пробился, наконец, к далекой звездной системе, около которой был обнаружен крейсер Ушедших. Премьер-адмирал Ххариз Ба-Садж почтительно прижал гребень перед вершителями расы свайге, но новости целиком оправдали его ожидания.

Союзники, конечно же, перехватили шифрованные депеши адмирала Шшадд Оуи, и не замедлили поиграть мускулами перед первооткрывателями чудо-корабля. Теперь в системе вились четыре мини-флота помимо боевого клина армады свайгов. Больше двух сотен кораблей. Там теперь так тесно и жарко, что вакуум может накалиться…

Наз Тео вновь обратился в слух. Вершитель Гурос спорил с вершителем П'йи; Галерея и представители союзников, которым тоже обеспечили прямой доступ к каналу, внимали.

– Главная проблема состоит в том, что планета обитаема, – Гурос оставался бесстрастным, как известковая статуя с Меченых Отмелей.

– Проблема? – П'йи презрительно шевельнул горловым мешком и кончиком гребня. Одновременно шевельнул, это не укрылось от глаз Наз Тео. – Уважаемый вершитель Гурос считает дикарей-млекопитающих проблемой? Да на них можно просто не обращать внимания!

– Не паясничай, П'йи, – Гуроса трудно было вывести из равновесия. – Ты, как и вся Галерея, прекрасно знаешь, что эти дикари самостоятельно вышли в космос и колонизировали добрых восемь-по-восемь планет…

– Восемь-по-восемь! – П'йи продолжал насмешничать. – Глубина, целых восемь-по-восемь! Ты не боишься, что они нас вытеснят? А? Вытеснят из Галактики, вышвырнут, как мы вышвырнули прочь передовые клинья дашт. Или, как бишь их группы кораблей зовутся?

– Свайги тоже когда-то выходили в космос впервые. Люди отстали от нас, это правда. Но люди развиваются. У них бедные технологии и примитивная наука. Но они совершенствуют технологии и углубляют научные знания. Я бы не стал от них с ходу отмахиваться. Люди – действительно проблема, хотя бы потому, что крейсер Ушедших направился к их дому, а не к нашему.

– Вместо того, чтобы развивать разум, – веско заметил Первый-на-Галерее, – эти существа совершенствовали физиологию. Совершенствовали тело. Их эволюция представляет из себя сущий курьез. Мне кажется, они чересчур сложны, неоправданно сложны для живых организмов, обладающих разумом. Млекопитающие загоняют себя в щели узкой специализации и поэтому они обречены на вымирание, как обречены на вымирание гигантские рептилии любого из исследованных миров. Я не разделяю легкомысленные настроения вершителя П'йи, но и не вижу в людях значимой проблемы, как вершитель Гурос. Что они в состоянии нам противопоставить? Жалкие скорлупки, на которых едва удастся дотянуть до соседней звезды? Примитивное оружие? Мы пришли, и возьмем все, что захотим, не обращая внимания – есть ли рядом люди, нет ли их.

– Рой просит слова! – лишенный интонаций голос представителя Роя неприятно толкался в слуховые перепонки. Наз Тео недовольно приподнял гребень, но тут же спохватился, и прижал его к голове. Первый-на-Галерее покосился на него с неодобрением и дважды мигнул.

Но Первый ничего не скажет – Наз знал наверняка.

– Рой считает разговор о людях беспредметным. Мы зря тратим время. Предлагаем выработать стратегию осады чужого звездолета и приступать к самой осаде.

– Рой спешит? – корректно осведомился Первый-на-Галерее. – Почему? Ведь Рой бывает торопливым только в исключительных случаях.

– Найденный крейсер являет собой лакомую добычу не только для союза. Нетленные тоже с удовольствием заполучили бы его в изучение. Информация имеет свойство рассеиваться. Если союзные расы раздобыли сведения о появлении и нынешнем местонахождении крейсера Ушедших, значит это же сумеют проделать и нетленные. Завязать бой в этой системе – означает потерять находку.

Похожий на продолговатую каплю представитель Роя вобрал в себя членистые конечности и расставил пошире эффекторы-антенны. Он приготовился слушать. Или, как наверное выразился бы он сам, обрабатывать поступающую информацию.

Наз никак не мог подавить двойственное чувство после речи Роя. Обычно Рой изъяснялся на сухом техноподобном языке, лишенным ярких образов, сравнений – лишенным всего, что делает речь речью а не голой информацией. И вместе с тем вдруг то и дело проскальзывают обороты совершенно чуждые подобному стилю общения – взять хотя бы «с удовольствием заполучили бы». Так могли сказать птички-азанни, свайги, или даже люди. Но не Рой. Или это переводчики пытаются придать лексике Роя видимость эмоциональной окраски? Хотя, нет, Рой обходится без переводчиков. Язык Роя никто, кроме самого Роя, не понимает. Интересно – найди крейсер Ушедших не свайги, а Рой, узнали бы об этом остальные союзники?

Компетенции Наз Тео не хватало, чтоб ответить на подобный вопрос. Наз встопорщил чешую на плечах, выражая неутоляемое сожаление. Тут кто-то говорил о щелях узкой специализации, якобы губительных для некоторых видов? Так вот, на Галерее эта узкая специализация процветает. В своей области Наз – повелитель и творец. Но стоит шагнуть вправо или влево, отклониться от доверенного направления хоть на самую малость, как тут же тебя обволакивает предательская тьма глубины, и бесконечные «Почему?» вязнут в этом осязаемом плотном мраке, оседают навеки где-то за гранью видимости. Обидно. Но выхода, как ни изощряйся, иного нет. Либо специализация, либо дикость, что бы не утверждали догматики Галереи.

Слово взяли правители цоофт – крупных, крупнее свайгов, птиц, утративших способность к самостоятельному полету еще в доразумный период. Цоофт сильно изменились с тех пор. Они совершенно лишились перьев, у них вдвое возрос объем черепной коробки, но, конечно же, сильнее всего изменились бывшие крылья. Теперь это стали руки – настоящие четырехпалые руки, пригодные для тончайших манипуляций. Другие птицы – азанни – умели летать и поныне, и их полуруки-полукрылья казались Наз Тео куда менее приспособленными для созидания. Что до Роя и а'йешей – тут разговор вообще получался особый. Рой, как сообщество квазинасекомых, лепил рабочие особи в соответствии с сиюминутными потребностями. А а'йеши вообще могли поставить в тупик кого угодно – они скорее являлись сложными кристаллами, чем органическими растворами. Ведь в сущности что есть живое существо? Вода плюс органика, и все это достаточно сложно организовано. Исключение – а'йеши, да еще, наверное, нетленные.

Предводитель боевых флотов, угол триады, цоофт в оранжевой накидке по имени Моеммиламай, защелкал и засвистел в восьмерках восьмерок световых лет от Галереи; синхронно на Галерею стали транслировать перевод.

– Цоофт согласны с пожеланием Роя. Нельзя терять время, пора приступать к изучению корабля. Люди – не проблема, а если кто-нибудь считает иначе, цоофт могут выделить подразделение штурмовых кораблей и в течение короткого времени свести следы пребывания людей на планете исключительно к развалинам и исключительно к трупам.

– В этом нет необходимости! – торопливо сказал вершитель Гурос и обернулся к остальным свайгам. – Я полагаю, Галерея меня поддержит хотя бы в этом вопросе. Ни к чему поднимать излишний шум.

Первый-на-Галерее жестом подтвердил мысль Гуроса:

– Галерея действительно поддержит тебя, вершитель Гурос. Но только касательно истребления людей. Незачем тратить силы и энергию на дикарей. Они не в силах нам помешать. Корабль Ушедших нужно вывести из атмосферы, а поверхность планеты, дом людей, нас в общем-то и не интересует.

– Кто возьмется вывести находку в космос? – поинтересовался Рой.

– Свайге, по праву приоритета. Галерея согласна с претензией уважаемых союзников на равноправное изучение механизмов и энергоносителей найденного корабля. Как только он окажется в околопланетном пространстве, можно будет начать обсуждение стратегии осады.

– А что мешает начать обсуждение уже сейчас? – впервые подали голос а'йеши. – Наша диагностическая аппаратура позволяет уточнить любую информацию – от состава обшивки до распределения энергопотоков. Просьба к представителям цоофт, азанни и свайге: немедленно допустить к обсуждению специалистов-техников.

Наз согласно шевельнул кончиком гребня по вертикали – у а'йешей по традиции правит техническая элита. Рой – есть Рой, он един, несмотря на то, что состоит из многих особей. А вот у остальных трех рас политикам действительно лучше отойти на второй план, сделаться наблюдателями.

– Галереей Свайге предложение принято. Вершитель Сенти-Ив, подключайте группу поддержки и сопровождения.

Сенти-Ив, глава ученых и инженеров, послушно развел руки в стороны и забормотал в пристегнутый к мундиру коммуникатор.

– Цоофт присоединяется; наша исследовательская группа готова приступить к работе. Попутное замечание: цоофт согласны взять на себя патрульные функции в системе и в атмосфере планеты. Во избежание любых неожиданностей. Кроме того, нам представляется разумным держать экипажи боевых кораблей в состоянии оборонительной готовности по сетке два. В случае неприятностей находку придется защищать.

«Цоофт демонстрируют миролюбие, – понял Наз Тео. – Предупреждая непредвиденную стычку между союзниками. Предлагая держать корабли в готовности, они как бы сообщают всем, что нападать первыми не собираются, ибо тогда предложение выглядело бы глупым и проигрышным. И в то же время дают понять, что готовы дать отпор в любую секунду.»

Рой бесстрастно вставил реплику:

– Поддержка всех высказанных предложений. Рой готов.

– А от кого придется защищать находку? – проворчал неугомонный П'йи. – Если от Ушедших, то от нас в итоге не останется даже облачка атомов.

– Если верить древним преданиям, – уточнил вожак-азанни, который звался Парящий-над-Пирамидами. Он тоже находился во многих световых годах от Галереи, как и правители всех остальных рас. За исключением, разумеется, Роя, который все время находился везде и нигде одновременно. – Если верить преданиям. А стоит ли им верить, мы скоро узнаем. Что до нас – мы тоже поддерживаем все выдвинутые предложения и в свою очередь предлагаем помощь цоофт в патрулировании. К примеру, атмосферу и поверхность планеты мы можем взять на себя. Цоофт же останется ближний космос и сканирование за барьером.

«Цоофт согласятся, – подумал Наз Тео с уверенностью. – Во-первых согласие продемонстрирует всем открытость и готовность к сотрудничеству. А во-вторых, две птичьих расы всегда ладили между собой заметно лучше, чем с остальными членами союза. Жаль, что рептилии представлены среди разумных лишь нами…»

Цоофт действительно согласились. И еще – порекомендовали взять на контроль и единственную взлетно-посадочную площадку людей рядом с самым крупным поселением, да и само поселение тоже. Вернуть все взлетевшие с планеты регулярные звездолеты, а встреченные мелкие корабли просто уничтожать. В целях профилактики. Изоляция – полная изоляция человеческого мирка, пока ситуация с кораблем Ушедших не прояснится – иного пути нет. Азанни-вожак, Парящий-Над-Пирамидами, немедленно отдал соответствующие приказы офицерам флота – все союзники видели и слышали это. Галерея Свайге тотчас предоставила союзникам все доступные сведения о космической технике людей – ведь фактически никто не сталкивался с людьми так плотно, как раса рептилий. Корабли свайгов даже появлялись на материнском мире людей. И даже не однажды.

Два легких крейсера, способных садиться на планеты и вести бои в атмосфере, величаво отделились от плотного строя флота азанни. Их сопровождали несколько линейных рейдеров, которым предстояло остаться на орбите.

Крейсер Ушедших продолжал неподвижно висеть над островком, что затерялся в безбрежном океане. Но Наз Тео, дитя пространства, привычно считал его не неподвижным, а обращающимся вокруг планеты с угловой скоростью, равной скорости суточного вращения.

Считать корабль на стационарной орбите неподвижным – удел дикарей, прикованных к своему мирку.

Удел таких, как млекопитающие.

Как люди.

9. Михаил Зислис, оператор станции планетного наблюдения, Homo, планета Волга.

«Смену сегодня хрен дождешься», – мрачно подумал Зислис и с неудовольствием покосился на Бэкхема.

Все телеметристки сбежали вслед за Суваевым – правда, сам Суваев вскоре вернулся. Бэкхем смерил его негодующим взглядом, но смолчал. А Суваев, беззаботно насвистывая, уселся на свое место и перевел телеметрию на себя, раз уж вернулся.

– Ну и переполох в городе! – сообщил он, как ни в чем не бывало. – Директорат в полном составе плюс семьи погрузился на лайнер – тот, что недавно у Офелии отсудили. Давка там была – страсть.

– Ну, своих-то ты пропихнул, – не сомневаясь, сказал Веригин.

– Да уж постарался, – вздохнул Суваев. – Только, не думаю я, что лайнер сумеет улететь.

Голос его сразу стал жестким.

– Почему это? – оживился в своем углу Зислис. – Зачем им пассажирский лайнер, чужим?

– Не знаю, – Суваев неуютно передернул плечами, отчего Зислису захотелось сделать то же самое. – Предчувствие.

– Взлетают! – пробормотал Бэкхем, глядя в полевой монитор.

На канале без устали тараторили десятки голосов – кто-то с кем-то ругался, кто-то кого-то умолял, кто-то нудным голосом требовал некоего инженера-консультанта Самохвалова из директората. Зислис перестал обращать внимание на этот нестройный гул еще час назад.

– Сколько сейчас чужаков на орбите? – спросил Суваев. – Много, поди?

Бэкхем не ответил – только губу выпятил.

– Сотни три, – Веригин подышал на стеклышко часов и принялся полировать его манжетой. – Разных. Побольше, поменьше. Я насчитал четырнадцать типов.

В гул голосов на канале вплелась предупредительная сирена.

– Лайнер пошел… – продолжал бормотать Бэкхем.

Два грузовоза взлетели несколько раньше; сейчас они должны были начинать разгон.

Но разогнаться им, видно, было не суждено: Суваев, занявшийся телеметрией, вывел на диаграмму свежие данные. К двум точкам-грузовозам быстро приближалась продолговатая черта – корабль чужих. В некотором отдалении следовал еще один. Суваев сноровисто тасовал схематичные изображения телеметрии и живые картинки со спутников. Постепенно две черточки превращались в округлые пятнышки – крейсеры, формой напоминающие спортивные диски, разворачивались с ребра на плоскость.

– Это легкие крейсеры азанни, – со знанием дела сообщил он. – Причем, стратегические крейсеры, они могут садиться на планеты земного типа.

Он помолчал несколько мгновений, и вдруг спросил:

– Миша, а ты с семьей попрощался?

– У меня нет семьи, – проворчал Зислис. – Ты что, не знаешь?

Суваев озадаченно хмыкнул.

– Слушай, – спросил Зислис с неожиданным интересом. – А откуда ты так хорошо знаешь корабли чужих? Я, вот, ни в жизнь бы не понял, что это крейсеры азанни. Кто они вообще такие – азанни?

– Птички, – пояснил Суваев. – Небольшие такие, с индейку.

Суваев умолк; Зислис продолжал с нажимом глядеть на него.

– У меня дед работал на Земле в конторе, которая занималась инопланетянами. Тогда это еще представлялось важным и секретным. Потом все развалилось, а дедовский архив остался отцу. Отец перебрался на Волгу, архив захватил с собой. А потом я на него наткнулся, в промежутке между компьютерными играми. Еще пацаном…

Суваев вздохнул.

– Но это все ерунда. Меня другое поразило, когда я понял.

Зислис был уже вполне заинтригован.

– Что?

Веригин, и даже Бэкхем глядели на Суваева и слушали, затаив дыхание. Суваев знал о чужих поразительно много. Преступно много.

– Архив все эти годы пополнялся, – сказал Суваев ровно. – Сам собой. Я заметил это, когда увлекся кораблями чужих. В каталоге все время появлялись новые типы, а на некоторые падал служебный гриф «устарел».

Веригин подозрительно прищурился.

– Слушай, Паша… А ты не сочиняешь, а?

Суваев уныло пожал плечами.

– Мне никто не верит. Никогда. Кажется – зря.

Тем временем на диаграмме происходило следующее: переднее пятнышко, в котором Суваев опознал крейсер чужих, исторгло облачко точек. Точки быстро рассыпались, охватывая грузовозы правильной полусферой. Двигаясь быстро и слаженно, они заставили грузовозы изменить направление полета, потом снова изменить – и скоро оба волжских корабля уже не удалялись от планеты, а приближались к ней. А крейсер пошел на перехват лайнера – тот как раз выходил за пределы атмосферы. Второй крейсер пассивно ожидал в отдалении, продолжая медленно дрейфовать к Волге.

– Это еще что за блохи? – пробормотал Веригин. – А, Паш? Что скажешь?

– Это истребители. Одноместные. Для боя в ближнем космосе.

Веригин чмокнул губами и некоторое время задумчиво созерцал точки на диаграмме. Суваев лениво переключал на своем экране сигналы с разных спутников. Потом оживился.

– О! Глядите! Точно – это одноместные корабли-истребители подчиненного класса. Любой крейсер-матка несет их несколько тысяч.

Продолговатый, похожий на каплю предмет мелькнул на экране Суваева; тот переключился на запись, отмотал кадры назад, и зафиксировал истребитель в неподвижности. Действительно, капля, с несколькими небольшими выростами по бокам. Никаких стабилизаторов или чего-нибудь похожего – чужие строили корабли по чужим принципам. Зислис, жадно глядящий в экран, с сожалением вздохнул.

В эфире продолжалась суматоха, только теперь там царила еще большая сумятица, чем перед взлетом – панические передачи с грузовиков и лайнера сделали свое дело. Чужие принуждали корабли к посадке назад, на космодром. И людям ничего не оставалось делать, как подчиняться.

– То-то директорат сейчас в штаны наложил! – злорадно заметил Веригин.

– А ты бы не наложил? – спросил Бэкхем, как показалось Зислису – ревниво.

Веригин честно признался:

– Да и я бы, наверное, наложил… Такие махины!

– Да не очень-то они большие, – проворчал Суваев. – Истребители-то. Метров по десять-двенадцать, не больше.

– Я о крейсерах, – вздохнул Веригин.

– Но лайнер наш даже истребители, поди, сожгут и не почешутся… – Зислису страшно захотелось закурить, но сегодняшнюю сигару он уже выкурил. Час назад. Прямо здесь, в зале. Правда, сначала по полу ее повалял, как ребенок врученный родичами гостинец.

Веригин продолжал любопытствовать:

– А о самих чужих ты что-нибудь знаешь? Какие они? Их что – несколько разновидностей? Я думал – только свайги…

– Не-е-е! – сказал Суваев. – Не только. Свайги – ящеры, это почти всем известно. Кроме них есть азанни – мелкие птицы и цоофт – крупные птицы, вроде страусов. Есть еще Рой – это семья гигантских насекомых, и а'йеши – создания, которые живут в сильном холоде, минус сто по Цельсию для них самое то. Я не вполне разобрался, но мне кажется что это неорганическая жизнь.

– И кто с кем воюет? Птички с этими… холодильниками?

В Веригине неожиданно проснулось жадное любопытство. Он не знал – верит в россказни коллеги или не верит. Но слушать было до жути интересно.

– Нет, – Суваев замотал головой. – Все пять разновидностей чужих давным-давно заключили союз. А с кем они воюют – архив умалчивает. По-моему, с пришельцами вообще черт-те откуда – чуть ли не из-за пределов галактики.

Зислис задумчиво вздохнул:

– Это какие ж корабли надо строить, чтоб перемахнуть в соседнюю галактику…

Невольно он передернул плечами, представив себе эту бездну – миллионы световых лет пустоты. Там ничего нет – даже звезд, даже межзвездной пыли. Хотя, кто из людей может знать хоть что-нибудь определенное о межгалактической бездне? Разве что, чужие знают, они, по крайней мере, там бывали…

– Заходят на посадку, – Бэкхем встрепенулся. – Быстро они что-то!

Оба грузовоза и лайнер уже валились на поле космодрома; причем снижались они слишком стремительно. Стремительнее, чем полагалось таким кораблям. А следом снижалась громада крейсера – необъятный, в полнеба, диск.

– Утренний, самый первый, был куда больше! – заметил Веригин неуверенно. – Кстати, Паша! Чей это был корабль? Насекомых?

Суваев поднял на Лелика Веригина ничего не выражающий взгляд.

– Я не знаю. О таких кораблях в архиве ни слова не говорилось.

– Может, это враги? Враги наших чужих, из другой галактики? – предположил Зислис.

Бэкхем фыркнул; Веригин удивленно покосился на Зислиса.

– Ну, ты сказанул! Наших чужих! – и он хихикнул, но получилось как-то жалко и неубедительно.

– А что? – Зислис ничуть не смутился. – Разве это не так? Мне чужие из своей галактики как-то милее… Даже эти… низкотемпературные. Нутро подсказывает.

– А мне нутро подсказывает, – пробормотал Суваев. – Что разнесут Волгу на кварки к чертям свинячьим. Невзирая на наше присутствие.

– Зачем же они тогда лайнер сажали? Жгли бы прямо в космосе, и никакой мороки. Чисто и гигиенично. Вакуум не щадит…

Веригин вдруг вспомнил, что на лайнере находится жена и дочь Суваева и осекся.

– Почему ты не улетел? – спросил вдруг Бэкхем Суваева. – Бросил пост, побежал спасать семью, и вдруг вернулся. Я не понимаю.

– Что тут понимать? – Суваев пожал плечами. – На лайнер я их пропихнул за бабки. Мне места уже не оставалось. Да и какая разница где подыхать – здесь, или в космосе? Здесь хоть дышать можно до самого конца.

– Что-то настроение у тебя чересчур мрачное, – Зислис вздохнул и добавил: – Впрочем, у меня тоже.

– Действительно странно, – Веригин неопределенно повертел ладонями перед лицом. – Не находите, а? Весь космодром попытался дать деру, только на наблюдении четверо балбесов остались.