ВЛАДИМИР ВАСИЛЬЕВ
      И НИКАКИХ ФАНТАЗИЙ !
      антифантастический рассказ
      "Петрову дали новую квартиру,
      Петров повесил новую гардину
      Поставил телевизор в середину..."
      Александр Варакин. "Тряпичная кукла"
      Фантаст Петров, не без изящества вырвавшись из метафорического миража эпилога, поставил последнюю точку, указал дату завершения и устало откинулся на спинку стула. По физиономии его блуждала самодовольная и оттого глуповатая улыбка, какая, видимо, невольно возникает на утомленных ликах разрешившихся от бремени мадонн.
      Фантаст Петров шумно выпихнул из груди застоявшийся комок воздуха, которым сперло его дыхание в последние мгновения творческого оргазма, и громко провозгласил:
      - Все!.. И больше никаких фантазий!..
      Он явственно ощутил, что не в силах дольше драпировать в "галактические одежды" свой голенький дух, дрожащий от отчаяния, обиды страха, гнева и множества других эмоций негативного ряда терпеливо дожидавшихся его возвращения реалий бытия.
      Да и куда им, сердешным, было деться, пока фантаст Петров оставался существом социальным, очень болезненно ощущавшим многочисленные свои связи с обществом. Разумом-то он понимал тривиальную правоту йогов, утверждавших, что человек становится свободным, когда ему уже ничего не надо ни от неба, ни от земли. Но совет этот, казалось ему, подобен рекомендации отрезать голову, чтобы избавиться от головной боли. Человек, которому ничего не надо, есть кто угодно: йогин, арий, полубудда, четвертьатман - но только не человек. А задача состояла в том, как решить человеческие проблемы, оставаясь человеком. Все тот же неугомонный разум фантаста Петрова не мог согласиться с глашатаями многочисленных "духовных школ", рассматривавших телесную жизнь человека как некое отбытие срока наказания или, в лучшем случае, как командировку на захолустную планетку в грязный греховный мирок. Это было бы слишком просто и даже утешительно. А к простым решениям фантаст Петров относился с подозрительностью. Как и к так называемому "реализму", которого, по мнению фантаста Петрова, не могло существовать в искусстве. Просто кто-то не без корысти пытается выдать за реальность тот лоскуток бытия, который ему удалось разглядеть через замочную скважину своих убогих сенсоров (для незнакомых с терминологией фантаста Петрова: имеются в виду органы чувств).
      Даже если теоретически допустить существование Создателя, Абсолютного Духа, озабоченного суетой сует человеческой (чего практически фантаст Петров, будучи действительным реалистом, допустить не мог), то крайне неразумно было бы со стороны этого Атмана-Бога даровать человеку жизнь на муки, на стремление удушить жизненные проявления, свойственные только этой форме бытия Духа. Нет! ОН мог отправить творения свои, детей своих лишь за тем светом, который способна излучать только Жизнь Человеческая, а не то, что за ней или вне нее. Это свет счастья и радости человеческого бытия, без которого блекнет Божественное Сияние. А если смотреть правде в лицо, к чему был склонен фантаст Петров, то кроме Света Счастья и Радости Человеческой никакого другого истинного света и не существует. Все прочие - лишь мечта человечества об этом.
      Так думал фантаст Петров. И не особенно навязывал свое мнение окружающим. Но как человек пишущий и изредка публикующий свои писания, не мог, разумеется, оставить свое мнение при себе.
      Однако как раз с этим Светом Счастья и Радости и наблюдался очевидный "затык" в жизни не только самого фантаста Петрова, но и всех недавних граждан громадного и, увы, не слишком "светоносного" государства с неблагозвучной, но привычной аббревиатурой СССР, ныне замененной чуть более печатной, но корявой, как обломки табурета - СНГ.
      Как ни расшифровывал фантаст Петров эти магические символы, ничего хорошего не получалось: то ли Столпотворение Нищих Голодранцев, то ли Союз Наивных Голопузиков, то ли, увы, - Самое Натуральное Гуано...
      Ни в одном из осколков бывшей якобы "империи" не наблюдалось ни подлинной Независимости, ни достойной уважения Государственности, ни искреннего Содружества между ними - лишь более или менее искусное надувание щек перед очередным вгрызанием хищных челюстей в тело бывшей общей родины, одновременно поливаемой потоками испражнений. И в этом судорожном утолении животного голода власти и богатства ощущался страх, неуверенность в завтрашнем дне, внутреннее сознание преступности, бесчеловечности творимого под завывание идеологических фанфар, то и дело "дающих петуха".
      Нет, не ощущал фантаст Петров Света ни в жизни новых властителей, ни в жизни прикрывающихся ими нуворишей. А если даже "хозяева жизни" не счастливы в этом государственном образовании, то зачем оно?..
      Петров-младший, еще не фантаст, но уже юный двенадцатилетний фэн, освоивший полное собрание сочинений Жюля Верна, почти освоивший двенадцатитомник Стругацких издания "Текста" (причем "Понедельник..." и "Сказку о тройке" практически выучивший наизусть), не говоря уже о всяких Зелазни, Сэберхейгенах и прочих Нортонах, прущих на книжный прилавок косяком, как горбуша на нерест, - так вот этот самый Петров-младший в описываемый момент самозабвенно колотил шариком от "пинг-понга" в стену кабинета, который в семействе Петровых по совместительству был и спортзалом.
      Когда-то, всего лишь два-три года назад Петров-младший не менее самозабвенно занимался "большим теннисом" и даже по-детски серьезно планировал зарабатывать этим себе на жизнь. Это было то немногое, что он в своем юном возрасте действительно умел делать. Но от месяца к месяцу плата за тренировки на кортах неуклонно росла, а зарплата фантаста Петрова, в миру бывшего старшим научным сотрудником и кандидатом технических наук, непропорционально росту стоимости жизни падала, и гонорары приобретали все более смехотворный характер, стремясь к абсолютному нулю: в журнале "Позиция", ныне тихо почившем, ему выдали за публикацию перевода фантастического рассказа одного узбекского автора сумму, которой хватало только на пару ездок в метро. А за публикацию трети своего фантастического романа в "Звезде Востока" он получил 8,4 сума, что по "официальному" курсу доллара равно примерно 30 пенсам. То есть где-то доллар за роман! Смешно до слез!.. А по реальному курсу "черного рынка" - в два раза смешнее: около 15 пенсов.
      Веселенькое время!..
      Вот Петров-младший и развлекается шариком об стенку. И каждый "пинг", не говоря уже о "понге", уничтожал в интеллектуальном пространстве фантаста Петрова по мысли, мешая сосредоточиться. Впрочем, какие такие мысли могут быть, когда закончен очередной роман?! Никаких мыслей! Исключительно эмоции.
      Фантаст Петров собрал со стола последнюю стопку исписанных с одной стороны листов (на другой стороне были результаты его расчетов на приказавшей долго жить "ЕС-ке", вместе с которой он "навсегда отставал" от цивилизованного мира в области компьютеризации). Какому-нибудь Стивену Кингу, давно оседлавшему свой "всемогущий текст-процессор", или новоиспеченному на литературоведческом противне "киберпанку" никогда не понять писательской технологии фантаста Петрова. Хотя, с другой стороны, оная технология для здоровья полезней. Компьютер для глаз не бальзам...
      Фантаст Петров творил "нетленку" чернильной авторучкой, пока не высохли купленные в доисторические времена, то бишь во времена "застоя", чернила. На новые денег не было. Недавно он соорудил себе "стило" из найденного на улице (гусиного?) пера, вставив в него стержень от шариковой ручки. Эстетика производства образовалась, хотя стержень писал не ахти как легко. А фантаст Петров давно обратил внимание на явную корреляцию между легкостью и комфортностью писания и качеством написанного. Лишь потом произведение перепечатывалось на пишущей машинке или, только в последнее время, когда на работе появились "персоналки", набиралось на компьютере.
      Общая мечта семейства Петровых иметь собственную "IBM"-ку дома отчетливо витала в розово-голубых туманах без всякой перспективы появления в черно-белой реальности.
      При месячном доходе 15-20 баксов на душу (по рыночному курсу) не стоило раскатывать губу на полутора-двухтысячное средство производства и развлечения с обучением (для Петрова-младшего).
      Гусиным перышком!.. Как Александр Сергеевич!.. Во где была нетленка!..
      Слава богу, в литературе все еще не важно, чем и на чем, а важно, что и как...
      Итак, фантаст Петров, водрузив свое рукописное детище на вытянутые ладони, торжественным шагом направился в соседнюю комнату, где жена его творила программное обеспечение для "левака", разрабатывая систему синтеза на ЭВМ электронно-оптических систем с заданными свойствами. Как уже тонко намекалось, "правых" доходов научного работника, а таковым имела честь (или несчастье?) быть и супруга фантаста Петрова, не хватало даже на "хлеб", не говоря уже о "масле"...
      Цвети же и плодонось, независимая страна, так, как ты заботишься о своем интеллектуальном потенциале! Другого не дано... Выбирай же между компьютером и кетменем!
      Сей драматический монолог промелькнул в ментальный сферах фантаста Петрова, когда он глянул на лучшую свою "половинку", а она, почувствовав его приближение, встрепенулась, пока ничего не понимая:
      - А? Что?.. - и еще отсутствующим взглядом посмотрела на мужа.
      Он торжественно и одновременно виновато улыбнулся и вздохнул:
      - Вот, все... закончил...
      И поймал себя на мысли, что эта сцена ему ужасно знакома. Она не раз возникала с несущественными вариациями на страницах его романов.
      О чем бы ни писал писатель, даже фантаст, он пишет о себе и только о себе.
      Осознав торжественность момента, любимая женщина фантаста Петрова поднялась из-за стола и приняла в свои руки творение, автоматически прикидывая его изрядный вес и внушительный объем. Глаза растерянно метнулись к распечаткам и листикам, разбросанным по столу, потом вернулись к свежеиспеченному роману мужа, словно вопя: " И это все на меня, на одну?!..". Но руки, уже освободившись от рукописи, обвились вокруг шеи фантаста Петрова, а губы тянулись к его губам, шепча:
      - Поздравляю... Теперь моя очередь... Только не торопи...
      - А я и не тороплю, - отвечал фантаст Петров, благодарно откликаясь на объятия. - И, вообще, если нет времени, сил, желания...
      - Желание-то у меня есть... - хихикнула жена Петрова, привычно цитируя знаменитую фразу Мастрояни, из которой следовало, что с возможностями на данный момент затык... - Стало быть, найдется и остальное. Честь фирмы надо блюсти. А разве можно тебя без редактуры выпускать!..
      - И-ех! - вздохнул он, соглашаясь с тем, что ни в коем разе нельзя, ибо "фантаст Петров", был коллективным автором - литературным "дюпрасом"(см. "Колыбель для кошки" К. Воннегута).
      - Ну, а теперь, радость моя, - ласково улыбнулась умнейшая "половинка" фантаста Петрова, - если уж ты освободился, не подотрешь ли полик... Весьма способствует поддержанию спортивной формы литературных гениев...
      - Всегда обожал половую жизнь, - признался фантаст Петров, отправляясь за половой тряпкой.
      - Вечером - праздничный ужин по поводу окончания, - решила поддержать его тонус жена, - как покончишь с половой жизнью, можешь сбегать за бутылочкой пива.
      Это вдохновляло. Хотя ничего торжественней бутылки местного пива к праздничному столу два научных работника не могли себе позволить. В общем, не очень-то и хотелось, но удручал сам факт и воспоминания о том, что в прежние времена количество и ассортимент определялись желаниями, а не возможностями...
      Петров-младший тем временем напрыгался и, надев многократно залатанные джинсы и не раз чиненные лично фантастом Петровым туфли, отправился гулять во двор.
      Жена Петрова, отложив его рукопись в сторону, опять углубилась в составление программ: "левак" поджимал со сроками.
      Фантаст Петров занимался уборкой квартиры, попутно решая философские проблемы из области общественного идеала, не забывая при этом, что надо еще "добить" статью по материалам "бюджетного" отчета из области электрофизики, написать отчет по этапу работы из области электрохимии, покумекать над конструкцией установки по подготовке питьевой воды - работа для малого предприятия, а также набросать алгоритм оценки качества электроснабжения промпредприятий - для "основной" ставки жены. Были и другие "левые" и "правые" "хвосты" , однако в периоды активной половой жизни, каковую фантаст Петров вел в данный момент, натирая линолеум мокрой тряпкой, проблемы социальной этики представлялись ему более актуальными.
      Как наглядно показала новейшая история - именно от содержания господствующего общественного идеала самым непосредственным образом зависит благосостояние научного работника. Впрочем, и любого другого. И всякие изменения в истории и, что более важно, в повседневной жизни начинаются с изменения понимания общественного идеала. А кому как не фантасту Петрову заниматься этой неоплачиваемой работой?! Не политикам же оставлять, у которых на зубах хрустит и за ушами трещит - им внятен лишь один идеал: тот, что охраняет их кормушку.
      Вряд ли правильно будет судить их за это, самому не пройдя испытания властью: все-таки инстинкты пока еще играют определяющую роль в поведении человека. Глупо обижаться на объективную реальность. Разумно - с пониманием управлять ею...
      "Чья бы корова мычала!... - попенял себе фантаст Петров, отжимая тряпку. - Управляющий нашелся!.. Тля несчастная!.. Впрочем, и Платон был какое-то время рабом... Эзопу и Эпиктету рабство их тоже не воспрепятствовало войти в число бессмертных мира сего... Однако это уже самоцитата, - констатировал он. Об этом было писано в его никому не нужной философской книге. - Похоже, что именно те рабы в социальном плане оказываются господами в духовном, которые приобщены к сотворению общественного идеала... Приходится выбирать между жизнью и бессмертием. А выбрав, не ропщи!.. С другой стороны: "ропщу - следовательно существую..."
      Фантаст Петров уже вытирался после душа, когда раздался телефонный звонок.
      - Алло, - подняла трубку идеальная половинка фантаста Петрова. - Ах, это ты!.. Привет... Спасибо, дерьмово... Как дочка?.. Ну, молодцы... Как матушка?.. Понятное дело, сейчас проще помереть, чем вылечиться. Похоже, нас к этому и толкают, чтоб лишние рты вымерли. Авось тогда среднеарифметический уровень жизни сам собой повысится... Точно... Да так, то давление скачет, то желудок барахлит... Во-во, при нашей-то собачьей жизни... Да и то кошки с собаками в приличных странах не стали бы жрать то, что приходится нам. Человек не свинья - все съест... А куда бежать? В России мы никому не нужны... А пусть подавится своей иудиной похлебкой!.. Тридцать сребренников еще никому счастья не приносили. И России не принесут... На Западе нам тем более нет места. Мы ж не евреи. Да и на какие шиши, извиняюсь, когда от зарплаты до зарплаты на хлеб не хватает... К тому же возраст... Когда под пятьдесят, поздно начинать с нуля. Тем паче - с минуса... Тебе Петрова дать?.. Он купается. Сейчас вылезет... Тьфу-тьфу-тьфу, пока жив-здоров. Роман очередной закончил... Спасибо... Только кому сейчас нужны... чуть не сказала "советские"... СНГэшные романы, когда можно заполнять прилавки безгонорарным западным дерьмом в красивых суперобложках?! Все в стол... Всю жизнь - в стол!.. При тоталитаризме - по политическим соображениям, при капитализме - по рыночным. А для человека какая разница по каким соображениям все его творчество - коту под хвост... Ну, в стол... Не вижу разницы. Не те времена, чтобы надеяться на память потомков. Не до гениев, которых нынче, как собак нерезанных... Разве что, когда все повымрут с голодухи, как динозавры, литературные палеонтологи начнут делать бизнес на архивах... Да Петрову-то что с этого? Он сейчас живет...
      - Ладно-ладно, - возник голый фантаст Петров, интенсивно вытираясь махровым полотенцем, - будет вам хоронить меня... Я вам еще живой могу пользу принести... с удовольствием, - хихикнул он, с намеком запуская руку в декольте своей сексапильной половинки.
      - А вот и твой Петров объявился, - сообщила в трубку госпожа Петрова, одновременно шлепая супруга по наглым рукам. - Ну, наш... Все равно получай, пока... - передала она трубку фантасту Петрову и, шлепнув его по голой заднице, удалилась в кухню, не забыв порадоваться совсем еще молодой фигуре далеко не молодого мужа своего.
      - Привет, - бодро приветствовал фантаст Петров свою "младшую жену", живущую в собственной квартире вполне самостоятельно экономически и юридически. Но браки-то, как известно, заключаются на небесах. А на оных фантаст Петров побывал с двумя женщинами. Небеса не возражали. Женщины тоже. Хотя с ними было гораздо сложнее, чем с небесами. Во всяком случае, семейного общежития, то бишь гарема, о коем фантастически мечтал фантаст Петров, не получилось. Хотя и были времена тройственной идиллии, но они кончились отчаянным побегом "младшей жены" от Петрова в "законный брак", от которого ей осталась дочка, а также духовное и сексуальное разочарование. Муж не устраивал ее в постели, а маму - в квартире. К тому же у него возгорелась "возвратная любовь" к прежней жене, и развод произошел при взаимном согласии. А возобновление отношений с Петровыми показало, что территориальная разобщенность весьма благотворно сказывается на взаимной приязни. Хотя наступивший с приходом "волчье-собачьей жизни", в которой "ноги кормят", дефицит нормального человеческого общения объективно разводил их в стороны, как льдины в море. Общего оставалось все меньше и меньше. Пожалуй, только память... да секс Петрова с "младшей женой", которая силой ненавистных обстоятельств все больше становилась всего лишь "любовницей". И это - не мало. Но мечталось-то о другом... Увы, быть бы живу...
      - Спасибо, - благодарил он за поздравления в связи с окончанием романа, - только еще рано. Редактура, печать... Это еще несколько месяцев... Впрочем, впереди у нас - вечность... Завтра?.. С удовольствием!.. Как всегда? Буду!.. А мама где? К братцу твоему собралась... Ну, отлично! Люблю, когда бдительные мамы уходят в гости. До завтра. Целую...
      - Не понимаю, - прокомментировала последнее замечание мужа его разумная половина, - неужели нельзя с мамой договориться?! Женщина ведь, должна понимать живые женские потребности... А то все украдкой, когда мамуля соизволит отлучиться. Это ж разве жизнь?
      - Коммунистические мамы, как и христианские их предтечи, воспитаны в сознании греховности секса. Они всю жизнь пытались подавить в себе его зов и того же ждут от детей... Во всяком случае на старости их лет не приходится рассчитывать на понимание в этом вопросе.
      - Отговорки, - отмахнулась она.
      - Возможно, но я не хочу давить... Есть серьезные основания предполагать, что после откровенного разговора ситуация только ухудшится. Жалко их обеих...
      - Воля ваша, - пожала плечами госпожа Петрова. - А глазки-то загорелись от перспективы!.. Молодая любовница горячит кровь...
      - Естественно, - заулыбался фантаст Петров, обнимая жену, мою кровь воспламеняет каждая женщина, которую я люблю... Правда, таковых раз-два и обчелся... Не ревнуешь?
      - Мог бы и не спрашивать, - обиженно поджала губы возлюбленная "старшая жена", - я давно поняла, что мужчина, способный предать одну женщину, может предать и любую другую, то есть бросить. А я уверена, что мой любимый мужчина неспособен на предательство. Иначе как бы я могла его любить?..
      * * *
      Ровно в восемь утра следующего дня - весеннего понедельника 1995 года - фантаст Петров нажал на кнопку звонка у дверей своей возлюбленной "младшей жены". Открывать, похоже, не торопились. Он нажал еще раз. Может, не услышала?
      За дверью послышались торопливые шаги, загромыхали многочисленные задвижки, замки и засовы, которыми население пыталось защититься от криминализации обстановки. Металлическая дверь с грохотом распахнулась.
      - Извини, - засияла улыбкой белокурая фея, и синее небо в ее ошеломительных глазах засветилось солнышком. - Вода шумела в ванной, не услышала.
      - Ничего страшного, - обнял ее фантаст Петров и поцеловал в шейку, соблазнительно светящуюся из халатика. В ванной продолжала шуметь вода.
      - Раздевайся, я сейчас, - убежала красавица.
      Петров разулся, поставил в угол кейс и прошел в квартиру, глянув по пути в высокое зеркало, стоявшее в прихожей.
      Пожалуй, на героя-любовника он еще тянул: высокий (190 см), стройный (точнее было бы сказать - тощий, но при других обстоятельствах), почти марксовы шевелюра и борода, но русый цвет их обеспечивал ему романтический былинный имидж Ивана-царевича (точнее, Ивана-дурака, но какой дурак не стремится в цари?.. И самое поразительное - именно он-то и становится им!..). Правда, от висков его романтическую русину уже начало прихватывать "пеплом". На что "старшая жена" реагировала весьма болезненно, видимо, смотрясь в мужа своего, как в зеркало. И всячески пыталась бороться с оным "пеплом". Но фантаст Петров не поддавался, не желая из русого становиться рыжим от хны. Тем более черно-зеленым - от басмы. Но справедливости ради надо заметить, что стойкости ему хватало не всегда, и в результате он соглашался изредка на "русые" красящие шампуни. Однако в последнее время на них уже элементарно не хватало ни шишей, ни, тем более, баксов. Посему "пепел" все решительнее захватывал поле боя на многомудрой голове фантаста Петрова.
      - Ну, вот я и готова, - выплыла из ванной комнаты жена-любовница.
      Фантаст Петров обнял ее за талию и нежно поцеловал в радующиеся ему глаза. Нет! В очи, влекущие его в бездонную синеву. Он знал, что на них контактные линзы, и потому поцелуй был особо нежен.
      - Как у тебя сегодня со временем? - поинтересовался он.
      - Как всегда - цейтнот, - вздохнула она, - в полодиннадцатого ко мне должен прийти эксперт, а до того надо заскочить в фундаменталку. Шеф поручил подобрать кое-какую литературу.
      - Стало быть, сейчас мы c тобой в библиотеке, - констатировал фантаст Петров. - Недурно... Но к нашей любимой КНИГЕ надо прикасаться чиcтыми руками, не говоря уже о прочих частях тела и души... - с намеком продолжил он.
      - Иди-иди, - подтолкнула Петрова к ванной жемчужина его неформального гарема, зная щепетильное отношение возлюбленного к чистоте тела. Кстати, не только своего, что она всенепременно учитывала и одобряла. Свободный секс требует абсолютной чистоты. Во всех смыслах.
      Пока фантаст Петров плескался, "младшая жена" торопливо готовила брачное ложе, прислушиваясь к нарастающему волнению в себе, от кончиков пальцев легкими волнами озноба пробегавшему по ее коже, уже предчувствующей ЕГО прикосновения. Жизнь, увы, не баловала ее радостями. Но тем, что ей вдруг перепадали, она отдавалась с самозабвением. По крайней мере, старалась. Получалось, к сожалению, не всегда. Бесчисленные проблемы, если и не дамокловым мечом висевшие над ней, то уж точно власяницей истязавшие душу, часто не отпускали ее в вожделенное забвение. Впрочем, "часто" не то слово для того, что случается крайне редко. И только фантасту Петрову удавалось увлечь ее в кратковременную нирвану. Да простят правоверные индуисты, буддисты, теософы, йоги и адепты употребление этого святого для них слова в столь сексуальном контексте! У каждого свой путь в нирвану. У них - через сому или иные психоделические средства, медитацию, особое дыхание или упражнение. У "младшей жены" фантаста Петрова - через любовь с ним. Не слишком, правда, богатый сексуальный опыт убедил ее в том, что лишь ОН знает заветный путь. Может быть, именно эта вера неизменно и приводила ее к вожделенной цели, а фантаст Петров был только ключом, тайным кодом, отпирающим божественные глубины ее психики?..
      Во всяком случае, сам он видел свою роль именно в этом, не преувеличивая свои сексуальные достоинства. Мужик как мужик. Но всегда и неизменно любящий Женщину... Двух женщин...
      Он вошел в комнату. Провел ласковой ладонью по ее щеке и повел по одному ему ведомым тайным тропинкам, а то и по неизведанному бездорожью в ту чудную, сказочную страну, куда можно попасть только вдвоем... И она с покорной радостью следовала за своим поводырем. Не было случая, чтобы она об этом пожалела.
      "Старшая жена" предпочитала сама выбирать тропинки. И хотя нередко они уводили в сторону от цели, она не уставала искать.
      В одном из своих романов фантаст Петров уподобил Женщину Реке. Исходя их этого образа, "старшая жена" представлялась ему чистым и неистовым горным потоком, своевольно прокладывающим себе путь среди скал, не зная покоя, но подсознательно, всей страстью неугомонной души стремящейся к нему.
      "Младшая жена" виделась ему спокойной равнинной рекой, покорно принявшей свое русло. И тем не менее, кажущаяся покорность ни в коей мере не исключала глубинной мощи течения, устремляющего ее в дальние дали к бешеной страсти океанского прибоя, который, наверное, и был тайной сутью души ее...
      Какие они разные - любимые женщины фантаста Петрова! И каждая неповторимо прекрасна!..
      И за что ему, убогому, такое сокровище?!
      * * *
      Фантаст Петров быстро шагал к своему родному НИИ, изрядно уже опоздав к началу рабочего дня. Впрочем, он всегда неформально относился к трудовому распорядку, считая, что ему должны платить за выполненную работу, а не за отсидку на рабочем месте. И посему его рабочий день мог растягиваться и до глубокой ночи, естественно перемещаясь из стен НИИ в домашний кабинет.
      Фантаст Петров был честен и азартен. И если уж брался за научную проблему, то прорабатывал ее тщательно, с самозабвением, неизменно стремясь к красоте результата, да и процесса тоже. Как у натуры художественной, у него было гипертрофированное эстетическое чувство. Наука же и прежде, и, особенно, теперь в эстетике не нуждалась. Потому научная деятельность сэнээса Петрова все отчетливее приобретала характер сизифова труда. По крайней мере, в области фундаментальных исследований, результаты которых, в этом он тоже убеждался все явственней, не интересовали никого, кроме него самого.
      Он понимал, что это неправильно и преступно с точки зрения государственных интересов - государство, не поддерживающее и не развивающее свой интеллектуальный потенциал обречено на третьестепенную роль сырьевого придатка развитых стран и на десятистепенную роль рынка дешевой, почти дармовой рабочей силы. Понимал! Но что он мог сделать?! Пока - только продолжать свой сизифов труд за нищенскую зарплату, которая была меньше половины зарплаты кондуктора в трамвае - такова истинная оценка государством роли науки в своем настоящем и будущем.
      В таких условиях было бы идиотизмом испытывать угрызения совести по поводу нарушения трудовой дисциплины, полагал сэнээс Петров. И не испытывал. Однако работа есть работа. Ее надо делать. И поэтому он все же спешил. Тем более, что кроме бюджетной "фундаменталки" существовала еще и совместительская хоздоговорная "прикладуха". Тут интерес производства к науке еще подавал кое-какие признаки жизни. Однако сквозные неплатежи и инфляция сводили к нулю все попытки научных работников как-то поправить свое финансовое положение. Работу они "Заказчику" сдавали. Оплату за нее, в основном, только ожидали. И где смысл?..
      Из-за отсутствия оного наука старела, ветшала, приходила в негодность. Кто помоложе - драл из нее когти в коммерческие структуры, кто повыше в административном плане - разворовывал основные и оборотные фонды. Предприниматели!..
      Все эти не столько мысли, сколько эмоции суетным фоном проносились в ментальном пространстве фантаста Петрова, в общем-то, своей обыденностью не слишком волнуя.
      Истинно трогал его сейчас прощальный взгляд возлюбленной "младшей жены", наполненный радостью, благодарностью и хорошо скрываемой тоской. Когда-то она говорила вслух: "Как редко мы видимся!.. Как мало и скудно общаемся!.." Теперь перестала, прекрасно сознавая, что для желаемого внесексуального общения ни у одного из них нет ни времени, ни сил, ни реальной возможности. В результате постепенно исчезает и потребность. "Беличьи колеса" их жизней вращались в разных плоскостях, лишь изредка сближаясь.
      "Какое же я имею право называть ее "младшей женой", - казнился фантаст Петров, - когда не могу снять с нее даже части жизненных тягот?! О женах заботятся!.. Впрочем, о любовницах - тоже... Так что не в терминологии дело, а в моей полнейшей финансовой несостоятельности! В нищете, в которую меня швырнули, как котенка в помойное ведро..."
      Какое унижение! Сейчас невыгодно быть ученым, писателем, учителем, врачом, инженером, вообще, интеллигентом, работником умственного труда... Впрочем, и промышленным рабочим, шахтером вообще квалифицированным специалистом. Сейчас выгодно быть торгашом и рэкетиром - в бандитской или государственной форме (бюрократом, милиционером, таможенником...). То есть пребывать в сфере перераспределения капитала, но никак не в сфере его создания, интеллектуального или производственного. Только нельзя же без конца перераспределять пустоту!..
      Оказывается, можно, если заполнять ее третьесортным импортным дерьмом, получаемым в обмен на что-нибудь ворованное...
      - Ну, как успехи на сексуальном фронте? - поинтересовалась любимая "законная жена", оторвавшись от экрана "персоналки" коллективного пользования (от нищеты на ней работали несколько лабораторий по графику). Как всегда жена надежно прикрывала тылы фантаста Петрова.
      - На сексуальном фронте без перемен, - ответствовал довольный любовник, - в стремительной атаке занята новая стратегически важная высота. Потерь нет! Тебе привет...
      - Везет же некоторым, - вздохнула "старшая жена".
      - Раз в месяц тебе, наверное, тоже везло бы, - пожал плечами Петров.
      - А кто каждый день покушается? - двинула ему кулаком в бок супруга.
      - Дык ведь, - развел руками фантаст Петров, - устоять против такого соблазну невозможно!.. Никто меня не искал?..
      - Да кому ты нужен, кроме голодных женщин, - хмыкнула госпожа Петрова. - Здесь никто никому не нужен, если на нем нельзя заработать.
      - А человечеству?! - воскликнул фантаст Петров.
      - Во-первых, - подняла брови его супруга, - человечество сюда не заглядывает... Во-вторых, сдается мне, что и ему давно на нас начхать. Оно нужно нам, чтобы обрести иллюзию смысла жизни, а не мы ему. Наше человечество ограничено теми, кто нас любит.
      - Как всегда, ты права, наимудрейшая моя, - на секунду задумавшись, как бы взвешивая мысль, серьезно согласился фантаст Петров. - Ну, показывай, что у нас здесь получается, - повел он головой в сторону светящегося экрана IBM.
      И они с интересом углубились в работу.
      Через пару часов "задышала" программа моделирования импульсного электрического разряда в жидкости, над которой они бились в последнеее время, и Петров, облегченно вздохнув, оставил свою жену-коллегу доводить до ума выходные формы, а сам отправился из ВЦ в лабораторию, надеясь разобраться с постановкой задачи о моделировании процессов в плоско-параллельных измерительных структурах.
      Уже за несколько метров от двери лаборатории были слышны громкие мужские голоса.
      - Ельцин - к-козел! - Из клубов табачного дыма смачно шмякнула по ушам фантаста Петрова категорическая сентенция.
      "Политклуб в работе," - констатировал он и, глянув на часы, обнаружил, что уже обеденное время. Хотя деятельность "политклуба" не определялась распорядком дня. Она была стихийна и почти перманентна, как обожаемая Троцким мировая революция. Да и само "обеденное время" - чистая условность, потому что сейчас мало кто из научных работников нормально обедал в столовой. В основном слегка перекусывали либо бутербродом, прихваченным из дома, либо просто лепешкой или куском хлеба. Во всяком случае, Петровы давно уже не позволяли себе такой роскоши, как обед в столовой. Правда, если голод вдруг пересиливал, и они "шиковали", съев по порции "первого", то кончалось это желудочными болями. Как писал один немецкий поэт о питании своих соотечественников в годы войны: "Не хлебом единым?... Но что же едим мы?.."
      Увы, преимущественно то, что наиболее адекватно характеризуется непечатными терминами... Потому что в постсоветских государствах, пытающихся двинуться от бюрократического феодализма к бюрократическому капитализму первоначальное накопление капитала зиждется на воровстве и нарушении технологий. Этот процесс, захватывающий и сферу производства продуктов питания, наиболее болезненно сказывается на желудочно-кишечном тракте всей живности в городах и весях.
      Кто успел своровать, тот и съел!.. А кто не умеет или не желает вымрет...
      Только с кем предполагается строить эффективную рыночную экономику, которая просто немыслима без честного ведения дел? С ворами?.. Что ж, бог в помощь...
      - Каждый народ заслуживает того правителя, какого имеет, древней сентенцией прокомментировал характеристику президента России фантаст Петров, включаясь в работу политклуба. - Баранами всегда верховодит козел.
      - Но не алкаш ведь! - возразили Петрову.
      - Ну, во-первых, мы с ним за одним столом не сидели, а свидетельству оппозиции сильно доверять не стоит... Во-вторых, пьяным баранам по нраву пьяный козел - свой парень!.. Потому они за него и голосуют.
      - Они голосуют за Жириновского! Ежу ясно, что результаты выоров подтасованы. Сталин научил, как это делается.
      - Естественно, - пожал плечами фантаст Петров, - потому что этот куда козлиней будет. Через все границы козлятиной прет!.. Или козлищиной...
      - Все равно ему Бориску не свалить, - послышался политический прогноз из клубов табачного дыма. - Шут гороховый!..
      - А это уж какой расклад выйдет, - усомнились в прогнозе.
      - Гитлера тоже в свое время всерьез не принимали, - напомнил Петров. "Бесноватый" и т.д... У шутов во все времена было большое преимущество они могли безнаказанно делать тайное явным, неосознанное превращать в сознательное.
      - Какое уж там неосознанное, - хмыкнул один их действительных членов политклуба, - режет правду-матку промеж глаз.
      - В том-то и дело, - кивнул Петров, - что "правда-матка" в высших политических сферах обычно не подлежит оглашению, ибо у каждого она своя, в зависимости от того, чьи интересы политик представляет, прикрываясь интересами народа. И только "шут" позволяет себе произносить вслух то, что народ действительно желает... А народ желает сытно есть, пьяно пить, чувствовать себя человеком первого сорта в любой точке необъятной Евразии, а не только в своем национальном закутке. И чтобы это чувство было защищено законом, как во времена СССР, он желает быть свободным от произвола политиков, по крайней мере, чтобы его жизнь не зависела от личных взаимоотношений Ельцина с Каримовым или Тер-Петросяна с Алиевым.
      - Так не бывает, - прокомментировал тот же действительный член политклуба.
      - Разумеется, но ведь хочется!.. О том и ведет речь "шут", заранее зная, что правитель, при котором он подвизается, не способен превратить желаемое в действительное. И Жириновский прекрасно знает, что невозможно восстановить СССР, во всяком случае, в атмосфере той имперской фразеологии, которую он эксплуатирует. Более того, он прекрасно сознает, что своими речами еще больше расталкивает части распавшегося СССР, пугая "нерусских" своей клоунской агрессивностью и посягательствами на полноту власти тех, кто до нее-таки дорвался. Кто же из вкусивших откажется от нее добровольно?! Только через войну!.. Но ему и не нужен никакой Союз. Ему нужны голоса тех, кто по нему тоскует.
      - И мы тоскуем!
      - И наши голоса нужны, хотя бы в виде морального давления на тех, кто имеет в России право голоса. Ему бы вскарабкаться на российский трон, а там хоть трава не расти... Возникнут трудности, можно и войнушку затеять по восстановлению империи, а то замахнуться и на мировое господство народа-богоносца. Жириновский очевидно разыгрывает карту Гитлера, пытаясь повторить его политический "блиц-криг". Только политику не вредно помнить о том, что повторы в истории оборачиваются фарсами...
      - Для шута фарс - родная стихия. Он его и создает, - заметил действительный член политклуба.
      - Нет, Жириновский все-таки ни на Гитлера, ни на Пиночета не тянет, поморщился другой. - Дело в том, что народ, как голодная баба, тоскует по "твердой руке". Ждет, когда придет "настоящий мужик" и наведет порядок. Какой-нибудь генерал Лебедь или лучше Щука. Должен же кто-то, в конце концов, всем этим "новым" русским, узбекам, казахам и т.д. зажать яйца в тиски и заставить вернуть награбленное! Ведь у нас испокон веку сами не понимали как должно жить - без Петра да Иосифа... А иначе до "культурного рынка" мы никогда не доползем. Как говаривал Ленин, бить по головкам надо, особенно, по тем, что так и зырят, где бы что слямзить.
      - Но зачем же террор?! Правовое государство должно решать свои проблемы с помощью права - через законы!..
      - Ха-ха-ха!..
      - А почему ты думаешь, что диктатор еще грядет, а не приступил к исполнению своих обязанностей? - спросил фантаст Петров у действительного члена политклуба, собравшегося решать политические проблемы с помощью тисков.
      - Это Бориска-то?.. Слабоват... А главное, бардак разводит, а не порядок. Все истинные императоры, начиная с Октавиана Августа, а может, и с Хаммурапи, наводили порядок, а козлы со своими баранами только обжирали да обсирали все вокруг себя!.. Тем и проверяются...
      - Резонно, - кивнул фантаст Петров. - Только и императоры бывают разные. Одни создают империи. Другие - их разрушают... Ельцин войдет в историю как разрушитель, и иного ему не дано. У созидателей принципиально другая природа. Но и те, и другие склонны к диктатуре, дабы навязать массам свою волю... Использовать язык пушек в диалоге с представительной властью может только диктатор, причем, в тираническом варианте. Использовать армию против неугодного вассала может лишь уже законченный тиран. И глупо надеяться, что он уступит свою власть какому-то шуту, даже если тот и победит на выборах. В этом случае и шутки, и маски будут побоку!..
      - А народ?
      - Бараны идут за своими козлами, если, конечно, те не топчутся на месте.
      - Так ты предрекаешь победу Ельцина?
      - Я не исключаю ее, - ответил фантаст Петров, - и полагаю, что особой щепетильности в средствах не будет. Наивно ждать щепетильности от человека, отдавшего на заклание национальным амбициям миллионы соотечественников по бывшему принципиально интернациональному отечеству.