Илья Варшавский
      Тупица
      В зал логического анализа Академии Познания я попал только к вечеру, когда там уже было совсем мало народа.
      По существу, сегодня здесь должна была решаться моя судьба. Я дал себе слово, что если последняя попытка создать теорию распределения антиматерии опять закончится неудачей, я меняю профессию, увы! - уже третью по счету. Никто меня к этому не принуждал, но глупо было дальше тратить время на деятельность, не приносящую никакой пользы обществу.
      Мне не хватало новейших данных, полученных за последний месяц, и, раньше чем приступить к анализу, я опустил перфокарту в приемник электронного библиографа.
      Через минуту в моем распоряжении были результаты всех экспериментов, проведенных земными институтами и орбитальными космическими станциями. Теперь оставалось проверить, насколько моя гипотеза объяснила все, что получено опытом.
      Я не люблю новейших логических машин, построенных на базе биоэлементов. В их сверхбыстродействии и безапелляционности есть что-то неприятное. Мне иногда кажется, что каждая такая машина обладает какими-то чертами индивидуальности, иногда просто отталкивающими. Не так давно одна из них разбила все мои честолюбивые мечты лаконическим и суровым приговором: "Чушь". Мне гораздо больше по душе неторопливый ход рассуждений стареньких автоматов-анализаторов. С ними легче переживать неудачи. Они только подготовляют материал для выводов, которые делаешь сам. В таких случаях никто не мешает тебе немного подсластить пилюлю.
      К сожалению, моя любимая машина была занята. Какой-то юноша, сидя за перфоратором, яростно стучал по клавишам. Рядом с ним лежала горка карточек с ответами - не меньше сотни штук. Мне впервые приходилось видеть здесь человека, которого интересовала такая уйма проблем.
      - Простите, - обратился я к нему, - у вас еще много вопросов?
      - Один, - ответил он, опуская карточку в машину, - сейчас я отсюда уберусь.
      Он взял с лотка возвращенный машиной листок и безнадежно махнул рукой.
      - Вот полюбуйтесь!
      Я взглянул через его плечо.
      Вопрос: если человек глуп, как пробка, может ли он сделать что-нибудь умное?"
      Ответ: "Может, но только случайно, с ничтожно малой степенью вероятности."
      - Н-да, - сказал я, - вряд ли стоило...
      - Занимать машину? - перебил он меня, - А что мне прикажете делать, если я дурак?
      Я рассмеялся.
      - Ну, знаете ли, кто из нас не присваивал себе этого звания после очередной неудачи. Пожалуй, из всех метафор эта имеет наибольшее хождение.
      - Метафор! - желчно сказал он. - В том-то все и дело, что никаких метафор тут нет. Просто я дурак от рождения.
      - Вы сами себе противоречите, - сказал я, - настоящий дурак никогда не считает себя дураком, да и вообще какие в наше время могут быть дураки?
      - Ну, если вам не нравится слово "дурак", так тупица. Дело в том, что я феноменально туп. Мне двадцать пять лет, а кроме обязательного курса машинного обучения, я ничего не прошел, да и тот дался мне с величайшим трудом. Профессии у меня никакой нет, потому что я даже мыслить логически не умею.
      - Чем вы занимаетесь?
      - Да ничем. Живу иждивенцем у общества.
      - Неужели никакая профессия...
      - Никакая. Все, что попроще, делают машины. Сами понимаете, что в двадцать третьем веке никто мне не поручит подметать улицы, а ни на что другое я не способен.
      - Может, вы не пробовали?
      - Пробовал. Все пробовал, ничего не получается. Вот пробую учиться логическому анализу у машин, да что толку?! Я и вопроса умного задать не могу...
      - Да-а, - сказал я, - неприятно. Это что же у вас, наследственное или результат заболевания?
      - Наверное, наследственное. Недаром у меня и фамилия такая - Тупицин. Вероятно, еще предки славились.
      - А к врачам вы обращались?
      - Обращался. Никаких органических пороков не находят, а глупость, говорят, - извините, еще лечить не научились. Словом, дурак и все тут! Вот и сейчас: вам работать нужно, а я вас всякой ерундой занимаю.
      - Что вы! - сказал я, опуская карточку в машину. - Все, что вы говорите, так необычайно.
      - Необычайно! В том-то вся беда, что необычайно. Ведь я, по существу говоря, паразит. Люди работают, чтобы меня прокормить и одеть, а я не вношу ни малейшей лепты в общий труд. Больше того: все знают, что я тупица, и всячески стараются скрасить мне жизнь. Я получаю самые последние образцы одежды, приглашения на лучшие концерты, все деликатесы. Даже девушки кокетничают со мной больше, чем с другими, а на черта мне все это нужно, раз делается просто из жалости?
      Он погрозил кому-то кулаком и побежал к выходу.
      Я хотел пойти за ним, как-то утешить, но тут раздался звонок. Машина кончила анализ. Я схватил карточку. Опять неудача! Моя гипотеза никуда не годилась.
      Больше года я провел в высокогорной экспедиции, в надежде, что эта работа излечит меня от желания стать теоретиком. Однако ни трудности альпийских походов, ни подъемы в верхние слои атмосферы, ни совершенно новая для меня сложная техника физических экспериментов не были в состоянии отвлечь от постоянных дум об одном и том же. Новые гипотезы, одна другой смелее, рождались в моем мозгу.
      Получив отпуск, я сейчас же помчался в Академию Познания.
      За это время в зале логического анализа произошло много перемен. Моих любимцев - электронных анализаторов - уже не было. Их место заняли крохотные машинки неизвестной мне конструкции, способные производить до трех миллиардов логических операций в секунду. В конце зала я увидел массивную дверь, обитую звукоизоляционным материалом. На двери была табличка с надписью: "Консультант".
      Возле двери, в кресле, сидел старичок в академической ермолке. Он просматривал рукопись, лежавшую у него на коленях, время от времени нетерпеливо поглядывая на часы.
      Дверь отворилась, и старичок с неожиданной резвостью вскочил, рассыпав листы по полу.
      - Федор Михайлович! - сказал он заискивающим тоном. - Может быть, вы мне уделите сегодня хоть пять минут?
      Я перевел взгляд и обомлел.
      В дверях стоял тот самый юноша, который прошлый раз жаловался мне на свою судьбу.
      Но это был уже совсем другой Тупицин.
      - Не могу, дорогой, - снисходительно сказал он, - у меня сейчас свидание с академиком Леонтьевым. Он записался ко мне на прием неделю назад.
      - Но моя работа гораздо важнее той, что ведет Леонтьев, - настаивал старичок. - Я думаю, он, как честный ученый, сам это признает!
      - Не могу, я обещал. А вас я попрошу зайти... - Тупицин вынул записную книжку,-на той неделе, ну, скажем, в пятницу в двенадцать часов. Устраивает?
      - Что ж, - вздохнул старичок, - если раньше нельзя...
      - Никак нельзя, - отрезал Тупицин и важной походкой направился к выходу.
      Несколько минут я стоял, пораженный этой метаморфозой, затем бросился за ним вдогонку.
      - Здравствуйте! - сказал я.- Вы меня не узнаете?
      Он наморщил лоб, пытаясь вспомнить, и вдруг рассмеялся.
      - Как же, помню! В этом зале, не правда ли?
      - Конечно!
      - Вы знаете, - сказал он, беря меня под руку, - в тот день я был близок к самоубийству.
      - Очевидно, вы себя просто недооценивали. Болезненный самоанализ, ну, какие-нибудь неудачи, а отсюда и все остальное. Скажите, что же помогло вам найти место в жизни?
      - Видите ли, - замялся он, - это не так легко объяснить. Я ведь вам говорил, что я тупица.
      - Ну вот, - сказал я, - опять за старое! Лучше расскажите, чем вы тут занимаетесь.
      - Я консультант по немыслимым предложениям.
      - Что?! Никогда не слышал о такой должности. Разве логического анализа недостаточно, чтобы отсеивать подобные предложения?
      - Достаточно. Но я как раз их придумываю.
      - Для чего?
      - Чтобы дать возможность ученым построить новую теорию. Вы ведь все находитесь в плену логики. Всегда во всем ищете преемственность, логическую связь с тем, что уже давно известно, а новые теории часто требуют именно отказа от старых представлений. Вот Леонтьев и посоветовал мне...
      - Но как же вы это можете делать, будучи, простите за откровенность, профаном?
      - Как раз поэтому мне часто удается натолкнуть ученого на новую гипотезу.
      - Чепуха! - сказал я. - Форменная чепуха! Так можно гадать до скончания века. Я, правда, ученый-любитель, но проблема, которая меня интересует...
      - А что это за проблема?
      - Ну, как вам попроще рассказать? Мне хочется найти объяснение, почему антиматерия в доступном нам пространстве распределена не так, как обычная материя.
      - А почему она должна быть так же распределена?
      - Потому что признаки, которые ее отличают, ну, скажем, направление спина, знак заряда и другие, при образовании частиц могут появиться с такой же степенью вероятности, как и в привычном нам мире.
      Он закрыл глаза, стараясь меня понять.
      - Значит, вас интересует, почему антиматерия распределена не так, как обычная материя?
      - Да.
      - А почему так, вы знаете?
      - Что так?
      - Почему именно так распределена обычная материя?
      Вопрос меня озадачил.
      - Насколько мне известно, - ответил я, - еще никто...
      - Не можете же вы знать, почему не так, когда не знаете, почему так. Кажется, он безнадежно запутался в своем софизме.
      - Нет, - ответил я, улыбаясь, - все это, может быть, и забавно, но вовсе... - на мгновение я запнулся, - вовсе не так уж глупо! Пожалуй, лучше всего мне работать в экспедиции!