Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Вначале были легенды

ModernLib.Net / История / Варшавский Анатолий / Вначале были легенды - Чтение (стр. 9)
Автор: Варшавский Анатолий
Жанр: История

 

 


      Здесь где ни копни — в глубь времен ведут древние следы. И многие из этих прочитанных учеными страниц древней книги истории Колхиды — настоящее откровение для исследователей.
 
      Раскопки свидетельствуют: «Колхида уже в конце второго и первой трети первого тысячелетий до нашей эры была одним из основных производителей железа и его экспортеров. Вся предгорная полоса исторической Колхиды была, как показали раскопки, буквально усеяна железоплавильными печами.
      …На холмах, но всегда вблизи воды, в ущельях, оврагах — везде находят ученые железоплавильные мастерские древних колхов. В приморской полосе сырьем служили магнетитовые пески, а в предгорных, богатых железной рудой районах, — гематит.
      По среднему течению рек Чолоки и Очхомурй, в бассейнах рек Хоби — Очхомурй, в зоне среднего течения реки Супса, возле устья которой находятся самые богатые в Восточном Причерноморье залежи магнетитовых песков, в Чорохи (это уже в Южной Колхиде) были обнаружены верой и правдой служившие колхам железо-плавильные печи — горны, выложенные камнями ямы, напоминавшие, как пишет в своей статье «Новооткрытые памятники древнеколхидской металлургии» Д. Хахутайшвили, перевернутую усеченную пирамиду. Дно печи имело полусферическое углубление, в нем скапливался шлак и образовывалась крица. Печь была снабжена воздуходувными мехами, были, разумеется, в этих мастерских наковальни для обработки криц, площадка для хранения запасов огнеупорной глины.
      Очень похоже, что Восточное и Юго-Восточное Причерноморье как раз было той областью, которая (таков один из главных выводов исследователей, и выводов, надо сказать, оглушительно новых) обеспечивала железом не только все Западное Закавказье, но и экспортировала его в такие мощные страны того времени, как Урарту и Ассирия.
      Еще недавно во всех учебниках, в том числе и школьных, распространение железа в Закавказье связывалось с урартской культурой…
      Видимо, недаром первые на побережье Колхиды греческие фактории — Пичвнари, Уреки, Батумис-Цихс, как это сейчас становится ясно, находились вблизи мощных центров металлургического производства (бассейн реки Чолоки, нижнее течение реки Чорохи), чью продукцию знали издревле.
 
      Еще одни раскопки — на так называемом Эшерском городище, что находится километрах в десяти к юго-западу от Сухуми.
      …Терпеливо ведут работу археологи. Они находят в самом нижнем слое каменные орудия — скребки, резцы, скобели, изделия из кости. Селились тут с незапамятных времен люди, благо и до моря недалеко, не больше километра. Находят черепки — местной посуды, но и ввезенной тоже, украшенной розетками, вертикальными черточками, покрытой с внутренней стороны черным и сероватым лаком. К концу VII или во всяком случае к первой половине VI века до нашей эры относятся эти родосско-ионийские сосуды; но попадаются и бронзовые изделия колхидского производства. В более поздних, эллинистических слоях находят черепицу, мукомольные жернова. И снова уйма фрагментов местной и привозной посуды.
      Основные выводы? Вот они: на месте древнего колхского поселения к началу VI века до нашей эры возник греческий эмпорий — торговое поселение. Достоверность этого факта хорошо подтверждается родосско-ионийской привозной посудой. Немного позже сюда начинают поступать и аттические амфоры и вазы. Г. Шамбе, руководивший здешними раскопками, подчеркивает: находки помогли почти на столетие отодвинуть начало истории греко-колхских регулярных взаимоотношений. И очень похоже, что уже с самого возникновения эмпория значительной была роль, которую играли в его деятельности местные племена.
      Но вот еще один любопытный вывод: автор допускает, что «Эшерское поселение было одним из эмпориев, который стал основой Диоскурии».
      О Диоскурии мы еще потолкуем. Сейчас же — об одном из самых значительных археологических открытий последних лет — древнем колхидском городе. Его следы были обнаружены уже давно, но особенно плодотворными оказались новейшие поиски.
 
      Холм был треугольный. Весь в садах и виноградниках, он возвышался на западной окраине небольшого поселка, в живописном ущелье реки Сулори, левого притока Риони, той самой Риони, что была широко известна в древности под именем реки Фасис.
      С двух сторон холм ограждали глубокие овраги, и некогда эта естественная преграда, надо думать, сыграла немалую роль. Хотя, увы, отнюдь не все нападения смогли отбить местные жители. Не раз взметалось тут ввысь пламя, неверным отсветом отражаясь в водах Риони, слышались гортанные выкрики, предсмертный храп коней, тяжкие удары в крепостные ворота огромной, похожей на корабельную мачту балки тарана, снабженной массивным железным наконечником, которому обычно придавали форму бараньей головы.
      Накапливались ли враги в ближних лощинах, окружали ли холм, отрезая его от тылов, шли ли напролом, надеясь на превосходящие силы, — кто может это сейчас точно сказать? Достоверно известно, что по меньшей мере дважды уже в I веке до нашей эры город был взят, разгромлен и разрушен.
      Сначала в 49 году, во время нашествия на Колхиду боспорского царя Фарнака.
      …Праздник в честь Диониса был в разгаре, когда враги начали свой разбойный набег. Солнце уже село, и темнота окутала землю. Ворота удалось захлопнуть, но не сумели уберечься защитники от зажигательных снарядов нападающих. А затем, сотворив пролом в стене, а кое-где и поверх нее, боспорцы проникли внутрь городища.
      Бушевал пожар и шел бой: возле ворот, у святилища с мозаичным полом, рядом со ступенчатым алтарем. Калились и трескались сырцовые кирпичи, с грохотом падали обломки пережженной черепицы, вспыхивали, догорая, деревянные балки перекладин.
 
      Здесь шло в ход все, что попадалось под руку: ножи, дротики и боевые топоры. Здесь рубились мечами и, поднимая на копьях людей, сбрасывали их в темь глубоких оврагов. На помощь ворвавшимся спешили все новые и новые толпы.
      …К утру все было кончено.
 
      Какое-то время — вероятно, года два, жизнь еще теплилась в городе. Часть зданий удалось восстановить. Центральную террасу, на которой стоял город, обнесли новой крепостной стеной.
      Оборонительные стены не помогли. На Колхиду продолжали сыпаться несчастья. Вскоре после Фарнака предпринял свой разбойничий поход Митридат Пергамский.
      …И снова неистовая злоба чужеземных пришельцев выплеснулась над холмом. Город опять оказался во власти надменных, не ведавших жалости врагов.
      В конце концов жители вынуждены были его покинуть.
 
      Никто не селился здесь — ни в римские времена, ни в эпоху Средневековья.
 
      Без малого 300 лет назад откуда-то из северных пределов Грузии пришел в эти места род Авхвледиани. Он облюбовал для поселения треугольный, весь заросший кустарником и лесом холм, господствующий над Рионской долиной.
      Авхвледиановис-гора, холм Авхвледианов — стали его именовать окрестные жители.
      Поселившиеся на холме Авхвледиани пустили на фундаменты торчавшие тут и там обтесанные квадры — остатки давних построек. Использовали они и капители колонн — не пропадать же добру и не везти же камень из-за тридевяти земель.
      И еще одно преимущество имел этот таинственный холм. В сильный дождь потоки воды нет-нет да и вымывали здесь блестки золота: бусины, бляшки, монеты, серьги, и их не в диковину было сыскать.
 
      Иногда находили здесь и клады.
      Так холм получил еще одно наименование. Его стали называть Золотым холмом.
      В 1876 году грузинская, газета «Дроеба» в одной из своих статей с тревогой писала о том, что на холме Авхвледианов «жители тайком друг от друга продают древние предметы. Один из них продал золотую чашу, другой — золотое сито. Кто-то приобрел здесь золотые перстни, в том числе с альмандиновым камнем, на котором было вырезано изображение прекрасного женского лица… Много старого добра должно быть здесь. Кто знает, сколько ценных памятников истории найдено, но утеряно из-за невежества их обладателей, и кто может знать, что еще хранится в недрах этого удивительного холма».
      …Это в том году Шлиман начал раскапывать микенские гробницы.
 
      Холм над Вани начал приобретать известность. О том, что следовало бы здесь начать археологические исследования, говорилось в 1880 году на заседании подготовительного комитета V Всероссийского археологического съезда.
      Девятью годами позже, в 1889 году, по поручению Московского археологического общества начал свои раскопки в этих местах директор Кутаисской гимназии Александр Стоянов. В газетах писали о том, что Стоянову удалось разыскать погребения древнегреческой эпохи.
 
      Но первые действительно научные раскопки здесь начал будущий академик Академии наук Грузинской ССР Е. Такайшвили. Это было в 1896 году.
      В одной из его статей сохранились сведения о каком-то богатом погребении, найденном еще в 70-х годах прошлого века: много золотых браслетов, перстней, серьги, монеты, диадема, золотые конские украшения, золотой жезл, медный котел, ряд других предметов.
      Рассказ об этой находке Е. Такайшвили закончил грустно: никто не ведает, куда подевались сокровища.
      Не все, однако, попадало в руки перекупщиков, переплавлялось или припрятывалось. Кое-что, благодаря самоотверженным действиям археолога, удалось сохранить для науки еще в ту пору. И сейчас в залах Государственного музея Грузии можно увидеть бронзовое изображение орла, золотые монетки, обломки горшков, вазы, привезенные Е. Такайшвили.
 
      Что за город вознесся некогда здесь над долиной Риони?
      Этого никто не знал. Высказывалось предположение: легендарная столица Эета, великий Фасис…
 
      Настоящие планомерные археологические раскопки начались здесь лишь в 1947 году. Руководила ими первая в Грузии женщина-археолог Нино Виссарионовна Хоттариа.
      Они сразу увенчались успехом. В дальней, свободной от построек части холма, на небольшом пустыре археологи обнаружили остатки сложенной из каменных блоков лестницы. И остатки алтаря. И несколько погребений, из коих, одно было совсем удивительным.
      В самом деле — в трудолюбиво высеченном в здешнем твердом скальном грунте углублении оказалась захоронена небольшая — тридцати двух сантиметров высотой — железная фигурка человечка. В ушах висели довольно крупные золотые серьги, на шее был золотой обруч. Некогда статуэтку покрывал льняной погребальный саван. Саван истлел, сохранились лишь украшавшие его розетки и бляшки.
      Талисман? Символическое захоронение погибшего где-то на чужбине человека?
      Споры продолжаются и сейчас: немалую сумятицу в головах ученых посеял черный человечек.
 
      Описывая холм Авхвледиани, Е. Такайшвили в свое время писал: «Этот небольшой холм напоминает мне знаменитую Митридатову гору в Керчи (на ее вершине, не желая попасть в руки врагов, в I веке до нашей эры покончил с собой боспорский царь Митридат VI Евпатор. — А. В.).Не сомневаюсь, что при будущих раскопках этого городища античной эпохи будут сделаны выдающиеся открытия».
      Слова его оказались пророческими.
 
      Работать тут археологам сложно: ведь место плотно заселено, копают не сплошными площадями, как обычно, а выборочно, сообразуясь с условиями. Часть — и преинтересных открытий удалось осуществить благодаря тому, что местные власти решили расширить проселочную дорогу. Рабочие обнаружили остатки каменных стен и фундаментов. И уж тогда на законном, так сказать, основании за дело взялись археологи. Немало удивительных и ценных находок увидели свет благодаря тому, что сдался на уговоры исследователей местный колхозник Чачиа Авхвледиани. Махнул рукой старик и согласился: пусть ведут ученые свои изыскания на том месте, где находится его курятник да пара грядок лука.
      …Здесь были следы жизни и деятельности людей, населявших Золотой холм еще в VIII–VII веках до нашей эры. Чернолощеные котлы довольно больших размеров и маленькие горшки, кувшины и другие сосуды, украшенные треугольниками и ромбовидными узорами. А вот остатков жилищ того времени археологи пока не нашли. Почему? Возможно, они уничтожены в последующие века, деревянные ведь были постройки. Но кто знает, может быть, эти находки еще и впереди.
      Богатые погребения, деревянные святилища, бесконечно разнообразная керамика, в том числе и привезенная — это уже последующие века, VI–IV столетия до нашей эры, время расцвета Колхидского царства.
      Город, стоявший у слияния Сулори и Риони, был в это время значительным политическим и экономическим центром государства, занимавшего земли почти всей Западной Грузии — от приморской полосы (Батуми, Сухуми) до Суранского хребта.
      И богатым центром!
 
      Вот описание одного только захоронения, найденного археологами в Вани в 1969 году, захоронения, принадлежавшего, видимо, знатной колхидянке.
      Мы заимствуем его из книги многолетнего руководителя археологической экспедиции в Вани, профессора Отара Давидовича Лордкипанидзе «Город — храм Колхиды», посвященной открытиям на холме Золотого руна.
      «Голова усопшей была увенчана роскошной золотой диадемой, на ромбовидных пластинах которой вычеканены сцены борьбы зверей. К диадеме были пристегнуты изящные золотые лучеобразные серьги с розетками, изображениями птиц и пирамидками из тончайшей зерни. В ушах были великолепные золотые серьги с ажурными сферическими подвесками, сплошь покрытые тончайшей зернью.
      Среди украшений — пять различных ожерелий, составленных из золотых подвесок в виде миниатюрных фигурок птиц и головок барана, из початкообразных и барабановидных подвесок, чередующихся с гладкими или ребристыми сферическими бусинками.
      Но самое прекрасное ожерелье — из золотых черепашек, панцири которых украшены мельчайшей зернью. Глаза зверушек инкрустированы вставками из белого непрозрачного стекла.
      Руку ниже локтя охватывали золотые браслеты со скульптурными изображениями кабанов и головками баранов, на пальцах красовались пять золотых перстней, один из них, со щитком, представлял собой печать. На поясе были нашиты геральдические символы — пластинчатые золотые фигурки орлов с распростертыми крыльями…»
      Чего только не было найдено в оставшемся неразграбленном захоронении, хотя и пытались это сделать. По чистой случайности разведочная траншея — бороздка шириной в 25 сантиметров — прошла, как впоследствии выяснилось, по единственному пустому месту погребения!
      В неблизкий путь усопшую снабдили запасом еды. В юго-восточном углу погребения в больших колхидских мисках так и остались кости: домашнего гуся, козы, свиньи, поросенка, даже коровы. В юго-западном углу стояли бронзовые колхидские котлы для приготовления пищи.
      А всего более 20 различных ваз и кувшинов колхидского производства нашли здесь исследователи — с черно-лощеной поверхностью, сохранившей свой блеск, украшенных волнистыми линиями, ромбовидными узорами, насечками в елочку. Спустя столько веков, они радовали глаз, свидетельствуя о высоком искусстве колхидских горшечников.
      Но археологи разыскали и множество привозных изделий: бронзовый кувшин; похожий на сковородку сосуд с небольшой прямой ручкой — изображением обнаженной юношеской фигуры»; серебряный котел, украшенный скульптурными изображениями льва и баранов; несколько киликов — сосудов для вина, в том числе и два серебряных; сосуды для благовоний и среди них — стеклянные, так называемые финикийские кубки, на сей раз, однако, как замечает О. Д. Лордкипанидзе, изготовленные, по-видимому, в Египте.
      Ученым не составило большого труда определить, что такие сосуды были в ходу примерно во второй четверти V века до нашей эры.
      И, следовательно, женщина была захоронена никак не раньше этого времени. Вернее всего — во второй половине века Перикла и Фидия.
      От саркофага остались лишь гвозди. Вот по этим гвоздям, вернее, по их расположению и удалось выяснить его размеры. Длина — три метра, ширина — два с четвертью, высота — метра полтора.
 
      Следует сказать, что в высеченной в скалистом грунте погребальной яме, где было найдено захоронение, находились еще три захоронения, но уже более скромные.
      Кому они принадлежали? Слугам? Домочадцам? Рабыням?
      …У северной стены погребальной ямы лежал хорошо сохранившийся скелет лошади.
 
      …Бежит, бежит быстротечное время.
      Во второй половине III века до нашей эры иным становится город. Мощные оборонительные стены, укрепленные башни. Здесь воздвигают каменные храмы, строят святилища с черепичными кровлями и украшенные скульптурами, воздвигают и алтари.
      Но вот какая странность: в слоях, относящихся к последним векам существования города, то есть к III–I до нашей эры, исследователи не находят следов жилищ.
      Они утверждают: на холме в III–I веках до нашей эры сооружали только общественные здания! А жилые кварталы, относящиеся к этому времени, располагались, насколько можно судить, ниже, у слияния Риони и Сулори.
      Похоже, что город превращается в храмовый центр
      Таким, каким, скажем, были Дельфы в Греции. Или Олимпия.
      Могло ли так быть?
      В принципе не исключено, конечно, Но нужны дополнительные исследования. Они и ведутся в городе.
      Кстати, как назывался город?
      То, что это вовсе не Фасис, как предполагали ранее, стало понятно давно.
      О. Д. Лордкипанидзе, а с ним согласны едва ли не все исследователи, считает, что археологам посчастливилось разыскать город-храм, упоминание о котором имеется у Страбона, город, в котором в последние века до нашей эры находилось святилище богини Левкотеи. Страбон писал, что город был взят приступом (собственно говоря, он был дважды взят), разрушен и сожжен.
      …У городских ворот, на постаменте статуи богини-хранительницы и сейчас видна надпись: «Молю тебя, владычица».
 
      У нас нет точных данных о том, как выглядела Диоскурия. Известно лишь то, что город славился красотой и богатством. Он благоденствовал и процветал на протяжении по меньшей мере четырех столетий.
      Древний торговый путь шел от Диоскурии в глубь современной Абхазии и далее, через Клухорский перевал на Северный Кавказ.
      Не только с народами и племенами, населявшими Кавказ, торговали жители Диоскурии, но и с другими греческими колониями и, конечно, с Грецией. Даже собственную монету чеканил город.
      В I веке до нашей эры, разгромив Боспорское царство Митридата VI Евпатора, римские легионы Помпея вторглись на Кавказское побережье. Они захватили Колхидское царство, напали на Иберию, лежащую к востоку от Колхиды.
      Минуло еще около двух столетий. В 134 году нашей эры правитель римской провинции Каппадокии, по повелению императора Адриана, проехал по всему побережью Колхиды.
      Случаю оказалось угодным, что его подробный отчет с перечислением виденных им поселений, с дотошными записями обо всем, что он видел в пути — о реках, кораблях, дорогах, бурях, дошел до нас.
      Среди прочего в отчете содержится следующая запись:
      «… мы успели раньше полдня прибыть в Себастополис… Себастополис основан милетянами. Прежде он назывался Диоскурией».
      По словам историка Прокопия Кесарийского, византийский император Юстиниан «возобновил и расширил этот самый Себастополис, обнес его стенами».
      В XIV–XV веках здесь находилась генуэзская фактория — ее именуют Сан-Себастьян, Севаст, Себастополис. Но фактория не была прямой преемницей римского города.
 
      Первым на Западе упомянул о том, что древний Себастополис был взят морем, итальянский историк Арханджело Ламберто.
      О городе, исчезнувшем в морских волнах, рассказывали, естественно, и в Грузии. Многие даже называли место, где находился этот город — там, где сейчас Сухуми. И уверяли, что в тихую погоду на дне Сухумской бухты видны остатки домов и улиц. В 1864 году в Сухуми море выбросило на берег «золотую корону в виде круга толщиной в гусиное перо и с привесками».
      Впрочем, и до этого и после этого довольно часто на берегу находили древние монеты — золотые, серебряные, медные — и поделки из металла. В земле при постройке домов, да и при других обстоятельствах нередки были находки древней утвари, украшений, черепков.
 
      Ученых давно уже интересовало, где ж все-таки находилась древняя Диоскурия. На том месте, где нынче привольно раскинулся красивый, яркий, цветущий Сухуми? Или же где-то в стороне от него?
      Спорили, опираясь главным образом на свидетельства древних писателей и путешественников. К единому выводу прийти не могли. В основном из-за того, что сами авторы по-разному оценивали расстояние, скажем, от того же Питиуса (Пицунды) до Диоскурии. Удивительного тут ничего нет, нередко ведь расстояние определяли «на глазок» с моря, плывя на корабле. А случалось и так, что спрямлялась дорога или менялась конфигурация берега.
      Никто, разумеется, не утверждал, что Диоскурия находилась далеко от Сухуми. Но все же некоторые исследователи доказывали, будто следы Диоскурии следует искать на левом берегу реки Кодор, возле мыса Искурия (Скурга), что находится в двух десятках километров южнее современного Сухуми. Бралось это, разумеется, не «с потолка». Приводились аргументы, в ряде случаев они казались достаточно весомыми.
      В 1874 году известный в то время археолог Брунн, скрупулезно проанализировав все имевшиеся в его распоряжении данные, пришел к выводу, что Диоскурию все-таки надо искать в Сухуми. Еще точнее: Сухуми находится на том месте, где некогда располагалась Диоскурия.
      Двумя годами позже большой энтузиаст изучения древностей Абхазии историк и краевед Владимир Чернявский поддержал Брунна. Но высказал при этом мысль, что остатки города следует прежде всего искать в море. Вместе с двумя помощниками, Метаксой и Шангиреем, он занялся поиском остатков древних сооружений на дне Сухумской бухты.
      Одну из своих находок он назвал замком. «Замок этот, — писал Чернявский, — имеет два сомкнутых отделения, одно совершенно круглой формы, другое — четырехугольное, последнее более разрушено».
      В 90-х годах XIX века неподалеку от Сухуми, на берегу реки Келасури, впадающей в Черное море, был найден клад: древние монеты, в том числе и монеты, увидевшие свет в Диоскурии в первые века нашей эры.
      Около 30 лет назад физрук одного из сухумских санаториев Юрий Мовчан обнаружил на дне Сухумской бухты плиту. Было это неподалеку от того места, где речка Басла впадает в море.
      Находка была редкостной. Мовчану на помощь пришло еще несколько человек, в том числе и всем нам ныне хорошо известный Юрий Александрович Сенкевич, в ту пору студент первого курса Военно-медицинской академии. Общими усилиями плиту вытащили на берег. И вот тут-то выяснилось, что Мовчану посчастливилось найти удивительной красоты мраморную надгробную стелу.
      …Она и в самом деле очень красива, эта без малого двух метров в высоту, чуть расширяющаяся книзу серовато-белая плита с чудесной барельефной сценкой: молодая женщина, сидя в кресле, нежно прощается с сыном. Положив ему руку на плечо, глядит она не наглядится на него перед разлукой. На заднем плане еще одна женская фигура с ящиком на плече. Возможно, что это служанка.
      Левый край стелы был обломан. Но и в таком виде она производила сильнейшее впечатление.
      Удалось установить: ее изготовили в V веке до нашей эры в Греции. Стелу нашли в море. Это навело ученых на мысль, что пора продолжить те поиски, которые начал еще Чернявский.
      Между прочим, именно возле устья Баслетки волны частенько выбрасывали древние монеты, черепки, иногда и погребальную утварь.
      Может быть, тут некогда находился некрополь?
      Сейчас, после целого ряда находок, в том числе и древних руин Себастополиса (часть из них обнаружена на берегу, часть — в море, и это один и тот же комплекс), мало кто из исследователей сомневается в том, что Диоскурия находится на дне Сухумской бухты.
 
      Авторы вышедшей в 1978 году книги «Тонущие города» Г. Разумов и М. Хасин объясняют это подмывом и оползневым опусканием берега, его сдвигом к морю, который, как они пишут, «происходил и три, и две, и тысячу лет назад, и происходит сейчас».
 
      Есть и другие гипотезы. Археолог и краевед Л. Соловьев считает, что две с половиной тысячи лет назад, когда пришли сюда милетские купцы, Сухумской бухты вообще не было. Ее место занимала низменность, на которой находилась общая дельта рек Келасури и Гумисты. Соответственно по-иному выглядела и линия древнего берега. Его легко представить себе, если мысленно соединить окрестности нынешнего Гумистинского мыса и устье реки Маджарки. На песчаном берегу рядом с гаванью, считает Л. Соловьев, находились крепость и склады, а позади сама Диоскурия.
      Сначала переменила свое русло Гумиста — ушла на шесть километров к западу. Повысился, пусть не очень значительно, уровень моря. Оно прорвало песчаные валы и перешло в наступление на город. Свою роль, несомненно, сыграли и оползни. Это хорошо видно на примере Севастопольской крепости: она частично «сползла» в море.
      Но наступлением моря и оползнями, пишет Л. Соловьев, тут всего не объяснишь. Известно, дно в Сухумской бухте резко уходит вглубь. В 500 метрах от берега глубина достигает 100 с лишним метров.
      Быть может, всему причиной какая-то тектоническая катастрофа? И сравнительно недавняя? Надо ли считать случайностью, что в абхазских преданиях сохранились сведения о сильнейшем землетрясении в городе чужеземцев, городе, который поглотило море?
      Исследования продолжаются. В последние годы грузинские археологи ведут раскопки во многих областях древней Колхиды. И в свете их открытий Колхида (напомним, расцвет Колхидского царства приходится на VI–IV века до нашей эры; потом оно слабеет, его восточные области попадают под влияние восточно-грузинского царства Иберии) все больше предстает перед нами как один из высокоразвитых очагов цивилизации древнего Кавказа.
      То обстоятельство, что греческая колонизация в Колхиде носила преимущественно торговый характер, не вызывает как будто сейчас сомнений.
      И вполне закономерным представляется предположение, что в Колхиде не было таких самостоятельных греческих городов-государств, полисов, как в Северном Причерноморье Ольвия или, скажем, Херсонес, или, если брать юго-восточное Причерноморье, — Синоп. Ясно и то, что не возникло тут и «второго Боспорского царства» — смешанного многоплеменного образования, ведущую роль в котором играли греки.
      Похоже, что греческие поселения в Колхиде — и, думается, что О. Д. Лордкипанидзе имеет основание защищать эту мысль, представляли собой торговые колонии, или эмпории, основанные при местных крупных поселениях городского типа. Но всюду ли так было? И как быть с такими, например, сообщениями античных писателей: «Себастополис раньше назывался Диоскурией. Основан милетянами»; «При входе в реку на левой стороне Фасиса лежит основанный милетянами эллинский город, называемый «Фасисом», в котором, как говорят, сходятся шестьдесят племен, говорящих на разных языках, в их числе и варвары из Индии и Бактрианы»?
      До сих пор не разыскан еще этот знаменитый Фасис, город, о котором сообщал чуть ли не каждый второй греческий автор. По всем выкладкам получается, что Фасис — это Поти, во всяком случае, Фасис византийского времени находился на восточной окраине нынешнего Поти. Но где находился древний Фасис? Античные авторы единодушны: у устья реки Фасис (Риони). Однако, ныне именно там — Поти. И никаких следов древнего Фасиса!
      Устье, правда, могло переместиться.
      Сейчас доказано, русло Фасиса часто перемещалось. Происходил и процесс наращивания суши. Поэтому ровным счетом нет ничего удивительного в том, что археологи ныне ищут город километрах в 20 к востоку от Поти, поскольку все уже согласились с тем; что к моменту возникновения Фасиса на территории нынешнего Поти существовал морской залив, — это доказали геологи.
      Да, Фасис пока не найден. Его не так-то и легко найти — ведь топь, болото, заросли сейчас в тех местах, где предположительно находилась некогда столица Колхиды. А вот систему крупных колхских поселений VI–IV веков до нашей эры на землях между реками Пичори и нижним течением Риони — нашли. В болотистой почве здесь отлично сохранились сложенные срубом стены, полы из плетеных прутьев, ограда, деревянные переметы.
      Еще Плиний писал о том, что царь колхов Савлак добыл огромное количество золота и серебра в земле племени сванов.
      …Чуть ли не до наших времен золото в Сванетии добывали, опуская в быстрые горные ручьи и речки овечьи шкуры.

Глава V
Испанский порт

      Лето в тот год выдалось на диво дождливое и ненастное. Приготовленный для сигнальных костров хворост был насквозь мокрым, его не успевали подсушивать. Пенные валы с грохотом и шумом накатывались на берега и с неистовым ревом уходили назад.
      …Капитан небольшой грузовой барки, которая шла из Корнуэлла во Францию, уже проделал большую часть пути, когда внезапно из-за крутой волны вынырнул французский патрульный корабль. «Эй, приятель, — окликнули капитана. — Коли дорожишь жизнью, возвращайся назад. В проливе испанцы!»
      Было 29 июня 1588 года.
      Корнуэлец молча продолжил путь. Часа через три он заметил на горизонте целый лес мачт.
      Корнуэлец все шел вперед.
      В какой-то момент от эскадры отделились три флага и пошли на сближение с баркой.
      Хозяин барки повернул назад.
      «Я шел во Францию за солью, — доложил он члену парламента, депутату от Корнуэлла Френсису Годольфину, — когда заметил испанскую эскадру. Я насчитал девять больших кораблей, от 500 до 800 тонн, и несколько других, поменьше».
      Несколькими часами позднее его слова подтвердил еще один корнуэльский моряк. В проливе вражеские корабли. В одном месте он насчитал шесть парусов, в другом пятнадцать.
      Можно было не сомневаться: это — Армада.
 
      Великое противостояние между Испанией и Англией, начавшееся в конце 50-х годов, значительно усилилось в 60-х и 70-х годах XVI века.
      Эпоха колониальных захватов продолжалась. Шла борьба за источники сырья, рынки сбыта, сферы приложения капитала. Но до решительной схватки между двумя странами дело не доходило, не было большой войны.
      Малая шла полным ходом.
      В мае 1572 получивший еще за два года до этого от королевы Елизаветы каперское свидетельство, то есть свидетельство, дававшее ему «право» на самостоятельные пиратские действия, английский моряк Френсис Дрейк — в ту пору ему было 26 лет — на двух небольших кораблях вышел из Плимута.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12