Гея (№1) - Титан

– Я никогда не придавала ему большого значения, – сказала Габи.

– Да, так было. Но я не могу знать, произошли ли здесь какие-то изменения. Я только строю предположения из того, что здесь произошло. Есть вероятность, что у всех вас просто задержка.

– Есть такая вероятность, что нас всех обрюхатили, и я содрогаюсь при мысли о том, кто может быть отцом, – кисло сказала Сирокко.

– Да это просто невозможно, – возразил Калвин. – Если ты имеешь в виду, что существо, которое съело нас, сделало это… это непостижимо. Даже на Земле не существует животного, способного оплодотворить человека. Ты можешь сказать, как оно могло это сделать?

– Я не знаю, – сказала Сирокко. – Я не знаю, что оно из себя представляет. Но я убеждена, что оно проникло к нам внутрь и сделало что-то, что представляется для него совершенно приемлемым и естественным, но недоступно нашему пониманию. И мне все это совершенно не нравится, и мы должны знать, что нам следует делать, если мы беременны.

Калвин потер густые завитки на своем подбородке, затем слабо улыбнулся.

– В медицинском институте меня не учили, что следует делать при непорочном зачатии.

– Мне не до шуток!

– Извини. Ты и Габи, во всяком случае, не девственницы. – Он недоуменно покачал головой.

– Надо немедленно что-то предпринять, – сказала Габи. – Нам не нужны эти младенцы или какая другая чертовщина.

– Послушай, а почему не подождать еще тридцать дней, прежде чем начать волноваться? Если у вас не наступит вторая менструация, то дайте мне об этом знать.

– Мне бы хотелось покончить с этим сейчас, – сказала Сирокко.

В первый раз Калвин выглядел расстроенным.

– Я никогда не занимался этим. Это слишком рискованно. У меня нет стерильного инструмента, расширителя, зеркал и думать, что все это можно смастерить на скорую руку и расширять с помощью этого инструмента шейку матки – равносильно ночному кошмару.

– Я и так чувствую себя как при ночном кошмаре при мысли, что растет в моем животе, – хмуро сказала Сирокко. – Калвин, я не хочу сейчас даже человеческого младенца, не говоря уже о том, что это может быть. Я хочу, чтобы ты сделал операцию.

Габи и Август поддержали Сирокко, хотя Габи выглядела при этом неважно.

– А я говорю вам, чтобы вы подождали еще месяц. Это не имеет никакого значения. Операция будет все та же – надо будет соскабливать стенки матки. Но за этот месяц вы, может быть, найдете способ разводить огонь и кипятить воду. Мы сможем простерилизовать инструменты. Разве в этом нет смысла? Я уверяю тебя, что смогу оперировать с наименьшим риском только стерильным инструментом.

– Я просто хочу покончить с этим, – сказала Сирокко. – Я не хочу, чтобы это существо находилось во мне.

– Капитан, успокойся. Сядь и спокойно обо всем подумай. Если произойдет заражение, я буду бессилен. На востоке раскинулась другая местность. Возможно, там вы найдете огонь. Я тоже буду искать его. Когда ты позвала меня, я находился прямо над Мнемозиной. Там может находиться кто-нибудь, кто пользуется инструментами и сможет изготовить нам подходящий расширитель и зеркала.

– Ты опять покидаешь нас? – спросила Сирокко.

– Да, потом я расскажу обо всем, что видел.

– Я снова прошу тебя, не уходи, останься с нами.

– Прости меня, я не могу.

Что бы ни говорила Сирокко, на Калвина не действовали никакие доводы, он стоял на своем. Сирокко опять пришлось сдаться. Кроме того, ей еще после первого его ухода пришла в голову мысль, что с таким большим другом, как цеппелин, Калвин всегда будет в безопасности.

Калвин объявил, что несмотря на задержку у женщин, все в хорошим состоянии, здоровы. После этого он оставался с ними еще на протяжении нескольких часов, но, казалось, даже это короткое время тяготило его. Он рассказал им, что их ожидает в путешествии.

Океан – ужасное место – морозное и неприятное. Им надо миновать его как можно быстрее. Там внизу обитают человекоподобные существа, но цеппелин не опускался настолько низко, чтобы рассмотреть их. Они швыряют вверх камни из деревянных катапульт даже тогда, когда цеппелин находится вверху над ними на расстоянии километра. Калвин сказал, что по очертанию они похожи на людей, покрытых длинными белыми волосами. Они сначала стреляют, а потом уже задают вопросы. Он назвал их йети.

– Мнемозина – это пустыня, – рассказывал Калвин. – Она выглядит несколько странной, так как дюны на ней гораздо выше, чем на Земле. Очевидно, это из-за низкой гравитации. На некотором расстоянии видна растительность. Когда мы опускались ниже, я видел небольших животных и что-то похожее на руины города и несколько небольших поселков. Видел возвышающиеся на скале рассыпающиеся шпили, которые тысячи лет назад могли венчать крыши укрепленных замков. Для того, чтобы возвести их в таком неприступном месте, должно было потребоваться сотни лет тяжкой работы кули или же достаточно хорошие вертолеты.

– Я думаю, – сказал Калвин, – что здесь произошло что-то нехорошее. Все превращается в пыль. Мнемозина могла выглядеть когда-то так, как эта местность, но сейчас берега реки пустынны, из песка торчат засохшие остовы деревьев. Что-то изменило здесь весь климат или снесло все строения с лица земли.

– По-видимому, это тот червяк, которого мы видели. Цеппелин говорит, что это был один из них. Мнемозина слишком большая для одного. Если их было двое, то они боролись до конца и победили. Это произошло много лет назад. Теперь здесь остался только червяк дедушка. Он настолько огромен, что в состоянии съесть цеппелин как оливку.

Сирокко Билл одновременно подняли на Калвина взгляд, как только он упомянул про гигантских червей.

– Я никогда не видел его целиком, но не удивлюсь, если он окажется двадцать километров длинной. Это попросту большая, длинная труба с отверстиями с двух сторон, отверстия такие же огромные, как и этот дьявольский червь. Он делится на сегменты и тело выглядит твердым, словно покрытое броней. Пасть у него похожа на пилу, зубы расположены как на внутренней, так и на наружной стороне. Он находится под песком, но иногда недостаточно глубоко и время от времени выходит на поверхность. Мы наблюдали его в одно из таких появлений на поверхности.

– Подобный червь описывался в одной из книг, – сказал Билл.

– И про него снят фильм, – добавила Сирокко, – он называется «Дюна».

Калвин казался раздраженным, что его перебили, он оглянулся чтобы посмотреть, находится ли поблизости цеппелин.

– Так или иначе, – сказал он, – меня интересовало, не червь ли является причиной теперешнего бедственного положения вида Мнемозины. Можете представить, что он мог сделать с корнями деревьев? За пару лет он мог разрушить всю территорию. Деревья умирают, довольно скоро пропадет вся почва, вода больше не сможет удерживаться на поверхности и вся уйдет под землю. Вы знаете, что так и должно случиться; Офион протекает через Мнемозину. Вы могли видеть, где она исчезала, и где появилась опять. Течение не прерывается, но Мнемозине от этого не легче.

– Я думал о том, что тот, кто планировал создание этой местности, не мог поместить здесь ничего подобного этому червю. Он, должно быть, не любит темноты, иначе он отправился бы прямо через Океан и уничтожил бы все. Я думаю, что это просто счастье, что этого не произошло, но это не может продолжаться долго. Это существо является мутантом, а из этого следует, что никто из окружающих не может не убить, не изгнать его. Я боюсь, что строители тоже вымрут или вернуться в дикое состояние, как в тех историях, что вы, Билл, рассказывали нам.

– Да, это возможно, – согласился с ним Билл.

Сирокко фыркнула.

– Конечно, это может быть. Также возможно и то, что вы придаете слишком большое значение этому червяку. Может быть здешние люди любят червяков и не могли перенести разлуку с ними. А он рос и рос, пока ему не потребовался большой дом, и они отдали ему Мнемозину. Как бы там ни было, мы все еще пытаемся добраться до ступицы.

– Да, это так, – согласился Калвин. – Я собираюсь облететь вокруг обода колеса и посмотреть, кто там внизу еще остался жив. Строители с их высокой технологией в состоянии создать радио. Если это действительно так, я скажу вам об этом и вы, люди, сможете свободно отправиться домой.

– Вы, люди? – переспросила Сирокко, – Продолжай, Калвин. Мы попали сюда все вместе. То, что ты не хочешь быть здесь вместе с нами, еще не означает, что мы оставим тебя здесь.

Калвин насупился и не сказал больше ни слова.

Перед отправлением Калвин выбросил несколько привязанных к парашютам улыбчивых. Он использовал их как груз для доставки самих парашютов, так как парашютная ткань была самым полезным предметом из тех, которые им удалось пока найти.

Габи тщательно сложила парашюты, обещая себе, что она оденет Сирокко как королеву. Сирокко покорилась этому. Это делало Габи счастливой.

«Титаник» снова спустили на воду, на этот раз с новой целью. Надо было войти в контакт с племенами, достаточно продвинутыми в своем развитии, чтобы помочь путешественникам с антисептической хирургией или же найти способ добычи огня, и сделать это надо было как можно скорее. Существо в ее животе не ждало.

В последующие дни Сирокко много думала об этом. Отвращение внутри ее было подобно сжатому кулаку. В основном это отвращение было направлено против неизвестного зверя, поместившего в нее свое семя.

А кроме того, она в любом случае была настроена на аборт, даже если бы плод в ее утробе был человеческий. Она не имела ничего против идеи материнства вообще; она планировала стать матерью когда уйдет из НАСА, в возрасте сорока – сорока пяти лет. В ее распоряжении была дюжина замороженных клеток, готовых к оплодотворению и имплантации, ожидающих, пока она почувствует, что готова родить. Это была обычная среди астронавтов и даже лунян и колонистов L5 предосторожность – защита против враждебного воздействия радиации на воспроизводительную биологическую ткань. Сирокко планировала вырастить девочку и мальчика до того, как совсем состарится, чтобы быть им бабушкой.

Но она должна была выбрать для этого время. Она должна контролировать свои воспроизводящие органы на тот случай, если отцом ребенка мог стать человек и любовник, или бесформенный монстр из недр Геи. А кроме того, Гея вообще не место для вынашивания ребенка, ей еще необходимо сделать много дел и попытка заиметь ребенка нигде не встретила бы столько проблем, сколько здесь. Она окончательно и бесповоротно намерена выбросить из себя это существо.

Глава 11

Поддерживающие канаты были расположены в пять рядов, по пятнадцать кабелей в каждом ряду, три ряда стояли в стороне.

К наступлению каждой ночи в регионе имели отношение пятнадцать канатов. Каждые пять вертикальных канатов ряда тянулись вверх в рупорообразное отверстие в крыше являвшегося внутренней частью одной из спиц колеса Геи. Два из них опускались к земной поверхности в горной местности и были, в сущности, частью стены, один северной, а другой южной. Один появлялся на полпути между самыми удаленными канатами, два других были расположены на равном расстоянии между центральным и крайним канатами.

Дополнительно к этим центральным канатам, в ночном регионе имелось еще два ряда по пять канатов в каждом, радиально расходящихся от спиц, но они были связаны с дневной территорией, один ряд был отклонен на двадцать градусов на восток, а другой – на двадцать градусов на запад от отношения к центральному ряду. Спица над Океаном, например, направляла канаты в Мнемозину и Гиперион. Комплект из пяти канатов поддерживал участок земной поверхности равного более сорока градусов окружности Геи.

Канаты, которые тянулись из дневного света через зону полумрака и в ночь образовывали с земной поверхностью острый угол, по мере набора высоты этот угол все увеличивался, пока не достигал семидесяти градусов в точке соединения с крышей.

Затем следовали ряды, состоящие из трех канатов, относящиеся исключительно к дневной территории. Эти канаты были вертикальными, они поднимались прямо вверх, пока не пронизывали крышу и не выходили в пространство. Команда «Титаника» приближалась к среднему ряду из трех канатов, расположенных в Гиперионе.

С каждым днем, по мере приближения, он становился все более величественным и устрашающим. Даже когда они были на месте стоянки Билла, он, казалось, нависал над ними. Наклон сейчас увеличивался еще сильнее, но кроме того, все это еще и выросло в размере. На это невозможно было смотреть, сознавая, что только одна из этих колонн составляет пять километров в диаметре и сто двадцать километров в высоту. А она была не одна.

У основания канатов-колонн Офион делал большую петлю, направляясь на юг, затем продолжая свой путь в северном направлении, постепенно возвращаясь к своему восточному направлению. Эту особенность течения реки они увидели, находясь еще на значительном расстоянии от канатов. Что было неприятным во время путешествия по Гее, так это то, что ландшафт хорошо просматривался на большом расстоянии и это вводило в заблуждение относительно расстояния. Чем ближе они приближались, тем более определенные черты приобретала перспектива, пока, наконец, не приобретала свой естественный вид. Местность, по которой протекало их путешествие, выглядела такой же плоской, как и Земля. Лишь далеко впереди она начинала изгибаться.

– Ты не хочешь еще раз объяснить мне, зачем мы это делаем? – прокричала Габи сидящей впереди Сирокко. – Я не совсем это поняла.

Путешествие к спице было тяжелее, чем они того ожидали. До этого они плыли по реке, пролегающей через джунгли. Они путешествовали как по шоссе. Теперь же Сирокко осознала настоящее значение слова «непроходимый». Земля была покрыта почти сплошной стеной зарослей, а их единственным орудием были заостренные кольца шлема. Как бы усугубляя их трудности, по мере их приближения к канату земля все время поднималась.

– Не ворчи, – ответила Сирокко Габи. – Ты же знаешь, нам необходимо сделать это. Скоро должно стать легче.

К этому времени они кое-что узнали. Наиболее важным из этого было то, что канат в самом деле был сплетен из отдельных прядей. Этих прядей было около двухсот, каждая из которых была хороших двести метров в диаметре.

Пряди были плотно сплетены в большей части длины каната, но в полукилометре от земли они начинали расходиться и встречались с землей уже отдельными прядями. Основание каната превращалось вместо одной громадной башни в целый лес башен.

Наиболее интересным было то, что несколько прядей было сломано, были видны болтающиеся вверху две дальние пряди с закрученными расщепленными концами, как на рекламе шампуня. Прорвавшись на открытое пространство, Сирокко увидела, что сделанные из шершавого материала канаты прикрепляются концами к чему-то, находящемуся под почвой и натягиваются. Каждая прядь каната выходила из конуса, конуса были присыпаны песком. Между наружными прядями можно было рассмотреть лес других прядей, который постепенно уменьшаясь тянулся в темноту.

Земля между ними и канатом была покрыта песком с огромными, разбросанными по всей поверхности валунами. Песок был красно-желтого цвета, камни были с острыми краями, частично они были изъедены эрозией. Создавалось впечатление, что их яростно повырывали из земли.

Билл запрокинул назад голову, следя взглядом за канатом и переведя затем взгляд на сверкающую полупрозрачную крышу.

– Боже мой, вот это вид! – выдохнул он.

– Подумай, как на это должны смотреть аборигены, – сказала Габи. – Протянутые из неба канаты, поддерживающие мир.

Сирокко прикрыла глаза.

– Не интересно, что они думают о живущей там наверху богине, – сказала она. – Подумай о хозяине марионеток, который дергает за все веревки.

Когда они начали карабкаться вверх по склону, земля оказалась твердой, но чем выше они поднимались, тем больше начинали скользить. Здесь ничего не росло, не за что было ухватиться. Склон был песчаный – сухой внизу и влажный выше. Он был покрыт коркой, под их ногами эта корка раскалывалась на непрочные движущиеся пластины, которые неслись позади них.

Сирокко шла впереди всех, полная решимости добраться до пряди самостоятельно, но не задолго до цели она скатилась вниз на то же расстояние, которое с таким трудом преодолела, она находилась всего в двухстах метрах от вершины. Билл и Габи попятились и наблюдали за ее попыткой зацепиться за сыпучий песок. Это было бесполезно. Она упала лицом вниз и покатилась назад. Сирокко приподнялась и свирепо посмотрела на канат, который, казалось, дразнил своей близостью.

– Почему я? – спросила она, ударив кулаком по земле. Она выплюнула изо рта песок.

Сирокко встала, но ее ноги опять заскользили. Габи протянула ей руку и Билл чуть не упал на них сверху, когда попытался помочь. Они потеряли еще метр.

– Ну все, хватит, – устало сказала Сирокко. – Но я все же хочу осмотреться вокруг. Кто-нибудь со мной пойдет?

Никто не проявил особого энтузиазма, но они безропотно последовали за Сирокко вниз по склону и вошли в лес, образованный прядями каната. Вокруг основания каждой пряди была насыпана своя куча песка. Они с трудом пробирались по извилистой тропе между этими кучами. У основания громадных холмов на плотном песке росла жесткая, ломкая трава.

По мере того, как они продвигались вперед, становилось темнее, темнее и намного тише, чем было на протяжении нескольких недель их путешествия по реке. Где-то вдалеке слышалось завывание, похожее на завывание ветра в заброшенном доме, а высоко над головой перезвон качающихся на ветру колокольчиков. Они слышали звуки своих собственных шагов, скрип песка под ногами, слышали дыхание друг друга.

Невозможно было избавиться от ощущения, что находишься в кафедральном соборе. Сирокко видела подобное место среди огромных секвой в Калифорнии. Там было больше зелени, не так тихо, но было такое же спокойствие и ощущение затерянности в огромном, равнодушном мире. Она знала, что если бы увидела паутину, то бежала бы не останавливаясь, пока не достигла бы дневного света.

Они начали замечать, что у них над головами висит что-то вроде обрывков гобелена. Они были неподвижны в застывшем мертвом воздухе и казались иллюзорными в сумрачном свете высоко над головой. На них скопилось порядочно пыли, которая маленькими водоворотами крутилась вокруг них, поднимаемая легчайшим ветерком.

Габи легонько коснулась руки Сирокко. Сирокко подпрыгнула от неожиданности, потом посмотрела, куда показывала Габи.

На одной стороне пряди, метрах в пятидесяти над песчаным холмом, было что-то прицеплено. Сначала Сирокко подумала, что это «что-то» держится на выступе, затем предположила, что это может быть какой-нибудь вид растительности.

– Как морская уточка[3], – сказал Билл.

– Или целая колония их, – прошептала Габи, потом нервно закашлялась и снова повторила то же самое.

Сирокко понимала, что чувствует девушка; казалось, что они здесь обязаны говорить шепотом.

– Это напоминает мне скалу в Аризоне, – покачав головой, сказала Сирокко.

Несколькими минутами позже они обнаружили еще такие же места, большинство из них были расположены гораздо выше и были более отчетливыми. Было это чье-то пристанище, или же были паразиты? Этого невозможно было сказать.

Сирокко напоследок еще раз огляделась вокруг, и ей показалось, что она что-то видит вдали, прямо на границе сплошной темноты.

Это было строение. Вскоре она поняла, что это руины. Вокруг было нанесено порядочно песка.

Тот факт, что они нашли нечто похожее на творение человеческих рук, подействовало на них почти ободряюще. Строение своими размерами походило на самый маленький дом в индейских поселениях в Колорадо, он и в самом деле был похож на такой дом. Он состоял как бы из трех ярусов, на каждом ярусе была шестиугольная комната без видимых дверных проемов, комнаты располагались одна над другой и каждая последующая была чуть больше находящейся под ней. Сирокко подошла поближе и коснулась рукой стены. Это был прохладный камень, камни были вырезаны, обтесаны и подогнаны друг к другу без применения цемента, так делали кладку Инки.

Рассмотрев дом поближе, Сирокко обнаружила, что ярусов в самом деле было пять, но два нижних были гораздо меньше верхних, которые она видела с расстояния, сложены они были из меньших камней. Сирокко отмела в сторону песок от основания стены и увидела шестой, а затем и седьмой ярусы, каждый из них был все меньше находившегося сверху.

– Что ты об этом думаешь? – спросила Сирокко Билла, который стоял рядом, опустившись на колени, пока она рыла песок.

– Странный способ строительства.

Сирокко продолжала рыть глубже, но вскоре песок начал осыпаться в вырытую яму с такой же скоростью, с какой она выкапывала его оттуда. Комната нижнего яруса, который она откопала, была не более полуметра в высоту и столько же в ширину, камни в кладке были величиной с кирпич.

Они обошли вокруг строения и нашли место, в котором оно разрушилось. Массивные камни, расположенные наверху, раздавили более мелкие, лежавшие снизу. Одна комната была не разрушена, но у нее отсутствовала стена. Внутри они не обнаружили никаких дверей, снаружи тоже не было ничего похожего на вход в дом.

– Почему здесь нет дверей?

– По-видимому, они заходили снизу, – высказала предположение Габи.

– Без бульдозера мы никогда об этом не узнаем. Сирокко подумала о снаряжении, которым был оборудован опускаемый аппарат космического корабля и вздрогнула, опять вспомнив обломки своего корабля и крушение в космосе.

– Интересно, какое отношение имеет эта постройка к канату? – сказал Билл. – Интересно, был он построен для обслуживания рабочих, или возведен позже, после того, как все начало рушиться?

– Мы должны придти к выводу, что существа, построившие все это, уничтожены? – приподняв брови спросила Сирокко.

– Ты что, не видишь, указал рукой Билл, – что дом не ремонтируется. Ты видела оборванные пряди канатов…

Сирокко знала, что в словах Билла есть резон. Из темноты ниже каната поднимались зловонные испарения от заброшенного разлагающегося хлама. Это был затхлый тяжелый запах костей или еще чего-то.

Но даже в упадке Гея была прекрасной. Воздух был свежим, вода чистой. Правда, большие территории стали теперь пустыней или замороженной пустошью, и трудно было поверить, что так и было задумано. Кроме того, Сирокко чувствовала, что экологические системы будут разрушаться и в дальнейшем, если там наверху нет кого-то, контролирующего эти системы.

– Гея неуправляемая, – сказала Габи, как бы отвечая на мысли Сирокко. – Как по мне, то это строение выглядит довольно старым. Ему не меньше тысячи лет.

– У меня тоже такое ощущение, – согласился Билл с Габи.

– Я знаю кое-что о сложности биосистем, – продолжала Габи. – Гея больше, чем О'Нейл-I и это делает ее более податливой. Но на протяжении нескольких столетий живые существа без регулирования погибают. Но они не погибают полностью.

– Это могут быть роботы, – сказал Билл.

– Мне это подходит, – сказала Сирокко. – Если за этим стоит разум, я вступлю с ним в контакт и попрошу о помощи. С компьютером дело иметь легче.

Билл, который начитался научной фантастики, мог выдвинуть кучу теорий относительно Геи. В одной из них бедственные изменения, произошедшие на Гее он относил на счет пришельцев, которые убили достаточное количество строителей, чтобы оставить Гею в руках роботов.

– Клянусь, что она брошена, – говорил им Билл, – точно так же, как корабль из романа Хайнлайна «Пасынки Вселенной». Люди покинули Гею тысячи лет назад. Корабельный компьютер вывел ее на орбиту Сатурна, отключил двигатели и до сих пор производит кругооборот воздуха и ожидает дальнейших указаний.

Они изменили маршрут, сделав это отчасти из-за того, что невозможно было сказать, как им взбираться дальше. Сирокко не волновалась, так как пока они шли по направлению к свету, все было в порядке. Они вышли к солнечному свету гораздо севернее того места, откуда они вошли в сумрачную зону. Только теперь они заметили кое-что, скрытое до того от них самим канатом. Это была лежащая на земле оторванная прядь каната.

Сначала Сирокко подумала, что это гигантский песчаный червь, о котором рассказывал Калвин. Прядь была похожа на живое существо сверкающее в желтом свете. Сирокко вспомнила бразильские трубопроводы, которые она видела на тренировках по выживанию: огромные серебряные трубы, прорезавшие тропический лес, как будто это было ничтожное препятствие.

Во время падения огромная прядь расчистила себе место, повалив высочайшие деревья, безжалостно круша все на своем пути. За время, прошедшее после падения, джунгли вплотную подступили к ней, но огромная масса до сих пор выглядела так, будто готова была в любой момент встать и отряхнуть с себя обвивший ее дикий виноград, как спички разбросать деревья.

Пятьюстами метрами выше от каната был отогнут мощный верхний конец пряди, конец у него был зазубрен. Сквозь блестящее отверстие была видна внутренняя часть отсвечивающаяся сине-зеленой медью. На обрубке наросли серые пятна, похожие на покрытый плесенью хлеб, из ее нижней части на подступившую вплотную разросшуюся из лесу растительность стекала вода. Шум воды был изрядный, но вытекая из огромной, искривленной пряди, она выглядела не чем большим, как капелью из сломанной трубы.

Подойдя поближе к упавшей пряди, они увидали, что она состоит из множества шестиугольных граней, которые были всего несколько миллиметров в ширину, из-под поверхности проглядывали золотые прожилки. Они были похожи на тусклые зеркальные отражения глаз огромных насекомых.

Они спустились с холма и углубились в джунгли, чтобы рассмотреть другой конец оборванной пряди, но вокруг нее наросло столько кустарника и дикого винограда, что подойти к отверстию было невозможно.

– Что бы там ни находилось внутри, растениям оно нравится, – сказала????

Сирокко промолчала. Продолжающееся состояние распада действовало угнетающе. Открытый конец пряди каната был таким громадным, что сквозь него спокойно мог пролететь «Властелин Колец». Это был малый масштаб Геи, всего лишь одна двухсотая часть одного каната. И этот чудовищный по своей величине обломок скоро должен был превратиться в труху. Когда он оторвался от каната, вся поверхность Геи должна была содрогнуться.

И никто ничем не мог помочь.

Сирокко ничего не сказала, но было невыносимо тяжело смотреть на эти останки и чувствовать, что кто-то все еще следит за машинами.

Глава 12

Два дня спустя после того, как они нашли и исследовали внутреннюю часть каната, команда «Титаника» выбралась из тропического леса. Там где находился канат, поверхность была холмистая, но когда они миновали территорию, прилегающую к канату, земля стала гладкой как бильярдный стол и Офион растянулся на многие километры в обоих направлениях. Наверное, нигде больше не существовало такой длинной береговой линии. Единственным признаком окончания реки и начала болотистой местности была вкоренившаяся в дно высокая трава да встречающиеся время от времени грязевые наносы метровой высоты. Водная поверхность раскинулась во все стороны, редко где глубина была более десяти сантиметров; исключение составляли извилистые лабиринты низин, заполняемых приливом, заболоченных рукавов реки, небольшие бухты и заводи. Вода здесь была чистой и большие угри и одноглазые ильные рыбы размером с гиппопотама выдолбили дно поглубже.

Деревья здесь были трех видов, они росли разбросанными группами. Внимание Сирокко привлекли деревья, выглядевшие как стеклянные изваяния, у них были прямые прозрачные стволы и систематически расположенные ветви в хрустальном оформлении. Самые маленькие ветви были как волосок в лампе накаливания, который мог быть использован в волоконной оптике. Порывы ветра обламывали самые слабые веточки. Обмотав их с одной стороны парашютной тканью, можно было получить отличные ножи. При малейшем движении волокна на деревьях сверкали, Габи называла эти деревья рождественскими елками.

Два других вида понравились Сирокко меньше. Одно крупное растение, было бы ошибкой назвать его деревом, хотя своими размерами этот вид походил на деревья – напоминало кучу, которую можно видеть на скотоводческом ранчо. Билл назвал эти растения навозными деревьями. Подойдя поближе, можно было рассмотреть внутреннюю структуру этих деревьев, но никому не захотелось этого сделать, так как запах, исходящий от деревьев слишком напоминал то, на что они были похожи.

Были тут еще и деревья, которые лучше было рассматривать по частям. Было в них одновременно что-то от кипарисов и от ив, все это было беспорядочно переплетено гирляндами ползучих растений, изнуряющих деревья, на которых они паразитировали.

Это делало их путь более неприятным, чем это было в высокогорье. Там джунгли мало чем отличались от тех, которые находились у Амазонки или Конго. Здесь же все было иначе, все было искажено и несло угрозу.

Стоянка была невозможна. Они начинали привязывать лодку к деревьям и спать прямо в ней. Каждые десять-двенадцать часов шел дождь. Они сделали из парашютной ткани навес над носом лодки, но вода все равно натекала в лодку и на дне образовывались лужи. Вода была теплой, но влажность была настолько высокая, что ничего не сохло.

От постоянной грязи, жары, сырости и пота они становились все раздражительнее. Они недосыпали, часто не спали и половину того, что было необходимо, просыпаясь раньше времени из-за тесноты на скользком дне «Титаника».

Сирокко проснулась в разгар привидевшегося ей кошмара, какое-то мгновение она была не в состоянии дышать. Она села, почувствовала, что тело ее покрывает липкая испарина.