Болф Суфа покинул систему Аритабора раньше, чем Голли и Матлин успели вернуться под купол платформы, в самый разгар бури. "Что-то он тоже заподозрил неладное в свечении атмосферы", - подумал Матлин и посмотрел в глаза Голлу. - Надо помолиться, - предложил Голл, - чтобы с Суфом не случилось чего... - Нам надо помолиться не только за Суфа. И помолиться как следует.
      Глава 12
      Верхние этажи подземного Аритабора оказались еще более пустынными, чем галереи, примыкающие к лаборатории. Аритабор и без того не отличался излишней суетностью бытия, но теперь, пройдя насквозь несколько уровней, Голли не встретил ни одного посредника. Будто розовая стихия действительно смела их с лица планеты и выкурила из ее недр. Он готов был предположить худшее, если бы накануне не повстречал Раиса, который детально расспросил его о делах Фрея, о его здоровье и планах на будущее, и, указав на небо, разъяснил ему, как начинающему навигатору, что "векторная аномалия" здесь случается и не представляет ни опасности, ни научного интереса. Но Голли все же решил игнорировать деликатный намек и расставил датчики на всех наружных платформах. Результат опыта не оставил сомнений - планета сопротивлялась сильнейшей пространственно-временной аномалии, с которой практикующий навигатор встречается в среднем раз в сто лет. Но это ровным счетом ничего ему не объяснило, кроме того факта, что Аритабор столкнулся с проблемой и последствия этого столкновения, по заверениям Раиса, продлятся недолго. Ничего подробнее о характере аномалии на месте узнать было невозможно: выходить на связь из лаборатории Матлин категорически запретил. Оставалось надеяться лишь на Суфа, на здравый смысл и на то, что Альба к этому никак не причастен, а значит, есть хороший шанс отыскать его живым и невредимым. Баю не покидал лабораторию несколько суток, а Феликс время от времени разыскивал Голли, чтобы задать ему пару нелепых вопросов: - Существовали ли когда-нибудь зеркала в доме Лоина Гренса? Как связаны между собой понятия "срок", "сорок", "сорокадневные поминки" и действительно ли в доме, где есть покойник, по народному обычаю принято закрывать зеркала? Будто он, несчастный акрусианин, уже унаследовал должность главного специалиста по истории Земли, в то время как готовил себя к карьере навигатора и в стендовые лаборатории горе-мадистологов уже не стремился. Но настал момент, когда в эти самые лаборатории он был приведен принудительно и усажен перед развернутой панорамой. Матлин занял позицию конвоира за его спиной. Луч сканера прошелся по глазам Голла и погрузил его голову в пространство едкого света. - Что ты делаешь? - испугался он. - Снимаю параметры, - невозмутимо ответил Матлин. На панораме сканера возникла округлая голограмма. - Фрей нашел способ снимать показатель А/К-коэффициента с мемо-формы. объяснил Баю. - Слишком простой и удобный, чтобы я мог в него поверить... Давай-ка, навигатор, ставь точку посреди схемы и разгоняй ее от центра к периферии. Мемо-форма младшего Гренса тускло пульсировала разноцветными точками, переливаясь и кувыркаясь в контуре сканера. - Это моя мема? - Точно, - подтвердил Баю. - Твое виртуальное сознание. Теоретически оно может даже функционировать автономно, но Фрей еще не придумал, каким образом добиться такого эффекта. Давай-ка устроим маленькую векторную аномалию. Протестируем эту штуку на скорость. Голли задал скоростной режим от центра к периферии и развалился в кресле. - Ну и... Схема осталась неподвижной, но из разноцветной палитры пульсирующих точек выделились красные оттенки. Их пульсация замедлилась, затем остановилась. Точки росли в размерах, образуя пунцовые пятна, кое-где сливались жирными протоками... - Все, - Голли зафиксировал схему. - Пошла макроскоростная дуга. Или мне имитировать фигуры пилотажа? - Замерь свой показатель, - предложил Баю. - Красный цвет экстравертной динамики должен соответствовать креативу. Просто подсчитай процент красного. - Семь, - доложил Голли и обернулся. - Не густо, - вздохнул Матлин. - Это соответствует твоим навигаторским тестам? - Да. В этих пределах... - Теперь разгоняйся от периферии к центру. Зеленые оттенки будут соответствовать адаптиву. Зелень засосала в себя половину схемы и заставила Фрея поволноваться за состоятельность своего изобретения. - Сорок три процента, - доложил Голл. - На тестах было примерно так же. - Ничего себе, - удивился Баю, - для позднего фактуриала недурно. И с такими-то показателями ты не можешь получить летный допуск? - К чему эти замеры? - не выдержал Голли. - Не торопись. Посмотри теперь на показатели среднестатистического землянина. - Баю вывел из архива похожую мемо-форму и разместил ее рядом со схемой Голли. - Креатив - двенадцать, адаптив - двадцать три. - Кого это вы измерили? - поинтересовался акрусианин и обернулся к Феликсу. - Ну, может быть, не совсем среднестатистического землянина... Феликс красноречиво почесал затылок. - Не важно... - ответил он. - У землян эти два показателя, как правило, находятся в пределах равновесия. Разница не более пяти процентов. - А теперь посмотри на показатели Альберта. Рядом возникла третья схема, на первый взгляд ничем не отличающаяся от двух предыдущих. Но, как только Голли попытался разогнать ее "на креатив", красная вспышка озарила панораму. Макропараметры были достигнуты мгновенно. Голли в ужасе отпрянул от пульта. - Что это? - Сто процентов, - подтвердил Баю. - Это физически невозможно! - Попробуй еще раз. И второй раз, и третий, и десятый алое пятно расползалось до границ голографической формы, не оставляя пустого пространства. - А что у него с адаптацией? - спросил ошарашенный акрусианин и, не дожидаясь ответа, задал центробежный разгон. Схема не двинулась с места. - Что за ерунда? - Интересно, - оживился Баю, - как навигатор выходит из ситуации, если не может сдвинуться с места при помощи стандартных команд? Голли еще раз попробовал повторить "стандартную команду". - Ты видишь здесь хоть одну зеленую точку? - занервничал Матлин. - Как ты можешь придать ускорение, если у тебя даже нет разгонной панели. Но Голл Гренс отмахнулся от него как от среднестатистического фактуриала, не имеющего отношения к летным наукам, и подвинул к себе пульт. Матлин отошел в сторону, чтобы сгоряча не отвесить подзатыльник юному навигатору. Голли перезагрузил мему Альберта во внешнее силовое поле и сжал ее контуром. Разгон сработал принудительно, и Баю очень скоро поманил к себе Фрея. - Иди сюда, полюбуйся... Едва зеленая искра проскочила по внешнему контуру, голограмма свернулась в точку и выстрелила новой ярко-алой вспышкой. - Не понял, - признался Фрей. - Повтори для него. Красная вспышка повторилась, словно вырвалась из сжатого пространства, и застыла в объеме первозданной мемо-формы. - Увеличь центральную точку, - попросил Баю. На панораме сканера повисло одно большое и выразительное "пятно мадисты". - Этого тоже не может быть, - сделал вывод Голли и присоединился к общему молчанию, которое обещало продлиться вечность. - Этого не может быть точно! - повторил он, когда пауза стала невыносимой. - Человек не может давать такие показатели. - У его отца, - объяснил Матлин, - эта штука заменяла работу обоих "коэффициентов", у Альбы она, похоже, рассчитана на удержание баланса. - Притом, как видишь, не в пользу адаптива, - добавил Баю. - Представь, что бы он натворил на Земле, если бы баланс был пропорциональным... - Вы хотите сказать, что он не человек? - Самый парадоксальный человек из всех, кого я когда-либо встречал, ответил Матлин, - можно сказать, существо человеческой природы на грани... - На грани чего? Феликс и Баю переглянулись. Этот импульс двух заговорщиков Голли почувствовал бы спиной в темноте как векторную аномалию, пронзившую его нормальный трезво-аналитический рассудок. - Этот опыт надо показать Кальтиату, - сделал вывод Баю. - Нет, - категорически возразил Феликс. - Боюсь, что это защита мозга, Фрей, у парня врожденная первая степень защиты мозга. Это объясняет и провалы памяти, и невосприимчивость к обучению, ни к какому внушению извне. Единственное, что я могу сказать абсолютно точно, - такая защита за пустое место не держится. Может быть, Кальта скажет больше... - Кальта найдет его без нас и пристроит в заповедник призраков. - Альберт не призрак, - успокоил его Баю, - и не мадиста. И уж тем более не человек. Он существо, нашедшее способ адаптироваться в человеческой цивилизации. Вероятно, его не стоило трогать вообще... Во всяком случае, я не знаю, как обращаться с субъектом, обладающим подобной структурой. А главное, как выражаются наши посредники, для чего такая структура имеет место быть?.. - Мадистогенная фектация, - предположил Матлин. - Экспромт мадисты обычно имеет более глубокий смысл, чем нам кажется. Баю перевел взгляд на прилипшего к креслу Голли. - Ты хорошо помнишь, как был запрограммирован твой корабль в момент исчезновения? - У меня остался дубляж. - Прекрасно. Теперь подумай и ответь, что мог сделать человек с креативной аномалией, чтоб сбить корабль со всех транзитов и, не выходя из ноль-фазы, отчалить на нем неизвестно куда? Голли лишь растерянно поглядел на Феликса. - Представить себе не могу. - Он мог испугаться розового свечения? - Он не мог его видеть. Панорама была чистой. - Сколько тебе понадобится времени, чтобы найти идентичный болф и восстановить на нем ту же программу? - Восстановить абсолютно точно, - добавил Матлин, - и поскорее, пока не закончилась буря.
      Глава 13
      До конца урагана оставалось порядка семи аритаборских суток - чуть более трех недель. Ожидая новостей, Матлин пребывал в полном одиночестве, в добровольном заточении за стендовым пультом, как безумный фанатик, без отдыха и без желания придать хоть сколько-нибудь упорядоченный вид своим интуитивным поискам в черном зале черного таракана, которого, вероятнее всего, там нет. Баю покинул его вслед за Голли; умчался в направлении ближайшей астарианской зоны, толком не объяснив своему партнеру причин столь скоропалительного отъезда. В одиночестве Матлин чувствовал себя потерянным. "Без тебя как без рук", признался ему однажды Баю. "Без тебя как без головы", - ответил ему Матлин. "Без вас обоих как без головной боли", - добавил Раис, случайно оказавшись свидетелем этих объяснений. "Голову" Баю Матлин считал своим главным приобретением после Ксареса и Суфа. Без головы Баю он ни за что бы не решился на мадистогенные опыты. Если Ксарес в свое время вернул его к жизни, появление Суфа внесло в эту жизнь приятное ощущение неведомых перспектив, а знакомство с Раисом осмысленность, то Баю не только оформил эти таинственные перспективы в конкретную цель, но и придал ей некую безудержную целеустремленность, порой излишне активную, а временами настолько ярко выраженную, что Раис с каждым днем все больше избегал их общества и в таинства стендовых лабораторий предпочитал себя не посвящать. Лишь изредка встречая своих воспитанников на перекрестках аритаборских коммуникаций, он интересовался с отрешенной интонацией голоса, как поживают молодые бонтуанские особи? "Бонтуанствуют", - отвечал ему Матлин, и этого было достаточно для поддержания нужного уровня безучастия в душе Раиса, которого Матлин опасался именно потому, что никогда не знал, что у него на уме. А если и догадывался, то чаще всего ошибался. Может быть, именно это опасение заставило его несколько лет подряд до головной боли осваивать все возможные инженерно-информационные приемы с одной-единственной целью чтобы не сталкиваться напрямую с существами, подобными Раису. Хотя прекрасно понимал, что любой из них стоит целой инфосети. Понимал тотчас, столкнувшись с очередной неразрешимой задачей, попав в очередной тупик, в замкнутый круг, в котором можно вертеться бесконечно. В таких ситуациях, доведя себя до нужной степени озверения, он все же приходил к Раису, но уходил от него в полном смятении чувств. И только через долгое время до него как до колокольни доходило, что интеллектуальные издевательства учителя имели свой конструктивный смысл. Что в логической аналитике посредников действительно присутствует рациональный витамин, которого так не хватает его "бонтуанствующему" организму. Единственное, что он понимал точно и наверняка, это то, что у него с Раисом полная интеллектуальная несовместимость и единственное, чего он напрочь не понимал, - отчего Раис до сих пор не выставил его прочь из Аритабора со всей околомадистологической свалкой лабораторного барахла? Уж не оттого ли, что ни секунды не сомневался в том, что из этой авантюры ничего не получится?
      Одиноко просиживая дни напролет в лаборатории, Матлин не раз ловил себя на мысли пригласить Раиса и выслушать все, что он думает. Если на десятые сутки до него дойдет хотя бы приблизительное направление поиска Альбы это и будет лучшим результатом опытов. Но Баю категорически не советовал. "Посредники не работают с аналитическими машинами, - объяснял он, - но программу сбивают одним своим присутствием. Так что верное направление может оказаться совершенно не в той стороне". Даже если по ближнему коридору галереи прогуливался кто-нибудь из посредников, Баю немедленно гасил работающие программы. "Ты не понимаешь, - отвечал он на вопросительные взгляды Матлина, - с мадистой должна работать только машина. Иначе никакой аритаборский иммунитет тебя не спасет". Но лаборатория по-прежнему оставалась в Аритаборе - в самом безопасном для нее месте, и спасительный "мадистонейтралитет", который Баю называл иммунитетом, хранил ее, как колдовской амулет.
      Программное обеспечение они с Баю создавали вместе несколько лет, не покладая рук и не жалея сил. Матлин взял на себя бонтуанские инфосети, Баю - все остальные, которые посчитал нужным использовать. Все свои бонтуанские материалы Матлин бережно упаковал в особый архив, который, по непонятной ему причине, был равнодушен к присутствию посредников. Программа архива строилась на моделировании вопросника. Все накопления, так или иначе, оказались выкачанными из инфополей, локальных хроник, некоторых личных вкладов братьев и сестер по разуму и дополнялись громадной свалкой хлама по всем бонтуанским проблемам, собранной через ЦИФы, - отработанный материал, не представляющий научного интереса. Из всего этого, как из старого тряпья, Матлин планировал создать систематизированное информационное поле, на базе которого аналитическая машина смогла бы решить любую фактурную задачу. Но не справился и с сотой долей процента материала, зато конкретно вычислил, сколько времени уйдет на подобную процедуру, ужаснулся и сделал вполне фактуриалоподобную программу вопросника, способную самостоятельно формулировать задачу и выуживать из общего хаоса нужные лоскутки. Все это работало чрезвычайно бодро и вполне бы устроило пользователя, если б не одно существенное "но" - пользователь по-прежнему представления не имел о возможностях собственного архива. Он не раз просил Баю сделать язык-ключ, который упростил бы систематизацию материала, но у Баю и без того хватало забот. "Вопросник" архива запускался с одной и той же голографической картинки макета-транслятора земного шара, первого и самого дорогого Матлину вклада в архив. Он много раз "препарировал" этот макет, он знал всю планетарную физику Земли наизусть и мог по памяти воспроизвести ее в подробностях, которые не заметит самый дотошный фактуролог. Но именно эти милые подробности согревали душу Матлина, когда его теперешняя жизнь начинала казаться невыносимой. Он мог часами наблюдать пустынные ландшафты, копошащиеся под толщей смога города, трещины в арктических льдинах. Он каждый раз безумно радовался, заметив, как с орбиты в космос пытается выкарабкаться летательный аппарат, величиной с его рабочую панораму. Он бросал дела и самозабвенно переживал за него, слегка подталкивая пальцем. Натуральному прототипу такое участие вряд ли могло помочь, но иногда из лаборатории все же доносились возгласы необыкновенного счастья: "Вот сучий сын! Долетел-таки! Не промазал!" - Кто куда долетел? - спрашивал Баю. - До спутника Юпитера. - До какого спутника? - Какая тебе разница? Считай, что мы уже до Юпитера долетели, - с гордостью сообщал Матлин и требовал немедленных поздравлений.
      Но теперь, в свете всех передряг последнего, тяжелого месяца, чувство ностальгии отказывало ему все чаще. Казалось, оно было утрачено вместе с Альбой, и шарик в серых облаках уже не вызывал трепетного восторга. Он погрузил "вопросник" в поле архива и запросил все сведения о креативных аномалиях в цивилизациях 2-3-й ступени. - Информация о Земле в заданных координатах отсутствует, - опередила его намерения машина, - мы можем выбрать общие бонтуанские фактурные креативы. - Сделаем, что сможем, - согласился Матлин. - Будем моделировать земной вариант? - Никакого моделирования, пока я за пультом. Меня интересуют реальные факты. - Земля слишком молода для обстоятельного анализа, - оправдывалась программа. - Самое время ею заняться, пока она молода, пока я не начал находить материалы о ней на ЦИФовских кладбищах. Из непролазных дебрей архива выплыл каталог аналогичных фактур. Матлин, не долго раздумывая, остановился на ранних цивилизациях Акруса и приплюсовал к ним для наглядности еще пару относительно похожих друг на друга цивилизаций. - Ищем статистику А/К-коэффициентов, - предложила машина. - Да. - Этот сектор архива работает в аритаборской версии WW, фактурные адаптации языка затрудняют поиск. - Я вообще молчу, - согласился Матлин, отключил акустические сенсоры и с ужасом подумал, что это стоило сделать гораздо раньше, сразу, как только машина принялась разжевывать для него каждый шаг. Теперь отказ программы работать с "фактурным диалектом" следовало принять стоически и вида не подать, что процесс решения задачи начнет выходить из-под его контроля. Матлин расслабился и попытался отвлечь себя простым упражнением по инфоадаптации языка - описать процессы, происходящие в его голове на данный момент: "брожение неумеренного творческого интеллекта в замкнутом контуре черепной коробки, старание проломить этот контур в надежде, что решение задачи обнаружится под его обломками". Это явление всегда напоминало ему историю червяка, прогрызшего лаз из коробки, в которой вырос. Червяка, который не заметил, что попал в другую коробку, гораздо больших размеров. - Есть несколько похожих аномалий, - сообщила программа. - В Акрусе? - Нет. - Давай посмотрим. - Матлин усилил имеющиеся в машине телепатические сенсоры, так как даром отменного телепата от природы наделен не был. Если не сказать проще - был обделен. До такой степени, что самые чуткие экстрасенсы понимали его "внушения" с трудом и предпочитали контактировать любым другим способом. - Аритаборские влияния исключи. - попросил он программу, - всех подозреваемых контактеров с Ареалом и гуминомов исключи. Ну, как? Осталось что-нибудь? - Осталось, - обрадовала его машина. - Давай. На панораму была подана схема с точным указанием пространственно-временных координат цивилизации. Общий биотип составляющих ее существ с полной раскладкой возможностей подобного биотипа, похожего больше на человека, чем на среднестатистического гуманоида версии WW. - Не надо, - запротестовал Матлин, - меня интересуют только проявления креатива, что натворил этот персонаж? Все остальное можно пропустить. - Математически доказал структуру информационного поля Ареала. - Уровень его креатива по стобальной шкале? - Пятьдесят. - Очень интересно. Еще... только факты. - По третьей ступени фактуры... - Желательно до третьей. - Были факты. - Давай... - Попытка создания пространственного антигравитанта. - Почему попытка? Не получилось? - Не успел, - ответила машина, - он быстро прожил свою трагическую жизнь. - Агравитант работал? - Да, но бессистемно. - Ох, ничего себе! - изумился Матлин. - И это на второй ступени фактуры! - Эта цивилизация не преодолела стадию фактуры. Техногенный экологический дисбаланс. Биотип, аналогичный аритаборскому, раннеакрусианскому, человеческому... - Бонтуанский, одним словом, я понял... прошу тебя при мне о техногенных дисбалансах впредь не упоминать. - Извини. - Ничего страшного. Давай вернемся к нашему персонажу. Натурал? - Чистый. - Гуминомных порочащих связей... - Не имел. - К контакту с внешним Ареалом... - Не привлекался. - Чудеса! - Никаких чудес, абстрактно-аналитическое моделирование, которое ты не любишь. - Ну это ж надо! Перемещаться во времени и пространстве... - Только в пространстве и не всегда в цель. - Ладно, смоделируем его мемо-форму. - Смоделируем? - переспросила машина. - А как еще мы можем поступить? Разве есть оригинальная? Панорама очистилась и изобразила исходную голограмму. После "навигационных" маневров сканер выдал результат: креатив - шестьдесят, адаптив - сорок. Никаких инородных свернутых структур, зато идеальная мобильность. Все возможные связующие каналы были использованы максимально и более того... Впервые Матлин наблюдал воочию совершенно непостижимой силы талант на интеллектуально-творческом симбиозе такого невероятного размаха, что отказывался верить глазам: 30% вскрытия мозга против 10 стандартного "гения эпохи". Он запросил тот же параметр со схемы Альберта и ужаснулся. Вскрытие мозга в диапазоне ноля - состояние полного дебила при феноменально высоком креативе. А при разворачивании нулевого диапазона - то же самое нелепое "пятно мадисты". "Ситуация фантастическая", - подумал Матлин и впервые заподозрил себя в непроизвольных навязчивых видениях. - Это потрясающе! - Он вернулся к диаграмме неизвестного фактуриала. Если б я имел такие возможности, мне бы не понадобилось покидать Землю. У этого чуда природы были дети, внуки? - Если б у него были дети, внуки, - ответила машина, - он занимался бы делом, а не антигравитантом. - Логично, - согласился Матлин, - что-нибудь выше 60%-го креатива мы имеем? - До третьей ступени фактуры это рекорд. - В Акрусе мы имеем что-нибудь близкое к этому рекорду? - Нет, в Акрусе мы имеем серию креативных аномалий более низкого порядка, но можно поискать в других аналогичных фактурах. - Давай все же остановимся на Акрусе. Что за серия аномалий? На панораме появилась таблица мемо-голограмм со статистическим анализом. В особых комментариях она не нуждалась, однако, проанализировав каждую и сопоставив между собой, Матлин выявил одну интересную особенность, имеющую очевидное сходство с ситуацией Альберта: коэффициенты будто паразитировали друг на друге, если креатив достигал отметки 40% по стобальной шкале, адаптив немедленно опускался вниз, и наоборот. Но в свободном состоянии выше 30%-го барьера ни один из показателей не поднимался. - Что это за подборка? - спросил Матлин. - Покажи мне временные координаты. - Зачем? От первого феномена до последнего чуть больше ста лет. - Одно поколение? - удивился он. - Последнее поколение. Оно никак не проявило себя, только превысило критическую массу аномалий. - Эпидемия? - В фактурологии эта эпидемия называется "акрусианский ген". - Выходи в 10-ю Книгу, через внешнюю сеть, разберемся, наконец, что за "ген". Архив 10-й Книги дал лишь самые общие сведения о цивилизации, из которых так и не стало ясно, о каком именно периоде идет речь. О том ли самом, которым самозабвенно занимался Гренс в юном возрасте, или о чем-то очень похожем. Суть болезни под общим названием "акрусианский ген", вне всякого сомнения, прямо или косвенно сводилась к злоупотреблению АПС-фактором НИМа, которое в данной конкретной среде привело к непомерному развитию "пророческих дарований". "Мистические эпидемии" местной "фауны". Каким образом акрусиане умудрились выработать у себя такие способности, осталось неясным, но из примитивных основ фактурологии Матлин знал: превышение критической массы ясновидцев на душу населения способно сбить историческую программу цивилизации и зачастую приводит ее к гибели. Но каким образом это происходит на практике - представления не имел. Последующие цивилизации Акруса, как свидетельствовал архив, унаследовали "ген", но трансформировали его опасные свойства в более безобидные. Такие как, к примеру, повышенные телепатические, экстрасенсорные возможности, аналитические свойства памяти на подсознательном уровне, отменный дар самоконтроля при любых жизненных коллизиях, который у чистых фактуриалов встречается нечасто. Именно эти феноменальные свойства заставили поздних акрусиан всерьез заняться изучением причин... т.е. биологической предысторией. Именно с этой целью были извлечены на свет давно забытые и вновь обнаруженные архивы и изучены снова. Но обнаружили ли акрусиане причину своей эпидемии в череде восстановленных исторических событий, не говорилось. Однако объяснялась и убедительно доказывалась одна занимательная гипотеза на этот счет: будто цивилизация не сама по себе сбрендила, а зараза в чистом виде была занесена в нее извне и вольготно прижилась. Но кем и каким образом, также не говорилось. - Предел креатива фактуриала - 60%, - напомнила Матлину машина, - выше не было. - Да знаю, знаю, - отмахнулся он. - Мы будем анализировать другие цивилизации или застрянем на Акрусе? - Непременно будем, только дождемся Баю.
      Архив закрылся. В лабораторию вернулись прежняя пустота, одиночество и отчаяние, которые, как пленки серых облаков, укутали шарик планеты, вращающийся на пустой панораме. Матлин вернулся в нудное состояние ожидания. Ожидания вестей от Суфа, визита Кальтиата, который давным-давно стартовал с Кальты и застрял по дороге. Но, как спасительной мессии, как второго пришествия или судного дня после похмелья, он ждал астарианского путешественника Баю, который пока что без хороших вестей ниоткуда не возвращался. Это было не в его привычке. Даже если набег на астариан оказывался неудачным, он умел извлечь пользу из неудач и поднимал настроение одним своим появлением. Баю, по всей сути своей и по происхождению, был чистейшим бонтуанцем. Притом гуманоидом голубых кровей, что характерно исключительно для бонтуанских рас. Он относился к той же компании "молодых бонтуанствующих особей", что пристрастились к посещению Аритабора незадолго до появления здесь Феликса. И с тех пор как Раис окончательно к ним притерпелся, считали Аритабор своей родиной - "прикой" бесконечного космоса, где единственным домом им служила летучая "шхуна" невероятных размеров. Та самая "шхуна", которую посредники безуспешно пытались отогнать на дальние орбиты, а то и выставить из системы прочь, чтобы она не нарушала гравитационный баланс. Но "шхуна" возвращалась с удивительным упрямством на прежнее место и непременно улеглась бы на песок, если бы ее технические параметры позволяли такой маневр. В конце концов Аритабор смирился с ее существованием так же, как Земля смирилась с существованием луны. Баю был самым молодым членом экипажа и в наибольшей степени склонным впадать в крайности. Он получил классическое посредническое воспитание, был лингвистом до мозга костей и неплохо владел всеми известными в Аритаборе приемами обмена информацией - от телепатического до всех моделей артикуляции и звука, включая кодовые сигналы в диапазонах, недоступных нормальному уху, которые Матлин обозвал "свистограммами". Эти чудеса акустики и способность к вибрационному воздействию на биополя собеседника имели смысл гораздо больший, нежели обычная речь, в частности, способны были менять физические параметры окружающей среды, даже уничтожать материальные объекты, если в этом созреет необходимость. Такими приемами способны овладеть редкие уникумы, если, разумеется, они не унаследовали эту способность от своих предков. Как это получилось у Баю - осталось загадкой даже для Раиса. По аритаборским меркам, он стал лингвистом-оптималом, а лингвист в Ареале (как поэт на Руси) - всегда больше чем просто лингвист. "Включение" в любой специфический язык версии WW ему стоило нескольких часов интеллектуальных усилий. Но, поняв это, оценив возможности, которыми он обладает, Баю замолчал на несколько лет. Последней его фразой стало признание собственного бессилия, своеобразного комплекса неполноценности перед посредниками, и прозвучала она примерно так: "Я знаю несколько тысяч языков, но мне нечего сказать ни на одном из них". Во время своего торжественного молчания Баю стал ходячим аритаборским анекдотом. Он присутствовал на галереях подземного царства как тень предков и как привидение исчезал от легкого дуновения ветерка. Все, кто знал о его душевной драме, пророчили ему участь немого странника, искателя Летаргических дун, одним словом, чокнутого отшельника, которых в Ареале принято считать печальной издержкой аритаборского влияния. Так случалось, что самые одаренные ученики посредников то и дело застревали в невесомости между исходной точкой своего ученичества и гипотетически желаемой точкой совершенства. Посредники изготовили на свою совесть достаточно таких экземпляров из других рас, которые, не доведя себя до назначенной цели, не пожелали вернуться в прежнее состояние. Полку искателей Летаргических дун с каждым разом прибывало. Баю избежал этой участи благодаря фактуриалу Фрею, который также слонялся по Аритабору в качестве анекдота и являл собой для всех окружающих живую иллюстрацию того, что не следует опустошать разумное поголовье фактур, даже если какая-то отдельная особь показалась чрезвычайно привлекательной. Особь должна находиться в естественной среде, а не разгуливать по старым планетам цивилизации и не приставать к гуманоидам со своими чисто фактурными проблемами. Но как только в Аритаборе стало известно, что этот самый фактуриал Фрей тащит на хвосте мадисту, все недоразумения прекратились, и вопрос о том, для чего он понадобился Раису, отпал сам собой. Теперь просто Фрей просто гулял по Аритабору и просто цеплялся к гуманоидам, если таковые вызывали его интерес. Однако именно Фрею, ко всеобщему удивлению, удалось вывести Баю из сомнамбулически молчаливого забытья. Именно Фрей потребовал аудиенции с этим полупривидением. Именно Фрей добился этой аудиенции и морочил голову отъехавшему от жизни Баю много дней напролет, сидя подле него и воспроизводя путаные непрерывные монологи на весьма пространном языке, порою переходящем в язык жестов. Когда Баю первый раз поднял взгляд на болтливого Фрея - Фрею аплодировала вся бонтуанская "шхуна"; когда Баю, будучи в состоянии призрака, сам начал преследовать Фрея по всему Аритабору - Фрею аплодировал весь Аритабор. И все с нетерпением ждали, когда же критическая масса Фреевой болтовни перевалит за критическую отметку молчаливого терпения Баю. И дождались. Баю произнес первое магическое, осмысленное изречение, которое на древний язык посредников переводится как "мадистанс", и глаза его вспыхнули безумством восторга.