Я не позволял себе даже думать, что, возможно, не так уж все и благополучно. Прождал почти сутки, а когда очнулся здесь, в фойе у фонтана, - Гренс указал пальцем в сторону того самого фойе, Биорг уже в ярости метал икру. Орал, что мы сами во всем виноваты, что стены контейнера пересекать нельзя - это для человеческих организмов верная гибель и что ты по собственной дурацкой инициативе отправился на тот свет, только не мог понять, каким образом тебе это удалось. Но, поверь, он тебя об этом еще не раз спросит. А мне за то, что я притащил тебя и попустительствовал твоим глупым экспериментам, придется весь контрактный срок пребывать в гостинице и никаких телефонных звонков, никаких писем, чтобы по штемпелю на конверте ни один из моих бестолковых приятелей не вычислил, где я. И, знаешь, все это выглядело так убедительно и правдоподобно. Даже контейнер они объяснили, как бактериальный карантин - в архив, дескать, допускаются лишь совершенно стерильные существа, Гренс от души расхохотался, вспоминая, как ему здесь по десять раз в день меняли халат и перчатки, пока он не научился обманывать архивный тест-пропускник, - перед работой - душ, после работы - душ. Я думал с меня слезет кожа. Попробуй хоть одну молекулу притащить с собой из гостиницы! Я уже раньше сообразил, что работать придется с архивом какой-то инопланетной миссии, посетившей Землю миллионы лет назад. Черт меня возьми, почему я сразу не догадался, что речь идет не о Земле? Ведь все, абсолютно все подталкивало меня к этому! - Гренс тяжело вздохнул, будто его запоздавшее прозрение способно было что-либо изменить. - Это все? - Что касается тебя? Мы больше не виделись. Когда вскрылись махинации Биорга, он признался, что ты выпал из контейнера на одной из остановок и, судя по всему, принял свою долгую мучительную смерть. Когда они спохватились - спасать тебя было поздно. Это так? - Чистая правда. - Он сказал, что контейнер был снабжен оболочкой секретной самозащиты. Все, что каким-то образом выпадает из него, должно самоуничтожаться. У человека это начинается с разрушения памяти, мозга, нервной системы и заканчивается разложением тканей. Весь процесс занимает около часа. Если б ты выбрался на корабле - они попытались бы спасти тебя, но на перевалочном пункте у тебя шансов не было. - Неужели я похож на говорящую галлюцинацию? Они недооценивали моих шансов. - О, Феликс! Твоя галлюцинация уже не раз посещала меня. Ты был моим самым тяжким грехом. Ты даже не можешь себе представить, как я счастлив, увидеть тебя. - Ты уверен, что это все? Гренс непонимающе поглядел на своего гостя. - С момента старта с Земли у меня отсутствует гораздо больший отрезок памяти... - Но, Феликс, оболочка контейнера... - Я знаю про эти оболочки не меньше тебя. Разрушение памяти идет в сторону прошлого, без разбора. Я не помню, где я напился в тот день, я и предыдущих дней не помню - это неважно. До того момента, как я выбрался на перевалочном пункте, прошло около месяца полета. - Неужели ты мне не доверяешь? - обиделся Гренс. - Андрей, я только хочу выяснить... - Подожди. Какой месяц? Там никакого месяца быть не может. Это абсурд! Кто тебе это определил? По какому ритму? Клянусь, я больше ничего о тебе не знаю. Гренс подскочил к своим черновикам, сваленным на пол и стал что-то черкать на них жирным карандашом. - Сколько времени, ты сказал? Месяц? - Он погрузился в расчеты и очень скоро предъявил Матлину свой чертеж, на котором был изображен странный треугольник, разбитый на внутренние сектора, которые были аккуратно спроецированы на одну из граней неровными отрезками. - Эх ты, милый мой технарь. Куда у тебя девался фактор скорости, хотя бы по формуле Энштейна? Ты даже представить себе не можешь расстояние отсюда до Земли... - Это я-то не могу себе представить? - Вот он, твой месяц, - Гренс указал пальцем на один из спроецированных отрезков, - ты болтался в космосе не более трех суток. Матлин разложил перед собой чертеж и попытался воспроизвести формулу Эйнштейна, припоминая, какой разлет в пространстве могли иметь Акрус и Галактика два года назад - все приблизительно! В этом ареале, - ворчал он про себя, - ничто не может быть точным, даже расстояние от точки А до точки Б на листе бумаги. - Не трудись, - остановил его Гренс, - формула Эйнштейна не универсальна, это мне точно известно. Здесь "девятеричная доминанта". Так называемая "формула девятки": грубо, но просто. Это касается и сжатия времени. Я в этих тонкостях физики ничего не понимаю - здесь же все просто. Вот смотри, - Гренс склонился над чертежом и стал водить пальцем по треугольникам, объясняя, откуда что взялось. Похожую науку моделирования в геометрических фигурах Матлин где-то когда-то уже проходил. Он даже вспомнил, что существуют "геометрии" зон с иными числовыми доминантами, где расчет времени моделируется с квадрата, пятигранника и т.д. Но никакой практической пользы эта наука ему не давала. "Я кретин, - подумал он про себя, - по этим доминантам можно было самому еще в ЦИФе вычислить координаты Галактики, и не приблизительно! Ведь Ксар мне называл точный отрезок отсутствия памяти, до сотых долей секунды. Если б я догадался вернуться в технопарк и переговорить с Серым... Если б я догадался вычислить эти три дня..." - Я крайне бестолково представляю себе эту систему, - признался Гренс, но древние акрусианские астрономы успешно ее использовали. И это еще не все. Самое интересное, что искривление времени в последствие выпрямляется. Этого не знал даже сам Эйнштейн. - Гренс перешел на шепот, будто Эйнштейн подслушивал его за дверью, - поэтому я вместо подписанного контракта могу застрять здесь на гораздо больший срок. - Можешь не объяснять. Кое-чему я здесь все-таки научился. - Тогда, может быть, именно ты поможешь мне разобраться кое в чем остальном? Должны же мы хоть что-нибудь иметь с наших неприятностей. Или ты вольный человек и сможешь в любой момент сам вернуться обратно? - А разве я не нашел тебя сам? - Тогда тем более я должен знать все, что знаешь ты. - Полагаешь, между нами, инопланетянами, секретов быть не должно? Гренс схватил его за обе руки и задрожал от волнения. - Если у тебя есть "секреты", открой мне их. Поверь, мне есть, чем тебе отплатить...
      Глава 8
      Вечером следующего дня Матлин, оставив полусонного Гренса, выбрался в фойе и связался с болфом узнать, кто "дома". - Как, Феликс Матлин, вы все еще живы? - услышал он приветствие Суфа на страшно ломаном русском. - Даже не надейся! Лучше запомни место и прими меня на борт. Матлин ступил на корабль тотчас, но Суфа разыскал с трудом на одной из дальних внешних отсеков. Вежливые навигаторы предпочитали отстегивать эти оболочки в ближайших технопарках, чтоб не казаться чересчур громоздким. Не то, чтоб это имело какой-либо физический смысл...Такой порядок сохранился с далеких времен, как жест вежливости пришельцев: отстегнул грузовые отсеки и порядок, каждому аборигену должно быть ясно: никаких грабительских намерений экспедиция не имеет. Очевидно, на Суфа подобные жесты не распространялись, а в его грабительских намерениях мог сомневаться только самый наивный абориген. Матлин застал Суфа как раз за сопровождением транспортера. Метровый зеркальный шар медленно плыл впереди него и о содержимом этого шара оставалось только догадываться: вероятнее всего оно было мягким и пушистым. Шар перед погрузкой в люк плотно утрамбовался в кубик вполне компактных размеров и ввалился в ячейку консервационной камеры. - Ну, как? - обратился Суф к Матлину, не поворачивая головы. - Твой приятель в порядке? - Только не делай вид, что ты не вел запись. - Я вел запись, ты знал это, и все равно говорил по-русски. В результате я ничего не понял: везем мы его обратно или нет? - Подождем. Ему надо прийти в себя. - Этот хмырь, - пожаловался Суф на Али, - обосновался в фактуре. Чувствует себя как на курорте: волочится за женщинами. Мало того, что он неприлично себя ведет, он еще и меня провоцирует... - Он собирается выводить корабль из Акруса? - Спроси сам. Мне он надоел: "не фаза", "не фаза", "надо денек-другой подождать". Этот денек-другой может тянуться бесконечно. Встретит какую-нибудь очередную рыжую особь - тут же у него "не фаза"... - Хорошо, - с облегчением вздохнул Матлин, - это можно понять. С его нынешним темпераментом без женщины долго не протянешь. Завтра же я займусь его моральным обликом. Завтра я ему устрою "фазу". Завтра все станет ясно.
      Но ни завтра, ни послезавтра, ни через два дня ничего ясно не стало. Лоин Гренс, запершись в своих покоях, не принимал ни посетителей, ни сообщений. Терпение Матлина лопнуло, когда вдоволь нагулявшийся Али категорически заявил: либо стартуем завтра, либо придется здесь проторчать еще с полгода, либо катитесь вы все к черту... Через пару минут они втроем стояли в фойе у фонтана. Их неосторожное появление вызвало шок у хромого полотера и он, бросив свой полотерный агрегат, быстро поковылял прочь. Матлин поднялся в коридор и осторожно постучал в почтовый ящик Гренса. Ответа не последовало. - Андрюха, открой! За дверью по-прежнему было тихо. - Долго ты намерен соблюдать этикет? - вмешался Али. - Эта дверь вскрывается проще сигаретной пачки. Но Матлин выставил его в фойе, велел не путаться под ногами и опять принялся барабанить в дверь. Во всем гостиничном коридоре было подозрительно тихо. Никто из соседей даже не попытался поинтересоваться шумными визитерами. Хотя по всем правилам их давно бы полагалось выдворить прочь. - Андрей! Открой попрощаться! У меня нет времени ждать. После этой фразы внутри комнаты что-то зашевелилось, и осторожные шаги направились к дверям. - Что значит попрощаться, Феликс? Ты меня покидаешь? Так скоро? - Сколько мне еще стоять за дверью? Имей совесть! В проеме двери показалась физиономия Гренса с опухшими от бессонницы глазами. - Лучше сразу отруби мне голову. Я никуда тебя не отпущу! - Не смеши, - Матлин с силой толкнул дверь, и она распахнулась вместе с Гренсом, прилипшим к ней с другой стороны. Вид у него был впечатляющий: растрепанные волосы, мятая пижама; постель выглядела так, будто на ней неделю занимались любовью, ни разу не поправив простынь, а вокруг живописным хороводом располагались объедки, немытая посуда вперемешку с книгами и черновиками. Гренс зажег свечу и обошел вокруг Матлина, разглядывая его снизу доверху. - Ух, ты! Вот это шмотка! Вот это да... Это и есть навигаторский прикид, о котором ты говорил? - Обычная полетная защита. Дрожащая рука Гренса потянулась к поясной панели, спрятанной под черной плазматической оболочкой, но Матлин увернулся. - Никогда не трогай руками существо в такой форме, особенно за манжеты. Никогда, понял! - Обалдеть! - удивился Гренс. - От кого же эта защита? Уж, не от меня ли? - Я так и не понял, ты собираешься возвращаться домой? - Феликс, ты мне должен пообещать одну вещь... Ты не мог бы мне оставить на память свой костюмчик? - Это индивидуальная штука, она включается в нервную систему и, без меня, работать не будет. - Может быть, можно сделать и для меня такую защиту? - На что тебе? - Матлин начал выходить из себя. - Под диваном прятаться достаточно пижамы! - Ты должен пообещать мне, что напишешь мемуары обо всем, что с тобой произошло, и пришлешь их мне так скоро, как только сможешь. Начни сегодня же. Костюмчик можешь не описывать, я его сфотографирую. - Не старайся. На снимке ничего не останется. - Ты не понял, Феликс, я никуда не еду... Феликс это понял уже давно, но до сих пор не придумал ничего умнее, чем просто промолчать, - спорить с Гренсом было бесполезно. Гренс всегда был прав. Даже в тех редких случаях, когда ошибался - исключения лишь подтверждали правило. А правило таково: рыба ищет, где глубже; человек где лучше, а Гренс ищет себе проблемы. - Сядь, выслушай и не перебивай, - он собрался было толкнуть Матлина в кресло, но вовремя отдернул руку, - я никуда не еду. Это бессмысленно, во-первых; во-вторых, меня никто не отпустит; в-третьих, это невозможно. - Что ты мелешь! Может, думаешь, что я тебе визу оформлять буду? Через две минуты мы на корабле, через два часа - за пограничной сферой. - Нет! Нет! Нет! Дело совсем не в этом. Я вернусь. Это раньше я думал, что на Земле мне делать нечего, теперь я отлично понимаю, что это глупость. Я обязательно вернусь, только не сейчас. Осталось два года работы, и я свободен... - Я не смогу за тобой вернуться через два года. Или теперь или никогда! - Нет, Феликс! Ты не бросишь меня. Я же тебя знаю. Пообещай, что вернешься через два года, иначе... Иначе я не знаю, зачем мне жить! - Спроси у Биорга. Они выдержали сердитую паузу, даже разошлись по разным углам гостиной. Но когда вновь встретились у оставленной на столе свечи, ярость Гренса уже переросла в очередную депрессию, граничащую с состоянием истерики. - Ты знаешь, что меня в тебе всегда поражало, Феликс? Твоя пуленепробиваемая душа. Похоже, ты напялил на нее особую защиту. Или она у тебя от рождения? Ведь ты ничего обо мне не знаешь и самое противное, что не хочешь знать. Ты не хочешь понять: то, ради чего я здесь остаюсь, для нас с тобой стоит миллион поездок туда и обратно, если не больше... - Это связано с твоей работой, чертов архивариус? - Ты не представляешь, что это за работа. Потому что дальше лучей на манжете твои мозги не работают. - И что это за работа? - Двадцать миллионов лет назад. Здесь, - Гренс указал пальцем вверх, - на этой самой планете; на этом самом месте и даже там, где ты сейчас стоишь, существовала цивилизации, которая до точнейших деталей повторяет историю цивилизации Земли. - Ну и... - Сейчас я занимаюсь этапом позднего средневековья: до сих пор совпадает все... Промежутки между войнами, формы государства, политика, даже личностные прототипы - разница лишь в названиях. Будто у них и у нас заложена одна и та же историческая программа. Даже методы инквизиции один к одному, не говоря уже о религиозных канонах... Нынешняя цивилизация возникла гораздо позже и развивалась иначе. От тех, первых, остался только биотип. - И после этого ты хочешь сказать, что ничего не слышал о бонтуанцах? - Погоди. Я действительно не знаю ни бонтуанцев, ни посредников. Может, здесь это называется иначе, надо смотреть по существу. Пока речь не об этом. Цивилизация, которой занимаюсь я, была уничтожена в один день... под корень, под ноль, до единого существа и долгое время о ней не было известно ничего, пока не стали находить архивы, сохранившиеся в подземных тайниках. Только через два года, возможно, я смогу понять, что произошло. А сейчас каждый день здесь для меня дополнительный год существования там... Я не знаю, когда это случилось с ними, и не тороплюсь. Те, кто имел дело с архивом до меня, предполагают самоубийство цивилизации, но они не могут объяснить многих нюансов - это можем только мы, только благодаря тому, что мы похожи. Ты представляешь себе, что это значит? Через два года я буду знать все, и мы не должны терять связи, - очень маловероятно, что они вернут меня на Землю. Мне не на кого рассчитывать, кроме тебя. Матлин по сюжету развития мысли и по своему внутренне намеченному плану через все "за" и "против" предполагал рассказать Гренсу о том, что такое ежегодное турне по зоне Акруса. О том, что оно в принципе исключено, и подкрепить этот довод описанием астрофизических процессов зоны. Но вместо этого лишь глубоко вздохнул и кивнул головой. - Постараюсь. Но ты уж, пожалуйста, постарайся закончить дела к этому сроку. - Да, и мемуары, Феликс, обязательно мемуары. - Я постараюсь... Лоин Гренс. Где ты подцепил себе такое дурацкое имя? - Это не имя, - Гренс слегка покраснел, - псевдоним. К нему уже привыкли. И потом, это все же лучше, чем было: Короед - что за короед? Зачем он ест эту кору? Я всегда мечтал иметь непонятную фамилию и, слава Богу, моей настоящей здесь никто не знает. Впрочем, если ты меня, конечно, не заложил. - Господи, какая тебе разница? - Останься еще на денек. Я объясню, какая... - Нет, пора! Времени не осталось. Накинь свой халат, я хочу кое с кем тебя познакомить. - Как можно, в халате! - Можно, если быстро. Очень, очень быстро.
      Гренс все-таки потратил минут двадцать для наведения марафета, но когда вышел в фойе, Матлин его не узнал. Он выглядел, как на приеме у английской королевы: костюм был безупречен, воротничок накрахмален, даже мешки под глазами заметно подтянулись. - Позволь, Лоин Гренс, представить тебе: Суф, навигатор, мой учитель и друг. Гренс учтиво поклонился. - Очень приятно, господин Суф. Премного о вас наслышан самого лестного. - С нами здесь еще один... - Матлин замялся, подбирая нужное слово, ...хмырь. Али, подойди, не делай вид, что ты здесь ни при чем. Али энергично подскочил с дивана. - Али-Латин, - представил его Матлин, - Али он сам по себе, а кличку Латин ему дал я. Правда, похож на латиноамериканца? Гренс, сбитый с толку видом Али-Латина, даже обменялся с ним рукопожатием, чего ни в коем случае делать не следовало. - Али-Латин, можно сказать, тоже в каком-то смысле навигатор. Короче, он любезно согласился помочь нам в этой экспедиции. Кроме того, я ему чертовски обязан очень многим. Трудно даже сказать, до какой степени... завершив тираду, Матлин вынужден был перевести дух. Слишком неподготовленным он оказался к такой презентации. Не дай бог, Гренсу придет в голову заговорить с Али и не дай бог, Али придет в голову ответить ему по-русски - слишком много вопросов они оставят в наследство и без того раздавленному депрессией архивариусу. Суф отстегнул от своего манжета панель размером с лезвие бритвы, которая у навигаторов называлась "экстренной, сверхпроходимой связью, не требующей подсоединения к общим сетям" и пихнул Матлина в бок: - Объясни, как пользоваться... - Главное не потеряй, - объяснил Матлин, приклеивая панель к запястью Гренса. - Через два дня она войдет под кожу и не будет видна, но это время, пожалуйста, не мойся и не размахивай руками. Она сработает один раз, передаст сообщение на две минуты и исчезнет. Это на самый экстренный случай. Попусту не балуйся. - Все ясно, - кивнул Гренс, изучая блямбу на руке. - Я замотаю ее бинтом. Главное, вернись. Очень тебя прошу, вернись. Матлин обнял его на прощание. - Держись тут. Не раскисай. Мне пора. Увидимся... - и, положив руки на плечи Али и Суфа, повел их из фойе в темную глубину коридора, чтоб не слепить вспышкой воспаленные глаза Гренса, прежде чем покинуть его... кто знает, на сколько. Может, навсегда. Но в памяти Матлина навсегда осталась последняя фраза Гренса, небрежно брошенная ему вслед, которую он ни в коем случае не должен был слышать: - Как я тебе завидую, Феликс. Как я тебе завидую...
      УЧЕБНИК ВВЕДЕНИЕ В МЕТАКОСМОЛОГИЮ Посредники.
      Изучение со стороны любого явления - процесс куда более безопасный, чем погружение в его сердцевину, особенно, когда не уверен, придется ли снова всплыть на поверхность. Трудно сказать, насколько это относится к посредникам, скорее никак, но час погружения настал, спасательные канаты пристегнуты и благополучного всплытия не гарантировано. Посредники в предыдущих главах уже упоминались в разных контекстах: осведомленные невежды обычно называют их бонтуанской лингвистической школой, работающей на все расовые группы Ареала по всем направлениям коммуникаций. Именно это уникальное свойство, вроде бы, позволяет им всегда быть при деле и считать себя полноценной цивилизацией. Еще более осведомленные невежды утверждают, что это вовсе не бонтуанская школа, более того, посредники не только не имеют никакого отношения к бонтуанцам, а прямо-таки наоборот, являются их антиподом. Ни в каких архивах и справочниках, доступных невеждам, упоминаний о посредниках найти невозможно. Разве что, очень косвенно. Исключение составляет "бонтуанские хроники" 4-й Книги Искусств. Может создаться впечатление, что посредников, как цивилизации, действительно не существует. Сведения, находящиеся за пределами 4-й Книги, обладают информацией крайне противоречивой. Может, это колония бонтуанских гуминомов, отрезанных от привычной среды обитания. Может, это псевдоцивилизация - мутационное образование в рамках давно сложившейся цивилизации Ареала, которая существует лишь в рамках сиюминутной необходимости. Тот, кто берется действительно анализировать явление, а не рассуждать на заданную тему, рано или поздно замечает, что в цивилизации посредников напрочь отсутствует фактурный этап развития. Самым удобным объяснением этого феномена является один из так называемых "селекционных прорывов", способных выбить цивилизацию из логической колеи и расчленить на несколько направлений. Будем считать, что так оно и есть. На данный момент это наиболее подходящая версия, во всяком случае, самая правдоподобная. Но даже здесь одними "бонтуанскими хрониками" не обойтись. Упоминания о посредниках в 4-й Книге начинают встречаться лишь после событий "великого Аритаборского раскола". Фактически, раскола единой цивилизации на "бонтуанцев" и "посредников". Тогда же возник термин "бонтуанцы", что в переводе с их древнего языка означает "творящий Естество" (Б-онт-туа). Тогда же возник термин "посредники" - перевод почти буквальный. Посредники - не родное название цивилизации, а всего лишь обозначение в Ареале второй ветви Аритаборского раскола. Но, если язык Ареала подвергнуть детальному историческому анализу, можно заметить его очевидное сходство с так называемым протоязыком посредников. Те же самые методы адаптации, ассоциативные приемы, не говоря уже о терминологических обозначениях, которые не меняются на протяжении миллиардов лет, чего никак не скажешь о прочих языках. Что касается возникновения термина "Б-онт-туа" после Аритаборского раскола: хроники упоминают о существовании одной из самых мощных этико-философских школ того периода, которая якобы послужила причиной принципиальной неприязни двух непримиримых сторон. Школа называлась буквально "Б-онт-туа" и раскол изначально произошел в среде ее воспитанников, а уж потом принял глобальный характер. Сейчас же, если верить исторической версии Ареала, можно подумать, что две непримиримые цивилизации схлестнулись на почве принципиального взаимонепонимания. Бонтуанцы неохотно вспоминают этот период, хроники скудны событийными описаниями, зато обильны бранными эпитетами в адрес посредников и всех тех, кто в свое время не понял и недооценил перспектив бонтуанского модерна: "это невежды, самоуверенные, самовлюбленные, жестокие, равнодушные, безжалостные и тому подобное" - полный джентльменский набор. Посредники же проявили колоссальную выдержку и не оставили в наследство истории хроник с аналогичными эпитетами в адрес бонтуанцев. Но и в долгу не остались. Судя по тем же бонтуанским хроникам, неоднократно ущемлено было не только достоинство последних, но и святая святых, территориальные интересы. Можно сказать, исторические территориальные интересы, а попросту, бонтуанцы получили такой убедительный пинок из Аритабора, что на протяжении многих поколений ни одна бонтуанская особь не смела даже повернуть головы в сторону родной планеты. Кроме этого, посредникам удалось (представить себе не могу, каким образом) похоронить в забвении многотысячелетнюю историю бонтуанского фактурного бытия вместе с своей собственной, если таковая, конечно, имела место. Бонтуанцы же, восприняв это как жест презрения, напротив, вплотную занялись "реставрацией" фактуры и в этом деле немало преуспели. Однажды им удалось воссоздать свою утраченную историю; в другой раз ее удалось существенно дополнить; очередная попытка свела на нет все предыдущие достижения. В конце концов, фактурологические изыскания приняли характер навязчивой идеи, которая затем переросла в традицию самопознания, а традиция в подсознательную необходимость. Фактически это означало, что в какой-то момент дело будет пущено на самотек и в перспективе не исключено появление так называемых дубль-цивилизаций, унаследовавших все характерные свойства своего бонтуанского прототипа. Это стало еще одной причиной появления фактурных изоляторов. В каком-то смысле это шанс для пущенной на самотек фактуры и одновременно условия безопасности Ареала; в другом смысле, это внутренние эксперименты совершенно нормальной, отвечающей за свою деятельность цивилизации, которые не должны интересовать посторонних наблюдателей и утечки информации за пределы своего заповедника не имеют.
      Времена принципиальных разногласий посредников и бонтуанцев давно ушли в прошлое и обе стороны стали равно снисходительно относиться друг к другу и к попыткам осведомленных невежд смешать их воедино. Но при этом о бонтуанцах известно многое, - о посредниках, кроме красивых легенд, не известно практически ничего, хотя следы их влияния (включая те же пресловутые методы адаптации языка) то и дело всплывают в Ареале и имеют конкретное авторство.
      Глава 9
      Все последующие воспоминания Матлина о первом дне, проведенном в Аритаборе, начинались с мертвой оранжевой тишины, которая пропитала собой все вокруг, заткнула уши и закружила голову. Матлин прибыл на место за четверть часа до срока, и все это время искренне сожалел о своей поспешности. Собственно, он ни за что не появился бы здесь по своей воле, но Ксарес настоял: "Если посредники настаивают на твоем появлении в их "осином гнезде" - разговоров быть не может. По крайней мере, ты нужен им и постарайся быть нужным как можно дольше. Ты этого хотел. Ты можешь и ты должен... Учти, второго ЦИФа в твоей жизни не будет". По полированному покрытию зала, выложенному замысловатой "инкрустацией" из срезов оранжевого минерала, взад-вперед босиком расхаживал длинноволосый субъект в шелковых брюках клеш и с обнаженным торсом. Зал заливал свет от прозрачного купола, над которым в самом зените стояло светило, а из шести углов вверх взмывали узкие башни, вершины которых не были видны из-за высоты и яркого света. До назначенного срока истекали минуты, секунды; воздух наполнялся маревом и низким гулом, над куполом сгущалась мутная пелена, пока эта раскаленная желеобразная масса не содрогнулась от удара башенных голосников. Огненный шар отклонился от своей вертикали, туманное облако поглотило его губительный свет, и купол перестал быть прозрачным, излучая слабое матовое свечение, которое, преломляясь от пола, равномерно пропитало собой все внутреннее пространство. - Фрей! - услышал Матлин за своей спиной и обернулся. - "Фрей" на древних языках означает "ветер". Твои волосы напомнили мне забытое слово. - Перед ним стояло странное существо, вполне похожее на человека и на поздних акрусиан. Человека с ярко-зелеными и чрезвычайно хитрыми глазами. - Должно быть, в твоей цивилизации принято давать людям имена ветров, морей, гор, цветов... Матлин Феликс, человек с черной звездой за плечами, вот и познакомились, добро пожаловать в Аритабор.
      Феликс огляделся по сторонам - вокруг них не было ни души, бой голосников утихал и невероятно поражал его тем, что адский грохот не помешал расслышать каждое сказанное ему слово. Он рискнул подойти поближе к своему собеседнику, но совершенно не нашел ответа на столь привычное человеческому восприятию "добро пожаловать". Разве что банальное "спасибо", но знающие грамотеи ему объяснили: посредникам "спасибо" говорить нельзя никогда, ни за что. Они от этого комплексуют и делаются непредсказуемыми". - Спасибо за приглашение. Я очень рад, действительно, очень рад... Хитроглазый улыбнулся. - Приятно слышать. Мы редко приглашаем учеников. Каждый из них - это особый, исключительный случай. - Большое спасибо, - после очередного "спасибо" Матлин готов был оторвать себе язык, но его собеседник, похоже, не только не комплексовал, а напротив, стоял и таял от удовольствия. Можно было подумать, что эта цивилизация за миллиарды лет своего существования впервые услышала вежливое слово и теперь наслаждается его благозвучием. - Здесь меня называют Расс, тебе будет проще произносить "Раис", словом, все, что начинается на "Ра", - в пределах допустимого. - Рад познакомиться, Раис. "Нет, он определенно акрусианин, - рассуждал про себя Матлин, - даже если это не так, его человекоподобие подозрительно, более чем подозрительно, что-то здесь не так. Почему мне не пришло в голову поинтересоваться биотипом посредников прежде чем лететь сюда? И все-таки это не человек, возможно, даже не гуманоид, - от этой мысли его передернуло, - чего мне в жизни не хватало, так это второго воплощения Али!" Раис терпеливо дождался пока внутренний монолог его вновь прибывшего ученика сам собой упрется в надежный тупик и предложил расположиться поудобнее, чтобы продолжить разговор. Матлина будто стукнуло кирпичом по голове: телепат! Понимал ли Раис его внутренний диалог, сопереживал ли или вежливо дожидался его конца? А вдруг посредникам не позволяет воспитание перебивать мысли думающего человека, - но с этого момента Матлин раз и навсегда запретил себе в присутствии Раиса думать на посторонние темы. С тех пор, как ему удалось добиться над собой полного контроля, эта привычка автоматически распространилась на каждое встреченное им существо, не успевшее внушить ему абсолютного доверия, включая землян. Спустя много лет, он понял, что эта привычка стала его первой привычкой Ареала, первым толчком к пониманию сути его нынешней среды обитания, первым ангеломхранителем от детских неожиданностей его фактурного менталитета. И сейчас, вместо того чтобы гасить в себе всплески противоречивых эмоций, ему следовало очередной раз отвесить Раису "большое спасибо" и низко поклониться за первый урок, на который никогда бы не расщедрился ни один ЦИФ.
      Они уселись на пол, напротив друг друга. Кажется, это тоже входило в посреднический этикет, в котором Матлин уже изрядно запутался. - Я почти ничего не знаю о посредниках и не представляю себе, чем я мог заинтересовать вас... - начал он. Раис перестал улыбаться и "завис" взглядом на мертвой точке, находящейся чуть выше матлиновой головы. - Что значит "почти"? - Почти ничего. Только то, что вы лингвисты и, если я правильно понял, бонтуанская школа. Впрочем, о бонтуанцах я тоже почти ничего не знаю. - Действительно так. Вернее, совсем не так. Но в данный момент это не имеет значения. Достаточно того, что я имею представление о фактуре Земли и о том, что такое человек, застрявший между фактурой и Ареалом. Из этого нелепого состояния есть два выхода: один долгий и рискованный, другой простой и надежный. Ты выбрал первый, поэтому сейчас я нужен тебе больше, чем ты кому-либо в этом странном мире. Все мое удовольствие - лишь наблюдать процесс твоей адаптации и то, к чему она тебя приведет. - К чему она может привести? - Это будет зависеть от твоих планов на ближайшую жизнь. Чему я должен тебя научить - известно только тебе. Каждый день тебя будут посещать новые идеи и ни один учитель не скажет тебе лишнего слова. На многие вопросы ты ответишь сам или не ответишь вообще. Ты узнаешь лишь то, за что готов будешь расплатиться своими иллюзиями, надеждами, душевным покоем. Поверь, это не маленькая цена, но она стоит того. - Мне известно, что обучать фактуриалов - большой риск... - И мне это известно больше, чем кому бы то ни было, - улыбнулся Раис, но будь у меня сомнение - тебя бы не было в Аритаборе. Здесь дело не в риске, не в тебе и тем более не в посредниках... Кажется, у вас это называется "судьба". Много раз ее можно ломать, избегать, игнорировать, при этом она все равно останется "судьбой", одной-единственной, неповторимой, которую никому не дано узнать раньше срока.