Суббота, 2 апреля, 2 часа 30 минут пополудни
 
      Поглядев на странную записку с не менее странной подписью, Ванс достал монокль и стал его неторопливо прилаживать, что всегда являлось признаком сдерживаемого интереса; через монокль он снова внимательно прочёл её и передал Арнессону.
      — Вот ценный фактор для вашего уравнения.
      Арнессон бегло взглянул на записку и с кислой гримасой положил её на стол.
      Я уверен, что духовенство тут ни при чем. Оно ведь ужасно ненаучно. Их математикой не проберёшь. Епископ… — раздумывал он. — Я не знаю ни одного епископа. Думаю, что я выброшу эту абракадабру из моих вычислений.
      — Если вы это сделаете, м-р Арнессон, — серьёзно возразил Ванс, — то ваше уравнение обратится в пепел и разлетится по ветру. Мне, наоборот, это послание кажется весьма значительным. В самом деле, я думаю, если вы разрешите высказать мнение непосвящённому, что это пока единственная самая математическая вещь в данном процессе. Она исключает всякую случайность. Это некая постоянная, управляющая всеми уравнениями.
      Хэс с ясно выраженным отвращением смотрел на бумагу.
      — Какой-нибудь безумец написал это, м-р Ванс, — заявил он.
      — Несомненно безумец, сержант, — согласился Ванс. — Но не отвергайте того факта, что этот безумец мог знать много интересных, интимных подробностей. Вспомните, что второе имя м-ра Робина было Кокрейн, что он убит стрелою из лука, и во время его смерти где-то вблизи находился м-р Сперлинг. Кроме того, этот хорошо осведомлённый безумец предвидел убийство, потому что эта бумажка брошена в ящик для писем до появления на сцене вас и ваших людей.
      — Если только он не был одним из зевак на улице, бросившим записку, когда полицейский повернулся спиной.
      — А сначала сбегал домой и аккуратно отпечатал своё сообщение на машинке, да? — Ванс с грустной улыбкой покачал головой. — Нет, сержант, боюсь, что ваше предположение не подойдёт.
      — Так что же это, черт возьми, значит? — спросил Хэс.
      — Не имею ни малейшего представления. — Ванс зевнул и встал. — Пойдём, Маркхэм, поговорим немного с этим м-ром Друккером, которого так ненавидит Бидл.
      — С Друккером! — с удивлением воскликнул Арнессон. — А он здесь при чем?
      — М-р Друккер заходил сегодня сюда утром, чтобы повидаться с вами, — объяснил Маркхэм, — и вполне возможно, что он встретил здесь Робина и Сперлинга. — Он ненадолго остановился. — Угодно вам пойти с нами?
      — Нет, спасибо, — Арнессон выбил трубку и встал. — Мне ещё надо просмотреть целую кучу студенческих работ. Думаю, что вам лучше было бы взять с собою Белл: леди Мэй немного чудаковата.
      — Леди Мэй?
      — Виноват. Забыл, что вы её не знаете. Мы все зовём её леди Мэй, так, из вежливости. Старушке это нравится. Я говорю о матери Друккера. Странная личность, — Он покрутил пальцем у виска. — Немного тронулась, но совершенно безопасна. Уверена, что солнце всходит и заходит только для Друккера. Возится с ним, точно с младенцем. Печальное положение… Да, так возьмите с собой лучше Белл. Леди Мэй её любит.
      — Хорошая мысль, м-р Арнессон, — сказал Ванс — Вам не составит труда спросить мисс Диллард, не будет ли она так добра пойти с нами?
      — Ну конечно, — сказал Арнессон и с улыбкой пошёл наверх.
      Через несколько минут мисс Диллард присоединилась к нам.
      — Сигурд сказал мне, что вы хотите видеть Адольфа. Он, конечно, не будет иметь ничего против, но бедная леди Мэй волнуется от малейших пустяков…
      — Надеюсь, мы не взволнуем её, — успокоительно сказал Ванс — Но, видите ли, м-р Друккер был здесь утром, и кухарка говорит, что она как будто слышала, как он разговаривал с м-ром Робином и м-ром Сперлингом в стрелковой комнате. Может быть, он и поможет нам.
      — Наверное, если только сможет, — пылко ответила молодая девушка. — Но вы, пожалуйста, будьте осторожны.
      — В её голосе были просительные, защищающие интонации, и Ванс с любопытством посмотрел на неё.
      — Расскажите нам что-нибудь о миссис Друккер. Почему мы должны быть с ней так осторожны?
      — Жизнь её была так трагична, — объяснила Белл. — Когда-то она была великой певицей. Не второстепенной артисткой, а настоящей примадонной с блестящей карьерой впереди. Она вышла в Вене замуж за известного критика Отто Друккера, а через четыре года родился Адольф. Когда ребёнку было два года, она уронила его на Пратере, и с этого момента вся её жизнь изменилась. Спина у Адольфа была повреждена, и он стал калекой. Это разбило сердце леди Мэй. Она считала себя виновницей несчастья, бросила сцену и посвятила себя уходу за сыном. Через год, когда муж её умер, она переехала в Америку, где жила в девичестве, и купила дом, в котором они теперь живут. Вся её жизнь сосредоточилась на Адольфе, ставшем горбуном. Она пожертвовала ради него всем и ухаживает за ним, как за ребёнком… — тень пробежала по её лицу. — Иногда я думаю, да и все так думают, что он и в самом деле ребёнок. Она впала в болезненное состояние, болезнь её — ужасная, потрясающая материнская любовь, безумие нежности, как говорит дядя. За последнее время она стала особенно странной. Я часто заставала её с руками, прижатыми к груди, точно она держала ребёнка: при этом она тихонько напевала старинные немецкие колыбельные песни… И она стала ужасно ревнивой, ревнует его ко всем. На прошлой неделе я пошла навестить её вместе с м-ром Сперлингом, — мы часто её навещаем, она такая одинокая, несчастная. Она свирепо посмотрела на него и сказала: «А почему же он не калека?» — Девушка замолчала и посмотрела на нас.
      — Теперь вы понимаете, почему я просила вас быть осторожнее? Леди Мэй может подумать, что мы пришли с дурными намерениями относительно Адольфа.
      — Без нужды мы не станем увеличивать её страданий, — сочувственно сказал Ванс. — А где расположена комната миссис Друккер?
      Девушка изумлённо взглянула на него и тотчас же ответила:
      — В западной части дома. Из её балконного окна видно наше стрельбище.
      Ванс вынул портсигар и тщательно выбрал папиросу.
      — А она часто сидит у окна?
      — Очень часто. Леди Мэй всегда смотрит, когда мы упражняемся в стрельбе. Я уверена, что ей тяжело смотреть на это, потому что Адольф недостаточно силён для стрельбы. Он пробовал несколько раз, но сейчас же уставал и теперь совсем перестал упражняться.
      — Она, возможно, потому и смотрит на вас, что это её мучает, самоистязание, знаете ли… Большое несчастье быть в таком положении, — Ванс говорил ласково, что для знающего его натуру было несколько удивительно. — Может быть, — прибавил он, — было бы лучше зайти сначала на минуту к миссис Друккер. Наш визит, вероятно, не так бы её испугал. Без ведома м-ра Друккера можно пройти в её комнату?
      — Да, конечно. — Идея эта понравилась молодой девушке. — Мы можем пройти через чёрный ход. Кабинет Адольфа находится в передней части дома.
      Миссис Друккер сидела у большого окна на старинной кушетке, вся обложенная подушками. Мисс Диллард поздоровалась с ней и нежно поцеловала её в лоб.
      — У нас в доме произошёл ужасный случай сегодня утром, леди Мэй, — сказала она, — и эти джентльмены пожелали навестить вас. Я предложила проводить их. Вы не сердитесь?
      Бледное, трагическое лицо миссис Друккер было повёрнуто к окну, но, когда мы вошли, выражение ужаса застыло на нем. Это была высокая, чрезвычайно худая женщина; кисти её рук, лежавшие на ручках кресла, были испещрены жилами и морщинами, как лапы сказочных птиц. Лицо её так же было измождено и покрыто глубокими морщинами, но она не выглядела отталкивающе. Украшали лицо ясные и живые глаза, прямой нос. Хотя ей, вероятно, было далеко за шестьдесят, волосы у неё были тёмные и густые.
      Несколько минут она не двигалась и не говорила. Наконец, руки её медленно сжались, и губы раздвинулись.
      — Что вам нужно? — раздался низкий звучный голос.
      — Миссис Друккер, — начал Ванс, — как уже мисс Диллард сообщила вам, в их доме сегодня утром произошла трагедия; так как из вашего окна хорошо видно стрельбище, мы подумали, что, может быть, вы видели что-нибудь и поможете нам в нашем расследовании.
      Насторожённость заметно ослабела, но прошло несколько минут, прежде чем она заговорила.
      — А что же случилось?
      — М-р Робин убит. Вы знали его?
      — Стрелок, чемпион Белл? Да, я его знала. Сильное, здоровое дитя, натягивал лук и не утомлялся. — Кто его убил?
      — Не знаем. — Несмотря на свою небрежную манеру, Ванс рассматривал её очень внимательно. — Но так как он убит на стрельбище, которое хорошо видно из вашего окна, мы надеемся на вашу помощь.
      Веки миссис Друккер опустились, и она, точно с удовлетворением, сложила руки.
      — Вы уверены, что он убит на стрельбище?
      — Мы его там нашли, — ответил Ванс.
      — А чем же я могу помочь вам?
      — Вы никого не видели сегодня утром на стрельбище? — спросил Ванс.
      — Нет, — быстро ответила она, — Я не видела никого. Я даже не смотрела туда сегодня.
      Ванс встретился с ней глазами и вздохнул.
      — Очень жаль, — пробормотал он. — Если бы вы выглянули из окна сегодня утром, весьма возможно, что вы увидели бы трагедию… М-р Робин убит стрелою из лука, и, по-видимому, преступление было совершено без всяких мотивов.
      — Вы знаете, что он убит стрелою из лука? — спросила она, и лёгкая краска выступила на её пепельных щеках.
      — Таково мнение врача. В его сердце была стрела, когда мы его нашли.
      — Конечно. Это ведь совершенно натурально?.. Стрела в сердце Робина! — она сказала это надменно, с каким-то странным взглядом.
      Наступило напряжённое молчание, и Ванс пошёл к окну.
      — Вы разрешите посмотреть?
      — Нет, нет! Оттуда ничего не видно, только деревья на 76-й улице и часть диллардовского двора. Кирпичная стена напротив действует так угнетающе. Когда не было этого высокого дома, был чудесный вид на реку.
      Ванс задумчиво смотрел на стрельбище.
      — Да, — произнёс он, — если бы вы были у окна сегодня утром, вы увидели бы, что случилось. От вас хорошо видно стрельбище и дверь в подвальный этаж… Жалко! — Он посмотрел на часы. — Ваш сын дома, миссис Друккер?
      — Мой сын! Дитя моё! Что вам от него надо? — Голос её стал жалобным, глаза с ненавистью устремились на Ванса.
      — Ничего особенного, — сказал успокоительно Ванс. — Может быть, он видел кого-нибудь на стрельбище…
      — Никого он не видел. Он не мог никого видеть, потому что его не было здесь. Он вышел рано утром и до сих пор не вернулся!
      Ванс с состраданием посмотрел на неё.
      — Его не было все утро? Вы знаете, где он был?
      — Я всегда знаю, где он, — с гордостью ответила миссис Друккер. — Он ничего не скрывает от меня.
      — Он сказал вам утром, куда идёт? — мягко настаивал Ванс.
      — Конечно. Но сейчас я забыла. Дайте мне подумать… — длинные её пальцы стучали по ручкам кресла, глаза беспокойно бегали. — Не могу припомнить. Но я спрошу его, как только он вернётся.
      Мисс Диллард смотрела на неё с возрастающим недоумением.
      — Но, леди Мэй, Адольф был у нас сегодня утром. Он приходил к Сигурду.
      Миссис Друккер выпрямилась.
      — Ничего подобного! — вскрикнула она, глядя почти с ненавистью на девушку. — Адольф должен был идти куда-то в город. Он и близко не был к вашему дому, я знаю, что не был. — Глаза её сверкали, она вызывающе смотрела на Ванса.
      Наступил тяжёлый момент, но дальнейшее было ещё тягостнее.
      Дверь тихо отворилась, и мгновенно руки миссис Друккер протянулись вперёд.
      — Мой маленький мальчик, мой бэби! — закричала она. — Иди сюда, милый.
      Но вошедший остался на месте. Он щурил на нас свои блестящие глаза как человек, проснувшийся в незнакомом месте. Ростом Адольф Друккер еле достигал пяти футов. У него был обычный для горбунов вид: тонкие ноги, а размеры искривлённого туловища увеличивались большой куполообразной головой. Но лицо его поражало интеллигентностью, страстной пугающей одержимостью. Профессор Диллард считал его математическим гением, никто не сомневался в его эрудиции.
      — Что все это значит? — спросил он тонким, дрожащим голосом. — Это ваши знакомые, Белл?
      Девушка начала было говорить, но Ванс жестом остановил её.
      — Дело в том, м-р Друккер, — начал он, — что рядом с вами разыгралась трагедия. Это м-р Маркхэм, участковый следователь, и сержант Хэс из департамента полиции. По нашей просьбе мисс Диллард привела нас сюда, чтобы расспросить вашу мать, не видела ли она чего-нибудь необычного сегодня утром на стрельбище. Трагедия произошла как раз у подвальной двери диллардовского дома.
      Друккер выставил вперёд подбородок.
      — Трагедия? Какая трагедия?
      — М-р Робин убит стрелою из лука.
      Лицо Друккера судорожно задвигалось.
      — Робин убит? Убит?.. В котором часу?
      — Вероятно, между одиннадцатью и двенадцатью.
      — Между одиннадцатью и двенадцатью? — Друккер быстро взглянул на мать. Он как будто начинал волноваться, его большие плоские пальцы теребили края куртки. — Что ты видела? — Его глаза засверкали, когда он устремил их на мать.
      — Что ты хочешь сказать, сынок? — испуганным шёпотом спросила она.
      Лицо Друккера стало суровым, жестокая усмешка появилась на губах.
      — Я хочу сказать, что именно в это время я услышал крик в твоей комнате.
      — Ты не слышал! Нет, нет! — Она с трудом переводила дух, голова её тряслась. — Ты ошибаешься, сынок. Я не кричала сегодня утром.
      — Ну, так кто-нибудь другой. — Голос его звучал холодно, безжалостно. Он помолчал и затем прибавил: — Дело в том, что, услышав крик, я поднялся сюда и стал прислушиваться у двери. Но ты ходила и напевала какую-то песенку, я вернулся к моей работе.
      Мисс Друккер прижала платок к лицу, глаза её на мгновение закрылись.
      — Так ты работал между одиннадцатью и двенадцатью? А я звала тебя несколько раз, — с подавленной тревогой сказала она.
      — Я слышал, только не ответил. Я был очень занят.
      — Ах, вот как. — Она медленно повернулась к окну. — А я думала, что тебя нет дома. Ты же сказал мне…
      — Я сказал тебе, что иду к Диллардам. Но Сигурда не было дома, и я вернулся около одиннадцати.
      — Я не видела, как ты вошёл в дом. — Энергия иссякла у бедной женщины, и она сидела тихо, устремив взгляд на кирпичную стену. — А раз ты не ответил на мой зов, я, естественно, подумала, что тебя нет дома.
      — Я вышел от Диллардов через дверь на улицу и пошёл прогуляться в парк. — Друккер говорил раздражённо. — Домой я вошёл через парадную дверь.
      — Ты говоришь, что слышал мой крик… Но зачем мне было кричать? Спина сегодня утром у меня не болела.
      Друккер нахмурился, и его маленькие глазки быстро перебегали от Ванса к Маркхэму.
      — Я слышал женский крик в этой комнате, — повторил он упрямо. — Около половины одиннадцатого. — Он опустился на стул и стал недовольно смотреть на пол.
      Разговор между матерью и сыном привёл нас в недоумение. Хотя Ванс, по-видимому, был поглощён рассматриванием старинной гравюры, но я отлично знал, что ни одно слово, ни одно повышение или понижение голоса не ускользнёт от него. Он повернулся, сделал Маркхэму знак, чтобы тот не возражал, и подошёл к миссис Друккер.
      — Нам очень жаль, что мы побеспокоили вас, сударыня. Простите, если можете.
      Он поклонился и обратился к мисс Диллард.
      — Угодно ли вам проводить нас обратно или мы сами должны найти дорогу вниз?
      — Я иду с вами, — сказала девушка и, подойдя к миссис Друккер, обняла её. — Мне так жаль, леди Мэй.
      По дороге в переднюю Ванс, как будто вспомнив что-то, остановился и оглянулся на Друккера.
      — Вам тоже лучше пойти с нами, — сказал он спокойным, но настоятельным голосом. — Вы знали м-ра Робина и, может быть, сообщите нам что-нибудь.
      — Не ходи с ними сынок! — закричала миссис Друккер. Лицо её было искажено от страха. — Не ходи! Это враги. Они хотят погубить тебя…
      Друккер встал.
      — Почему же и не пойти с ними? — дерзко сказал он. — Мне хочется разобраться в этом деле. Может быть, как они говорят, я смогу помочь им. — И он присоединился к нам.

       Суббота, 2 апреля, 3 часа пополудни
 
      Когда мы снова были в диллардовской гостиной, и мисс Диллард ушла к своему дяде в библиотеку, Ванс без всяких обиняков приступил к делу.
      — Мне не хотелось волновать вашу мать, м-р Друккер, допрашивая вас в её присутствии, но так как вы заходили сюда утром незадолго до смерти м-ра Робина, необходимо спросить вас, что вы можете сообщить по этому делу?
      Друккер сел у камина. Он осторожно поднял голову, но ничего не ответил.
      — Вы пришли сюда, — продолжал Ванс, — около половины десятого, чтобы повидать м-ра Арнессона.
      — Да.
      — Через стрельбище и подвальную дверь.
      — Я всегда прихожу оттуда. Зачем мне огибать большой дом?
      — Но м-ра Арнессона не было дома утром?
      — Он был в университете.
      — Узнав, что м-ра Арнессона нет дома, вы некоторое время пробыли в библиотеке у профессора, обсуждая астрономическую экспедицию в Южную Америку.
      — Экспедицию Королевского астрономического общества в Собрал, — дополнил Друккер.
      — Сколько времени пробыли вы в библиотеке?
      — Меньше получаса.
      — А потом?
      — Я спустился в стрелковую комнату и посмотрел один из журналов. В нем была шахматная задача, я сел и занялся ею…
      — Одну минуту, м-р Друккер. — Изумление слышалось в голосе Ванса. — Вы интересуетесь шахматами?
      — До некоторой степени. Но я не трачу на них много времени. Ведь эта игра не чисто математическая и недостаточно умозрительная для математического ума.
      — Сколько времени вы потратили на решение этой задачи?
      — Около получаса.
      — Скажем, до половины двенадцатого.
      — Приблизительно так. — Друккер глубже уселся в кресло, но его скрытая насторожённость не уменьшилась.
      — Следовательно, вы были в стрелковой комнате, когда туда пришли м-р Робин и м-р Сперлинг?
      Друккер ответил не сразу, и Ванс, сделав вид, что не замечает его колебаний, прибавил: — Профессор Диллард говорил, что они пришли около десяти часов и, подождав немного в гостиной, спустились вниз.
      — А где же Сперлинг? — Глаза Друккера подозрительно переходили от одного из нас к другому.