Злой гений Нью-Йорка [Дело Епископа]

      — Мы ожидаем его каждую минуту, — ответил Ванс. — Сержант Хэс послал за ним двух своих помощников.
      Брови у горбуна приподнялись:
      — Ах, так Стерлинга насильственно приведут сюда. — Он сложил вместе свои плоские пальцы и стал их рассматривать. Затем медленно поднял глаза на Ванса. — Вы спрашивали меня, видел ли я Робина и Сперлинга в стрелковой комнате. Да, они пришли вниз в ту минуту, когда я уходил.
      Ванс откинулся назад и вытянул ноги.
      — Не создалось ли у вас, м-р Друккер, впечатления — как бы это сказать, — что они ссорились?
      Друккер несколько мгновений обдумывал вопрос.
      — Уж раз вы об этом упомянули, — заговорил он наконец, — я припоминаю, что между ними была какая-то холодность. Но я не могу настаивать на этом. Видите ли, я вышел из комнаты сразу же после их прихода.
      — Вы как будто говорили, что вышли через подвальную дверь, а потом через ворота в стене на 75-ю улицу. Правильно это?
      На мгновение показалось, что Друккеру не хочется отвечать, но потом он заговорил презрительно:
      — Так точно. Я хотел прогуляться по берегу реки, прежде чем снова приняться за работу. Я вышел на аллею и затем повернул в парк.
      Хэс с обычным для него недоверием ко всему, что говорится в присутствии полиции, предложил следующий вопрос:
      — Не встретили ли вы кого-нибудь из знакомых?
      Друккер сердито повернулся, но Ванс быстро вмешался.
      — Это совсем неважно, сержант. Если нам понадобится, мы снова вернёмся к этому вопросу. — Он снова обратился к Друккеру. — Вы вернулись домой немного раньше одиннадцати, так вы, кажется, сказали, и вошли в дом через парадную дверь.
      — Совершенно верно.
      — Вы не заметили ничего необычного, когда были здесь утром?
      — Нет, кроме того, о чем я уже говорил вам.
      — Вы уверены, что слышали, как вскрикнула ваша мать около половины двенадцатого?
      Ванс не пошевелился, когда задавал этот вопрос, но какая-то особая нотка слышалась в его голосе, и это подействовало на Друккера возбуждающе. Он поднял своё широкое тело со стула и с угрожающей яростью смотрел на Ванса, стоя перед ним. Его круглые маленькие глаза метали искры, тонкие губы конвульсивно двигались. Его руки сгибались и разгибались, словно перед каким-то припадком.
      — На что это вы намекаете? — спросил он резким голосом. — Я сказал вам, что слышал крик, и мне совершенно все равно, соглашается она или нет. Более того, я слышал, как она ходила по комнате. Поймите, между одиннадцатью и двенадцатью она была в своей комнате, а я в моей! И ничего другого вы не можете доказать. Кроме того, я не желаю подвергаться допросу, вами или кем бы то ни было, о том, где я был и что делал. Вам до этого нет никакого дела, черт побери, слышите вы, что я говорю?
      Он был в такой безумной ярости, что казалось сию минуту бросится на Ванса. Хэс уже выступил вперёд, чувствуя скрытую в этом человеке опасность. Ванс же не пошевелился. Он лениво курил, и когда бешенство Друккера прошло, он заговорил спокойно, без малейших признаков волнения.
      — Больше нам не о чем вас спрашивать, м-р Друккер. И, право, напрасно вы так волнуетесь. Мне просто пришло в голову, что крик вашей матери помог бы нам установить точное время убийства.
      — Какое отношение мог иметь её крик ко времени смерти Робина? Ведь она же сказала вам, что ничего не видела. — Друккер выглядел утомлённым и тяжело прислонился к столу.
      В эту минуту профессор Диллард показался в дверях, а за ним Арнессон.
      — В чем тут дело? — спросил профессор. — Я услышал шум и спустился сюда. — Он холодно посмотрел на Друккера. — Белл уже достаточно переживала за сегодняшний день, но вам, кажется, этого мало?
      Ванс встал, но прежде чем он заговорил, Арнессон выступил вперёд и с упрёком погрозил Друккеру пальцем.
      — Вы должны научиться владеть собою, Адольф. Вы принимаете жизнь с такой ужасающей серьёзностью. Зачем придавать так много значения булавочным уколам земной жизни?
      Друккер шумно дышал.
      — Эти свиньи, — начал он, но Арнессон быстро прервал его.
      — Милый Адольф, все люди — свиньи. Зачем входить в подробности! Пойдёмте же, я провожу вас домой. — Он крепко взял Друккера под руку и повёл его вниз по лестнице.
      — Нам очень жаль, что мы потревожили вас, сэр, — извинился Ванс перед профессором. — По какой-то причине господин этот соскочил с рельсов. Допросы, конечно, не особенно приятная вещь, но мы надеемся, что скоро с ними покончим.
      — Постарайтесь сделать это как можно скорее, Маркхэм, а затем зайдите ко мне перед уходом.
      Когда профессор ушёл, Маркхэм, с нахмуренными бровями, заложив за спину руки, стал ходить взад и вперёд по комнате.
      — Что ты думаешь о Друккере? — спросил он, останавливаясь перед Вансом.
      — Миленький характерец. Умственный и физический калека. Прирождённый лжец. Но хитёр, чертовски хитёр. Ненормальный мозг, это часто встречается у калек такого типа. Но наш словесный бой не был безрезультатным. Он что-то скрывает и хотел бы рассказать, да не смеет.
      — Возможно, — с сомнением заметил Маркхэм. — Очень он чувствителен относительно времени между одиннадцатью и полуднем. Он, точно кошка, все время следил за вами.
      — Как хорёк, — поправил Ванс. — Я отлично чувствовал его лестное внимание.
      — Во всяком случае, не могу сказать, чтобы он оказал вам большую услугу.
      — Да, — согласился Ванс. — Мы не особенно продвинулись вперёд, но какой-то багаж попал на наше судно. Наш раздражительный математический колдун обнаружил кое-какие интересные особенности мышления. А миссис Друккер полна всяких возможностей. Если бы мы узнали то, что они оба знают, то нашли бы ключ к разгадке этой глупейшей истории.
      Хэс молчал целый час и презрительно наблюдал за происходящим, но вдруг теперь воинственно заговорил.
      — Я должен сказать вам, м-р Маркхэм, что вы попусту тратите время. Что хорошего во всей этой болтовне? Нам нужен Сперлинг, и когда мои молодцы приведут его, мы заставим его попотеть, у нас соберётся достаточно материала для обвинения. Он был влюблён в Диллардовскую девицу и завидовал Робину не только из-за девицы, но и потому, что тот лучше его стрелял этими красными палками. В этой комнате он схватился с Робином, профессор слышал их, и, согласно показаниям, он за несколько минут до смерти Робина был с ним внизу…
      — Да, — прибавил иронически Ванс, — и зовут его Воробей, что и требовалось доказать. Нет, сержант, уж очень это просто, а между тем задумано это убийство очень хитро.
      — Не нахожу тут никакого обдуманного плана, — настаивал Хэс. — Этот Сперлинг выходит из себя, хватает лук, выдёргивает из колчана стрелу, идёт вслед за Робином из комнаты, стреляет и попадает ему прямо в сердце.
      Ванс вздохнул.
      — Вы слишком прямодушны для этого испорченного мира, сержант. Если бы все случилось с такой наивной поспешностью, жизнь была бы очень проста. И очень скучна. Но не таково было убийство Робина. Во-первых, никакой стрелок, метясь в движущуюся цель, не мог бы с такой точностью попасть между рёбрами в самое опасное место. Во-вторых, череп Робина проломлен. Конечно, это могло случиться при падении, но мало на то похоже. В-третьих, шляпа была у ног, где она никак не могла очутиться, если бы он упал нормально. В-четвёртых, углубление на конце стрелы так испорчено, что тетива не могла на ней держаться. В-пятых, Робин стоял лицом к стреле, так что, пока тот натягивал лук и целился, Робин мог позвать на помощь и укрыться. В-шестых… — Ванс остановился, чтобы закурить папиросу. — Клянусь Юпитером, сержант, я что-то пропустил. Да, когда человек получает рану в сердце, тотчас же в изобилии льётся кровь. Очень возможно, что вы найдёте кровавые пятна на полу в стрелковой комнате, где-нибудь около двери.
      Хэс мгновение медлил. Опыт научил его, что к предположениям Ванса нельзя относиться свысока. С добродушным ворчанием он встал и направился в заднюю часть дома.
      — Я думаю, Ванс, что я начинаю понимать тебя, — смущённо заметил Маркхэм. — Но, Боже милостивый! Если смерть Робина от стрелы была просто инсценировкой, то перед нами что-то дьявольски хитрое.
      — Это работа маньяка, — с непривычной скромностью заявил Ванс. — Конечно, не такого маньяка, который воображает себя Наполеоном, а безумца с таким колоссальным мозгом, что разум его доведён до нелепости.
      Маркхэм жадно курил, погруженный в размышления.
      — Надеюсь, что Хэс ничего не найдёт, — наконец сказал он.
      — Да почему же? — возразил Ванс. — Если не найдётся вещественных доказательств, что смерть Робина произошла в стрелковой комнате, это только затруднит нашу задачу с юридической точки зрения.
      Но вещественные доказательства нашлись. Через несколько минут вернулся сержант, усталый, но возбуждённый.
      — Черт возьми, м-р Ванс, — воскликнул он. — Голова у вас на месте! — Он не мог скрыть своего восхищения. — На полу нет ни капли крови, но на цементе есть тёмное пятно, которое кто-то пытался сегодня затереть мокрой тряпкой. Оно и теперь ещё не высохло, и находится как раз около двери, как вы сказали. А что ещё более подозрительно: один из половиков положен на это место. Но все-таки это не исключает участия Спеллинга в преступлении, — запальчиво прибавил он. — Он мог убить Робина и в комнате.
      — А потом уничтожить кровь, вытереть стрелу, перенести труп и лук на стрельбище и тогда только уйти? Так? Но стрельба из лука не комнатное занятие, и Сперлинг был слишком хорошо знаком с ним, чтобы пытаться совершить убийство в комнате выстрелом из лука.
      В это время Парди проходил по передней, возвращаясь домой. Не успел он дойти до двери, как Ванс подошёл к арке, ведшей из гостиной в переднюю.
      — М-р Парди, подождите, пожалуйста, одну минуту!
      Парди любезно повернулся к нему.
      — Мы хотели бы предложить вам ещё один вопрос, — сказал Ванс. — Вы говорили, что видели сегодня утром, как м-р Сперлинг и Бидл вышли в ворота в стене. А вы хорошо помните, что не видели больше никого, кто проходил бы в эти ворота?
      — Ясно помню. То есть я не припоминаю никого другого.
      — Я думал, в частности, о м-ре Друккере.
      — Друккер? — Парди покачал головой. — Нет, я запомнил бы его. Но вы понимаете, что дюжина людей могла войти в дом и выйти из него, и я не заметил бы этого.
      — Совершенно верно, — безразлично пробормотал Ванс. — А м-р Друккер хороший шахматный игрок?
      Парди слегка удивился.
      — Какой он игрок, — с осторожностью заговорил он. — Он отличный аналитик и изумительно знает теорию игры. Но у него было мало практики в настоящей игре, на доске.
      Когда Парди ушёл, Хэс торжествующе подмигнул Вансу.
      — Я вижу, сэр, — добродушно заметил он, — что не я один желал бы пошатнуть alibi горбуна.
      В это мгновенье отворилась дверь на улицу, и три человека показались в дверях. Двое из них, очевидно, были сыщики, а между ними стоял высокий, чисто выбритый молодой человек, лет тридцати.
      — Мы привели его, сержант, — буркнул один из сыщиков, злобно ухмыляясь. — Он отсюда отправился прямо домой и укладывался, когда мы пришли за ним.
      Сперлинг обвёл комнату сердитыми глазами. Хэс встал перед ним и смотрел на него торжествующе.
      — Ну, молодой человек, вы думали, что уйдёте от нас?
      Сперлинг покраснел и упрямо сжал губы.
      — Ага, вам нечего сказать? — Хэс, свирепо выставив челюсть, продолжал: — Вы молчаливый юноша? Ну, мы заставим вас говорить. — Он повернулся к Маркхэму. — Что с ним делать? Отвезти его в главное управление?
      — Может быть, м-р Сперлинг согласится ответить на несколько вопросов, — спокойно сказал Маркхэм.
      Сперлинг некоторое время смотрел на следователя, а затем перевёл взгляд на Ванса, который ободряюще кивнул ему.
      — На какие вопросы ответить? — спросил он, очевидно, с трудом овладевая собой. — Я приготовлялся к отъезду, когда ваши грубияны ворвались ко мне в комнату и притащили сюда без всяких объяснений, не дав мне возможности навестить мою семью. Теперь вы хотите отослать меня в главное управление. — Он вызывающе взглянул на Хэса. — Ну и везите меня туда, черт с вами.
      — В котором часу вы вышли отсюда сегодня утром, м-р Сперлинг? — Голос Ванса был мягок, манеры спокойны.
      — Около четверти двенадцатого, — был ответ. — Как раз вовремя, чтобы поспеть на поезд, отходящий в одиннадцать часов сорок минут в Скардель с Центрального вокзала.
      — А м-р Робин?
      — Я не знаю, когда ушёл Робин. Он сказал, что будет ждать мисс Диллард. Я оставил его в стрелковой комнате.
      — Вы видели м-ра Друккера?
      — Всего несколько минут. Он был в стрелковой комнате, когда Робин и я спустились туда, но сейчас же ушёл.
      — Через ворота в стене? Или же прошёл все стрельбище?
      — Не помню, не заметил… Да скажите мне, в чем тут дело?
      — М-р Робин убит сегодня утром, — сказал Ванс, — около одиннадцати часов.
      Казалось, глаза Сперлинга выскочат из орбит.
      — Робин убит? Боже мой!.. Кто, кто убил его? — Губы его пересохли, он поминутно облизывал их.
      — Мы ещё не знаем, — ответил Ванс. — Он убит стрелою в сердце.
      Это известие ошеломило Сперлинга. Глаза его переходили с предмета на предмет, он искал папиросы в кармане.
      Хэс, выставив подбородок, подошёл ближе к нему.
      — Может быть, вы скажете нам, кто убил его стрелою из лука?
      — Почему же вы думаете, что я знаю? Почему? — еле слышно проговорил Сперлинг.
      — Потому, — безжалостно ответил Хэс, — что вы завидовали ему. Вы поссорились с ним из-за девушки, вот в этой самой комнате. И вы оставались с ним наедине до самой его смерти! Вы отличный стрелок из лука. Послушайте, сознайтесь. Кроме вас никто не мог этого сделать. Кто, кроме чемпиона, мог сделать подобный меткий выстрел? Пожалейте себя и выложите всю историю. Мы ведь уже изловили вас.
      Странный блеск появился в глазах Сперлинга.
      — Скажите мне, — заговорил он неестественным, напряжённым голосом, — вы нашли лук?
      — Конечно, нашли, — неприятно засмеялся Хэс, — там, где вы его оставили, в переулке.
      — Какой это был лук? — глаза Сперлинга были устремлены куда-то в даль.
      — Какой лук? — повторил Хэс. — Ну, самый обыкновенный…
      Ванс, внимательно слушавший молодого человека, прервал Хэса.
      — Я думаю, что понимаю ваш вопрос. Это был женский лук, лёгкий, легче тридцати фунтов.
      Сперлинг глубоко вздохнул, точно укрепляя себя в каком-то тяжёлом решении. Потом на его губах появилась лёгкая усмешка.
      — Зачем скрывать? — беззвучно спросил он. — Я думал, что успею скрыться. Да, я убил его.
      Хэс довольно заворчал, и его воинственные манеры тотчас же исчезли.
      — У вас больше рассудка, чем я предполагал, — сказал он почти отеческим тоном, кивая сыщикам. — Возьмите его, братцы. Отвезите в моем автомобиле и посадите под замок, не записывая в книгу. Я сам это сделаю, когда буду в конторе.
      — Пойдём, — приказал один из сыщиков. Но Сперлинг не сразу повиновался. Он просительно посмотрел на Ванса.
      — Могу я… можно ли мне? — начал он.
      — Нет, м-р Сперлинг. Лучше вам не видеться с мисс Диллард, зачем теперь тревожить её… Будьте здоровы.
      Сперлинг без слов повернулся и зашагал между конвойными, лишившими его свободы, может быть, навсегда.

Глава VII
ВАНС ДЕЛАЕТ ЗАКЛЮЧЕНИЕ

       Суббота, 2 апреля, 3 часа 30 минут пополудни
 
      Когда мы снова остались одни в гостиной, Ванс встал и потягиваясь пошёл к окну. Последняя сцена с её поразительным завершением произвела на нас тяжёлое впечатление. Всех нас занимала одна и та же мысль, и когда Ванс заговорил, казалось, что он высказывает наши мысли.
      — Мы точно все вернулись в детскую…
      — Я, — отозвался воробей,
      — Из лука я своей стрелой
      Кок-Робина убил.
      Он повернулся к столу и искоса посмотрел на Хэса.
      — О чем так задумались, Хэс? Вам бы надо было плясать тарантеллу. Ведь ваш преступник сознался в своём тёмном деянии. Разве вы не рады, что скоро он будет томиться в тюрьме?
      — По правде сказать, м-р Ванс, — угрюмо отозвался Хэс, — я не удовлетворён. Уж очень легко досталось его признание: много я видел на своём веку разных молодцов, но этот совсем не похож на преступника.
      — Во всяком случае, — сдался Маркхэм, — это скоропалительное признание успокоит любопытство газетчиков и даст нам возможность спокойно продолжать следствие. Это дело, наверное, поднимет страшный шум, но когда репортёры узнают, что преступник уже сидит в тюрьме, они не будут лезть к нам за «дальнейшими» сведениями.
      — Я не говорю, что он не виновен, — задорно настаивал Хэс. — Лучше его попридержать, чтобы он не болтал лишнего. Может, он и не так нем, как я предполагаю.
      — Это ни к чему, сержант, — сказал Ванс. — Умственный процесс у этого малого очень прост. Он знал, что Робин хотел повидать мисс Диллард, и знал также, что накануне вечером она обошлась с ним не слишком любезно. Сперлинг был, очевидно, не очень высокого мнения о Робине; когда он узнал про его смерть от руки кого-то, кто владел лёгким луком, ему пришло в голову, что Робин преступил границы порядочности в своём ухаживании и получил заслуженный выстрел в сердце. Что же оставалось нашему благородному Воробью, как не подставить свою мужественную грудь и заявить: «Это я». Очень печально.
      — А все-таки я его не выпущу, — проворчал Хэс. — Если м-р Маркхэм не захочет привлекать его к суду, это его добрая воля.
      Маркхэм терпеливо выслушал сержанта.
      — Но все же, сержант, — ласково сказал он, — вы не откажетесь продолжать следствие вместе со мною, если даже я и не привлеку Сперлинга к суду?
      Хэс быстро подошёл и протянул ему руку.
      — Вы знаете, сэр.
      Маркхэм с доброй улыбкой пожал протянутую руку и встал.
      — Так, на время я передаю все вам, а теперь я перед уходом зайду объяснить положение мисс Диллард и профессору. Что вы хотите сказать, сержант?
      — Я отправляюсь на поиски тряпки, которой вытирали кровь. Кроме того, я хочу поговорить с прислугой, особенно с кухаркой. Она уж, наверное, помогала кому-нибудь в этой работе. Потом, как полагается, допрошу соседей.
      — Сообщите мне результаты. Сегодня вечером и завтра утром я буду в клубе.
      В дверях Ванс присоединился к Маркхэму.
      — Смотри, старина, — заговорил он, — не умаляй значения таинственной записки, вынутой из ящика для писем. У меня сильное подозрение, что она и является ключом к разгадке. Расспроси профессора Дилларда и его племянницу, не имеет ли для них «епископ» какого-либо особенного значения. В этой епархиальной подписи есть скрытый смысл.
      — Я в этом не уверен, — с сомнением возразил Маркхэм. — Мне она кажется совершенно бессмысленной. Но я сделаю, как ты говоришь.
      Но ни у профессора, ни у мисс Диллард не было никаких воспоминаний, связанных со словом «епископ». Профессор, как и Маркхэм, был склонён думать, что к делу эта записка не имеет никакого отношения.
      — По моему мнению, — сказал он, — это просто какая-то юношеская экстравагантная выходка. Не станет же убийца Робина выдумывать себе псевдонимы и писать записки о своём преступлении. Я мало знаю преступников, но мне такое поведение не кажется логичным.
      — Да ведь и само преступление не логично, — шутливо заметил Ванс.
      Маркхэм переменил тему разговора.
      — Я пришёл сказать вам, профессор, что недавно заходил м-р Сперлинг, а когда ему сообщили о смерти м-ра Робина, он сознался, что совершил это убийство…
      — Раймонд сознался! — задыхаясь, произнесла мисс Диллард.
      Маркхэм сочувственно посмотрел на неё.
      — Откровенно скажу вам, что я не поверил м-ру Сперлингу. Несомненно, ложно понятое рыцарство внушило ему мысль взять вину на себя.
      — Рыцарство? — повторила она. — Что вы подразумеваете под этим, м-р Маркхэм?
      За него ответил Ванс:
      — Найденный на стрельбище лук был женский.
      Молодая девушка закрыла лицо руками, и тело её содрогнулось от рыданий.
      Профессор беспомощно смотрел на неё. Его бессилие выразилось в форме раздражения.
      — Это что за вздор, Маркхэм? Каждый стрелок может пользоваться женским луком. Эдакий идиот! Своим глупым признанием он принёс Белл столько горя!.. Маркхэм, друг мой, сделайте для него все, что можете.
      Маркхэм дал ему обещание и встал.
      — Надеюсь, профессор, — сказал Ванс, остановившись в дверях, — вы не истолкуете ложно моё предположение, что кто-нибудь, вхожий в ваш дом, позволил себе эту шутку с запиской. Может быть, здесь где-нибудь имеется пишущая машинка?
      Видно было, что профессору не понравился вопрос Ванса, но он ответил достаточно вежливо:
      — Нет, и никогда не было, насколько мне известно. Свою пишущую машинку я выбросил десять лет тому назад, когда покинул университет. Когда нужно, я обращаюсь в конторы.
      — А м-р Арнессон?
      — Он никогда не пользуется машинкой.
      На лестнице мы встретили Арнессона, возвращавшегося от Друккера.
      — Доставил на место нашего Лейбница, — с комическим вздохом сказал он. — Бедный Адольф! Жизнь ему даётся нелегко.
      — Может быть, вам интересно будет знать, — небрежно сказал Ванс, — что м-р Сперлинг сознался в убийстве.
      Арнессон фыркнул.
      — В совершённом согласии… «Я, — отозвался воробей…» Очень мило. Но не знаю, как это обработать математически.
      — Так как мы уже сговорились насчёт вашего участия в деле, — продолжал Ванс, — то для ваших вычислений будет не бесполезно знать, что, по нашему мнению, Робин был убит в стрелковой комнате и потом вынесен на стрельбище.
      — Очень рад узнать это. — Арнессон мгновенно сделался серьёзным. — Да, это затрагивает мою проблему. Если вам понадобятся мои услуги, загляните ко мне.
      Ванс остановился, чтобы закурить папиросу, но по его вялому виду, я догадался, что он принимает решение. Он медленно повернулся к Арнессону.
      — Вы не знаете, не было ли у м-ра Друккера или м-ра Парди?..
      Арнессон вдруг остановился и глаза его блеснули.
      — Ах, эта епископская записка… понимаю. Надо узнать. Совершенно правильно. Да, у обоих есть машинки. Друккер не переставая работает на ней. А у Парди громадная переписка, подобная любовной переписке кинозвезды.
      — Вас не затруднит, — спросил Ванс, — достать образцы, написанные на обоих машинках, а также и образцы бумаги, употребляемой каждым из этих джентльменов?
      — Нисколько. — Арнессону, по-видимому, понравилось поручение. — Сегодня вы их получите. Где будете вечером?
      — М-р Маркхэм будет в клубе. Вы можете позвонить, и он устроит так…
      — Ах, чего там устраивать. Я сам занесу их м-ру Маркхэму. Захватывающая это штука — быть сыщиком.
      В половине восьмого все сидели в клубе, в любимом уголке Маркхэма, и пили кофе.
      В вечерних газетах были краткие замечания об убийстве Робина. Очевидно, Хэсу удалось подрезать крылья репортёрам. Кабинет следователя был закрыт, так что они не могли бомбардировать его вопросами. Сержант отлично караулил дом Дилларда: репортёры не добились свидания ни с одним из членов семейства.
      Маркхэм тщательно просматривал газеты, медленно потягивая свой кофе.
      — Ну вот и первое, слабое эхо, — огорчённо сказал он. — Содрогаюсь при мысли, что будет завтра в утренних газетах.
      — Ну что же, надо и это вынести, — спокойно улыбнулся Ванс. — Как только какой-нибудь развесёлый малый раскроет эту комбинацию: зяблик — воробей — стрела, все издатели с ума сойдут от радости, и первые страницы газет будут иметь вид заглавных листов детских сказок.
      Маркхэм сердито ударил кулаком по ручке кресла.
      — Поди ты к черту, Ванс. Я не позволю тебе разжигать моё воображение какими-то детскими стишками. Это просто совпадение, говорю тебе, ничего тут нет.
      Ванс вздохнул.
      — Что же, убеждай себя против своей воли; все равно ты такого же мнения. — Он вынул из кармана бумагу. — А вот какую хронологическую таблицу я составил.
      Маркхэм несколько минут изучал написанное.
      9 часов — Арнессон вышел из дому и пошёл в университетскую библиотеку.
      9 часов 15 минут — Белл Диллард пошла играть в теннис. 9 часов 30 минут — Друккер пришёл к Арнессону.
      9 часов 50 минут — Друккер спустился в стрелковую комнату.
      10 часов — пришли Робин и Сперлинг, провели полчаса в гостиной. 10 часов 30 минут — Робин и Сперлинг спустились в стрелковую комнату.
      10 часов 32 минуты — Друккер, как он говорит, вышел на прогулку через ворота в стене.
      10 часов 35 минут — Бидл ушла на рынок.
      10 часов 55 минут — Друккер, по его словам, вернулся домой.
      11 часов 15 минут — Сперлинг ушёл через ворота в стене.
      11 часов 30 минут — Друккер услышал крик в комнате матери.
      11 часов 35 минут — профессор Диллард вышел на балкон Арнессона.
      11 часов 40 минут — профессор Диллард увидел труп Робина на стрельбище.
      11 часов 45 минут — профессор Диллард позвонил окружному следователю.
      12 часов 25 минут — Белл Диллард вернулась с тенниса.
      12 часов 30 минут — полиция прибыла в дом Дилларда.
      12 часов 35 минут — Бидл вернулась с рынка.
      2 часа — Арнессон вернулся из университета.
      Вывод: Робин был убит между 11 часами 15 минутами и 11 часами 40 минутами. Известно, что в доме были в течение всего этого времени Пайн и профессор Диллард.
      Другие же лица, имеющие какое-нибудь отношение к убийству, находились в это время согласно свидетельским и их личным показаниям:
      Арнессон с 9 часов до 2 часов в университетской библиотеке.
      Белл Диллард с 9 часов 15 минут до 12 часов 25 минут на теннисе.
      Друккер с 10 часов 32 минут до 10 часов 55 минут гулял в парке, а затем был в своём кабинете.
      Парди все утро был дома.
      Миссис Друккер все утро была в своей комнате.
      Бидл — на рынке с 10 часов 35 минут до 12 часов 35 минут.
      Сперлинг был в дороге на Центральный вокзал от 11 часов 15 минут до 11 часов 40 минут, когда он сел в поезд.
      Заключение: Если ни одно из семи alibi не подвергнется сомнению, вся тяжесть подозрений в убийстве падёт на Пайна или профессора Дилларда.
      С жестом отчаяния закончил Маркхэм чтение этой бумаги.
      — Все это нелепо, — сказал он раздражённо, — заключение не ведёт ни к каким последствиям. Твоя хронология устанавливает время смерти Робина, но вывод, что Робин убит одним из виденных нами сегодня лиц, — сущая ерунда. Ты совершенно исключаешь возможность убийства каким-нибудь лицом, не живущим в доме. Тремя способами можно проникнуть на стрельбище и в стрелковую комнату, не заходя в дом: через ворота в стене, выходящие на 75-ю улицу, через другие ворота, выходящие на 76-ю, и через переулок между жилыми домами, ведущий на Риверсайдскую аллею.
      — Очень может быть, что одним из этих входов кто-нибудь и воспользовался, — возразил Ванс. — Но не забывай, что самый подходящий в данном случае вход — это переулок, а на него выходит только одна запертая на замок дверь, ключ от которой мог быть только у кого-нибудь из семейства Диллардов. Я не могу себе представить преступника, входящего с одной из улиц: очень большой шанс попасться кому-нибудь на глаза.
      Ванс серьёзно наклонился вперёд.
      — По совершенно определённым причинам я исключаю возможность убийства посторонним лицом, случайным бродягой. Лицо, отправившее Робина на тот свет, должно было до мелочен знать, что происходило сегодня утром в диллардовском доме от четверти двенадцатого до без двадцати минут двенадцать. Оно знало, что только Пайн и профессор были дома, что Белл Диллард ушла. Знало также, что Робин — его жертва — был в доме, а Сперлинг ушёл. Кроме того, оно хорошо знало, где расположена стрелковая комната: ведь совершенно ясно, что Робин был убит там. Говорю тебе, Маркхэм, это был кто-то очень близкий семейству Дилларда, отлично знавший все, что в данное время происходило в доме.
      — Ну а крик миссис Друккер?
      — Действительно, почему она кричала? Окно миссис Друккер, возможно, и было фактором, который убийца упустил из виду, а может быть, он и знал о нем, да решил рискнуть. С другой стороны, мы ведь не знаем, кричала эта дама или нет. Она говорит нет, сын — да. Предположим, что Друккер заговорил о крике как о доказательстве, что между одиннадцатью и двенадцатью он был дома, а миссис Друккер отрицает из страха, что его не было. Но все это пустяки. Главное, надо доказать, что только близкий к дому Дилларда человек мог совершить это дьявольское преступление.
      — Но у нас слишком мало подтверждающих фактов, — настаивал Маркхэм, — случай тоже мог сыграть некоторую роль.
      — Эх, старина, а записка в ящике для писем? Убийца знал даже имя Робина.
      — Если, конечно, записку написал убийца.
      — Ты предпочитаешь допустить, что какой-то шутник узнал о преступлении при помощи телепатии или магического камня, побежал к машинистке, стремглав вернулся к дому и, по неизвестной причине, принял на себя страшный риск быть замеченным, когда он будет опускать записку в ящик.
      В эту минуту в комнату вошёл Хэс и быстрыми шагами подошёл к нашему столу. Видно было, что он в большом волнении. Почти не поклонившись, он подал Маркхэму конверт с отпечатанной на машинке надписью.
      — С вечерней почтой это получила газета «Уорлд». Кинин, репортёр, только что принёс мне эту штуку и сказал, что и «Таймс» и «Геральд» получили такие же письма. Судя по штемпелю, они были брошены в ящик между одиннадцатью и двенадцатью где-то вблизи дома Друккера.
      Маркхэм вынул содержимое конверта. Вдруг глаза его широко раскрылись, мускулы рта напряглись, он передал письмо Вансу. Там лежал листок почтовой бумаги, на котором были отпечатаны те же слова, что и в предыдущей записке:
      «Джозеф Кокрейн умер. Кто убил Кок-Робина?»
      Сперлинг значит воробей, Епископ».
      Ванс едва взглянул на бумажку.
      — В полном согласии со всем остальным, — равнодушно заметил он. — Епископ боялся, что до публики не дойдёт его остроумная выходка, он и преподнёс её нашей прессе.
      — Выходка? — обиженно спросил Хэс — Я к таким выходкам или шуткам не привык. Дело это становится все невероятнее.
      — Именно, сержант.
      Мальчик в форме подошёл к следователю и что-то прошептал ему.