Суббота, 2 апреля, 1 час 30 минут пополудни
 
      В тот момент, когда мы вошли в холл, приехали из главного управления капитан Дюбуа с сыщиком Беллами и эксперты по дактилоскопии. Сыщик Сниткин тотчас же повёл их к лестнице в подвальное помещение, а Маркхэм, Ванс и я поднялись на второй этаж.
      Библиотека была большая роскошная комната, по крайней мере, двадцати футов длиною, во всю ширину дома. Стены её до потолка были уставлены полками с книгами, посредине западной стены возвышался массивный бронзовый камин, громадный письменный стол был завален газетами и брошюрами. Рядом стояли широкие кресла, обитые тёмной кожей.
      Профессор Диллард сидел за письменным столом, одна нога его покоилась на бархатной скамеечке; в углу у окна, на мягком кресле, приютилась его племянница, молодая девушка с правильными чертами лица, в строгом костюме tailleur . Старик не встал нам навстречу и даже не извинился. Он считал, что мы знаем о его болезненном состоянии. Маркхэм объяснил причину присутствия Ванса и меня.
      — Очень сожалею, Маркхэм, — заговорил профессор, когда мы все уселись, — что причиной нашего собрания является трагедия, но видеть вас всегда приятно. Я полагаю, что вы желаете подвергнуть допросу меня и Белл. Спрашивайте обо всем, что вас интересует.
      Профессор Бертран Диллард — человек лет шестидесяти с небольшим, слегка сгорбленный от сидячей жизни, чисто выбритый, с густыми седыми волосами. Его маленькие глаза были на редкость проницательными, морщины вокруг рта придавали ему суровое выражение, свойственное людям, сосредоточенным на решении трудных проблем. В чертах его лица виделся мечтатель и учёный: как известно всему миру, его дикие мечты о пространстве, времени и движении осуществлялись на основе новых научных фактов. Казалось, что смерть Робина только отвлекла его от абстрактных размышлений.
      Маркхэм не сразу ответил. Потом он заговорил с явной почтительностью.
      — Пожалуйста, расскажите, сэр, что вам известно о трагедии, а уже лотом я задам вопросы, которые сочту необходимыми.
      Профессор протянул руку за старой пенковой трубкой, набил её, зажёг и уселся поудобнее в своём кресле.
      — Я уже почти все рассказал вам по телефону. Робин и Сперлинг пришли сегодня к Белл около десяти утра. Но она уже ушла играть в теннис, и они остались ожидать её внизу в гостиной. Я слышал, как они разговаривали там около получаса, а затем спустились в клубную комнату. Я провёл здесь около часа за чтением, а потом, так как солнце ласково светило, я решил выйти на задний балкон. Пробыв там около пяти минут, я почему-то взглянул вниз на стрельбище и, к моему изумлению и ужасу, увидел Робина, лежащего на спине со стрелой в груди. Я поспешил вниз, насколько мне позволяла подагра, и сразу понял, что бедняга был мёртв; я тотчас же позвонил вам. В доме не было никого, кроме старого Пайна, лакея, и меня. Кухарка ушла на рынок, Арнессон в девять часов ушёл в университет, а Белл все ещё играла в теннис. Я послал Пайна поискать Сперлинга, но того нигде не оказалось, и я опять вернулся в библиотеку и стал ждать вас. Вскоре после приезда ваших людей вернулась Белл, а немного позже и кухарка. Арнессон придёт лишь после двух.
      — Сегодня утром здесь никого не было: ни гостей, ни посторонних?
      Профессор покачал головой.
      — Только Друккер. Вы, кажется, видели его здесь однажды. Он живёт в доме за нашим и часто заходит, обыкновенно чтобы повидаться с Арнессоном, у них много общего. Он обладает истинно научным умом… Когда он узнал, что Арнессона нет дома, то посидел немного со мной, мы говорили об экспедиции, отправляемой Королевским астрономическим обществом в Бразилию, а потом он ушёл домой.
      — В котором часу это было?
      — Около половины десятого. Друккер только что ушёл, когда пришли Робин и Сперлинг.
      — Для м-ра Арнессона не совсем обычно отсутствовать утром по субботам? — спросил Ванс.
      Старый профессор взглянул проницательно и не сразу ответил.
      — Не совсем обычно, хотя, вообще, по субботам он дома. Но сегодня утром ему надо было поискать что-то в факультетской библиотеке… Арнессон работает вместе со мной для моей новой книги, — добавил он.
      Наступило короткое молчание, затем заговорил Маркхэм.
      — Сегодня утром вы сказали, что Робин и Сперлинг ухаживали за мисс Диллард, добиваясь её руки?
      — Дядя! — Молодая девушка выпрямилась и сердито посмотрела на старика. — Это нехорошо!
      — Но ведь это правда, милая. — В голосе его чувствовалась нежность.
      — Да, до некоторой степени правда, — согласилась девушка. — Но не следовало говорить об этом. Вы знаете, да и они тоже знали, как я на них смотрела. Мы были друзьями, вот и все. Ещё вчера вечером я совершенно ясно сказала обоим, что не буду больше выслушивать их глупых предложений. Они были просто молодые люди… и вот одного из них уже нет… Бедный Кок-Робин! — Она мужественно старалась победить своё волнение.
      Брови Ванса поднялись, он нагнулся вперёд.
      — Кок-Робин!
      — Да, мы его так поддразнивали, но он не любил этого прозвища.
      — Прозвище было неизбежно, — сочувственно заметил Ванс. — И, право, оно было очень мило. Ведь Кок-Робина любили все «птички в воздухе» и все оплакивали его смерть. — Говоря это, он внимательно смотрел на молодую девушку.
      — Я знаю, — кивнула она головой. Я даже однажды сказала ему это. И все любили Джозефа; его нельзя было не любить, такой он был добрый и славный.
      Ванс снова откинулся в своё кресло, а Маркхэм продолжал допрос.
      — Вы говорили, профессор, что слышали, как разговаривали в гостиной Робин и Сперлинг. Вы расслышали что-нибудь из их разговора?
      Старик искоса посмотрел на племянницу.
      — Действительно, имеет ли этот вопрос значение, Маркхэм? — спросил он после некоторого колебания.
      — При данном положении вещей весьма существенное.
      — Может быть. — Профессор задумчиво затянулся и выпустил густой клуб дыма. — С другой стороны, мой ответ может произвести ложное впечатление.
      — Я предполагаю, что вы доверитесь в этом случае моему суждению?
      Голос Маркхэма звучал настойчиво.
      Опять наступило короткое молчание, прерванное молодой девушкой.
      — Отчего же не рассказать м-ру Маркхэму, что вы слышали, дядя? Кому это повредит?
      — Я думал о тебе, Белл, — мягко ответил профессор, — но может быть, ты права. — Он с неудовольствием заговорил. — Дело в том, Маркхэм, что Робин и Сперлинг обменялись резкими словами по поводу Белл. Я слышал немного, но понял, что каждый из них считал другого помехой…
      — Нет, они не думали этого, — вступилась мисс Диллард. — Они всегда были на ножах, между ними была вражда, но не я была её причиной. Тут дело было в их успехах в стрельбе из лука. Видите ли, Раймонд, то есть м-р Стерлинг, был лучшим стрелком, но в этом году Джозеф несколько раз побеждал его на состязаниях, на последнем годовом турнире он был провозглашён чемпионом.
      — И, вероятно, Сперлингу казалось, что он упал в ваших глазах, — добавил Маркхэм.
      — Какие глупости! — горячо возразила девушка.
      — Я думаю, милая, что мы можем спокойно передать этот вопрос м-ру Маркхэму, — миролюбиво сказал профессор. — Какие у вас ещё вопросы, Маркхэм?
      — Я бы очень хотел узнать все, что вам известно о Робине и Сперлинге: кто они, каковы их связи и знакомства, как долго вы их знали?
      — Думаю, что Белл может просветить вас лучше меня. Оба молодых человека принадлежали к её компании. Я лишь случайно встречался с ними.
      Маркхэм вопросительно повернулся к девушке.
      — Я знаю их несколько лет, — быстро заговорила она. — Джозеф был лет на восемь-десять старше Раймонда и жил в Англии до тех пор, пока не умерли его родители; это было пять лет тому назад. Тогда он переехал в Америку и снял квартиру на Риверсайдской аллее. У него было достаточно денег, и он жил без дела, увлекаясь рыбной ловлей, охотой и другими видами спорта. Он бывал в обществе, но редко, и был хорошим другом, всегда готовым заменить отсутствующего гостя за обедом и войти четвёртым в бридж…
      Она остановилась, точно её сообщения были оскорбительны для памяти погибшего и Маркхэм, поняв её чувства, просто спросил:
      — А Сперлинг?
      — Он сын богатого фабриканта, ушедшего от дел. Живёт в прелестном загородном доме. Там наше парадное стрельбище, а сам Раймонд — инженер-консультант в какой-то фирме, но, я думаю, он служит там только ради удовольствия своего отца, потому что в конторе он бывает раза два-три в неделю. Он окончил Бостонский политехнический университет, а я познакомилась с ним, когда он был первокурсником и приезжал домой на каникулы. Раймонд, конечно, не перевернёт вселенной, но он представляет лучший тип американской молодёжи: искренний, весёлый, немного застенчивый, но совершенно прямодушный.
      Из описания молодой девушки легко было представить себе Робина и Сперлинга, и трудно связать кого-нибудь из них с мрачной трагедией, приведшей нас сегодня в этот дом.
      Маркхэм с минуту сидел нахмурившись. Наконец он поднял голову и посмотрел в лицо молодой девушке.
      — Скажите мне, мисс Диллард, нет ли у вас какой-либо теории, объясняющей смерть м-ра Робина?
      — Нет! — сорвалось с её губ. — Кому нужно было убивать Кок-Робина? У него во всем мире не было ни одного врага. Все это совершенно невероятно. Я не могла поверить случившемуся, пока не убедилась лично. Даже и теперь все кажется мне нереальным.
      — Но все-таки, милое дитя, — вставил профессор, — он убит. Значит, было что-то в его жизни, чего ты не знала и не подозревала. Постоянно мы открываем новые звезды, в существование которых не верили прежние астрономы.
      — Не могу себе представить, что у Джозефа был враг, — возразила она. — Никогда не поверю этому, это просто бессмыслица.
      — Вы полагаете, — спросил Маркхэм, — что Сперлинг ни в каком случае не может быть ответственным за смерть Робина?
      — Это невозможно! — глаза девушки засверкали.
      — А знаете ли вы, мисс Диллард, — заговорил ленивым безразличным тоном Ванс, — что «стерлинг» значит воробей?
      Девушка сидела неподвижно. Лицо её смертельно побледнело, а руки сжали ручки кресла. Потом медленно, как будто с большим усилием, она кивнула головой и тяжёлый вздох поднял её грудь. Вдруг она вздрогнула и прижала носовой платок к лицу.
      — Я боюсь! — прошептала она.
      Ванс встал, подошёл к ней и ласково погладил по плечу.
      — Чего же вы боитесь?
      Она подняла голову и глаза их встретились. Казалось, его взгляд успокоил её, и она с усилием улыбнулась.
      — Накануне, — заговорила она напряжённым голосом, — мы были все внизу на стрельбище. Раймонд собирался выстрелить, как вдруг отворилась дверь и на площадку вышел Робин. Конечно, опасности не было, но Сигурд, м-р Арнессон, смотрел на нас с заднего балкончика. Когда я в шутку крикнула Джозефу «ай-ай», Сигурд нагнулся к нам и сказал: — Вы не знаете, молодой человек, какой опасности вы подвергаетесь. Вы — Кок-Робин, а этот стрелок — Воробей. Помните, что случилось с вашим тёзкой, когда господин Воробей выпустил стрелу из лука? В то время никто не обратил внимания на эти слова. А теперь!.. — Голос её понизился до шопота.
      — Перестань, Белл, не поддавайся тоске. — Профессор говорил успокоительно, но не без нетерпения. — Просто это была одна из неловких шуток Сигурда. Он ведь постоянно смеётся и подшучивает — это естественное желание отдохнуть от напряжённой работы мысли.
      — Я тоже так думаю, — ответила девушка. — Конечно, это была только шутка. А теперь она кажется каким-то страшным пророчеством. Только, — поторопилась она прибавить, — Раймонд не мог этого сделать.
      Во время этой речи внезапно отворилась дверь, и на пороге появилась высокая, худощавая фигура.
      — Сигурд! — в восклицании Белл Диллард слышалось неподдельное облегчение.
      Сигурд Арнессон, ученик профессора Дилларда и его приёмный сын, имел яркую внешность: ростом выше шести футов, прямой и гибкий, с непослушными светлыми волосами, орлиным носом и лукавым выражением серо-синих глаз, отражавших напряжённую работу мысли, — облик, исключавший всякий намёк на поверхностность его характера. Я сразу почувствовал расположение и уважение к нему. В этом человеке таились могущественные возможности и богатейшая одарённость.
      Когда он вошёл в комнату, его глаза сразу охватили нас быстрым, испытующим взглядом. Он кивнул головой мисс Диллард и затем остановил свой взгляд на профессоре.
      — Скажите, пожалуйста, что случилось в этом доме? Повозки и толпа на улице; страж у входа… когда мне удалось проскользнуть мимо цербера, и Пайн впустил меня, два человека в штатском платье потащили меня без церемоний наверх. Забавно, но неловко… А, здесь, кажется, следователь. Здравствуйте, м-р Маркхэм.
      Не дав Маркхэму ответить на приветствие, Белл Диллард заговорила:
      — Сигурд, пожалуйста, будь серьёзен. М-р Робин убит.
      — Кок-Робин, ты хочешь сказать. Но чего же мог ожидать несчастный с таким именем? — Казалось это известие нисколько его не тронуло. — Кто же отправил его к праотцам?
      — Кто это сделал, мы не знаем, — ответил Маркхэм с упрёком в голосе. — Но м-р Робин был убит стрелою, пронзившей ему сердце.
      — Очень подходящая смерть. — Арнессон сел на ручку кресла и вытянул свои длинные ноги. — Так естественно, что Кок-Робин убит стрелою из лука…
      — Сигурд! — прервала его Белл. — Довольно шуток. Ты знаешь, что Раймонд не мог этого сделать.
      — Конечно, сестричка. Он посмотрел на неё пристально. — Я имею в виду орнитологического предка м-ра Робина. — Он медленно повернулся к Маркхэму. — Так здесь действительно произошло таинственное убийство, с трупом, нитями преступления и прочим хламом? Можно ли мне доверить суть разыгравшихся здесь событий?
      Маркхэм вкратце описал ему создавшееся положение; он выслушал с живым интересом. Когда отчёт был закончен, он спросил:
      — А лука не нашли на стрельбище?
      — Ах! — заговорил Ванс в первый раз после прихода Арнессона, как будто пробуждаясь от летаргического сна, и ответил за Маркхэма. — Очень дельный вопрос. — Да, лук был найден как раз под окном клубной комнаты, меньше чем в десяти футах от трупа.
      — Это, конечно, упрощает дело, — сказал Арнессон несколько разочарованно.
      — Теперь остаётся только снять отпечатки пальцев.
      — К несчастью, лук брали в руки, — объяснил Маркхэм. — Профессор Диллард поднял его и принёс домой.
      Арнессон с любопытством повернулся к старику.
      — Под каким импульсом действовали вы, сэр?
      — Импульсом? Милый Сигурд, я совсем не анализировал своих эмоций. Но мне пришло в голову, что лук — важная улика, и я отнёс его в подвал. В качестве меры предосторожности до прихода полиции.
      Арнессон скривил лицо и шутливо подмигнул.
      — Хотел бы я знать, какая подсознательная идея была в вашем уме…
      В дверь постучали, и Бэрк просунул голову в библиотеку.
      — Доктор Доремус ожидает вас внизу, мистер Маркхэм. Он кончил освидетельствование трупа.
      Маркхэм встал и извинился.
      — Не буду вас больше беспокоить. Мне предстоит долгая работа. Но я попрошу вас оставаться ещё некоторое время наверху. Я увижусь с вами перед уходом.
      Доремус нетерпеливо шагал на цыпочках, когда Маркхэм пришёл к нему в гостиную.
      — Ничего сложного, — начал он, не дав Маркхэму возможности заговорить. — Наш спортивный приятель убит стрелою с очень острым наконечником, проникнувшей в сердце через четвёртое междуреберное пространство. Сильное кровоизлияние, внутреннее и наружное. Он убит часа два тому назад, приблизительно в половине двенадцатого. Конечно, это только догадки. Никаких признаков борьбы. Смерть застигла его внезапно. На том месте, где голова при падении ударилась о твёрдый цемент, у него вскочила большая шишка.
      — Это очень интересно, — тягучий голос Ванса врезался в стаккато доктора. — Серьёзный это был удар, доктор?
      Доктор с удивлением посмотрел на Ванса.
      — Достаточно серьёзный, чтобы проломить череп. Я, конечно, этого не мог установить, но в затылочной части видна кровяная опухоль, засохшая кровь в ноздрях и ушах, зрачки разной величины, все это указывает на пролом черепа. После вскрытия я узнаю больше. — Он повернулся к следователю. — Больше ничего?
      — Думаю, что все, доктор. Только представьте как можно скорее протокол вскрытия.
      — Вы получите его вечером. Сержант уже позвонил, чтобы прислали повозку. — И, пожав всем руки, он торопливо ушёл.
      Хэс стоял позади.
      — Осмотр ничего не дал, сэр, — пожаловался он, покусывая свою сигару.
      — Не падайте духом, сержант, — подбодрил его Ванс. — Этот удар по затылку заслуживает самого пристального внимания. Я полагаю, что он не является только следствием падения.
      Замечание это произвело впечатление на сержанта.
      — Кроме того, м-р Маркхэм, — продолжал он, — не было отпечатков пальцев ни на луке, ни на стреле. Дюбуа говорил, что их, вероятно, начисто вытерли. Есть пятнышки только на том конце лука, за который его поднял старый господин. Больше никаких отпечатков не замечено.
      Несколько мгновений Маркхэм курил в мрачном молчании.
      — А скобка ворот, ведущих на улицу, ручка двери в переулок между двумя домами?
      — Ничего! — фыркнул Хэс. — Обе из грубого ржавого железа, на котором не остаётся следов пальцев.
      — Маркхэм, — вступился Ванс, — в этом деле вы идёте по ложному пути. Конечно, не будет никаких отпечатков. Кто поставит театральную пьесу и оставит на виду у публики все подпорки? Нам интересно узнать, почему этотрежиссёр пустился на такие глупые театральные эффекты?
      — Не так-то это легко, м-р Ванс, — с горечью покорился Хэс.
      — А разве я говорю, что легко? Нет, сержант, это чертовски трудно. И даже хуже чем трудно; это хитро, темно… здесь есть что-то от лукавого.

       Суббота, 2 апреля, 2 часа пополудни
 
      Маркхэм решительно уселся у большого стола посреди комнаты.
      — Не вызвать ли нам обоих слуг, сержант?
      Хэс вышел в переднюю и отдал приказание одному из своих людей. Через несколько минут высокий, мрачный человек вошёл точно на шарнирах, и остановился в почтительном ожидании.
      — Это лакей, сэр, — объяснил сержант. — Его зовут Пайн.
      Маркхэм внимательно рассматривал вошедшего. Ему можно было дать около шестидесяти лет; голова его отличалась неправильной формой, руки и ноги были велики и безобразны. Одежда была аккуратно выглажена, но сидела на нем плохо, высокий крахмальный воротничок был слишком широк. Глаза под седыми густыми бровями были какого-то бледного, водянистого цвета, рот казался щелью на пухлом, нездоровом лице. Несмотря на полное отсутствие физической привлекательности, он производил впечатление ловкого и способного человека.
      — Так вы лакей профессора Дилларда? — заговорил Маркхэм. — Как давно вы служите в этом семействе?
      — Уже десять лет, сэр.
      — Значит, вы поступили сразу после того, как профессор покинул кафедру в университете?
      — Думаю, что так, сэр. — Голос Пайна был низок, но звучен.
      — Что вам известно о трагедии, разыгравшейся сегодня утром? — Хотя Маркхэм предложил вопрос внезапно, надеясь, вероятно, добиться чего-нибудь этой внезапностью, но Пайн выслушал его с величайшим спокойствием.
      — Ничего, сэр. Я и не подозревал, что что-то случилось, пока меня не позвал профессор Диллард из библиотеки и не велел поискать м-ра Сперлинга.
      — Значит, он сообщил вам о трагическом случае?
      — Он сказал: «М-р Робин убит, поищите м-ра Сперлинга». И больше ничего, сэр.
      — Вы уверены, что он сказал убит, Пайн? — вмешался Ванс.
      Сначала лакей немного заколебался, взгляд его стал ещё хитрее.
      — Да, уверен. «Убит». — Именно так он и сказал.
      — А вы видели тело м-ра Робина во время поисков? — продолжал Ванс, рассматривая какой-то рисунок на стене.
      Опять он ответил не сразу.
      — Да, сэр. Я отворил дверь из подвального помещения, чтобы осмотреть стрельбище, и увидел бедного господина…
      — Вас это, конечно поразило, Пайн, — сухо заметил Ванс. — Может быть, вы случайно тронули тело или стрелу, или лук?
      Водянистые глаза Пайна на мгновение вспыхнули.
      — Конечно нет, сэр… зачем бы я это сделал?
      — Правда, зачем? — Ванс тяжело вздохнул. — Но вы видели лук?
      Человек покосился, как будто стараясь вызвать в памяти первое впечатление.
      — Не могу сказать, сэр. Я не помню.
      Ванс, по-видимому, потерял к нему всякий интерес, и Маркхэм возобновил допрос.
      — Я слышал, Пайн, что м-р Друккер заходил утром около половины девятого. Вы видели его?
      — Да, сэр. Он всегда пользуется подвальной дверью; проходя мимо буфетной, он поздоровался со мною.
      — Он вернулся тем же путём?
      — Думаю, что так, но я был наверху, когда он уходил. Он живёт в доме за нашим…
      — Знаю, — Маркхэм наклонился вперёд. — Кажется, вы впустили м-ра Робина и м-ра Сперлинга сегодня утром?
      — Да, сэр, около десяти часов.
      — Видели вы их опять или, может быть, слышали что-нибудь из их разговора, когда они ожидали в гостиной мисс Белл?
      — Нет, сэр. Большую часть утра я был занят на половине м-ра Арнессона.
      — Это на втором этаже, в задней части дома, — посмотрел на Пайна Ванс, — комната с балконом?
      — Да, сэр.
      — Чрезвычайно интересно… С этого балкона профессор Диллард и увидел впервые тело м-ра Робина. Как же вы не слышали, что профессор входил в комнату? Вы ведь говорили, что в первый раз узнали о трагедии, когда профессор позвал вас из библиотеки и велел отыскать м-ра Сперлинга.
      Лицо лакея побелело; я заметил, что пальцы его нервно сжимались и разжимались.
      — Я мог выйти на минуту из комнаты м-ра Арнессона, — с усилием объяснял он. — Да, это очень возможно. Вспоминаю, сэр, что я ходил в бельевой чулан…
      — О, наверно. — Ванс снова впал в апатию.
      Маркхэм курил, сосредоточенно разглядывая середину стола.
      — Кто-нибудь другой заходил сегодня, Пайн? — спросил он.
      — Никто, сэр.
      — И вы не можете дать какого-нибудь объяснения тому, что случилось?
      Пайн покачал головой, устремив глаза в пространство.
      — Нет, сэр. М-р Робин был весёлый, всеми любимый молодой человек. Он был не из тех, кто внушают мысли об убийстве; если вы понимаете, что я подразумеваю.
      Ванс поднял глаза.
      — Не могу сказать, чтобы я вполне понимал, что вы подразумеваете, Пайн. А откуда вы знаете, что это не несчастный случай?
      — Я ничего не знаю, сэр, — был спокойный ответ. — Но кое-что я понимаю в стрельбе из лука, и я сразу же увидел, что м-р Робин убит охотничьей стрелой.
      — Вы очень наблюдательны, Пайн, — заметил Ванс, — и вполне искренны.
      Было ясно, что никаких прямых сведений от этого человека добиться нельзя, и Маркхэм быстро отпустил его, приказав Хэсу вызвать кухарку.
      Когда та вошла, я сразу же заметил сходство между отцом и дочерью. Это была неопрятная женщина лет сорока, высокая, угловатая, с продолговатым лицом и большими руками и ногами.
      После нескольких предварительных вопросов стало ясно, что она вдова, фамилия её Бидл, и пять лет тому назад, после смерти мужа, поступила к профессору Дилларду по рекомендации Пайна.
      — В котором часу вы вышли сегодня из дома, Бидл? — спросил её Маркхэм.
      — В половине десятого, сэр. — Она, видимо, чувствовала себя неловко. В её голосе звучали тревожные интонации.
      — А в котором часу вернулись?
      — Около половины первого. Меня впустил вот этот человек, — она злобно посмотрела на Хэса, — и обошёлся со мной как с преступницей.
      Хэс улыбнулся.
      — Время названо точно, м-р Маркхэм. Она обиделась, что я не пустил её вниз.
      Маркхэм неодобрительно покачал головой.
      — Знаете вы что-нибудь о том, что произошло здесь утром? — продолжил он, внимательно разглядывая женщину.
      — Что же я могу знать? Я ведь была на рынке.
      — Видели ли вы м-ра Робина или м-ра Сперлинга?
      — За минуту до моего ухода они прошли мимо кухни в комнату для упражнений в стрельбе.
      — Слышали вы что-нибудь из их разговора?
      — Я не подслушиваю за дверьми.
      Маркхэм сердито сжал челюсти и собрался что-то сказать, но Ванс раньше его заговорил с женщиной:
      — Следователь думал, что, может быть, дверь была отперта, и вы могли случайно услышать что-нибудь из их разговора, несмотря на ваше похвальное желание не подслушивать.
      — Дверь, возможно, и была открыта, но я ничего не слышала, — Неприятным тоном ответила она.
      — Значит, вы не знаете, был ли ещё кто-нибудь в клубной комнате?