Вторник, 26 апреля, 11 часов утра
 
      Через двадцать минут Ванс был с нами в диллардовской гостиной.
      — Она будет жить, — вскричал он. — У неё был обморок от потрясения и страха.
      Маркхэм с восхищением посмотрел на Ванса.
      — Ты надеялся найти ребёнка живым?
      — Да. Я не допускал мысли, что она умерла, потому что это противоречило бы стихам из «Сказок матушки Гусыни».
      Хэс размышлял над чем-то, что, очевидно, очень смущало его.
      — Никак моя башка не может переварить, что этот Епископ оставил дверь в друккеровском доме незамкнутой.
      — Предполагалось, что мы найдём девочку, — ответил Ванс. — Все нам было облегчено. Но предполагалось, что мы найдём её завтра, после того как появится в газетах заметка о «Маленькой мисс Маффет».
      — Почему же заметки не посланы в газеты вчера?
      — Несомненно, что у Епископа было намерение отослать их вчера вечером, но, по моему мнению, он решил, что целесообразнее дать сначала разгореться любопытству публики к исчезновению девочки.
      Маркхэм посмотрел на часы и решительно встал.
      — Нам незачем дожидаться Арнессона. Чем скорее мы его арестуем, тем лучше.
      — Не торопись, Маркхэм, у тебя нет никаких улик против этого человека.
      Маркхэм понял, что Ванс прав.
      — Но ведь надо же как-нибудь остановить этого маньяка, — свирепо сказал он.
      — Как-нибудь, да. — Ванс зашагал по комнате. — Может быть, нам удастся вырвать истину хитростью; он ведь не знает, что мы нашли девочку… Может быть, профессор нам поможет.
      — Ты думаешь, что он знает больше того, что он нам сообщил?
      — Несомненно. Я тебе уже говорил об этом.
      — Ну, это ещё неизвестно. — Маркхэм был настроен пессимистически. — Но попытаться можно.
      Через несколько мгновений открылась входная дверь и в передней появился профессор. Он пристально смотрел на нас, как будто стараясь прочесть на наших лицах смысл неожиданного визита. Наконец, он спросил:
      — Вы, вероятно, обдумали то, что я говорил вчера вечером?
      — Не только обдумали, — сказал Маркхэм, — но м-р Ванс даже узнал, что вас так беспокоило. Он показал мне экземпляр «Претендентов».
      — Ах! — восклицание напоминало вздох облегчения. — Столько дней эта пьеса не выходила у меня из головы.
      Он со страхом посмотрел на нас.
      — Что это значит?
      — Это значит, сэр, что вы привели нас к истине. Мы ожидаем теперь м-ра Арнессона. А пока нам хотелось бы поговорить с вами. Может быть, вы могли бы нам помочь.
      — Я не думал, что буду орудием в деле осуждения бедного малого.
      Проведя нас в библиотеку, он остановился у шкафа и налил себе рюмку портвейна, а потом посмотрел на Маркхэма, точно извиняясь.
      — Простите, я слишком рассеян. Он выдвинул шахматный столик и поставил на него рюмки.
      — Расскажите мне все, — сказал он, — не щадите меня.
      Ванс посмотрел сочувственно на него и сказал:
      — Мы нашли пишущую машинку, на которой Епископ печатал свои заметки. Она была в старом чемодане на чердаке.
      Профессор не обнаружил никаких признаков удивления:
      — Вы убеждены, что это действительно та самая?
      — Вне всякого сомнения. Вчера маленькая девочка, по имени Медлин Маффет, исчезла с детской площадки в парке. В машинку был вставлен лист бумаги и на нем было отпечатано: «Маленькая мисс Маффет сидела на кучке».
      Голова профессора упала на грудь.
      — Ещё одно безумное зверство. Если бы я не затянул своего сообщения до вчерашнего дня…
      — Большой беды не произошло. Мы вовремя нашли девочку; она вне всякой опасности.
      — Ах!
      — Она была замкнута в чулане, на верхнем этаже друккеровского дома. Мы думали, что она должна находиться где-нибудь здесь; вот почему мы произвели обыск вашего чердака.
      Наступило молчание, затем профессор спросил:
      — Что ещё вы мне скажете?
      — Записная книжка Друккера с выкладками для его последней книги была украдена в день его смерти. Мы нашли эту книжку на чердаке вместе с пишущей машинкой.
      — Он унизился даже до этого! — Это был не вопрос, это было удивлённое восклицание. — Вы уже сделали выводы? Может быть, если бы мои вчерашние намёки не посеяли семена подозрения…
      — В этом не может быть сомнения, — мягко заявил Ванс. — М-р Маркхэм намерен арестовать м-ра Арнессона, как только тот вернётся из университета. Но, откровенно говоря, сэр, у нас нет никаких улик, и м-р Маркхэм даже сомневается, поддержит ли его закон.
      Ванс задумчиво курил; наконец он заговорил спокойно, но значительно.
      — Если бы м-р Арнессон убедился, что у нас против него несомненная улика, он мог бы, в качестве выхода из положения, совершить самоубийство.
      Профессор кивнул головой в знак того, что он соглашается.
      В это мгновенье отворилась дверь и в комнату вошёл Арнессон.
      — Опять совещание? — Он вопросительно посмотрел на нас. — Разве смерть Парди не положила конец делу?
      Ванс посмотрел ему прямо в глаза.
      — Мы нашли «Маленькую мисс Маффет», м-р Арнессон.
      Арнессон поднял брови с весёлой иронией.
      — Это шарада? Что же я должен ответить?
      — Мы нашли её в кладовой друккеровского дома, — добавил он ровным, тихим голосом.
      Сначала Арнессон нахмурился, но потом рот его медленно расплылся в улыбку.
      — Ужасно деятельный народ эти полицейские. А какой следующий ход?
      — Мы нашли также пишущую машинку, — продолжал Ванс, не замечая вопроса. — И записную книжку Друккера.
      — В самом деле? Где же были эти сказочные предметы?
      — На чердаке.
      — Не могу сказать, — презрительно заметил Арнессон, чтобы у вас были неопровержимые улики против кого бы то ни было. Пишущая машинка может употребляться кем угодно. И кто может знать, каким образом книжка Друккера попала на наш чердак?
      — И ещё есть улика, о которой я не говорил, — сказал Ванс. — Маленькая мисс Маффет может узнать человека, который её завёл в дом Друккера и бросил в чулан.
      Арнессон долго молчал. Наконец он заговорил.
      — А если вы все-таки ошибаетесь…
      — Уверяю вас, Арнессон, что я знаювиновного.
      — Вы положительно пугаете меня. Если бы я был Епископом, я был бы склонён допустить поражение… Во всяком случае одно совершенно ясно: Епископ принёс шахматную фигуру в полночь к дверям комнаты миссис Друккер, а я вернулся с Белл домой в половине первого.
      — Так вы говорили. Скажите правду, который был час?
      — Я сказал правду: была половина первого.
      Ванс вздохнул.
      — А вы хороший химик, м-р Арнессон?
      — Один из лучших, — усмехнулся Арнессон. — Имею премию.
      — Когда я обыскивал сегодня утром чердак, я нашёл маленький стенной шкафчик, в котором кто-то выделял циан из железосинеродистого калия.
      — Настоящая сокровищница наш чердак. Обиталище бога Локи.
      — Действительно, — серьёзно сказал Ванс, — пещера Злого Духа.
      Во время этого мрачного диалога профессор сидел, закрыв глаза рукой, как будто от боли. Со скорбным лицом обратился он к человеку, которому столько лет был отцом.
      — Великие люди, Сигурд, оправдывали самоубийство, — сказал он и грустно вздохнул. — Никто не знает, что происходит в человеческом сердце в последний тёмный час.
      Я пришёл к заключению, что он вовсе не стремился как можно скорей посадить Арнессона в тюрьму. Но я заметил, что под его внешним спокойствием скрывается чрезвычайное напряжение.
      Конец настал скоро. После замечания профессора наступило молчание. Потом заговорил Арнессон.
      — Вы говорите, м-р Ванс, что знаете, кто такой этот Епископ. Если это правда, так зачем все эти разговоры?
      — Нам некуда торопиться, — почти небрежно сказал Ванс. — И потом я надеюсь связать кое-какие концы: удовлетворить судей, как вам известно, нелегко. Но какой чудесный портвейн.
      Арнессон посмотрел на наши рюмки и с обиженным видом повернулся к профессору.
      — С каких пор я стал трезвенником, сэр?
      — Извини, Сигурд. Мне не пришло в голову… ты ведь никогда не пьёшь по утрам. — Он подошёл к шкафу и, налив ещё одну рюмку, поставил её нетвёрдой рукой перед Арнессоном.
      Он не успел сесть, как Ванс вдруг издал возглас удивления.
      — Честное слово! Раньше я этого никогда не замечал. Поразительно!
      Его восклицание было так неожиданно и движение столь порывисто, что в этой напряжённой атмосфере все обернулись и посмотрели в ту сторону, куда был устремлён его взгляд.
      — Дощечка Челлини! — воскликнул он. — Фонтеблосская нимфа! Мне сказали, что она была уничтожена в семнадцатом веке. Я видел пару к ней в Лувре…
      Профессор Диллард посмотрел на него исподлобья, на его лице был написан страх.
      — Вы выбрали странное время, сэр, для выражения вашей страсти к искусству, — ехидно заметил он.
      Ванс, как будто желая скрыть своё замешательство, поднёс рюмку к губам. Всем было не по себе, нервы были натянуты, и, автоматически повторяя его жест, мы тоже подняли наши рюмки.
      Ванс встал, подошёл к окну и остановился спиной к комнате. Почти в тот же момент край стола сильно ударил меня о бок, и раздался звон разбитого стекла.
      Я вскочил на ноги и с ужасом увидел против себя неподвижное, в упор смотрящее на меня лицо профессора. Его руки застыли в судорожном движении к вороту халата. Все мы были парализованы.
      — Боже милосердный! — изумлённое восклицание Арнессона разрешило напряжение.
      — Позовите доктора, Арнессон, — приказал Маркхэм.
      В ту же минуту грузное тело профессора рухнуло на пол. Ванс медленно отошёл от окна и сел в кресло.
      — Ничего нельзя сделать для него, — сказал он с глубоким усталым вздохом. — Он подготовил себе быструю безболезненную смерть, изготовляя свой цианистый калий. «Дело Епископа» закончено.
      Маркхэм уставился на него, ничего не понимая.
      — Я стал подозревать его со дня смерти Парди, — продолжал Ванс. — Но уверенности у меня не было до вчерашнего дня, когда профессор стал взваливать преступления на м-ра Арнессона.
      — Что? На меня? — Арнессон отвернулся от телефона.
      — О да, — подтвердил Ванс. — Вы должны были расплатиться за него. С самого начала вы были выбраны жертвой. Он старался внушить нам возможность вашей виновности.
      Арнессон был не так удивлён, как можно было ожидать.
      — Я знал, что профессор ненавидел меня, — начал он. — Он ревновал меня к Белл. И он начинал слабеть умом, что я заметил уже несколько месяцев тому назад. Значит, он хотел меня отправить на электрический стул?
      — Эта опасность вам не угрожала, — сказал Ванс. — Я должен извиниться перед вами за моё поведение в предыдущие полчаса. Это была просто тактика. Я заставил его поторопиться.
      Арнессон мрачно улыбнулся.
      — Не надо извинений, дружище. Я знал, что вы не в меня метите. А когда вы насели на меня, я старался играть в вашем тоне. Вот чего я не понимаю: почему он отравился цианистым калием, если думал, что вы подозреваете меня?
      — Этого мы никогда не узнаем, — ответил Ванс. — Может быть он боялся, что девочка признает его, или он догадался, что открыли его карты. А может быть, он вдруг почувствовал отвращение при мысли, что взваливает на ваши плечи страшный конец. Сам он сказал: никто не знает, что происходит в сердце человека в его последний тёмный час.

       Вторник, 26 апреля, 4 часа пополудни
 
      Когда мы уезжали из дома Дилларда, я было подумал, что «Дело Епископа» окончено. Но предстояло ещё открытие, самое изумительное из всех фактов, выясненных в этот день.
      После ленча к следователю пришёл Хэс, и Ванс снова разобрал все дело, объясняя нам тёмные места.
      — Арнессон уже указал мотивы этих безумных преступлений, — начал он. — Профессор понимал, что его местом в учёном мире завладевает молодой соперник. Ум его уже потерял силу и остроту. Только при помощи Арнессона он мог выпустить свою книгу о строении атома. Интеллектуальная враждебность увеличивалась ещё и ревностью. В течение десяти лет на Белл Диллард сосредоточивались все чувства одинокого холостяка.
      — Мотив этого понятен, — сказал Маркхэм, — но он не объясняет остальных убийств.
      — Мотив этот подействовал на его ненормальную психику. Обдумывая, как погубить Арнессона, он придумал дьявольскую шутку с Епископом. Эти убийства дали выход его подавленности.
      — Но почему же, — спросил Маркхэм, — он просто не убил Арнессона?
      — Вы не учитываете психологической ситуации. Ум профессора стал разрушаться от постоянного напряжения. Природа требовала разрядки. Пламенная ненависть к Арнессону довела давление до взрыва. Таким образом два импульса объединились. Совершая убийства, он ослаблял внутреннее напряжение и давал выход злобе против Арнессона, потому что кара за преступления возлагалась бы на Арнессона. Но в этом адском плане был крупный недостаток, которого профессор не заметил. Дело было открыто для психологического анализа, и с самого начала я уже предположил, что преступником должен быть математик. Один Арнессон был в моих глазах вне подозрений, потому что он всегда сохранял психическое равновесие.
      — Это разумно, — согласился Маркхэм. — Но откуда же у Дилларда появилась эта фантастическая идея относительно убийств?
      — Воспоминания о «Сказках матушки Гусыни», вероятно, возникли у него, когда Арнессон в шутку советовал Робину остерегаться стрелы Сперлинга. Возможность инсценировки преступления скоро предоставилась. Когда он увидел, что Сперлинг переходит через улицу, он знал, что Робин остался один в стрелковой комнате. Он спустился вниз, завёл с Робином разговор, ударил его по голове, воткнул ему в сердце стрелу и выволок на стрельбище. Потом он вытер кровь, уничтожил тряпку, опустил свои записки в почтовый ящик, вернулся в библиотеку и позвонил по телефону сюда.
      — А все же, — вставил Хэс, — вы догадались, что Робин убит не стрелой из лука.
      — Да, по испорченной выемке на другом конце стрелы я догадался, что она вбита молотком в сердце Робина. Раз его шутка удалась, он больше ни о чем не беспокоился.
      — Ну а чем вызвано убийство Спригга?
      — После смерти Робина он мог спокойно выбирать материал для другого преступления в духе той же сказки. О привычке Спригга гулять по утрам он мог узнать от Арнессона, а может, и от самого юноши.
      — Но как вы объясняете эпизод с формулой?
      — Профессор слышал, как Арнессон говорил о ней со Сприггом и подложил её под труп, чтобы привлечь внимание к Арнессону. Теперь мы подходим к ночному визиту в дом Друккера. Разговоры о крике миссис Друккер заставили его пойти туда. Он боялся, что она видела, как тело Робина было выброшено на стрельбище. Чтобы запугать старуху, он подложил ей чёрного епископа.
      — Как вы полагаете, у него уже была в то время мысль запутать в это дело Парди?
      — О нет. Он был искренне удивлён, когда анализ партии Рубинштейн—Парди, сделанный Арнессоном, обнаружил тот факт, что епископ был уже давно Немезидой Парди… Что касается убийства Друккера, то сама миссис Друккер внушила ему эту мысль. Она рассказала о своих воображаемых страхах Белл Диллард, а та передала за обедом этот разговор, и план принял законченную форму. После обеда он пошёл на чердак и отпечатал свои записки. Вечером он предложил Друккеру прогуляться, зная, что Парди долго не просидит с Арнессоном; когда он увидел Парди на верхней дорожке, то понял, что Арнессон остался один. Как только Парди отошёл от них, он ударил Друккера и перебросил его через стенку. Тотчас же он вышел на Риверсайдскую аллею, перешёл 76-ю улицу и пошёл к дому Друккера по той же дороге.
      — Чего моя голова не переваривает, — пожаловался Хэс, — так это — почему Диллард убил Парди.
      — Поддельное самоубийство является самой фантастической шуткой профессора. В ней и ирония, и презрение; она имела ту же цель: погубить Арнессона. Действительно, тем фактом, что на сцене появился возможный убийца, ослаблялась наша бдительность. Но, как я уже сказал, это проявление свирепого шутовства было лишь частичным исходом. Эпизод с «Маленькой мисс Маффет» должен был стать развязкой; все было искусно рассчитано, чтобы обратить громы небесные на Арнессона. Потом он заманил девочку в дом Друккера.
      Маркхэм молча курил.
      — Ты говоришь, что убедился в виновности Дилларда вчера вечером, когда припомнил личность епископа Арнессона…
      — Да, да. Именно это было мотивом. В ту минуту я понял ясно, что целью профессора было взвалить все преступления на Арнессона, и подпись под его записками была выбрана именно с этой целью…
      Вдруг Хэс неожиданно спросил:
      — Я хочу знать, м-р Ванс, почему, когда вы вскочили и указали на дощечку на камине, вы переставили рюмки Арнессона и профессора?
      Ванс глубоко вздохнул и покачал головой.
      — Моя мысль была — притвориться, что я согласен с профессором и подозреваю Арнессона. Сегодня утром я ему нарочно указал, что у нас нет улик и что, если бы даже и арестовали Арнессона, нам вряд ли удалось бы удержать его. Я знал, что при таких обстоятельствах профессор начнёт действовать. Так оно и случилось. Профессор, когда наливал Арнессону рюмку, подсыпал туда цианистого калия. Это не ускользнуло от моего внимания.
      — Но ведь это убийство! — с негодованием и ужасом воскликнул Маркхэм.
      — Ну конечно, — весело сказал Ванс. — Конечно, убийство… Что же, я может быть, арестован?

* * *

      Самоубийство профессора Дилларда, этого злого гения Нью-Йорка, положило конец «Делу Епископа». В следующем году Арнессон и Белл Диллард тихо обвенчались и уплыли в Норвегию, где и поселились навсегда. Старого диллардовского дома на 75-й улице уже нет, а на его месте стоит современный многоквартирный дом, на фасаде которого красуются два громадных терракотовых медальона, очень похожих на мишени для стрельбы из лука. Хотел бы я знать, умышленно ли выбрал архитектор эти украшения?