— Наместник не очень любил общество, ваша честь! Каждое утро он гулял в полях, после обеда же уходил в лабиринт и проводил там час-другой.
      — А вы с ним туда ходили? — перебил вдову судья.
      Госпожа Да покачала головой.
      — Нет, — сказала она, — наместник всегда говорил, что там слишком сыро. Выйдя из лабиринта, он пил чай в садовом павильоне за домом. Потом он читал книгу или рисовал. Моя подруга, госпожа Ли, сама неплохо рисует. Часто он приглашал нас двоих в павильон и обсуждал с нами картины.
      — Госпожа Ли еще жива? — спросил судья.
      — Думаю, что да. Раньше она жила неподалеку от нашего сельского имения. Она часто навещала меня; это очень добрая женщина. К несчастью, она овдовела сразу после свадьбы. Однажды я повстречала ее, гуляя в рисовых полях возле имения, и я ей очень полюбилась. После того как наместник взял меня в жены, мы продолжали дружить, поскольку наместник не возражал, даже скорее напротив. Он был чутким человеком, ваша честь! Понимал, что я, став хозяйкой такого большого дома, полного незнакомых мне людей, буду чувствовать себя иногда одинокой. Именно поэтому он просил, чтобы госпожа Ли приходила почаще, хотя, как правило, гостей он не привечал.
      — А после смерти наместника госпожа Ли перестала с вами дружить? — спросил судья Ди.
      — Нет, — сказала она. — Это из-за меня мы больше не видимся. После того как Да Кей выгнал меня из дома, я от горя и унижения вернулась в родительский дом и не наносила визитов госпоже Ли.
      Судья увидел, что вдова очень взволнованна, и поспешно спросил:
      — Так, значит, у наместника не было друзей в Ланьфане?
      Госпожа Да взяла себя в руки; она кивнула и сказала:
      — Мой супруг предпочитал одиночество. Однако однажды он обмолвился, что в горах неподалеку от города живет его старый близкий друг.
      Судья Ди наклонился вперед:
      — Как его зовут, сударыня?
      — Наместник этого не говорил; я поняла только, что он испытывал к этому человеку глубочайшее почтение.
      Судья Ди огорчился:
      — Но это так важно, сударыня. Постарайтесь все же что-нибудь вспомнить.
      Вдова задумчиво отпила из чашки чай и сказала:
      — Как-то он навестил наместника — я запомнила этот визит, потому что ему сопутствовали необычные обстоятельства. Мой супруг раз в месяц принимал всех своих арендаторов; в этот день к нему любой мог прийти с жалобой или за советом. Однажды на двор явился старик крестьянин. Как только наместник увидел его, он устремился к нему и отвесил низкий поклон. Затем он провел крестьянина к себе в библиотеку и оставался там с ним несколько часов. Я тогда подумала, что он, должно быть, друг наместника и, наверное, святой отшельник. Но я не спрашивала никогда у супруга.
      Судья Ди погладил бороду.
      — Полагаю, — сказал он после недолгого молчания, — у вас имеются свитки, написанные рукой вашего супруга?
      Госпожа Да покачала головой.
      — Когда наместник взял меня замуж, — молвила она просто, — я не умела ни читать, ни писать. Он меня немного научил, но не до такой степени, чтобы я разбиралась в каллиграфии. Если что и осталось, то у Да Кея. Обратитесь к нему, ваша честь.
      Судья Ди поднялся.
      — Благодарю вас за то, что потрудились явиться, сударыня. Заверяю вас: сделаю все возможное, чтобы разгадать тайну картины. У вас замечательный сын, на лице видны признаки таланта!
      Госпожа Да и Да Шань встали и отвесили низкий поклон. Затем десятник Хун проводил их к воротам.
      Вернувшись, он сказал:
      — Видно, ваша честь, нет труднее дела, чем достать образец почерка наместника. Неужели придется посылать за ним в столицу? У канцлера, должно быть, хранится немало донесений, составленных Да для императора.
      — Это займет несколько недель, — отвечал судья. — Возможно, что у госпожи Ли есть картина, подписанная наместником. Выясните, жива ли она и где проживает. Что же касается отшельника, то по тому, что нам известно, вряд ли удастся его отыскать. Может, он уже умер.
      — Собирается ли ваша честь рассматривать жалобу сюцая Дина на вечернем заседании? — спросил десятник Хун.
      Прошлым вечером судья Ди не удостоил Хуна разъяснением того, что ему удалось понять из стихотворения сюцая, и десятник сгорал от любопытства.
      — Говоря по правде, Хун, я еще не принял окончательного решения. Давай посмотрим, что выйдет из визита в сельское имение. Приготовь мой паланкин и позови Ма Жуна!
      Десятник Хун знал, что настаивать бесполезно. Он сделал все, что велено: подготовил паланкин и позвал носильщиков и Ма Жуна.
      Судья взошел в паланкин; Ма Жун и Хун вскочили в седла своих коней.
      Они выехали из города через восточные врата и поехали по узкой дороге, бежавшей через рисовые поля.
      На подступах к холмам Ма Жун спросил у крестьянина дорогу. Оказалось, что надо на первой развилине повернуть направо.
      Проселок, на который они свернули, был почти заброшенным; он так густо зарос травой и кустарником, что для проезда осталась только тропинка посередине дороги.
      Носильщики поставили паланкин на землю. Судья Ди вышел.
      — Лучше идти пешком, ваша честь! — заметил Ма Жун. — Паланкин здесь не пройдет.
      Сказав это, он привязал поводья своего коня к дереву; десятник Хун последовал его примеру.
      Они зашагали по тропинке; судья шел первым.
      После нескольких поворотов они неожиданно очутились перед большими воротами с привратницкой. Двойные створки были некогда покрыты позолотой и красным лаком, но теперь являли собой потрескавшиеся доски. Одна даже отскочила в сторону.
      — Заходи кто хочет! — воскликнул удивленно судья.
      — И тем не менее нет безопаснее места в Ланьфане! — заметил Хун. — Даже самый отважный грабитель не отважится переступить через этот порог. Зачарованное место!
      Судья толкнул скрипучие ворота, и сыщики вошли в то, что некогда было прекрасным парком.
      Теперь здесь царило запустение. Корни величественных кедров пробились сквозь каменные плиты, и тропинки заросли кустарником. Стояла полная тишина — даже птицы не пели.
      Тропинку с трудом удавалось разглядеть в зарослях кустарника. Ма Жун рубил перед собой густую поросль, чтобы сделать для судьи проход. Вскоре они увидели развалившийся дом, окруженный широкой приподнятой террасой.
      Одноэтажное просторное здание в прошлом, должно быть, имело внушительный вид. Теперь крыша провалилась в нескольких местах, а ветер и дождь заставили потемнеть деревянную резьбу на столбах и косяках дверей.
      Ма Жун поднялся по покосившимся ступенькам на террасу и огляделся. Кругом никого не было.
      — Встречайте гостей! — крикнул он громовым голосом.
      Ему ответило лишь эхо.
      Они вошли в парадную залу.
      Штукатурка кусками свисала со стен. По углам стояла кое-какая старая, сломанная мебель.
      Ма Жун крикнул снова, но опять никто не отозвался.
      Судья Ди осторожно присел на ветхий стул. Он сказал:
      — Вы, двое, осмотрите все здесь. Возможно, старики работают в саду за домом.
      Судья Ди сложил руки и стал ждать. Он снова удивился необычной тишине, стоявшей вокруг.
      И тут внезапно он услышал, как кто-то бежит.
      В залу вбежали Ма Жун и десятник Хун.
      — Ваша честь! — тяжело дыша, сообщил Ма Жун. — Мы нашли тела стариков слуг!
      — Зачем же вы так кричите? — рассудительно молвил судья Ди. — Мертвые не кусаются. Пойдемте и посмотрим!
      Сыщики провели судью темным коридором, который вывел их в просторный сад, окруженный со всех сторон древними соснами. Посреди сада стоял восьмигранный павильон.
      Ма Жун молча показал на цветущую магнолию в углу сада.
      Судья Ди спустился по лестнице с террасы и пошел напрямик через высокую траву. На бамбуковой лежанке, стоявшей под магнолией, он увидел останки двух людей, которые умерли несколько месяцев назад.
      Кости торчали сквозь истлевшую одежду. Клоки седых волос прилипли к голым черепам. Скелеты лежали рядом друг с другом, руки скрещены на груди.
      Судья Ди склонился и внимательно осмотрел останки.
      — Сдается мне, — молвил он, — что эти два старика умерли своей смертью. Видно, когда один из супругов скончался от старости, второй лег рядом с ним и тоже умер. Пусть приставы отнесут эти тела в управу для досмотра. Но я думаю, что нас вряд ли ждут неожиданные открытия.
      Ма Жун печально покачал головой.
      — Теперь нам самим придется здесь со всем разбираться, — заметил он.
      Судья Ди подошел к павильону.
      Изящные решетки на оконных проемах говорили о былой красоте этого строения. Теперь не осталось ничего, кроме голых стен и большого стола.
      — Здесь, — сказал судья Ди, — старый наместник читал книги и писал картины. Хотелось бы знать, куда ведет калитка в той изгороди.
      Они вышли из павильона и приблизились к калитке. Ма Жун толкнул ее, и перед ними предстал вымощенный дворик, который заканчивался широкими каменными воротами, увитыми зеленой листвой. Сводчатая крыша была выложена голубой глазурованной черепицей. Слева и справа стеной вставал колючий кустарник и подстриженные деревья. Судья Ди посмотрел на каменную плиту с надписью, вделанную при помощи гипса в арку ворот.
      Повернувшись, он сказал своим спутникам:
      — Очевидно, это вход в знаменитый лабиринт. Посмотрите на это стихотворение:
 
Витая тропинка по кругу идет
Длиною в сто долгих ли;
Но короче цуня для чистых сердец
Тропа совершенной Любви.
 
      Пристав и Ма Жун вгляделись в надпись, исполненную весьма затейливым почерком.
      — Ни одного иероглифа не могу разобрать! — воскликнул Хун.
      Судья Ди, казалось, не слышал его. Он словно окаменел, полностью уйдя в созерцание надписи.
      — В жизни не видел каллиграфии совершенней, — вздохнул он. — К несчастью, лишайник так затянул подпись, что ее невозможно разобрать. Однако нет! «Отшельник, Облаченный в Журавлиные Перья». Какое диковинное имя!
      Какое-то время судья размышлял, а затем продолжил:
      — Никогда не слышал о таком. Но кто бы он ни был, каллиграфия великолепна. Когда видишь такой почерк, друзья мои, понимаешь, почему древние сравнивали творения великих каллиграфов с «поступью крадущейся пантеры и буйством драконов, сплетающихся в грозовых тучах».
      Судья Ди прошел под аркой, все еще качая головой от восхищения.
      — А я так считаю, что чем разборчивее почерк, тем он лучше! — прошептал Ма Жун десятнику Хуну.
      За воротами возвышалась стена из старых кедров. Просветы между их могучими стволами были заполнены валунами и заросли тернистым кустарником. Кроны деревьев заслоняли солнце.
      В воздухе стоял густой аромат гниющих листьев.
      Справа две согбенные сосны образовали естественную арку. У основания корней одной их них был врыт камень с надписью «вход». За аркой темный, сырой проход шел какое-то время прямо, а затем резко сворачивал.
      Вглядываясь в этот мрачный коридор, судья Ди внезапно почувствовал неземной ужас.
      Медленно он повернулся в другую сторону. Слева начинался другой такой же проход с булыжниками, наваленными между кедровых стволов, но на каменной плите здесь уже было написано «выход».
      Ма Жун и Хун стояли за спиной у судьи и молчали. Их тоже заворожила колдовская, жутковатая атмосфера этого места.
      Судья Ди снова вгляделся в проем входа. Оттуда веяло холодом, который пробирал, казалось, до самых костей. Но воздух при этом был неподвижен, и листья не шевелились.
      Судья Ди попытался отвести глаза в сторону, но лабиринт приковывал его взгляд. Он чувствовал непреодолимое желание войти. На миг ему даже почудилось, что он видит высокую фигуру старого наместника, стоящего в зеленоватой мгле за поворотом коридора.
      С немалым трудом судья вновь овладел собой; чтобы развеять зловещее очарование, он уставился в землю, покрытую толстым слоем прелых листьев.
      Внезапно сердце замерло у него в груди. На оголенном клочке земли прямо у себя под ногами он увидел след маленькой ножки, направленный в сторону входа в лабиринт, словно приглашая войти в него.
      У судьи Ди непроизвольно вырвался возглас, затем он резко обернулся к спутникам и твердо сказал:
      — Пожалуй, лучше не отправляться в лабиринт, не сделав соответствующих приготовлений.
      Молвив эти слова, он прошел обратно под аркой, пересек дворик и вернулся в сад. Никогда в жизни солнечный свет не приносил ему такого облегчения.
      Судья Ди посмотрел на высокий кедр, вздымавшийся над соснами, и сказал Ма Жуну:
      — Хотелось бы иметь хотя бы приблизительное представление о величине и протяженности этого лабиринта. Для этого заходить в него вовсе не обязательно. Залезь на это дерево, и ты увидишь сверху все, что нужно.
      — Не сложно сделать! — воскликнул Ма Жун.
      Он распустил пояс и скинул верхний халат. Ма Жун подпрыгнул, уцепился за нижнюю ветку. Подтянувшись, он вскоре скрылся в густой листве.
      Судья Ди и десятник Хун присели на упавшее дерево. Никто не проронил ни слова.
      Над головами у них раздался треск. Ма Жун спрыгнул на землю и печально посмотрел на прореху в нижнем халате.
      — Я взобрался на самую верхушку, ваша честь, — сказал он. — Оттуда мне удалось осмотреть лабиринт. Он круглый и покрывает собой не меньше циня земли, доходя до самого склона холма. Но как он устроен — непонятно. Кроны деревьев плотно сомкнуты, и дорожка просвечивает только кое-где. Местами над ней висит дымка — не удивлюсь, если внутри лабиринта полно маленьких водоемов.
      — Не видел ли ты чего-нибудь вроде крыши павильона или домика? — спросил судья.
      — Нет, господин, — отвечал Ма Жун. — Только море зеленой листвы!
      — Странно, — задумчиво сказал судья Ди. — Раз наместник проводил в лабиринте так много времени, я предполагал, что внутри имеется что-то вроде маленького кабинета или библиотеки.
      Судья встал и поправил свой халат.
      — Давайте теперь внимательнее осмотрим дом, — предложил он.
      Они снова прошли мимо садового павильона и двух неподвижных тел под магнолией, а затем поднялись на террасу.
      Осмотрев множество помещений, они не увидели ничего, кроме сгнивших досок и кирпичей, выглядывающих из-под обвалившейся штукатурки.
      Когда судья входил в полутемный коридор, Ма Жун, шедший впереди, окликнул его:
      — Здесь есть закрытая дверь, ваша честь!
      Судья Ди и десятник Хун подошли к нему. Ма Жун показал им на прекрасно сохранившуюся большую деревянную дверь.
      — Это первая дверь в доме, которая закрывается как положено, — заметил десятник.
      Ма Жун навалился на дверь плечом и чуть не упал, поскольку та легко распахнулась на хорошо смазанных петлях.
      Судья Ди вошел в комнатку с единственным окном, забранным прочной железной решеткой. Комната была пуста, если не считать бамбуковой лежанки деревенского вида в углу. Пол был чисто выметен.
      Десятник Хун тоже вошел и направился к зарешеченному окну.
      Ма Жун поспешно вышел в коридор и стал у двери.
      — Со времен истории с бронзовым колоколом, — сказал он судье Ди, — я избегаю замкнутых помещений. Пока ваша честь и десятник находятся внутри, я лучше посторожу дверь, чтобы какой-нибудь доброхот не запер ее снаружи!
      Улыбка тронула губы судьи Ди.
      Посмотрев на решетку и высокий потолок, он заметил:
      — Ты прав, Ма Жун! Если дверь запрут, отсюда будет трудновато выбраться!
      Проведя рукой по лежанке и не обнаружив на ней ни пылинки, судья добавил:
      — Здесь кто-то жил совсем недавно.
      — Недурное убежище, — заметил пристав. — Особенно для преступника!
      — Или для пленницы, — задумчиво молвил судья Ди и приказал Хуну опечатать дверь.
      Осмотрев другие комнаты, они не увидели больше ничего существенного. Уже близился полдень, и судья Ди принял решение возвращаться в управу.

Глава восемнадцатая