Эпилог

Шесть недель спустя, знойным безоблачным днем Кроукер заканчивал последние приготовления на своем катере, стоявшем у причала. Он был не один. Рядом были Бенни, Мэтти, Дженни и Рейчел. Они собрались все вместе, чтобы отпраздновать полное выздоровление Рейчел. Последние две недели она провела дома, практически взаперти, и Мэтти уже начинала потихоньку сходить с ума от ее настойчивых просьб позволить встать с постели и отправиться на прогулку.

К этому времени от ДИКТРИБ остались одни лишь воспоминания. Росс Дарлинг довольно быстро попался в ловушку, подстроенную ему Кроукером. Дарлингу было необходимо допросить Кроукера относительно того, что произошло с Антонио и Хейтором. Не зная истинной причины их гибели, он не мог дальше успешно руководить агентством.

Сам Кроукер понятия не имел, как добраться до Дарлинга, но был абсолютно уверен, что тот сам выйдет на него при первой же возможности. Так и случилось. Через неделю после того, как Кроукер и Бенни вернулись из национального парка, они отправились выпить по чашке кофе в «Разбитую колымагу», клуб на Линкольн-роуд, принадлежавший прежде Антонио и Хейтору. Кроукер сказал, что хочет увидеть то место, где отравили его племянницу. Однако, очутившись в баре, он испытал странную тоску по Антонио, словно он был ему другом...

Неожиданно к ним подошли люди Дарлинга и, угрожая оружием, усадили в черный «линкольн». Их отвезли в недостроенный гараж под железобетонным основанием будущей гостиницы на Коллинз-авеню.

Агентам АКСК, постоянно следившим за каждым движением Кроукера и Бенни, потребовалось не больше пяти минут, чтобы окружить гараж и арестовать Дарлинга и его людей.

Вот тогда-то Кроукер впервые увидел Сполдинга Ганна, директора АКСК. Это был человек среднего роста и телосложения, седоволосый, лысеющий, в очках со стальной оправой, с аккуратно подстриженной бородкой. Внешне он был очень похож на обычного университетского преподавателя. Но когда он заговорил, это впечатление улетучилось.

– Слава Богу, – сказал он Кроукеру. – Наконец-то я могу пожать вам руку!

Продолжая возиться с мотором, Кроукер нет-нет да и поглядывал на палубу.

– Лью! – окликнула его Мэтти. – Когда мы отплывем? – Она помогала Бенни погрузить приготовленную для ленча провизию, а Рейчел ушла на противоположный конец катера. Как только она рассказала матери о Гидеон, та практически перестала с ней разговаривать.

– Как только я закончу! – ответил Кроукер.

Руки Дженни ласково обняли его сзади за талию.

– О чем ты сейчас думал?

– Ни о чем.

– Ты был так серьезен, – скептически покачала головой она. – Ты думал о Майере? Честно говоря, он был уже одной ногой в могиле, но врачам реанимации удалось-таки вытащить его с того света.

– Честно говоря, я вспоминал свою службу в полиции...

– Не надо, Лью. – Она прижалась к нему щекой. – Прочь все мрачные мысли! Ведь мы должны повеселиться в честь выздоровления Рейчел!

– Ты права. – Заметив появившуюся на палубе стройную фигуру, он взял Дженни за руку. – Идем, я хочу тебя кое с кем познакомить.

Гидеон тоже двинулась навстречу, виляя бедрами. Ее светлые волосы золотом сияли на солнце. На ней были очень короткие черные джинсовые шортики и тенниска, которая была на несколько размеров больше, чем нужно. Она была босая. За спиной висела акустическая гитара.

Завидев Кроукера, она помахала ему рукой. Многочисленные браслеты весело зазвенели.

– Привет! Спасибо за приглашение! Тут так здорово!

Сняв солнцезащитные очки, она с удовольствием продемонстрировала всем собравшимся свои кошачьи контактные линзы.

Кроукер засмеялся.

– Познакомься, Гидеон. Это Дженни.

– А, знаю, врач Рейчел! – Она протянула руку, и Дженни пожала ее. – Рада познакомиться.

– Это я рада познакомиться, – улыбнулась Дженни. – Рейчи много рассказывала мне о тебе.

Кроукеру показалось, что Гидеон покраснела от смущения. В это время Рейчел обернулась и увидела Гидеон. В своих огромных солнцезащитных очках Рейчел выглядела худой и бледной, как Кейт Мосс.

– Ну, как ты, держишься? – спросил Кроукер.

– Да, вот уже больше месяца, – опустила глаза Гидеон. Завязать с наркотиками было единственным условием Кроукера для возобновления дружбы с Рейчел.

– И как ты себя чувствуешь? – озабоченно спросила Дженни.

Гидеон смущенно засмеялась:

– Да ладно, док, не стоит так волноваться. Сама удивляюсь, но мне определенно нравится мое нынешнее трезвое состояние.

Рейчел бросилась в объятия Гидеон, а Мэтти с каменным лицом внимательно наблюдала за ними. Обе девочки искренне радовались друг другу.

Старательно обойдя кружившихся от радости Рейчел и Гидеон, Мэтти подошла к Кроукеру.

– Полагаю, это опять твоя затея.

– А я-то думал, что ты сыта по горло ссорами.

– Да, конечно, но эта...

– Мэтти, ты должна понять, что у твоей дочери своя собственная жизнь, на которую она имеет полное право. И чем скорей ты это поймешь, тем скорей она пустит тебя в свой мир.

Мэтти сердито махнула рукой:

– Но что это за жизнь? Что может она дать моей девочке?

– У Рейчел есть человек, который ее любит и заботится о ней. А это уже много.

Мэтти замолчала и задумчиво отошла прочь.

– Как ты думаешь, что она теперь будет делать? – спросила Дженни.

Кроукер обернулся к ней:

– А что бы ты стала делать, будь Рейчел твоей дочерью?

Дженни задумалась. Потом она одним махом вспрыгнула на причал и стала отвязывать канат, пока Кроукер заводил мотор. В последний месяц Кроукер часто брал ее с собой в море и обнаружил в ней способную ученицу. Ей и самой нравилось учиться новому. Быстро справившись с канатом, она вернулась на палубу катера, и Кроукер стал задним ходом выводить судно от причала.

– Я бы хотела, чтобы она была счастлива, – тихо сказала Дженни, подойдя к стоявшему у руля Кроукеру.

– Мэтти тоже этого хочет. Это, наверное, ее единственное желание сейчас.

Осторожно развернувшись, Кроукер стал медленно выводить катер из гавани.

Дженни болтала с Бенни, который сидел, развалясь, в капитанском кресле, курил сигару и рассказывал анекдоты, коих он знал великое множество. Оба весело хохотали. Рейчел и Гидеон уютно устроились на носу и были погружены в серьезный разговор.

Мэтти некоторое время молча смотрела на них.

– Нет, я не смогу... – тихо произнесла она.

– Ну, не сможешь, так не сможешь, – спокойно отозвался Кроукер.

Она резко вскинула голову.

– А вот этого я от тебя никак не ожидала!

– Чего этого?

– Пораженчества! Капитулянтства!

– Мэтти, чего ты от меня хочешь?

– Хочу, чтобы ты убедил меня в том, что это хорошо для Рейчел.

Кроукер уже выводил судно в открытое море.

– Этого я не умею.

– Как это, не умею?

– Хоть я и твой брат, Мэтти, но я не смогу убедить тебя в том, в чем ты сама не убеждена.

Гребни мелких волн ослепительно сверкали под ярким солнцем. Подул сильный свежий ветер. Кроукер подумал, что хорошо бы сейчас оказаться на большом катамаране Рейфа с заглушенными двигателями и поднятыми парусами.

Наконец, он сказал:

– В душе Рейчел ненавидит себя. Да ты это и сама видишь, ты же не слепая. Возможно, Гидеон сумеет заставить ее поверить в себя, не знаю... Ты только подумай, что произошло между тобой и твоей дочерью! Ты же перестала с ней разговаривать....

– Неправда, я все время разговариваю с ней, – обиженно воскликнула Мэтти. – Это она не хочет слушать меня...

– Тогда продолжай свои попытки наладить с ней контакт.

Мэтти печально покачала головой:

– А если из этого ничего не выйдет?

– Ну, тут не может быть никаких гарантий успеха, – сказал Кроукер. – Но я уверен в одном – если вы не будете разговаривать друг с другом, то у вас действительно ничего не получится.

Когда катер вышел в открытое море, Бенни стал накрывать на стол. Для него такой поступок был совершенно нетипичен, но ему так нравилось это делать, что Кроукер воздержался от всяких комментариев на этот счет.

В самую первую неделю службы Кроукера в полиции начальник участка обратился к новобранцам с такой речью:

– Очень может быть, что вы возненавидите свою службу. Не удивлюсь, если вы будете временами злиться на себя. Впрочем, кому-то эта служба придется по душе. Одно я могу обещать всем вам твердо – через год каждый станет совсем другим человеком. Это я вам гарантирую.

Кроукер поймал себя на мысли, что и сам катер, и все находившиеся на его борту люди сильно изменились. Пока остальные наслаждались беспечной болтовней, Кроукер наблюдал за Рейчел и Гидеон. Ему было приятно видеть оживленное лицо племянницы.

Какое-то время Кроукер прожил у сестры. Когда он молча вручил Рейчел ее дневник, она поняла, что он прочитал его, и в ее глазах засветилось несказанное облегчение. Потом он сказал ей:

– Это останется между тобой и твоей матерью.

Она согласно кивнула.

– Ты должна показать ей свой дневник, – продолжил Кроукер. – И поговори с ней в открытую, со всей откровенностью. Обязательно поговори. Нельзя больше держать это в себе.

Похоже, этот разговор еще не состоялся, но Кроукер был абсолютно уверен в том, что он непременно состоится – через неделю, через месяц, очень скоро.

Сейчас, когда он смотрел на нее, всю залитую ярким солнечным светом, ему казалось, что Рейчел долгое время жила в темноте, в страшном одиночестве. Теперь она не просто выжила, но и сильно изменилась. Видно, не только «сукья» умеют перевоплощаться. За столом Мэтти оказалась рядом с Гидеон. Мало-помалу между ними завязалась беседа, сначала скованная, но потом все более и более непринужденная. Похоже, Рейчел по достоинству оценила героические усилия матери и уже не столь враждебно смотрела на нее.

На десерт Бенни приберег огромный трехслойный шоколадный торт – самый любимый торт Рейчел. На гладкой шоколадной поверхности желтым сливочным кремом было выведено: «Поздравляем Рейчел с возвращением!» Пока Бенни раскладывал торт по тарелкам, Рейчел подошла к Кроукеру и обняла его за шею.

– Спасибо, дядя Лью, – прошептала она. – За все спасибо.

Он поцеловал ее в щеку. В ее глазах стояли слезы. После ленча Бенни отправился на корму выкурить сигару. Кроукер пошел вслед за ним.

– С тех пор как ты отдал мне кости, которые нашел на катамаране Рейфа, я все время думаю о своем дедушке. – Бенни выпустил изо рта длинную струйку дыма.

Потом он замолчал, а Кроукер вспомнил слова Антонио: «Жесткие принципы Хумаиты оказались невыносимыми для Бенни, и он навсегда невзлюбил своего деда».

Помолчав еще немного, Кроукер сказал:

– Помнишь, ты сказал, что в океане нас ждут неведомые силы природы?

– Это был Хумаита. – Бенни уставился на тлеющий кончик сигары и удивленно потряс головой. – Какую удивительную историю ты рассказал мне о тигровой акуле, которая откусила руку Антонио! Какого черта ее занесло на мелководье? Нет, это было не случайное совпадение. – Он затянулся сигарным дымом. – Эта тварь приплыла за Антонио, она искала именно его, словно он был что-то должен ей! Ведь она запросто могла сжевать и тебя, но не стала...

– А самое интересное заключается в том, что я совсем не боялся ее, – задумчиво проговорил Кроукер. – Мне кажется, что с тех пор, как мы с тобой в первый раз встретили ту огромную тигровую акулу, что чуть не утащила тебя за борт, меня не покидал дух твоего покойного деда. – Кроукер едва заметно улыбнулся. – Это может показаться чистым безумием, но я-то знаю, что это правда.

– Я в этом не сомневаюсь, амиго. – Бенни крепко пожал Кроукеру руку. – Потому что теперь его дух со мной.

Они обменялись долгим взглядом, говорящим гораздо больше любых слов.

Наконец, Бенни кивнул и первым нарушил молчание:

– Скажу тебе чистую правду, Льюис. Теперь я страшно жалею, что плохо понимал его при жизни. Я не хотел стать тем, кем он хотел меня сделать, но ради него все же попробовал. Оказалось, целительство действительно не было моим призванием. Меня влекли к себе деньги и власть, а все эти духовные штучки меня не интересовали. Дед понимал меня, и ни в чем не винил. – Бенни снова затянулся табачным дымом. – Однако я жутко обиделся на него за то, что он был со мной слишком суров, даже жесток, а я не понимал почему. Порой он казался мне свирепым, жестокосердным чудовищем.

– Антонио тоже так думал. – И Кроукер рассказал Бенни кое-что из того, о чем говорил ему Антонио. Но не все. Секреты есть секреты, и их не следует разглашать.

Бенни кивнул:

– Так думал бы любой мальчик, проходящий суровый курс обучения искусству хета-и. Но, поверь мне, амиго, теперь я проклинаю тот день, когда ушел от него. – Он заметно помрачнел. – Знаешь... Мне все время кажется, что если бы я остался с ним, то сумел бы предотвратить его убийство.

– Ну, этого нельзя знать наверняка. Скорее всего и ты был бы убит вместе с ним.

Бенни поежился:

– Все может быть...

Однако он сказал это так, что стало ясно – он все же винит себя в гибели Хумаиты.

Помолчав, Бенни сказал, меняя тему разговора:

– Слушай, а это отличная идея – собрать вместе людей, которых ты любишь и ценишь.

– Это моя семья, – сказал Кроукер и тут же вспомнил слова Антонио: «Как только я увидел тебя, сразу распознал в тебе родственную душу». Он имел в виду, что у Кроукера, как и у него самого, не было настоящей семьи.

– Кстати... – начал Бенни.

– Что? – очнулся от раздумий Кроукер.

– К разговору о семье. – Бенни вынул изо рта сигару. – В воскресенье я возвращаюсь в Асунсьон.

– Уезжаешь? Надолго? – спросил Кроукер.

– Честно говоря, я и сам не знаю. – Он похлопал Кроукера по спине. – Только не надо делать такое грустное лицо. Ты сам толкнул меня к этому. Когда ты отдал мне кости Хумаиты, я понял, что их нужно вернуть в Парагвай.

– Ты собираешься их там похоронить?

– Сначала я так и решил, – не сразу ответил Бенни. – Но потом передумал. – Он обернулся к Кроукеру и широко улыбнулся. – Понимаешь, я понял, что больше не смогу заниматься тем, чем занимался до сих пор. Слишком много всего произошло со мной за последнее время. Сначала я решил, что мне просто нужен небольшой отдых, но теперь я окончательно понял, что я уже не тот Бенни, каким был семь недель назад. – Он пожал плечами. – И тогда я спросил себя, что же мне делать дальше? И очень скоро нашел ответ на этот вопрос...

Поднявшись на ноги, он знаком пригласил Кроукера следовать за ним. Они вошли в каюту, Бенни вытащил из-под скамьи старый, потрепанный саквояж и извлек оттуда большую бедренную кость. Она была абсолютно гладкой и казалась теплой на ощупь. Яркий, солнечный свет придавал ей оттенок слоновой кости.

– Я понял это, как только прикоснулся к костям моего деда...

Почтительно уложив кость в саквояж, Бенни запер его медный замочек и повернулся к Кроукеру:

– Я возвращаюсь к изучению хета-и, кости моего деда помогут мне в этом, именно в них хранятся все знания. Я найду «сукья» и вновь займусь хета-и.

– Именно этого и хотел всегда Хумаита.

– Нет, амиго, именно этого всегда хотел я сам.

Они снова вышли на палубу. Гидеон настроила гитару и тихонько запела старую добрую песню из репертуара Сары Маклаган.

На западе показалась красная полоска мангровых островов. Это был национальный парк Эверглейдс.

– Прежде чем ты уедешь, – сказал Кроукер, – почему бы нам еще раз не навестить Каменное Дерево? Думаю, ему будет интересно взглянуть на кости Хумаиты.

– Чтобы один хилер смог увидеть кости другого, да? – улыбнулся Бенни. По всей видимости, ему пришлась по душе идея Кроукера. – Отлично! Я у него в неоплатном долгу.

– Мы с тобой оба у него в неоплатном долгу, – тихо сказал Кроукер.

К ним неслышно подошла Дженни.

– Не помешаю? – весело поинтересовалась она, обняв Кроукера за талию. – Или у вас сугубо конфиденциальный разговор?

Нежно прижав к себе Дженни, Кроукер взглянул на Рейчел. Она разговаривала с матерью, и обе, казалось, не замечали ничего и никого вокруг. Со стороны можно было подумать, что это сестры, а не мать и дочь. Или даже не просто сестры, а близнецы.

– Конфиденциальный? – переспросил Кроукер, глядя в глаза Дженни, зеленые, как океанская вода. – Пожалуй, нам теперь не нужна никакая конфиденциальность...

1

Маджонг – китайское домино. – Примеч. пер.