Возвращение в темноте

– Именно так.

– Хорошо, но кто же его прикрывает?

– Политики, правительство. Он им нужен, чтобы сохранять контроль над восстаниями, революциями и тому подобной ерундой во всей Латинской Америке. Если там кто-то нуждается в оружии, то непременно обращается к Барбасене.

– Значит, он такой крутой?

– Лью, у тебя сейчас такие глаза... Именно такими они были, когда ты решил расправиться с теми бандитами, что угрожали мне и требовали доли от моей прибыли. Послушай, тут дело гораздо серьезнее, чем ты можешь себе представить. Этот парень – очень крепкий орешек! Барбасена поддерживает тесные отношения со всеми вождями повстанцев, инакомыслящими, рвущимися к власти генералами и маньяками, мнящими себя диктаторами. И они дорожат дружбой с ним, поскольку он поставляет им оружие. Все, что они рассказывают Барбасене, тот передает правительственным агентам. В свою очередь, правительство безоговорочно защищает Барбасену в любых ситуациях. Он творит все, что ему вздумается, и власти смотрят на это сквозь пальцы. Уясни себе это раз и навсегда. Они сами продают ему оружие, которое он потом перепродает своим клиентам, да еще и получает свои комиссионные. А почему бы и нет? Обе стороны сказочно богатеют от такой дружбы. Вот как обстоят дела, дружище!

Кроукер долго молчал. По его лицу струился пот.

– Рейф, кое-кто хочет смерти этого человека. Очень хочет.

– Что ж тут удивительного, – хмыкнул Рубиннет. – Насколько мне известно, Барбасена нажил себе так много врагов, что они могли бы составить население целой страны. Власть и вседозволенность затуманили ему рассудок. Он искренне верит, что абсолютно неуязвим. Но мы-то с тобой знаем, что в наш век никто не может быть уверен в своей неуязвимости.

Кроукер молчал. Мимо них прошла еще одна группа служащих отеля, одетых в белую униформу.

– Рейф, тебе известно, по чьему приказу должен быть убит Барбасена?

– Нет, дружище. Но я бы мог дать тебе целый список кандидатов. Впрочем, нам не придется долго гадать. Говорят, завтра в полночь Барбасена будет здесь, в Майами.

– Ах так... Возможно, мне понадобится подобраться как можно ближе к Барбасене, чтобы кое-что разузнать, – сказал Кроукер. – И тогда мне понадобится твоя помощь.

В лексиконе Рубиннета не было слов удивления. Он молча кивнул.

– Скажи только слово. Барбасена мне не друг. – Он крепко сжал руку Кроукера. – Для тебя, дружище, я сделаю все.

Прежде чем отправиться в Эль-Порталь, район, где жила Соня, Кроукер снова обратился к базе данных по автотранспорту. На этот раз попытка оказалась успешной. Выяснилось, что «линкольн» цвета зеленый металлик был взят напрокат в одной местной компании. Кроукер не знал, стоит ли этому удивляться. Он решил сразу же отправиться туда, где был взят напрокат автомобиль Майера.

Кроукер свернул с бульвара Атлантик и двинул в Маргейт – старый, населенный преимущественно работягами район к востоку от Форт-Лодердейла. Вскоре он уже катил по центральной улице Маргейта. За кубинским рестораном он свернул направо, миновал магазинчик похоронных принадлежностей. Увидев вывеску «Маргейтский клуб любителей стрелкового и питейного спорта» над пивнушкой, Кроукер не мог не расхохотаться – это была отличная пародия на спортивные клубы, которыми обзаводились жители кондоминиумов в более дорогих районах города. В конце улицы Кроукер обнаружил вывеску «Автомобили напрокат».

В конторе за длинным столом сидела девица, она жевала резинку и листала последний номер «Шарма». Кроме нее, в конторе не было ни души. На стенах висели выгоревшие от солнца и основательно засиженные мухами рекламные плакаты с изображением всех моделей «порше», «феррари», «линкольнов». Вся обстановка состояла из пары обшарпанных стульев, старомодной пепельницы на ножке и искусственного фикуса, согнувшегося под тяжестью осевшей на нем пыли. В целом контора производила впечатление заброшенности и упадка. Девица оторвалась, наконец, от своего журнала и подняла на Кроукера глаза. На вид ей было не больше двадцати. У нее были светлые волосы с химической завивкой, ясные глаза и ярко-красные длинные, как ножи, ногти.

– Привет, меня зовут Вонда. – Она коснулась пальчиком таблички, на которой было написано: «Вонда Шеперд».

Представившись, Кроукер сказал:

– Мне бы хотелось получить кое-какие сведения относительно последней модели автомобиля «линкольн» цвета зеленый металлик.

Вонда, тряхнув кудрявой головкой, развернулась к стоящему рядом с ней стеллажу.

– Минуточку, сейчас я посмотрю, что имеется в наличии.

– О нет, – торопливо сказал Кроукер. – Вы меня не поняли. Я не собираюсь брать машину напрокат. Я просто хочу узнать, кто недавно брал у вас такую машину.

– А что такое? – Она насторожилась. – Машина попала в аварию?

– Насколько мне известно – нет.

Она перестала жевать резинку и, помолчав секунду, сказала:

– Тогда, боюсь, ничем не могу вам помочь.

Кроукер показал ей свой значок федерального агента, и глаза девушки широко раскрылись от удивления, смешанного с восхищением.

– Вонда, это очень важно. Обещаю, твой босс никогда ничего не узнает об этом.

– Ну, я бы с радостью вам помогла...

– Так за чем дело стало?

– Вы не знаете моего босса. Та девушка, что работала здесь до меня, нарушила какое-то установленное им правило, и он безжалостно выбросил ее на улицу. – Она в ужасе замотала белыми кудряшками. – Я не имею права давать вам никакой информации, если вы не предъявите предписание суда. – Нервно засмеявшись, она стала поправлять воротничок своей ярко-розовой блузки. – Мне очень жаль, но...

Девушка явно томилась в этой пыльной конторе, занимаясь скучной и неинтересной работой, и Кроукеру стало жаль ее. Ему часто приходилось встречаться с такими молодыми девушками, и он знал, о чем Вонда сейчас думала. Больше всего на свете ей хотелось сесть в свою машину и уехать отсюда куда глаза глядят. О будущем она не думала, ей просто хотелось сбежать из этой крысиной норы и больше никогда здесь не появляться.

– Если вы получите предписание суда и вернетесь сюда с ним, я покажу вам все регистрационные записи и вообще все, что вы захотите.

– Судебное предписание, – пробормотал Кроукер, – откуда тебе известны такие тонкости? Что-либо подобное уже случалось?

– Слава Богу, я не имела дела с судом, – торопливо проговорила она.

– Тогда скажи мне, Вонда, – он положил локти на стол, – откуда ты знаешь, как должно выглядеть судебное предписание?

Она вынула из стола три листочка бумаги, основательно заляпанных кофе, и постучала по ним длинным ногтем.

– Босс дал мне этот образец и сказал, что если мне покажут что-то другое, это будет фальшивка.

Кроукер одобрительно кивнул, стараясь показать Вонде, что она произвела на него неотразимое впечатление своими познаниями.

– Похоже, твой босс все предусмотрел. Как его зовут?

А про себя Кроукер подумал: «Весьма подозрительная предусмотрительность. Ишь ты, даже о судебном предписании вспомнил!»

– Его зовут Трей Мерли. – И она, не дожидаясь, пока Кроукер попросит ее об этом, стала диктовать его имя по буквам, словно делала это уже не раз. Что ж, неудивительно, раз у босса такое необычное имя.

– Благодарю за помощь, – сказал Кроукер и направился к выходу. У самой двери он остановился, словно вспомнив что-то важное, и спросил:

– Кстати, во сколько закрывается контора?

– Ровно в половине седьмого.

Выйдя на улицу, Кроукер уселся за руль своего «Т-берда» и поставил кассету «Эверли Бразерс». Он вытащил визитную карточку Майера, внимательно изучил ее, затем включил компьютер и обратился к телефонной базе данных. Он запросил информацию на тот номер, по которому, если верить Майеру, его можно было найти в любое время дня и ночи. Кроукер не стал дожидаться результата, завел двигатель и отправился в Эль-Порталь.

Автомобиль Сони, «камаро» пятилетней давности, все так же стоял под навесом рядом с домом. На заднем стекле виднелась сине-зеленая наклейка с надписью: «Спасите морских коров от истребления!». Заглушив двигатель, Кроукер не сразу вышел из своей машины. До его слуха донеслись веселые крики детей, катавшихся на велосипедах в соседнем дворе. Кроукер молча глядел на дом Сони и на морских коньков у фонтана на лужайке перед домом. Ему подумалось, что этот фонтан похож на свою хозяйку, Соню. Пустой, весь в трещинах, терпеливо дожидающийся, когда его отремонтируют и наполнят водой, чтобы возле него снова щебетали птицы. Для этого нужно совсем немного, и совсем немного было нужно Соне для счастья. Теперь уже никогда не быть Соне счастливой и никогда не быть этому старому фонтану отремонтированным. Замшелые морские коньки и пустая растрескавшаяся чаша фонтана казались материальным воплощением печали, которой дышало все вокруг, словно дух Сони все еще витал где-то рядом, моля об отмщении. Наверное, как и дух деда Бенни, ее дух не мог отправиться в иной мир, пока не наказаны убийцы.

Братья Бонита.

Когда Кроукеру стало так жарко, что по спине у него потекла струйка пота, он вышел из машины и направился к дому. Поднявшись на крыльцо, Кроукер оглянулся на соседний, выкрашенный в розовый цвет дом с разросшимся грейпфрутовым деревом у входа.

Открыв дверь, Кроукер вошел в дом Сони, где еще пахло ее сладкими духами.

– Соня?

Он произнес ее имя тихо и нежно, зная, что никто не отзовется на его голос.

– Это я, – сказал он, чувствуя себя последним дураком. – Я вернулся.

В доме было очень душно, и Кроукер первым делом распахнул настежь все окна.

Войдя в спальню Сони, он сбросил туфли и рухнул на кровать. В открытые окна дул слабый бриз, и в комнате постепенно становилось прохладнее.

Кроукера переполняла боль потери, ему не лежалось. Через открытое окно доносился шум телевизора: рев моторов и голос диктора, скороговоркой комментировавшего автогонки.

Заинтересовавшись, Кроукер встал с постели и выглянул в окно. Очевидно, хозяева соседнего дома смотрели круглосуточный спортивный канал. Кроукер взглянул на свои часы, и ему в голову внезапно пришла идея.

С колотящимся сердцем он постучался в дверь к соседям Сони. Как раз в это время накануне была убита Соня. Если сегодня кто-то дома и смотрит телевизор, то, вполне возможно, кто-то был дома и вчера в то время, когда была убита Соня. Покачав головой, Кроукер снова постучал в дверь.

Наконец, ему открыли, и Кроукер увидел перед собой круглолицего мужчину в инвалидном кресле – на каталке. На первый взгляд ему можно было дать лет пятьдесят с небольшим. Он был смуглокожим и почти лысым, с седым венчиком волос на затылке. У него были водянистые глаза – возможно, результат долгого сидения у телевизора. Мускулистые руки с широкими ладонями и толстыми пальцами были сложены на коленях.

Мужчина выжидательно посмотрел на Кроукера.

– Чем могу быть полезен?

За его спиной диктор взволнованно рассказывал что-то о машине «скорой помощи», желтых предупредительных флажках и покореженных машинах.

– Извините, что оторвал вас от любимого занятия. – Кроукер протянул мужчине руку. – Меня зовут Лью Кроукер. Я друг Сони Виллалобос, вашей соседки.

– Да-да, моя жена лучше знает Соню, чем я. – Мужчина в инвалидном кресле тоже протянул руку Кроукеру. – Меня зовут Пабло Лейес. Что ж, заходите, составьте мне компанию.

Его взгляд упал на биомеханический протез Кроукера, и он понимающе кивнул.

– Заходите, не стесняйтесь, – повторил он. – У меня в холодильнике всегда найдется угощение для гостя.

В отличие от дома Сони, где царили яркие солнечные краски, здесь оказалось весьма сумрачно. Окна были закрыты алюминиевыми жалюзи. Все внутреннее убранство дома было выдержано в коричневых тонах. В комнатах было тщательно прибрано, все было расставлено и разложено по своим местам. Однако мебель была явно слишком старой – твидовая обивка небольших диванчиков была сильно потерта, подлокотники кресел готовы были отвалиться в любую минуту, а ножки обеденного стола угрожающе скрипели при каждом прикосновении.

Ловко маневрируя, Лейес откатился в глубь дома по ничем не покрытым полам. Любые ковры затрудняли бы передвижение инвалидной коляски по комнатам.

На минуту скрывшись в кухне, Лейес появился оттуда с подносом на коленях. На подносе стояли большой пластиковый кувшин и два дешевых стаканчика в цветочек. Лейес весело кивнул в сторону кофейного столика.

– Не хотите отведать?

Кроукер снял со стола портативный компьютер.

– Когда надоедает смотреть спортивный канал, я люблю бродить по Интернету. – Лейес переставил поднос на кофейный столик и, взяв в руки пульт, приглушил звук телевизора. – Там много интересного...

Похоже, ему не хотелось упускать подробности автомобильных гонок.

– Впрочем, ничто не может заменить мне утерянную возможность свободно передвигаться, выходить из дома и делать все своими руками. А я всегда любил находиться при деле...

Лейес наполнил стаканы и один протянул Кроукеру.

– Выглядит как лимонад и пахнет лимоном. – Лейес подмигнул Кроукеру. – Но, скажу я вам, эта штука не для слабых.

Сделав большой жадный глоток, Кроукер упал на диванчик, сраженный неожиданной крепостью напитка. Вот это да! Надо будет спросить рецепт для Бенни.

– Это домашний ром, настоящий напиток для мужчин, – засмеялся Лейес, потирая руки. – Хотите верьте, хотите нет, но его делает моя Эстрелла! Моя жена настоящая волшебница. Она может исцелить и душу, и тело, это сущая правда, скажу я вам.

Лейес взял кувшин и снова наполнил стаканы. Потом он коснулся биомеханической руки Кроукера и спросил:

– Это правда, что говорят?

Кроукер хорошо понял, что имел в виду Лейес.

– Я до сих пор иногда чувствую мои настоящие пальцы. И мне часто снится моя настоящая рука, живая и прекрасная, как роза.

Лейес грустно кивнул.

– Я работал линейным электромонтером и однажды упал с того чертова столба... Такая нелепость! – Он ударил себя кулаком по колену. – Потом я какое-то время еще поработал контролером, но это было уже совсем не то... Вы же понимаете меня, я надеюсь? Конечно, они хотели мне добра, но я уже не мог работать по-прежнему электромонтером, а бумажная работа меня никак не устраивала. От этого бесконечного перекладывания бумажек и глядения на экран компьютера у меня просто мозги сохли! – Он снова погладил свою руку, словно это успокаивало его. – Я все спрашиваю мою Эстреллу, не хочет ли она вернуться обратно в Парагвай. Я бы с удовольствием уехал туда. Хотя я никогда там не был, но слышал очень много рассказов от Эстреллы. – Он задумчиво покачал головой. – Похоже, жизнь в Асунсьоне гораздо безопаснее, чем здесь. – Он отхлебнул рома. – У нас тут действительно становится все опаснее жить. Я даже запрещаю Эстрелле выходить из дому после наступления темноты. Говорят, в пятидесятых – шестидесятых годах можно было совершенно безбоязненно гулять по улицам хоть всю ночь. Тогда неподалеку от нас был известный ночной клуб «8600». – Его выцветшие глаза уставились на Кроукера. – Вот это было заведение, скажу я вам! Клуб работал всю ночь напролет, но в семь утра всех клиентов выгоняли на улицу на полчаса, чтобы вымести полы. – Он засмеялся. – Это не выдумка!

– Я бы хотел задать вам один вопрос, мистер Лейес. Насчет вчерашнего дня. Вы были дома весь день?

– Да, конечно! Сидел вот тут и смотрел спортивный канал. – Он улыбнулся. – Мои дни похожи друг на друга, как братья. Что же, я не жалуюсь. По крайней мере я знаю, чего ждать.

– Вы были один?

– Да, Эстрелла работает с девяти до пяти.

Кроукер чуть подался вперед.

– Вы не слышали ничего необычного? Или, может быть, что-то видели?

– Ну, мне показалось, будто я слышал что-то такое...

– Какое? Что вы слышали?

Круглое лицо Лейеса даже сморщилось от напряжения.

– Честное слово, не знаю, что и сказать. Это было похоже на шум двигателя, сначала мне даже показалось, что это начались гонки. Знаете, я люблю смотреть гонки... – Он задумчиво пожевал губами. – Но потом я подумал, что это скорее не двигатель, а генератор.

– Генератор? А не могли бы вы мне сказать, откуда доносился этот звук?

– Может, из того грузового автофургона?

У Кроукера екнуло в груди.

– Какого автофургона?

Лейес нетерпеливо замотал головой.

– Из белого автофургона, который стоял на бетонной дорожке возле дома Сони.

– В какое время это было?

– Надо подумать... – Лицо снова сморщилось от напряжения. – Кажется, между часом и половиной третьего.

– А что вы еще заметили, кроме цвета автофургона? – как можно спокойнее и отчетливее произнес Кроукер. – Год выпуска? Модель? Номерные знаки?

– Он был белый, это я уже сказал, – проговорил Лейес. – Флоридские номера, это точно. Модель... не помню точно, но это был американский автофургон, а не японский, какие сейчас можно встретить повсюду.

– Может, на нем были какие-нибудь надписи? – с надеждой спросил Кроукер. – Это был муниципальный фургон? Или на нем было написано название компании?

Лейес покачал головой:

– Нет, я не заметил никаких надписей:

– Ну хоть что-нибудь?

– Пожалуй, да, – медленно проговорил Лейес – Сейчас я припоминаю, что сзади была небольшая переводная картинка – треугольник, вписанный в окружность.

Кроукер не сразу вернулся в дом Сони. Сначала он сел в машину и отправился к Нестору, умирающему другу Сони. У него не выходили из головы слова мистера Лейеса о том, что он увидел на задней стенке автофургона – треугольник внутри крута, один из двух символов, написанных кровью на стенках холодильника, и один из четырех магических знаков целителей народа гварани. Дед Бенни посвятил братьев Бонита в магическую науку целительства хета-и, обучив их всем ритуалам, хотя они так и не стали настоящими целителями. Вместо этого они стали настоящими разбойниками.

В отличие от подавляющего большинства домов в Эль-Портале, очень аккуратных и свежевыкрашенных, дом Нестора давно нуждался в ремонте. Тут явно не хватало умелых мужских рук.

Штукатурка осыпалась, местами обнажая прутья арматуры, стены от старости приобрели цвет овсянки на воде.

На настойчивый стук Кроукера дверь открыла смуглокожая женщина.

– Таким стуком можно поднять мертвого из могилы? – недовольно сказала она. – Вы кто?

– Лью Кроукер, друг Сони Виллалобос.

Женщина колебалась, не решаясь впустить его, пока из глубины дома не донесся слабый голос:

– Все в порядке, миссис Лейес, впустите его...

Миссис Лейес была весьма привлекательной женщиной и выглядела по крайней мере лет на двадцать моложе своего мужа. У нее были большие карие глаза, высокие скулы и полные губы. Густые темные волосы, заколотые на затылке серебряной заколкой, прорезала тонкая седая прядь.

Кроукер вошел в дом, и в нос ему ударила невероятная смесь запахов – кисловатый запах болезни, освежающий аромат кедра, мяты и розмарина. Оглядевшись, Кроукер заметил на столике бронзовую жаровню, над которой поднимался ароматный дымок.

Эстрелла Лейес, женщина с завидным самообладанием, умела чудесно улыбаться.

– Прошу прощения, – сказала она, закрывая за Кроукером дверь. – Бедняжка Нестор... его атакуют кредиторы.

Из угла комнаты раздался слабый смех.

– Она хочет сказать, что я не в состоянии оплатить мои счета. У меня нет даже денег, чтобы заплатить за аренду дома. Но это меня уже не волнует, ведь и жить мне осталось совсем недолго.

Хозяин дома был в еще более бедственном положении, чем его жилище. Худой и бледный, словно мертвец, он полулежал в пыльном шезлонге на грязных простынях, укрытый ворохом одеял. Сквозь тонкую кожу просвечивала тонкая сеточка сосудов.

– Не надо так говорить, – укоризненно сказала Эстрелла Лейес. – К чему такие разговоры?

Нестор с трудом повернул голову на неправдоподобно тонкой шее.

– Хочу оправдать ожидания могильщиков...

Должно быть, совсем недавно он был чрезвычайно красивым человеком – с высоким лбом и орлиным носом. Но лихорадка стерла все краски с его лица Красноватые язвочки сплошь покрывали его щеки и губы, и все тело было усеяно страшными струпьями незаживающих ран.

– Мне кажется, вам стоило бы лечь в больницу, – сказал Кроукер. – Если у вас нет медицинской страховки, я мог бы договориться...

– Чтобы медики продлевали мне жизнь с помощью всяческих дьявольских приспособлений? – Нестор улыбнулся и слабо взмахнул истощенной рукой. – Почему я должен доверять слепой и бездушной науке, если ко мне приходит миссис Лейес?

– Лежи спокойно, – строго произнесла Эстрелла из-за плеча Кроукера. – Тебе нужно экономить силы.

– Экономить силы? Странно звучит применительно ко мне, но тем не менее я понял, что вы хотели сказать. – Нестор бессильно откинулся на влажные от пота подушки. – Миссис Лейес не хочет, чтобы вы стали свидетелем таинств ее целительства.

То, что Нестор разговаривал с закрытыми глазами, делало его похожим на марионетку в руках невидимого хозяина.

– Ничего подобного! – с жаром воскликнула Эстрелла Лейес, пытаясь заслонить собой большую тростниковую корзину, стоявшую на круглом столике.

– Миссис Лейес, – мягко произнес Кроукер. – Возможно, вас успокоит тот факт, что я только что имел честь разговаривать с вашим мужем. Он очень гордится вашим даром целительницы.

На лице Эстреллы Лейес появилась застенчивая улыбка.

– Ох уж этот Пабло...

Она стала выкладывать содержимое корзины на стол, а Нестор сказал:

– Сегодня я не видел Соню. Как она?

– У нее все в порядке, – как можно спокойнее сказал Кроукер. – Она слишком занята сегодня и просила меня заглянуть к вам.

– Это так любезно с вашей стороны, – тихо произнес Нестор. Краем глаза Кроукер заметил, что Эстрелла Лейес при этих словах подозрительно взглянула на него. Кроукер хотел улыбнуться ей, но, к собственному удивлению, не смог этого сделать. Казалось, ее гипнотизирующий взгляд полностью подчинил себе его волю.

Потом ее глаза наполнились слезами, и она тихо всхлипнула.

Нестор повернул к ней голову и, открыв бесцветные глаза, обеспокоенно спросил:

– Что случилось, миссис Лейес?

– Ничего, детка. – Она отвернулась, не в силах взглянуть на Нестора. – Я просто просыпала свой порошок, вот и все.

Нестор вздохнул и снова закрыл глаза, словно у него уже не было сил держать их открытыми. Пока миссис Лейес возилась со своими травами и порошками, он погрузился в глубокое нездоровое забытье.

– Эта болезнь полностью истощила его силы, – печально сказала Эстрелла Лейес.

Кроукер подошел к столу, и она, не поворачивая головы, спросила:

– Моя маленькая Соня... она мертва?

Кроукер молча кивнул, и Эстрелла Лейес низко склонила голову.

– По вашему голосу я поняла, что это была ужасная, насильственная смерть.

– Но откуда вам это известно?

Она подняла свои смуглые руки, испачканные травами и лекарствами, и провела ими вокруг Кроукера.

– Тревога и беспокойство здесь... и здесь. Память о прошлых событиях окружает человека, словно плащ.

В этот момент Кроукер вдруг почувствовал в своей ладони необычное тепло и понял, что все это время он машинально сжимал рукой в кармане камень духов. Вынув камень из кармана, он показал его Эстрелле Лейес.

– Я хотел бы попробовать его действие на Несторе, – тихо сказал он. – А вдруг ему поможет?

– О Боже! – У нее широко раскрылись глаза, и она быстрым движением взяла гладкий камень и крепко сжала его в кулаке.

– Вам известно, что это такое? – прошептала она, испытующе глядя на Кроукера.

– Вчера я положил этот камень моей племяннице на грудь, и она на некоторое время вышла из комы, хотя все врачи в один голос уверяли, что это совершенно невозможно.

Эстрелла со страхом взглянула на темно-зеленый камень.

– Не надо бы вам, сеньор, носить с собой этот камень.

– Не могу с вами согласиться, миссис Лейес. Знаете, что я нашел в доме Сони?

Он окунул указательный палец правой руки в какой-то темный порошок и прямо на поверхности стола нарисовал треугольник внутри окружности и точку внутри квадрата.

Ахнув, Эстрелла отшатнулась, потом поспешно стерла рисунки и нарисовала контуры человеческого глаза с двумя зрачками. Сузив глаза, она пристально посмотрела на Кроукера.

– Вы знаете то, что не имеете права знать. Вы не хилер.

– Но я и не разбойник, – возразил он. – А вот те, кто нарисовал эти символы в доме у Сони действительно самые настоящие разбойники. И я хочу найти их.

– Зачем? – спросила она негромко, но Кроукер догадался, что его ответ на этот вопрос исключительно важен для нее.

– Эти люди убили Соню. Вы правы, ее смерть была насильственной и страшной. – Кроукер перевел дух, понимая, что вторгается в неведомую ему область. – Я чувствую, что ее неуспокоенный дух все еще находится там, в доме.

– Вы хотите сказать, что она взывает о мести из загробного мира?

Кроукер подумал, что эта немолодая женщина не хуже его умеет задавать вопросы.

– Нет, она всегда ненавидела насилие.

– Это верно, – по-испански сказала Эстрелла Лейес, и взгляд ее смягчился, словно солнце выглянуло в хмурый день. Похоже, Кроукер выдержал испытание. – Тогда что же вы предлагаете?

– Покой, – сказал Кроукер. – Вечный покой ее измученной душе.

Эстрелла подошла ближе и хриплым шепотом спросила:

– Кто рассказывал вам об учении хета-и?

– Бенни Милагрос, когда мы хоронили Соню. Вы его знаете?

– Я была знакома с его дедом, Хумаитой Милагросом. – Эстрелла Лейес отвернулась от Кроукера. – На пятьсот миль вокруг Асунсьона каждому было известно это имя. Это был великий, почитаемый всеми целитель народа гварани.

– Вы присутствовали на его похоронах? – спросил Кроукер. – Бенни говорил мне, что тогда десять дней кряду шел проливной дождь и все эти десять дней он был там.

– Это правда, – коротко ответила Эстрелла Лейес, занявшись своими настойками. – У Бенни были непростые отношения с дедом, и все же между ними существовала неразрывная связь, совершенно особенная по сравнению с другими его внуками. Наедине с Бенни Хумаита всегда звал его тайным именем – Серо, что означает «гора». Очевидно, именно так он представлял себе своего внука. Однажды он сказал мне: «Горы ни с кем не советуются, у них свое представление о времени и пространстве». И я поняла, что он говорит о Бенни.

– Я слышал, Хумаита утонул в реке Парагвай.

Внезапно Эстрелла выронила из рук флакончик, и Кроукеру удалось поймать его на лету. Но тут сама Эстрелла стала медленно сползать вниз, и Кроукеру пришлось подхватить ее на руки.

– Миссис Лейес, что с вами?

Она оказалась такой легкой, словно у нее были пустотелые, как у птиц, кости. Однако она не была в обмороке. Взглянув ей в лицо, Кроукер увидел, что ее глаза были приоткрыты, а ресницы мелко дрожали, словно она спала наяву.

Не успев подумать о возможных последствиях, Кроукер прижал к ее горлу камень духов. И тут же услышал ее голос, тихий и слабый, словно доносившийся откуда-то издалека.

– Я из семьи рыбаков из народа гварани, – сказала она. – В тот страшный день двадцать лет назад я была вместе с отцом и братьями на реке. Тогда мне было двадцать два года, я уже успела побывать замужем и овдоветь, поэтому вновь вернулась к семейному промыслу – рыболовству, которым занималась с самого раннего Детства. Солнце еще не всходило над горами, предутренний туман был окрашен в нежный жемчужно-розовый цвет. Я всегда любила это время суток, когда яркие тропические краски на время приглушались рассеянным светом и туманом. Было так тихо, что, казалось, можно было услышать, как плавают рыбы в воде, повиливая хвостами.

Эстрелла замолчала, и Кроукер испугался. С одной стороны, ему хотелось заставить ее выйти из транса, но, с другой стороны, он испытывал не меньшее желание услышать продолжение ее рассказа.

– Мы нашли тело Хумаиты, – вновь заговорила Эстрелла. – Сначала мы решили, что он запутался в красно-черных корнях мангровых зарослей на берегу реки. Его плечи, руки и грудь были красными. Сначала мы подумали, что это красный речной ил. Но потом увидели, что тело Хумаиты не лежало на воде ничком, как это было бы, если бы он споткнулся и упал в воду. Он сидел, опутанный мангровыми ветвями и корнями и был весь в крови. Было совершенно очевидно, что его кто-то туда посадил. Он был целителем, поэтому ни одна птица, ни один зверь не могли притронуться к нему. Даже примитивные твари крокодилы держались на почтительном расстоянии. Все замерли на месте, не в силах сделать ни шагу. И только мой отец решился подойти к телу и вытащить его из мангровых корней. Я помню все так ясно, словно это произошло сегодня утром. Отец перевернул тело Хумаиты лицом вниз и стал оттирать ему щеки, горько плача, словно ребенок, потерявший мать. Никогда прежде мне не доводилось видеть отца плачущим, и это сильно напугало меня. Потом отец велел нам помочь ему затащить тело Хумаиты в лодку. Лицо Хумаиты было таким чистым, что было невозможно поверить в то, что несколько минут назад, когда мы нашли его, оно было в крови. Причем на левой щеке был нарисован кровью треугольник внутри круга, а на правой – точка внутри квадрата.

В этот момент ресницы Эстреллы перестали дрожать и все тело разом обмякло в руках Кроукера. Прошло еще мгновение, и Эстрелла взглянула на Кроукера спокойными и ясными глазами, словно очнувшись от долгого, освежающего сна.

Кроукер сжал в ладони камень духов и спросил:

– Как вы себя чувствуете, миссис Лейес?

Подняв руку, она медленно нарисовала кончиком указательного пальца на лбу у Кроукера контур человеческого глаза с двумя зрачками.

– Он не погиб, я чувствую дух Хумаиты в вас, сеньор... – Она с интересом взглянула на Кроукера. – Все эти годы я хранила молчание о смерти Хумаиты, потому что мой отец заставил нас всех поклясться в том, что мы никогда никому не раскроем этой тайны. И на полицейском допросе мы все говорили, что нашли его в реке лицом вниз.