– Почему ваш отец так сделал, миссис Лейес? – спросил Кроукер. – Почему он сам солгал и заставил солгать вас?
– Потому что он увидел страшные символы, которые напугали его до смерти.
– Он знал, кому принадлежали эти символы. Впрочем, это было известно всем и каждому, потому что эти юноши были кем-то вроде приемных внуков Хумаиты. Вот они-то и убили его и оставили на его щеках свои знаки, чтобы ни у кого не оставалось в том сомнения.
– Антонио и Хейтор, – тихо спросил Кроукер. – Братья Бонита.
Она молча кивнула.
– Он был их учителем, воспитателем, он любил их как отец. Разве они не испытывали к нему ответного чувства?
– Что эти двое могут знать о любви? – печально произнесла Эстрелла Лейес – Они стали изгоями, сам Бог отвернулся от них.
Кроукер, несмотря на весь свой прагматизм, почувствовал, как у него похолодело сердце.
– После того как он научил их всему, что они хотели знать, Хумаита стал им не нужен. – Эстрелла Лейес поежилась. – Видите ли, мне кажется, Хумаита знал, какие они злодеи, но был уверен, что сумеет отвратить их от зла. Он искренне верил в силу добра. Это и сгубило его. Братьев Бонита невозможно было изменить. И, что самое трагичное, пытаясь изменить их, Хумаита давал им все больше силы и власти, страшной власти. – Она схватила Кроукера за руку. – Вы были абсолютно правы, назвав их разбойниками.
Эстрелла вздохнула, и Кроукер поставил ее на ноги.
Кроукер молча кивнул.
Она обеими руками сжала руку Кроукера.
– Берегите его, никому не отдавайте и всегда носите с собой. – В ее голосе звучала тревога. – Обещайте мне сделать это, потому что или вы найдете этих разбойников, или они сами найдут вас!
– Обещаю.
Эстрелла Лейес пристально посмотрела ему в глаза. Должно быть, то, что она увидела, вполне удовлетворило ее, потому что она коротко кивнула ему и снова занялась своими травами и настойками.
– Расскажите мне об этих четырех символах.
У Эстреллы Лейес были необыкновенно длинные пальцы, и ее выразительная жестикуляция напомнила Кроукеру виденных им как-то камбоджийских танцовщиц.
– Треугольник внутри круга – это знак мужчины, огня или смерти. Точка внутри квадрата – знак женщины, воды или возрождения к жизни.
Смешав толченые сухие грибы с каким-то желтым порошком, от которого шел едва уловимый запах какао, она продолжала:
– Крест внутри трех концентрических окружностей – знак птицы, полета, путешествий, сердца Вселенной.
Она не сразу ответила, сосредоточенно смешивая порошок с какой-то коричневой жидкостью, потом сказала:
– Глаз с двумя зрачками символизирует то, что мы видим нашим внутренним зрением, так называемым третьим глазом. – Она ткнула пальцем в середину собственного лба. – В жизни все люди, осознанно или неосознанно, руководствуются именно внутренним зрением, теми видениями, которые открываются третьему глазу. В этом и заключается суть хета-и. Это дорога, по которой движется внутренняя сущность человека. В свою очередь, внутренняя сущность становится открытой и ясной для целителя, или, как мы говорим, хилера, при помощи внутреннего зрения.
Открыв небольшую коробочку, Эстрелла извлекла оттуда нечто, похожее на кусочек хлопковой ваты, и положила его в приготовленное снадобье, от которого сильно пахло гумусом, обильно устилавшим берега реки Парагвай.
– Это и память о прошлом, и штрихи настоящего, и картинки возможного будущего...
– Мне однажды приснился глаз с двумя зрачками, – признался Кроукер.
Казалось, она вовсе не удивилась этому.
– Это видение явится вам еще не один раз, – пообещала она.
– Ваше снадобье, – сказал Кроукер, заглядывая через ее плечо, – оно поможет Нестору?
Эстрелла пожала плечами.
– То, что предначертано Богом, невозможно изменить. – Она покачала головой. – Наверное, это глупо с моей стороны. Как и Хумаита, я пытаюсь сделать невозможное. – Взяв в руки сосуд с отвратительно пахнущим снадобьем, она повернулась к Кроукеру: – Вам следует кое-что запомнить на тот случай, если вы столкнетесь с братьями Бонита. Их место во Вселенной изменить нельзя. Этого не можете сделать ни вы, ни кто-либо другой. Хумаита попытался пробудить в них добрые чувства, и они убили его. Смотрите, не сделайте ту же ошибку!
Она подошла к безжизненно лежащему Нестору и осторожно разбудила его. Кроукер помог ему приподняться, и Эстрелла, поднеся сосуд к губам Нестора, заставила его выпить содержимое. Однако ни ее снадобье, ни камень духов, принадлежавший Хумаите, не могли остановить ненасытных вирусов, пожиравших его изнутри.
3
Когда Кроукер вернулся в дом Сони, его уже поджидали.
– Ты ее дружок, что ли?
На крыльце дома стоял красивый молодой человек, лет тридцати на вид. Волосы цвета жженой карамели были собраны в хвост. Он был худощавым и гибким, как гимнаст. На нем был дорогой шелковый костюм цвета шампиньона и, что совершенно не вязалось с костюмом, кеды. Под пиджаком виднелась кремовая тенниска от Версаче с двумя большими золотыми пуговицами. Он производил весьма внушительное впечатление, но самой неожиданной и пугающей чертой его внешности были глаза цвета янтаря.
– А кто спрашивает? – немедленно отреагировал Кроукер, приближаясь к крыльцу.
Мужчина так сильно и быстро ударил Кроукера, что тот едва удержался на ногах, даже не успев понять, что произошло. В ушах у него зазвенело, и ему пришлось схватиться за перила крыльца, чтобы не упасть. Левая сторона лица онемела.
– А в следующий раз я спущу тебя с лестницы!
Кроукер понял, что мужчина с янтарными глазами был удивлен и разозлен тем, что не смог сбить его с ног.
– Здесь вопросы задаю я! Это дом моей сестры.
– Так ты брат Сони?
– Карлито. – Он источал злобу, словно змея яд. – А ты, гринго, уже переехал к ней, как я погляжу?
С трудом оторвавшись от перил, Кроукер сказал:
– Меня зовут Лью Кроукер. Просто я решил провести здесь... несколько дней.
Как сказать ему о смерти Сони? Насколько Кроукеру было известно, о ее смерти знали только Бенни, Мария и он сам.
– Может, поговорим в доме?
Мужчина хищно оскалился, став похожим на лисицу.
– Матерь Божья! – по-испански воскликнул он. – О чем нам с тобой говорить?
Кроукер пожал плечами, открывая замок двери.
– Давай заходи, – сказал он.
Незнакомец двигался легко, словно умелый ныряльщик под водой. Войдя в дом, он вытянул шею и спросил:
– Моя сестра дома?
Кроукер закрыл за ним дверь.
– Карлито, когда ты в последний раз видел Соню?
Мужчина уставился на него своими янтарными глазами, в которых светилось жутковатое спокойствие.
– Или когда ты в последний раз разговаривал с ней?
– Какое ты имеешь право задавать мне такие вопросы?
– Почему бы тебе не присесть? – Кроукер кивком показал на кушетку, покрытую яркой накидкой.
– А в чем, собственно, дело? – сверкнули янтарные глаза.
Не видя иного выхода из создавшегося положения, Кроукер прямо сказал:
– Боюсь, твоя сестра мертва.
Мужчина медленно опустился на край дивана.
– Когда это случилось?
– Вчера, после полудня. – Кроукер перевел дыхание. – Ее убили.
Карлито вскинул красивую голову.
– Убили? Матерь Божья! – по-испански воскликнул он. – Как? Кто?
– Ей отрезали голову. Пока не знаю, кто это сделал.
– А ты кто? Детектив?
– Честно говоря, да. – Кроукер показал ему одно из своих служебных удостоверений.
Тот кивнул, у него на глазах показались слезы.
– А где тело?
Кроукер вспомнил о белом автофургоне с магическим символом на задней двери и о тех следах, что он обнаружил возле дома. Именно там Антонио и Хейтор отрезали Сони голову. Но он был уверен, что такой горячей голове, как брат Сони, не стоит говорить об этом.
– Понятия не имею, – спокойно ответил Кроукер.
– Хороший же ты детектив, – хмыкнул тот.
И все же что-то в этом человеке не нравилось Кроукеру. Что-то в нем было не так.
– А здесь тебе что надо? – В янтарных глазах снова мелькнула ненависть. – Что ты тут забыл?
– Не стоит так горячиться, – мягко произнес Кроукер.
Мужчина встал с дивана и угрожающе двинулся на Кроукера.
– Выслушай меня! – предостерегающе поднял руку Кроукер. – Неужели ты не чувствуешь ее?
Мужчина с янтарными глазами остановился и нахмурился.
– Душа твоей сестры все еще здесь. – Кроукер обвел руками вокруг себя. – Она ждет.
– Чего она ждет? – Похоже, он не питал склонности к мистике. Впрочем, он не смеялся...
– Она ждет, пока ее не отпустят с миром... – сказал Кроукер. – Ее душа не будет знать покоя, пока я не найду ее убийц. – Он взглянул на Карлито, но тот был невозмутим. – Отвечаю на твой первый вопрос. Да, я был ее другом, или был бы им, если бы ее не убили. Она была прекрасной женщиной во всех отношениях.
– Так ты, кретин, трахал ее?
Теперь уже Кроукер застал его врасплох. Своей биомеханической рукой он схватил Карлито за лацканы дорогого пиджака и с невероятной силой швырнул через всю комнату и, не давая ему опомниться, тут же крепко прижал его к стене. Теперь они стояли так близко друг к другу, что Кроукер чувствовал запах бифштекса с жареным луком, съеденного Карлито за обедом.
– Мужчина, не уважающий женщину, свинья, – тихо сказал Кроукер по-испански. – Но мужчина, не уважающий собственную сестру, вовсе не мужчина.
Странный зловещий огонек мелькнул в глазах Карлито и тут же исчез.
– И не смей называть меня кретином, – продолжал Кроукер по-испански.
Карлито медленно расплылся в лукавой улыбке.
– Ты говоришь совсем не так, как гринго, да и думаешь наверняка не так, как они.
Очевидно, эти слова в устах такого человека, как Карлито – агрессивного, высокомерного, самодовольного, – следовало воспринимать как извинение.
Кроукер ослабил свою хватку и шагнул назад. Карлито взглянул на свой пиджак – у него был такой вид, словно по нему проехался горный велосипед.
– Знаешь, – процедил он, – я убивал людей и за меньшее оскорбление.
В его левой руке сверкнул нож, но в этом уже не было ничего угрожающего. Эти двое уже закончили свой спор к взаимному удовольствию. Теперь обнаженное лезвие ножа служило лишь иллюстрацией к рассказу своего хозяина.
– Я резал им глотки от уха до уха и смотрел, как вытекала, пульсируя, кровь.
Кроукеру это начинало надоедать. Карлито хвастал, как испорченный ребенок, и с удовольствием наблюдал за реакцией Кроукера на свои отвратительные выходки. Кроукер вдруг представил себе молодого Калигулу, со смаком расписывающего свои грехи, чтобы шокировать окружающих. Однако подобно Калигуле Карлито был не только глупым, но и опасным ребенком, которого не стоило недооценивать.
– Потом, когда их братья и сыновья приходили, чтобы отомстить мне, – тем временем продолжал свой рассказ Карлито, – я проделывал с ними такую же штуку. Я не спал по ночам, дожидаясь, когда они проберутся в мой дом. – На его лице появилась коварная улыбка. – Понимаешь, я провоцировал их на это, сам же я никогда не врывался в их дома, никогда в отличие от них не покушался на их собственность. А потом я их наказывал за это до тех пор, пока мой нож не обагрялся их кровью.
Кроукер отправился на кухню, чтобы утолить жажду и хоть чуть-чуть отдохнуть от своего чрезмерно хвастливого собеседника. В кухонном шкафу он обнаружил несколько банок пива «Корона», но ему совершенно не хотелось ставить их в холодильник, стенки которого все еще были разрисованы кровью Сони. Он нашел открытую бутылку текилы и налил в стаканчики по двойной порции. Вернувшись в гостиную, он протянул один стаканчик брату Сони.
Оба сделали по глотку, и Кроукер сказал:
– Я хотел бы получить твое разрешение остаться здесь на ночь.
Такую же формальную грамматическую конструкцию он употребил бы, если бы просил руки его сестры. Карлито убрал свой нож.
– Ты просишь не так уж мало. – Он опустил глаза и покрутил в руках свой стаканчик. – Но ты немало сделал и сделаешь для Сони... и для меня.
– Понятно... благодарю за любезность.
Помолчав несколько секунд, Кроукер сменил тему и тембр голоса:
– Сейчас я разрабатываю одну версию – возможно, Соню убили братья Антонио и Хейтор Бонита. Ты знаком с ними?
– Да ты уже начал расследование, как я погляжу, – лениво проговорил Карлито. На его лицо упал горячий луч послеполуденного солнца, и его волосы вспыхнули оранжевым огнем. – А почему ты подозреваешь именно их?
– Тот способ, которым была убита твоя сестра... Кажется, обезглавливание – это их излюбленное дело.
Непроницаемые янтарные глаза рассматривали Кроукера.
– А что тебе известно об этих Антонио и Хейторе?
Кроукер уселся в кресле напротив.
– Совсем немного.
– Однажды... лет пять назад я имел с ними дело.
– Пять? Тогда тебе должно быть известно имя Бенни Милагроса.
Карлито сидел настолько неподвижно, что было видно, как пульсировала кровь на шее.
– Да, – выговорил он, наконец. – Я хорошо знаком с Беннито. Ты что же, дружишь с ним?
– Допустим.
– Ты осторожничаешь? Что же, это только к лучшему, – он кивнул. – С таким человеком, как он, надо держать ухо востро.
– Что ты имеешь в виду? – спросил Кроукер.
Карлито, казалось, не услышал вопроса и, отхлебнув текилы, продолжал по-испански:
– Ты должен понимать, что эти люди – братья Бонита, Хейтор и Антонио – готовы заниматься любым опасным делом, которое сулит им хорошую прибыль – наркотики, оружие и боеприпасы, черный рынок средств телекоммуникации и компьютерной техники, полупроводниковые платы, проституция, заказные убийства, белое рабство – да, все это в наши дни приносит огромную прибыль. Однако отличительной чертой их бизнеса является то, что они никогда не бывают напрямую связаны со всем этим. – Он помахал в воздухе рукой. – Я знаю, о чем ты сейчас думаешь, детектив. Международные преступники всегда прячутся за офшорные и прочие дутые компании, существующие только на бумаге. Правильно. Но братья Бонита сделали еще лучше – им лично не принадлежит ровным счетом ничего. Вместо этого они заставляют действовать других людей, которым предоставляют большую самостоятельность. И вот ты начинаешь раскручивать организованный ими бизнес, ежемесячно отдавая им шестьдесят пять процентов прибыли и пуская обратно в дело процентов тридцать, при этом оставляя себе три – пять, если очень повезет, процентов.
– Полагаю, – произнес Кроукер, – ты говоришь сейчас о себе.
– Все дело в том, – продолжал Карлито, не обращая внимания на слова Кроукера, – что созданная ими схема весьма коварна. Я хочу сказать, что, чем успешнее идут твои дела в организованном ими бизнесе, тем больше тебе предоставляют самостоятельности, создавая тем самым полную иллюзию того, что ты действительно держишь в руках контроль за делом. Однако все обстоит совсем иначе, и в действительности ты просто-напросто марионетка в руках братьев Бонита, для которых делаешь деньги. Если ты справляешься со своей задачей и при этом послушен и исполнителен, все идет хорошо и тебе платят за твои старания жалкие гроши. Если же тебе не повезет и дело, несмотря на твои усилия, потерпит крах, они, братья Бонита, не замедлят расправиться с тобой. А если в один прекрасный день к тебе ворвутся федералы с ордером на обыск, а то и на арест, вся вина за нарушение закона ляжет только на тебя, поскольку никаких доказательств причастности к этому братьев Бонита просто не существует в природе. Если же ты окажешься настолько глуп, что начнешь публично обвинять их, то очень скоро умрешь страшной смертью по воле весьма изобретательных в этой сфере братьев Бонита.
– Например, тебе отрежут голову, так?
Мужчина с янтарными глазами приподнял свой пустой стаканчик.
– Можно еще этого напитка?
– Бутылка стоит на столе в кухне.
Через мгновение Карлито вернулся с текилой. Он поставил бутылку на кофейный столик между собой и Кроукером, словно это был дорожный знак.
Солнце уже село, в сумерках лицо Карлито казалось еще более чувственным, но и более хищным. Он стал чем-то походить на ручного крокодила. Кроукер легко мог представить его торговцем оружием или наркотиками, работающим на братьев Бонита, ведущим полную опасностей жизнь в замкнутом круге денег и власти. Кроукер понимал, что сойти с этой орбиты без потерь было невозможно. Так какую же цену заплатил Карлито?
Несмотря на открытые настежь окна, в доме вдруг стало душно. Кроукер подошел к окну и выглянул на улицу. Небо было багрово-черным, остроконечные тени деревьев лежали на лужайках, газонах и припаркованных автомобилях, придавая им загадочный вид.
– Что ты делал для Антонио и Хейтора?
– Я занимался оружием и боеприпасами.
Он ответил слишком быстро, и Кроукеру стало ясно, что он солгал.
– Почему же ты расстался со своими работодателями? – спросил Кроукер.
– Скверная история.
Карлито бесшумно, словно кошка, подошел и встал рядом с Кроукером.
По обоюдному молчаливому согласию ни один из них не стал включать в доме свет, и теперь комната освещалась лишь уличными фонарями. Прохожий мог бы принять их за привидения, прижавшиеся лицами к оконному стеклу только что осиротевшего дома.
– Я был влюблен. – Карлито прошептал эти слова прямо в ухо Кроукеру. – Кажется, это было так давно... пять лет назад – целая вечность!
Он замолчал, и Кроукер не стал торопить его. По собственному горькому опыту он знал, что воспоминания, приносящие боль, не сразу обретают форму слов.
Карлито прокашлялся, словно у него перехватило горло, и стал рассказывать дальше:
– Я предложил ей выйти за меня замуж. Она была очень хорошей девушкой, чистой сердцем и душой. Она сумела увидеть во мне что-то... – Он взмахнул рукой, расплескивая текилу из стакана. – Впрочем, это не имеет значения. Она не знала в точности, чем я занимаюсь, но ей это не нравилось. Она как-то сказала, что от меня плохо пахнет, а когда я ответил, что от меня не может пахнуть ничем, ведь я не рыбак, она крепко обняла меня и прошептала в самое ухо: «Этот запах исходит не от тела, а от твоей души».
Карлито опрокинул в рот остатки текилы и хотел было налить себе еще порцию крепкого напитка, но внезапно передумал.
– Тогда я подумал: «Глупая девчонка! Что она может знать о жизни?» Но по ночам меня стали мучить кошмары, я просыпался от запаха горелого мяса. Так длилось не одну неделю. Наконец я понял, что мне снилось, как горит моя собственная плоть. – Он повернулся лицом к Кроукеру. – Вот тогда до меня дошло, что она вовсе не была глупой девчонкой. Она была совершенно особенной женщиной, она почувствовала исходивший от меня запах морального разложения. И тогда я подумал, что ей, должно быть, очень неприятен этот запах, так почему она не бросает меня? Как может она любить меня? Ведь секс – это очень просто и естественно, как дыхание. Но истинная любовь – совсем иное дело, она творит с тобой нечто непонятное тебе самому. Любовь меняет тебя, даже если ты этого совсем не хочешь. – Взглянув на свой опустевший стаканчик, Карлито снова перевел взгляд на безлюдную улицу. – И только потом я понял, что она ждала... Ждала, пока я не возненавижу этот запах так же сильно, как она сама.
Карлито отставил стакан в сторону и уперся кулаками в подоконник.
– Я хотел измениться... Я действительно хотел этого. – Его бицепсы вздулись, натянув дорогую ткань костюма. – Но в этой жизни за все приходится платить. Иной раз жалеешь, что не знал заранее цену. – Он глубоко вздохнул. – Бог или что-то вроде этого, может, Провидение или судьба, отняли у меня эту женщину. Карлито отвернулся от окна и отошел в сумрак комнаты. Кроукеру не терпелось задать вопрос, вертевшийся у него на языке, но атмосфера все еще была слишком наэлектризованной.
– Оставайся в доме, сколько захочешь, – сдавленным голосом произнес Карлито, – я никоим образом не претендую на него. И если ты ощущаешь здесь присутствие души Сони, тем лучше. Пусть она общается с тобой хотя бы таким способом.
Кроукер понял, что Карлито все еще вспоминает ту женщину, которая умерла пять лет назад. Постояв еще несколько минут, Кроукер тоже отошел от окна и, когда глаза привыкли к полутьме, увидел, что Карлито забился в самый угол комнаты.
– Ты веришь в существование духов? – спросил Кроукер.
– Во всяком случае, мне бы очень хотелось думать, что верю. – Его святящиеся янтарные глаза уставились на Кроукера.
Кроукер подумал, что Карлито отдал бы все на свете, чтобы вновь услышать голос той женщины. Словно читая его мысли, Карлито прошептал:
– Теперь они обе ждут, Роза и Соня... они обе теперь там.
Кроукер вздрогнул.
– Ты сказал, ее звали Роза?
– Да, Роза Милагрос.
О Боже! Так вот откуда он был знаком с Бенни! Он любил его сестру, которую убили братья Бонита! Возможно, именно этот факт объясняет его странноватое поведение – он снова переживал убийство Розы.
Карлито глядел перед собой невидящими, широко раскрытыми глазами и тихо говорил сам с собой, словно рядом с ним никого не было.
– Теперь я проклят, и я это знаю. Роза могла спасти меня. То, что я делал и делаю...
Резко повернувшись, он пересек комнату тремя большими шагами и, распахнув дверь, исчез.
* * *
Выехав на шоссе, Кроукер поставил кассету с хитами шестидесятых годов. Его то и дело обгоняли на своих спортивных моделях любители острых ощущений. Бессмысленно снуя туда-сюда в общем многополосном потоке движения, эти бесшабашные любители риска то и дело создавали аварийные ситуации, неожиданно подрезая другие автомашины.
Кроукеру хотелось еще раз обдумать тот шокирующий факт, что брат Сони был влюблен в Розу, сестру Бенни. Какую же роль он играл в этой запутанной истории? Одно было совершенно ясно Кроукеру – Карлито знал гораздо больше об Антонио и Хейторе Бонита, чем рассказал ему.
Странное дело, как только Карлито исчез за дверью, Кроукер почувствовал, что вместе с ним исчезла и какая-то страшная, хотя и неясная опасность.
Свернув со скоростного шоссе на бульвар Атлантик, Кроукер отправился на запад. До ужина с Дженни Марш оставалось немного времени, за которое нужно было провернуть еще одно дело.
Он вытащил компьютер, чтобы проверить, выполнен ли его запрос относительно номера телефона, который дал ему Майер. Машина выплюнула на экран короткий абзац текста. Это оказался номер сотового телефона, но Кроукера удивило не это. Оказалось, что номер зарегистрирован не на имя Майера, он принадлежал некоему Бенни Милагросу.
Бенни... Кроукер моментально вспомнил его странную просьбу выйти завтра ночью в море. Интересно, насколько случайным было совпадение этого ночного рейда с прибытием в Майами точно в то же время Хуана Гарсии Барбасены?
Кроукер долго сидел в машине, глубоко задумавшись и не замечая шума проносившихся мимо автомобилей. Ветер шевелил черные листья пальм, яркий свет фонарей выхватывал из темноты припаркованные у обочины машины. В затемненных окнах «Маргейтского клуба любителей стрелкового и питейного спорта» отражались витрины магазинчика похоронных принадлежностей.
Кроукер с неудовольствием вспомнил недавнюю встречу с Майером и разговор на кладбище. Он снова стал думать о том, что ему придется сделать, чтобы спасти жизнь Рейчел.
Потом он набрал номер Бенни.
– Алло?
– Бенни, это я.
– Амиго, что случилось? Как твоя племянница?
– Пока без изменений. – Кроукер заметил, что слишком сильно сжимает телефонную трубку. – Бенни, ты знаком с адвокатом по имени Майер?
– Нет.
– Марсель Рохас Диего Майер.
– Льюис, если бы я с ним был знаком, то наверняка запомнил бы его имя. Но я не знаю такого!
– А вот Рейф кое-что знает о нем...
– Рубиннет? – Бенни насторожился, и от Кроукера это не укрылось. – Ты с ним встречался сегодня?
– Да нет, я просто случайно наткнулся на него, – спокойно ответил Кроукер. – И он рассказал мне, что Майер связан с наркодельцами.
– Раз Рубиннет тебе так сказал, это, должно быть, правда, – неожиданно холодно произнес Бенни.
– Бенни, ты что, не ладишь с ним? Разве ты не хотел, чтобы его избрали на пост мэра во второй раз?
– Это было очень давно, Льюис. Времена меняются, люди тоже.
– Послушай, Бенни...
– Извини, мне нужно идти, меня ждет целая делегация из Колумбии. Потом, дружище. И будь поразборчивее, смотри, с кем имеешь дело.
– Бенни, не знаю, смогу ли отправиться с тобой, как мы вчера договаривались.
Ответом ему было молчание на другом конце, но Бенни не повесил трубку.
Через секунду Кроукер услышал немного раздраженный голос Бенни:
– Послушай, что с тобой случилось, амиго? Я на тебя рассчитывал.
– Знаю, Бенни, но тут случилось такое, что...
– Послушай, ты же дал мне слово! Это слишком важно для меня! Да что изменилось со вчерашнего дня, черт побери? Знаешь, что я тебе скажу, амиго, похоже, ты слишком прислушиваешься к злым и лживым языкам!
– Ты имеешь в виду Рейфа?
– Послушай, приезжай сейчас ко мне, поговорим как друзья, с глазу на глаз! – выпалил Бенни. – Эти чертовы колумбийцы подождут ради такого случая! Все равно они переругались между собой и ни о чем не смогут договориться.
– Ну хорошо, давай встретимся, но не у тебя, а в вестибюле больницы «Ройал Поинсиана», там лежит моя племянница.
– Отлично! Я буду там через полтора часа. А пока не надо ни с кем ни о чем говорить, ладно?
– Ты имеешь в виду Рейфа? – спросил Кроукер, но Бенни уже повесил трубку.
Кроукер убрал свой сотовый телефон. Что это за трения между Бенни и Рейфом? Что за черт?! Бенни сказал, что не знает никакого Майера, однако, судя по документам телефонной компании, именно он платил за его сотовый телефон. Так зачем же Бенни лгал? И почему этот ночной рейд имел для него такое большое значение? Бенни открылся Кроукеру с совершенно неожиданной стороны.
Что ж, в жизни Бенни было много такого, о чем Кроукер не имел ни малейшего понятия. Каждый новый день преподносил ему сюрпризы. Внезапно Кроукеру показалось, что привычный ему мир перевернулся, и дружба с Бенни вдруг приобрела какой-то зловещий и опасный оттенок, какую-то грозную подоплеку.
Был уже восьмой час. Прокатная контора должна была уже закрыться, если только Вонда ничего не перепутала.
Кроукер свернул в узкий переулок и, миновав мусорные баки, нашел заднюю дверь конторы. В залитом ярким светом фонаря переулке он был как на ладони. Пришлось немного повозиться и через пару минут фонарь погас.
Как он и ожидал, задняя дверь конторы было оснащена сигнализацией. С этим Кроукер тоже знал как справиться. Найдя распределительный щит, он осторожно открыл его металлическую дверцу. Убедившись, что сигнализация подключена к телефонному кабелю, он перекусил его стальными когтями.
Потом быстрым и осторожным движением он открыл замок задней двери и проскользнул в помещение конторы. Там было темно и сыро, пахло плесенью и старой пылью. Время от времени по стенам пробегал свет фар проезжавших мимо автомобилей.
Пригнувшись, Кроукер поднырнул под длинную стойку, очутившись таким образом на служебной территории. На полках позади стола он обнаружил пыльную банку из-под джема и кое-какие старые мелкие сувениры. На самой нижней полке лежали старый, изъеденный молью женский свитер, стершаяся пилка для ногтей, несколько флакончиков невероятно яркого лака для ногтей и маленький складной зонтик.
Кроукер уже собирался включить компьютер, но что-то остановило его, он почувствовал, что от компьютера исходит тепло. Он бросил взгляд на часы – двадцать минут восьмого. Вонда сказала, что контора закрывается ровно в половине седьмого. Значит, компьютер должен был давно остыть.
Помедлив несколько секунд, он все же включил компьютер и тут же понял, почему он был теплым. Программное обеспечение было на месте, но оно было девственно чистым, как в день, когда его установили, – ни одного файла, ни одной директории. Все, абсолютно все было тщательно стерто из памяти. Судя по тому, что компьютер был еще теплым, это было сделано не позднее, чем пятнадцать минут назад.
Он просмотрел дискеты, которые нашел в ящике стола, заранее зная, что не найдет ничего. Тот, кто стер всю информацию с жесткого диска, наверняка уничтожил дубликаты на гибких дисках.
И тут он наткнулся на Вонду, вернее, на то, что от нее осталось. На полке лежала ее голова, отрезанная весьма умело и аккуратно, как и у Сони. Она смотрела на него с полки, словно тоже была сувениром. Все вокруг было залито кровью.
Кроукер сел на пол, словно получил сильный удар в живот. Тяжело дыша, он пытался восстановить трезвость мысли и хладнокровие. На мгновение он закрыл глаза. До его слуха доносился лишь отдаленный шум уличного движения, и ни единого звука человеческого голоса или собачьего лая.
Открыв глаза, Кроукер заставил себя посмотреть на голову Вонды, и у него опять перехватило дыхание. Он протер глаза, но это был не обман зрения и не галлюцинация – между зубами была вставлена трехдюймовая дискета. Приблизившись, Кроукер увидел на ней наклейку.
«Не это ли ты ищешь, детектив?» – было написано на ней.
Он попытался вытащить дискету, но потянул слишком сильно, и голова упала ему на руки. Возможно, в другое время он бы посмеялся над абсурдностью ситуации, но теперь ему было слишком страшно. Вот где был настоящий сюрреализм – обеими руками он держал голову Вонды, широко раскрытые глаза молили его о помощи, а посередине лба кровью был нарисован уже знакомый ему символ – точка внутри квадрата.