Какая гора? Естественно, оябуниз якудзыне мог знать о той горе, на которую карабкался Джейк Мэрок. О той, про которую говорил сыну Ши Чжилинь.

Что же это была за гора, связывавшая между собой крупного китайского министра и одного из представителей преступного мира Японии?

Микио Комото не имел на сей счет ни малейшего представления. То же самое касалось и Джейка. Откровения Хигэ Моро настолько поразили Микио, что он сказал, что если бы Моро не стоял в ту минуту на пороге смерти, то он, Микио, скорее всего, не стал бы принимать их во внимание. Возможно, про себя он действительно полагал, будто Моро одурачил их. Однако Джейк был склонен думать иначе.

Прежде всего, история не тянула на предсмертную шутку именно в силу своей неправдоподобности. Кроме того, Джейк все время на протяжении беседы смотрел в глаза умирающему оябунуи теперь был готов биться об заклад, что тот сказал правду.

К тому моменту, когда шасси “Боинга 747” коснулись посадочной полосы Кайтака, Джейк не продвинулся ни на шаг в решении проблемы, стоявшей перед ним. Он надеялся поспать в воздухе, но так и не сумел отвлечься от мыслей, не дававших ему покоя.

В результате он вернулся домой измученным и разбитым. На выходе из терминала он попал в грозу. Казалось, сумерки опустились на город раньше, чем полагалось. В черном от туч небе раздавались раскаты грома и время от времени вспыхивали молнии. Пик Виктории был окутан мглой.

В его квартире на Клауд Левела было темно, как ночью. Без Блисс она казалась холодной и заброшенной. Побросав свою поклажу у входа, Джейк направился прямиком в ванную. Три четверти часа спустя, развалившись в удобном кресле с маленькой чашкой сакэ в руке, он впервые за все эти дни почувствовал, что опять становится человеком.

Глядя на свинцовые тучи за окном, он подтащил к себе телефон и набрал номер дяди. Водопад, обрушивавшийся на подоконники, имел лишь отдаленное сходство с тем, что принято называть дождем. Казалось, небо решило в этот день выплакать все свои слезы.

Услышав юношеский голос, Джейк поздоровался с одним из своих племянников.

Через несколько мгновений трубку взял Цунь Три Клятвы.

— Я вернулся, дядя, — сказал Джейк. — Я узнал, кто убил моего отца.

— А ты узнал, почему это случилось?

— Отчасти. Полный ответ следует искать не в Японии.

— С тобой все нормально, племянник?

— Это зависит от того, что ты понимаешь под словом “нормально”. В общем-то, да. Как Блисс? Последовало секундное молчание.

— Она вышла из больницы, — ответил Цунь. — Однако, я думаю, тебе стоит немедленно приехать сюда.

Джейк почувствовал, что напряжение, которое ему только-только удалось сбросить, возвращается.

— Она в порядке, дядя?

— Ее пытались убить.

— Кто?

— Некто, кого ты хорошо знаешь. Напруди Лужу.

— Маккена? Ян Маккена? Почему? — Джейк прокричал эти слова в трубку.

Конечно, не следовало разговаривать с дядей в таком тоне, однако в этот момент ему было плевать на все правила вежливости.

— Моя дочь настояла на том, чтобы именно она внесла ясность в вопрос, связанный с судьбой опала, племянник.

След вывел на Большую Устрицу Пока. Она ужинала с Поком в ресторане, когда появился Напруди Лужу и застрелил его.

Блисс чудом осталась жива.

— Она ранена?

— Вообще-то нет, — ответил Цунь довольно туманно. Племянник, я снова прошу тебя приехать на джонку. Мне надо гораздо больше... Племянник? Племянник? Джейк, ты слышишь меня?

Однако Джейк уже не слышал его.

В половине восьмого вечера Роджер Донован принял сигнал на сверхчувствительном коротковолновом радиоприемнике, который он лично собрал и установил в углу переоборудованного чердака на вилле Грейсток. Сигнал раздался сразу же после того, как Донован, еще не отошедший от езды по окрестным холмам наперегонки с ветром в своей “Корветте”, вернулся домой. Он любил свой автомобиль и осыпал его самыми нежными ласками, на какие только был способен. Так он когда-то давно хотел ласкать Лесли. Так он теперь мысленно ласкал Даниэлу Воркуту.

Он знал свою “Корветту” во много раз лучше, чем любую из женщин, когда-либо встреченных им. Будучи гением во взаимоотношениях с машинами и мужчинами, Донован был не в состоянии постичь извилистые, запутанные пути женского ума.

Если бы он дал труд задуматься об этом, то понял, что именно этим его недостатком умело и беззастенчиво воспользовалась в свое время Даниэла при вербовке самого ценного из своих агентов. Тогда, в Париже, ей удалось справиться со своим заданием, потому что он посчитал, будто понял ее, но тем самым допустил роковую ошибку. Она же, напротив, сумела разглядеть в нем глубокую, стойкую антипатию к элитарной классовой системе, породившей его самого.

— Три-четыре-семь-восемь, — сказал он на открытой частоте.

— Прием.

— Даниэла, у вас там еще небось снегу по пояс?

Однако его игривое настроение тут же улетучилось.

— Что тебе известно об Аполлоне?

— Аполлон? — Его мозг, похожий на хорошо отлаженный, быстродействующий компьютер, в мгновение ока перелистал страницы памяти. — Ничего.

— Ты уверен?

— Абсолютно. Может, ты перестанешь морочить мне голову?

— Не поняла?

— Я жду, когда ты скажешь мне, кто такой или что такое Аполлон.

— Шпион, засевший в Кремле. Агент Куорри.

— Не может быть. Я...

— Он был связан непосредственно с Генри Вундерманом.

— О, господи. — Он бросил взгляд за окно. Протянувшиеся цепью холмы казались черными в лучах заходящего солнца. — Ты знаешь, кто он?

— Михаил Карелин.

Донован заморгал глазами от удивления.

— Советник Геначева?

— Вот именно. — Последовала странная пауза. — Слушай меня внимательно. Аполлон — человек Генри Вундермана. Из этого следует, что ему известно, что тот не мог быть Химерой.

— Черт побери! — Донован заскрипел зубами. Однако он тут же взял себя в руки. Его мозг, отрешившись от страха, лихорадочно заработал на полную мощность. — Тебе известно, на кого теперь работает Аполлон?

— Да. На Джейка Мэрока.

— Снова Мэрок. — Донован почувствовал бурный приток адреналина в кровь. Вершины холмов ярко горели золотым блеском. — В последнее время я ничего не слышал о нем. Я пытался завербовать его вновь, после того как он прикончил Вундермана. С психологической точки зрения это время казалось мне наиболее подходящим. Однако он наотрез отказался иметь дело с Куорри.

— Я думаю, он изменит свое решение теперь, когда Аполлон сообщит ему о том, что он заблуждался относительно личности Химеры. Как ты думаешь, что сделает с тобой Мэрок, узнав, что он убил Вундермана напрасно, попавшись на нашу дезинформацию? Вундерман был его наставником. Мэрок любил его, как отца.

— На кой черт ты говоришь мне то, что я знаю и так? — Смотря перед собой невидящим взглядом, Донован изобретал одно решение проблемы за другим и тут же с ходу отвергал их. — Я думаю, у нас не остается выбора, — осторожно заметил он. — Мне представляется, что мы должны покончить с мистером Мэроком раз и навсегда.

— Честно говоря, я не думаю, что в твоем распоряжении имеется агент, способный справиться с этим делом.

К тому же это не те задание, которое можно давать дважды.

Донован вспомнил сегодняшнюю бешеную езду на “Корветте” Любовь к острым ощущениям была вовсе не чужда ему. Он любил риск и опасность.

— Не беспокойся. Даже если бы такой человек у меня и был, я все равно не смог бы доверить ему такое поручение, не возбудив лишних вопросов, ответить на которые было бы нелегко. Ты знаешь, где сейчас находится Мэрок?

— В настоящий момент он в Гонконге, — ответила Даниэла. — Люди Митры следят за каждым его шагом.

— Хорошо. Держи меня в курсе событий. — Перед его глазами стоял крутой зигзаг дороги, который он преодолел на скорости 85 миль в час, и маячивший за ним изумрудный холм. — Я сам позабочусь о Джейке Мэроке.

Ян Маккена жил в обшарпанном, неказистом доме в юго-восточном районе Гонконга, известном под названием Спина Дракона. На севере этот район граничил с Возвышенностью Коллинсона, а на юге с полуостровом Д’Агульяр Пик. В отличие от остальной территории острова большую часть его занимали пустыри. Последнее обстоятельство придавало Спине Дракона своеобразное сходство с топографией Австралии. Возможно, поэтому, решил Джейк, Маккена, перебравшись в Гонконг, и поселился именно здесь.

Перевалив через грязный каменный бордюр, Джейк заглушил двигатель своего “Ягуара”. Он остановился за километр от дома. Последние полторы мили он ехал с потушенными фарами. Дорога изобиловала крутыми поворотами, благодаря этому свет фар мог быть виден издалека. Машины здесь ездили крайне редко. Джейку навстречу не попалось ни одной, а он не хотел заранее предупреждать Напруди Лужу о своем визите.

Выйдя из “Ягуара”, он оставил дверцу открытой: вокруг царила мертвая тишина, и любые звуки разносились на большие расстояния. Над пиком Виктории и над Абердином шел дождь. Каждый житель Гонконга радовался, когда шел дождь. Королевская колония была обречена на хроническую нехватку воды до внедрения на практике оросительной технологии, разрабатываемой на Камсанге.

Маккена выпучил глаза от удивления, когда Джейк возник на пороге его дома. Капитан полиции сидел, забившись в угол и прислонясь спиной к голой стене. Весь пол комнаты был усеян обрывками фотографий, календарей и картин, валявшихся вперемешку с битым стеклом и обломками рамок. Перед босыми ногами Маккены блестели осколки разбитого зеркала. Все огни в доме были потушены; окна тщательно закрыты ставнями и задернуты плотными занавесками. Маккена смотрел в их сторону с таким сосредоточенным выражением на лице, словно готовился к битве, в которой должны были решиться судьбы мира.

— Привет, Маккена.

— Мэрок? Какого черта ты здесь делаешь?

— Пришел уплатить тебе должок. — Джейк оскалился, точно голодный волк.

—А?

Джейк огляделся по сторонам.

— Послушай, Маккена, а где твой мальчик?

Маккена вздрогнул.

— Что тебе известно про него?

— Про кого? — с наигранным удивлением осведомился Джейк.

Он видел, как глаза его собеседника округлились.

— Ты не должен знать об этом. Никто не должен знать. — Бусинки пота дрожали на большом лице Маккены. — Впрочем, теперь уже слишком поздно. Они ведь знают, понимаешь? Они знают.

Это становится интересным, —подумал Джейк.

— Кто они? — поинтересовался он вслух.

— Не валяй дурака, Мэрок. Тебе прекрасно известно кто. Тебе прекрасно известно, что они все знают. — Он мотнул головой, и брызги пота разлетелись во все стороны, точно капли дождя. — Я знаю, что это так, потому что слышу их заклинания.

— Заклинания, — повторил за ним Джейк, подходя поближе. — Да, Маккена, я слышу их тоже. Маккена кивнул.

— Черномазые думают, что могут взять меня, не давая спать по ночам. — Он издал кудахтающий смешок. — Они опять недооценивают меня.

— Ну, конечно, недооценивают, Маккена, — согласился Джейк, делая еще два шага вперед. — Кстати, Маккена, за что ты убил Большую Устрицу Пока?

— Убил? Я? Ну что ж, коли так, то уж, наверное, он заслужил это.

Глаза Джейка привыкли к полумраку, и он разглядел, что Маккена сидит совершенно голый. Правда, он частично прикрывался одеялом. На глазах у Джейка он вытащил из-под одеяла руку, в которой был зажат “Магнум 357”.

— Да, Джейк. Я уложил его вот из этой самой пушки. Но он заслужил. Говорю тебе, он заслужил это.

— Правда? — Джейк понимал, что теперь самое главное — вести себя как можно осторожнее. — Он что, обижал тебя?

— Ха! — опять раздался все тот же кудахтающий истеричный смех. — Пусть кто-нибудь попробует обидеть меня, Джейк. Ты сам знаешь, что с ним случится. Он был цветным, понимаешь, цветным! Эти ублюдки охотятся за мной, с тех пор... Ну, в общем, ты и сам знаешь.

Джейк, разумеется, не знал. Тем не менее, он кивнул, чтобы поддержать разговор. Конечно, он уже понял, что Маккена просто-напросто спятил, однако Джейк подозревал, что, несмотря ни на что, у капитана Королевской полиции имелась вполне здравая причина избавиться от Большой Устрицы Пока.

— Ты убил Пока потому, что он был китайцем, да? — Он решил подыграть Маккене и посмотреть, что из этого выйдет.

— Точно! — Маккена свирепо ухмыльнулся. — Я всегда считал тебя умным человеком, Джейк. — Пистолет в его руке гулял из стороны в сторону. — Я рад, что не ошибся в тебе. — Выражение на его физиономии менялось с поразительной быстротой. Вдруг он прицелился в живот Джейку. — Не подходи ближе, приятель. Потому что никогда не знаешь...

Джейк замер на месте.

— Не знаешь чего, Маккена?

Маккена посмотрел на него, как на сумасшедшего, и ткнул пистолетом в сторону окна.

— Что на уме у этих проклятых туземцев, что же еще. — Он хитро прищурил глаза. — Они могли переманить тебя на свою сторону. У них есть для этого много разных способов.

— Да уж, немало. — Джейк изо всех сил старался, чтобы его голос звучал как можно ровнее. Его обуревало желание преодолеть прыжком несколько метров, разделявших их, и вытряхнуть правду из Маккены. — Но они пока еще не вступали со мной в переговоры.

Глаза Маккены наполнились страхом.

— Пока? Что значит пока?

— Я же сказал тебе, — Джейк пожал плечами, — что слышал их заклинания. Кто знает, что будет дальше.

— Они никогда не смолкают. Никогда. Раньше бывало по-другому. Но теперь этих голосов стало слишком много. Проклятые ублюдки. Они весь день напролет твердят свои заклинания.

Какой же грех, —спрашивал себя Джейк, — совершил Маккена в Австралии, что теперь сним творится такое?

—Женщину ты хотел убить по той же причине?

— Женщину? — На лице Маккены появилось озадаченное выражение. — Какую женщину?

— Ту, которая была с Большой Устрицей Поком, когда ты застрелил его.

Маккена смотрел куда-то вдаль.

— Разве с ним кто-то был? Я не помню. — Ты должен помнить ту женщину, Маккена, — возразил Джейк.

В двух словах он описал внешность Блисс.

— Я убил и ее?

— Нет. Думаю, что нет.

— Рядом с Поком всегда были женщины, — грустно заметил Маккена. — Его устрицы не столь велики теперь, а? Черт добери! Он любил говорить так важно, точно не был узкоглазым ублюдком. Он забыл свое место, привыкнув к этим красоткам и шикарной жизни. Да, конец, черт возьми!

Значит, дело не только в том, что Пок был китайцем, —решил Джейк. — Его и Маккену что-то связывало.

—Ты показал ему, кто есть кто, — промолвил он. — Ты смеялся последним.

— Смеялся, — повторил Маккена. Его прерывающийся, постоянно меняющийся голос был полон неконтролируемых эмоций. — Он смеялся надо мной. Он смотрел на меня свысока. И тем не менее он добыл для меня информацию, верно?

— Конечно, — подтвердил Джейк, чувствуя, что он уже почти у цели. — Какую информацию?

— Ту самую, которая подтвердила слухи о неприятностях — крупных неприятностях, не так ли, Джейк? — в “Южноазиатской банковской корпорации”.

— Кто донес до тебя эти слухи? Все держалось в строжайшей тайне. Никто не должен был знать, кроме директоров “Общеазиатской”.

— А я вот знал! — радостно возразил Маккена. — Знал! Он не договорил, ибо входная дверь дома распахнулась, и Маккена, резко повернувшись на шум, снова с пугающей быстротой впал в истеричное состояние. Дуло “Магнума” описало дугу.

— Они идут! Они идут! — завопил он.

Джейк увидел освещенную огнями фар ее собственной машины Блисс, переступавшую порог дома, и, словно тигр, прыгнул на Маккену. Он успел задеть вытянутую руку полицейского, и первый выстрел пришелся в потолок.

Зарычав, Маккена развернулся, освобождая левую руку. Подняв здоровенный кулак, он с размаху опустил его на голову Джейка. У того все поплыло перед глазами. Он не пытался блокировать этот удар так же, как и последующие, пришедшиеся в ту же самую точку, поскольку сосредоточил все внимание на “Магнуме”. Он хорошо понимал, что одного выстрела из пистолета такого калибра окажется достаточным, чтобы отправить на тот свет его или Блисс.

Однако Маккена не выпускал оружия, несмотря на все старания Джейка. Безумие придало его пальцам сверхъестественную силу. Джейка вдруг осенило, что еще до его появления Маккена мертвой хваткой вцепился в “Магнум”, видя в нем единственную защиту, волшебное средство, способное одолеть магию аборигенов.

Джейк наступил ногой на руку Маккены, сжимавшую пистолет. Одновременно он нанес ему резкий удар, атеми вобласть печени. Маккена, охнув, судорожно дернул коленом. Оно врезалось в затылок Джейка, и у того искры посыпались из глаз. Он покачнулся, и Маккена, предприняв нечеловеческие усилия, освободил правую руку. Прицелившись в лицо Джейку, он хрипло сказал:

— Прощай, малыш.

В то же мгновение Блисс сильно ударила его ногой в голову. Его начало тошнить, а Джейк, оправившись, нанес локтем серию ударов, которые вырубили бы надолго кого угодно, но только не Маккену. Тот продолжал бестолково размахивать перед собой пистолетом и свободной рукой, сжатой в кулак, и Джейк понял, что у него не остается выбора. Каждая секунда могла оказаться роковой. Поэтому он применил джут-хару,смертельный удар ребром ладони в область пятого и шестого ребер, направленный под таким углом, что их осколки пронзили сердце капитана Королевской полиции.

Из горла Маккены вырвался громкий вопль. Глаза его вылезли из орбит, и он выгнулся вверх, точно рыба, пронзенная острогой, мучительная дрожь прошла по его уже мертвому телу.

Джейк, голова у которого все еще кружилась, с трудом поднялся на ноги, взял Блисс за руку и, пошатываясь, вывел ее во внутренний дворик. Где-то далеко внизу волны с грохотом и шипением накатывались на черные скалы. Гроза уже почти закончилась, и ночной ветерок гонял по небу остатки туч.

Джейк стоял, согнувшись и тщетно стараясь отдышаться, в то время как Блисс обеими руками поддерживала его гудящую голову. Прошло немало времени, прежде чем он услышал, как она зовет его:

— Джейк, Джейк, Джейк!..

— Ты совершила глупость, явившись сюда, — промолвил он, обретя наконец способность говорить. — Самую настоящую глупость.

— То же самое я могла бы сказать и тебе, — возразила она, прижимаясь к нему. — Я умоляла отца не говорить тебе ничего до тех пор, пока ты не приедешь на джонку. Я знала, что ты сделаешь что-нибудь в этом роде. О, Будда, я так боялась за тебя! — выкрикнув последние слова в ночь, она вновь прижалась к нему, всхлипывая и шепча. — Где ты был? Почему ты не звонил мне? Я так беспокоилась!

Джейк молча заключил ее в свои объятия. Ему хотелось рассказать ей обо всем. О том, что ему удалось узнать в Японии и почему он вообще отправился туда. Однако он не мог вымолвить ни слова. Почему? Он сам не знал. У него лишь было такое ощущение, какое случается иногда в кошмарном сне, когда человек пытается заговорить и вдруг обнаруживает, что у него пропал голос.

Поэтому он просто стал целовать Блисс. Словно сцена из фильма, —подумал он. — Всесильный, герой, вернувшись домой, встречается с нежной и беззащитной, возлюбленной.Эта мысль принесла в его душу некоторое успокоение, так что он сам удивился в первое мгновение.

Он чувствовал, как громко бьется ее сердце, как ее тепло вливается в его тело, и внезапно понял, как не хватало ее все то время, пока они были в разлуке. Конечно же, он тоже беспокоился о ней. У него много раз возникало желание позвонить ей из Японии. Однако он не делал этого. Почему? Уж во всяком случае, не от недостатка любви. Скорее из-за ее избытка. Ситуация сначала в Токио, а затем и в Киото не раз становилась слишком угрожающей, чтобы он мог позволить чувствам отвлекать его. В то время для него было гораздо лучше не сокращать расстояние, разделившее их.

Однако теперь он сознавал, сколь жестоко поступил со своей возлюбленной.

— Прости, Блисс, — сказал он. — Это было очень тяжелое время для Микио. Смерть окружала нас со всех сторон, и я не хотел взваливать на тебя эту ношу. — Он поцеловал ее в шею. — Ведь я знаю, что ты почувствовала бы все, едва я успел бы произнести хоть слово.

— Ничего страшного, Джейк, — прошептала она. — Главное, ты вернулся назад живой и здоровый. Все остальное неважно.

Она поцеловала его.

— Я разузнала кое-что про женщину с опалом, — торопливо продолжала она. — Она была любовницей Большой Устрицы Пока, а по совместительству шпионила в пользу коммунистов.

— Значит, я оказался прав. Это она села мне тогда на хвост, чтобы удержать вдали от джонки и не позволить помешать дантайсделать свою работу.

— Но...

Не дав Блисс договорить, он закрыл ей рот ладонью, сложив губы в беззвучном призыве к молчанию. Всего несколько сантиметров разделяло их лица, так что он ясно увидел озадаченное выражение в ее глазах.

— Машина, — беззвучно выдохнул он и, приблизив губы к ее уху, шепнул:

— Ступай к своему автомобилю и отведи его от входа в дом. Не забудь выключить фары. Затем тотчас же возвращайся сюда.

— Но, Джейк...

— Торопись! — настойчиво перебил он ее и проводил взглядом ее фигуру, растворившуюся в тени. Она двигалась совершенно бесшумно.

Когда Блисс вернулась, Джейку показалось, что она материализовалась из той же самой тени. Пригнувшись, она быстрыми шагами приблизилась к нему.

— Ты видела что-нибудь? — шепотом осведомился он. Она кивнула.

— Машина едет в эту сторону. Я видела огни фар.

— Ладно, давай посмотрим, кто навещает Напруди Лужу в столь позднее время.

Они вернулись в дом. Джейк знал, что им следует действовать быстро, и решил устроить засаду у входной двери. Потянулись тревожные минуты ожидания.

Через некоторое время до них донесся приглушен! ты и шум мотора. Дождь уже прекратился окончательно, и в наступившей тишине они ясно услышали хруст гравия под колесами машины. Он затих, и почти тотчас же послышались звуки шагов. Кто-то поднимался по лестнице в дом.

Раздался стук в дверь. Блисс отворила ее, и в то же мгновение Джейк, прыгнув вперед, крепко схватил ночного гостя Маккены и втащил его в дом. Блисс ногой захлопнула дверь и щелкнула выключателем.

Вспыхнул свет, и они увидели перед собой китайское лицо с одним здоровым глазом. Другой, затянутый молочно-белым бельмом, горел в отраженном свете, похожий на сердитое зимнее солнце.

— Я не желаю с ним встречаться, — заявил Сойер Сей Ан. — Ни под каким видом...

— Но я уже здесь, — возразил сэр Джон Блустоун, отворяя дверь кабинета Эндрю Сойера.

— Прошу прощения, тай-пэнь, — извиняющимся голосом промолвила Сей Ан, хмуро уставясь на высокого гвай-ло. —Он застал меня врасплох.

— Ничего страшного, Сей Ан, — отозвался Сойер.

— Я послала за охраной.

Сойер увидел широкую, самодовольную ухмылку на физиономии Блустоуна и не смог стерпеть ее.

— Нет-нет, Сей ан. Скажи им, что все в порядке, и отошли их назад, — возразил он, хотя это в известном смысле роняло его достоинство в глазах секретаря.

Взглянув на своего тай-пэня,Сей ан поняла, в сколь неловком положении тот оказался и, не желая усугублять это положение, молча кивнула и закрыла за собой дверь.

— Присаживайтесь, тай-пэнь, —с принужденной улыбкой обратился к непрошеному гостю Сойер. — Чем обязан столь высокой чести?

День клонился к вечеру. Красноватое солнце висело в небе, точно набухший синяк. Порт Виктории был забит разнообразными кораблями, начиная от древних, на вид весьма обветшалых джонок с широкими оранжевыми и красными парусами до сверхновых сверкающих крейсеров; от грязных барж и Других грузовых судов, зарегистрированных в портах, разбросанных по всему земному шару, до сверкающих, выкрашенных в серый цвет авианосцев.

— Из этих окон, — заметил Блустоун, не обращая внимания на Сойера, — открывается поистине удивительный вид. Он создает такое впечатление, будто ты владеешь всем Гонконгом. — Он отвернулся от окна и все с той же усмешкой на лице, не спрашивая разрешения, подошел к буфету и наполнил два широких хрустальных бокала. Один из них он поставил на стол перед Эндрю Сойером, а сам приложился к другому. — М-м-м, один солод. Превосходный вкус. — Сойер не прикоснулся к своему виски. Он держал руки перед собой, сцепив их, чтобы унять дрожь, вызванную то ли гневом, то ли страхом: он сам не мог сказать наверняка.

— Не хотите выпить, тай-пэнь? —осведомился Блустоун, вновь ухмыльнувшись. Он был одет в безупречно сшитый легкий костюм, ослепительно белую рубашку с золотыми запонками, армейский галстук и начищенные до блеска красно-коричневые ботинки.

— Это что, светский визит? — поинтересовался Сойер, окончательно выведенный из себя наглостью визитера.

Блустоун улыбнулся своей еще одной крошечной победе над заклятым врагом. Эти победы, складываясь друг с Другом, скоро должны были перерасти в полный триумф. Заглянув в рюмку, он взболтнул янтарную жидкость.

— Светский? О нет, тай-пэнь.Боюсь, у меня нет времени на подобные вещи.

— Разумеется, нет, — насмешливо отозвался Сойер. — В последнее время вы были очень заняты. Не так ли?

— И именно поэтому вы бы сейчас с большим удовольствием огрели меня чем-нибудь тяжелым по голове, не так ли, тай-пэнь? — Блустоун медленно поднял голову и уставился прямо в глаза собеседнику. — Однако я бы посоветовал вам вести себя поосторожней.

— Это угроза? Вы полагаете, что можете испугать меня?

— Надо быть полным идиотом, — отозвался Блустоун с некоторой резкостью в голосе, — чтобы не испугаться перед лицом перспективы потерять всю свою империю без остатка.

— Теперь мне ясно, зачем вы явились сюда, — заявил Сойер, поднимаясь с кресла и терпя еще одно поражение в схватке с Блустоуном. Он почувствовал, что физически не в состоянии взирать на царственную осанку англичанина снизу вверх. — Вы пришли, чтобы позлорадствовать. Вы думаете, что уже победили, что “Общеазиатская” уже принадлежит вам?

— А разве нет?

— Конечно, нет, — твердо ответил Сойер. Блустоун подошел к столу и, наклонившись вперед, навис над ним, похожий на хищную птицу.

— Уже сейчас у нас в кармане тридцать восемь процентов акций “Общеазиатской”. Только за сегодняшний день мы приобрели восемь процентов. Курс акций падает все ниже, а наши брокеры завалены предложениями об их покупке по той цене, которую мы предлагаем и которая превышает на добрых десять процентов текущую цену на бирже. Неужели ты полагаешь, что способен остановить лавину, неотвратимо набирающую ход?

— Убирайся из моего офиса! — взорвался Сойер. Его щеки пылали от гнева. Столь открыто проявлять свои чувства означало еще больше уронить достоинство тай-пэня,но Эндрю уже было все равно.

Блустоун, словно пребывая в задумчивости, обвел взглядом громадный кабинет.

— Я всегда мечтал заполучить этот кабинет, как, впрочем, и все здание. Его месторасположение выбрано как нельзя более удачно.

— Это здание принадлежит мне! — рявкнул Сойер. — И до тех пор, пока это так, я запрещаю тебе появляться здесь!

Он поднял трубку телефона и срочно вызвал охрану.

— Ну что ж, до тех пор, пока оно принадлежит тебе, это твое право. — Блустоун с размаху поставил бокал на стопку бумаг в центре стола. — Однако мы оба знаем, что тебе недолго осталось пользоваться этим правом. — Он поднес палец к губам и задумчиво промолвил. — Знаешь, мне кажется, что я знаю, как переделать кабинет, чтобы усилить потрясающее впечатление от этого восхитительного вида.

В этот момент в кабинете появились два вооруженных охранника. Увидев их, Блустоун сказал:

— Ладно, я вижу вы заняты, тай-пэнь.У меня тоже немало работы. — Он поднял руки. — Все это требует возмещения, сами понимаете, задача не из легких. Поэтому, надеюсь, вы извините меня.

С этими словами он быстро скрылся за дверью.

— Сэр? — вопросительно промолвил старший из охранников.

— Ничего, — ответил Эндрю Сойер, закрыв лицо руками. — К сожалению, вы ничего не можете сделать.

Когда Олег Малюта вызвал ее к себе в кабинет, Даниэла охотно отправилась к нему. Теперь, когда она наконец освоилась в игре, навязанной им, когда ей удалось просунуть нож в щель между стальными пластинами доспехов Малюты и нащупать его слабые места, она больше не испытывала былого ужаса перед ним.

Образ чудовищного исполина, превосходящего могуществом и коварством человеческое разумение, померк в ее сознании.

Однако она ни на мгновение не забывала про оставшийся в его владении пистолет с отпечатками ее пальцев. Про снимки с изображением ее заплаканного лица, сделанные Малютой в ту ночь, когда он поймал ее в ловушку, вынудив убить Алексея. И, самое главное, про фотографии, запечатлевшие ее в объятиях Михаила Карелина и унижавшие ее любовь — то, чем она сейчас дорожила больше всего на свете.

Их надо уничтожить во что бы то ни стало, —размышляла она. — Они не имеют право на существование, ибо являются святотатством по отношению к Богу и нашему чувству.Эти фотографии не могли идти ни в какое сравнение с обычной порнографией: непристойные сцены в журналах или на экране не несут истинного чувства, возникающего между партнерами в реальной жизни. Для того, чтобы оживить их, зрителю или читателю необходимо включить в работу собственное воображение. В крайнем случае, они могут вызывать брезгливое отношение, в то время как снимки, на которых обнаженные тела Даниэлы и Карелина сплетались в страстных объятиях, производили поистине потрясающее впечатление, бесстыдно выставляя на всеобщее обозрение нечто большее, чем человеческую плоть.

Садовое кольцо было забито машинами, и, спасаясь от выхлопных газов, Даниэла подняла стекло в машине. Впрочем, это было даже к лучшему. Ей хотелось почувствовать себя в одиночестве — шофера, разумеется, она не принимала в расчет — после трудного рабочего дня, заполненного встречами, совещаниями и обсуждениями нудных и утомительных вопросов бюджета, штатов, строительства новых корпусов...

Усталость камнем висела на ее душе.