— Они совсем близко, — заметил Джейк.

Казамуки молча кивнула.

Она так резко свернула влево, что, вылетев на тротуар, едва не сшибла трех прохожих, бросившихся в сторону с громкими воплями.

Проехав три квартала, она опять повернула налево.

Сзади донесся скрежет тормозов черного фургона, однако его самого не было видно. Казамуки вела машину с немыслимой в городских условиях скоростью, но иного выхода не оставалось. Или свист воздуха за окном, или свист пуль.

Еще один поворот влево, и они уже почти достигли своей цели. Казамуки выжимала из “Мицубиси” все, на что он был способен. Зубы Джейка выбивали чечетку. Он только молился, чтобы дорога и дальше оставалась свободной.

Резкий поворот руля — и круг замкнулся. Теперь можно было перевести дух. В результате мастерски выполненного маневра они оказались позади черного фургона. Такие игры не для слабонервных, —подумал Джейк.

“Тойота” остановилась перед светофором. Казамуки приблизилась к ней вплотную и в тот миг, когда зеленый свет должен был смениться красным, резко нажала на газ.

“Мицубиси” послушно дернулся вперед и с оглушительным грохотом врезался в черный фургон.

Удар оказался достаточным для того, чтобы “Тойота”, проехав несколько метров, вылетела на перекресток. Поперечный поток машин уже тронулся с места. Две из них налетели на черный фургон.

Тот, подпрыгнув, перевернулся и, кувыркаясь, отлетел в сторону. Бак открылся. Искры, высеченные металлом при ударе об асфальт, воспламенили бензиновые пары, и раздался почему-то приглушенный, но все же достаточно громкий взрыв.

Казамуки, не теряя времени, развернулась на сто восемьдесят градусов и нажала на газ.

Фан Скелет получил свое прозвище благодаря татуировке. Изображение танцующего человека, состоявшего из одних костей, красовалось на его плече и оживало при каждом движении мышц. Обычно он находился на работе по пояс голым, чтобы татуировка была хорошо видна всем, кто имел с ним дело. В этом мире, мире больших денег, наркотиков и насилия, его имя значило немало, и он знал это.

Он обитал в Монгкоке, северной оконечности огромной гавани Яу Ма Тей, гигантского убежища от ураганов для кораблей, находившейся на западном берегу полуострова Коулун. Невероятное количество судов любых форм и размеров стояло здесь на якоре и днем и ночью. Людей, живших и работавших на этом плавучем острове, хватило бы для того, чтобы составить население целого города.

Здесь было легко затеряться или спрятать сокровища даже от самых любопытных глаз. Немало людей отдали бы полжизни за то, чтобы отыскать сокровищницу Фана Скелета.

Многие пытались сделать это, впрочем, без особого успеха. И дело было не в том, что Фана Скелета нельзя было найти — за деньги в Гонконге можно было разыскать кого угодно. И не в том, что он являлся столь могущественной фигурой, что мог раздавить любого, отваживавшегося покуситься на его собственность.

Неуловимость Фана Скелета объяснялась главным образом тем обстоятельством, что он был вполне респектабельным и законопослушным бизнесменом. Хотя, разумеется, это не относилось к тому Фану, который каждым утром и вечером поднимался на борт одного из своих многочисленных кораблей, перевозивших наркотики.

Каждый будний день с девяти до пяти он, облачась в подобающий костюм, превращался в преуспевающего тай-пэня.В эти часы он никому не показывал своей татуировки. Точно также, как никто не называл его Фаном Скелетом.

Зато многие, и в том числе капитан Королевской полиции Ян Маккена, хорошо знали его как Большую Устрицу Пока.

Удивительные ловкость и изобретательность помогали Фану Скелету вести столь опасную двойную жизнь в крошечной, жадной до сплетен колонии. Тот факт, что инспектор Маккена знал его только под легальным именем, красноречиво свидетельствовал о поразительной хитрости этого человека.

Словно не удовлетворяясь всем этим, Фан Скелет построил для себя еще и третью жизнь в качестве платного тайного агента. Он шатался по Ванчаю то с одной, то с другой роскошной женщиной и с удовольствием поглядывал на пучеглазых полицейских, у которых текли слюнки от желания поймать того, к кому они сами приходили за информацией.

Разумеется, полиция располагала обширным досье на Фана Скелета. Однако, как это часто бывает в подобных случаях, толстая папка содержала винегрет из неподтвержденных слухов и непроверенных заявлений. Не имелось ни единой улики, не говоря уже о фотографиях и тому подобном, являющемся достаточным основанием для ареста.

Доходы слишком многих людей напрямую зависели от успешного проведения операций Фана Скелета, чтобы у полиции имелась хоть какая-то надежда найти человека, согласного доносить на него. К тому же было хорошо известно, что всякого, кто осмеливался вмешиваться в его дела, можно было смело считать покойником.

Таким могуществом обладал этот человек. И о нем неизменно отзывались с глубоким почтением.

Когда Малаец привез к нему Блисс, он занимался разработкой запасных торговых путей вместе с одним из своих капитанов. Каждый из его кораблей имел один основной маршрут и несколько запасных на случай помех со стороны полиции. Все маршруты изменялись ежедневно и были известны только самому Фану и капитанам судов. Таким образом, исключалась возможность утечки информации. Ответственность особенно хорошо ощущается, когда ее приходится нести в одиночку, часто говаривал Фан Скелет, и был совершенно прав.

Пока он не закончил разговор с капитаном, Малаец стоял с Блисс в стороне. Он находился между ней и своим хозяином так, чтобы она даже по движению губ Фана Скелета не могла понять, о чем тот говорит.

Наконец беседа завершилась, и капитан стал громко отдавать приказы матросам. Фан Скелет кивнул головой, и Малаец тотчас же подвел к нему Блисс.

— Я знаю тебя, — едва завидев ее, заметил Фан. — Ты женщина Джейка Мэрока.

Блисс молчала. Она пыталась вспомнить, не приходилось ли ей прежде встречаться с этим человеком. Она никогда не имела никакого отношения к контрабанде наркотиков или торговле ими и поэтому знала имя Фана Скелета только понаслышке. Однако ей хорошо было известно прошлое ее приемного отца, и она подозревала, что ему приходилось видеться с Фаном. Последний был по крайней мере лет на двадцать моложе Цуня Три Клятвы, однако имел столь разветвленную сеть контактов, что казалось неправдоподобным, будто пути столь влиятельных в своей области людей никогда не пересекались.

— Ты наверняка должен знать моего отца Цуня Три Клятвы, — сказала она, решившись проверить свою догадку.

Фан Скелет стоял, прислонившись к гакаборту.

— Да? Не он ли прислал тебя сюда?

— Нет. Человек-Обезьяна.

Фан Скелет хмыкнул и протянул руку.

— Покажи, что у тебя есть.

Вытащив опал, Блисс положила его на ладонь собеседника. Тот необычайно долго и тщательно изучал камень. Наконец он взглянул на Блисс и поинтересовался:

— Где ты раздобыла его?

По тону, которым он произнес эти слова, а еще больше благодаря своевременному предостережению, полученному от своего ки,не покидавшего да-хэй,Блисс поняла, что ей не следует врать этому человеку. Недолго думая, она рассказала ему все, что знала со слов отца о том, как опал попал к Джейку.

— Ну вот, теперь я знаю, зачем ты пришла сюда, — промолвил Фан Скелет. — Твой визит не имеет никакого отношения к австралийским опалам. Или, точнее, имеет, но лишь к одному из них. Вот к этому.

— Ты знаешь женщину, о которой я упомянула?

Фан Скелет выпрямился и направился вдоль борта на нос судна. Блисс последовала за ним. Гавань, озаренная первыми лучами солнца, уже просыпалась навстречу новому дню. Многие люди уже готовили себе завтрак на разведенном ими огне. Слышались крики детей, носившихся вдоль натянутых тросов и канатов. Кое-где медленно ползли по морским волнам суденышки и джонки, отплывавшие в открытое море или возвращавшиеся в гавань с каким-то грузом. Вдали, у западной оконечности гавани, можно было различить очертания патрульного катера, похожего на акулу, снующую вокруг китобойного судна.

— Где-то там, — промолвил Фан Скелет, — витает мечта о несметных богатствах. Она гнездится в душе каждого здешнего обитателя, а у многих занимает важное место в жизни. Иногда мне кажется, что люди — некоторые из них — готовы пойти налюбой, сколь угодно большой риск в надежде разбогатеть. Что ты думаешь по этому поводу?

— Я думаю, что каждую минуту на свет появляется новый недоумок.

Наступила пауза. Затем Фан Скелет вдруг разразился оглушительным смехом. Встревоженный этим шумом капитан корабля, оторвавшись от бумаг, поднял голову, но, увидев, что все в порядке, снова принялся за работу.

— Прежде я полагал, что недоумками бывают только заморские дьяволы. — Он повернул опал так, что внутри камня вспыхнуло ослепительное малиновое пламя, зажженное лучами восходящего солнца. — С тех пор много воды утекло. Я постарел, поумнел и стал лучше разбираться в людях. Впрочем, вернемся к твоему вопросу. Да, я знаю молодую женщину, у которой Джейк забрал этот опал. Дело в том, что это мой камень. Он достался ей при, скажем так, весьма щекотливых обстоятельствах.

— Надеюсь, она стоила этого, — сказала Блисс. Фан Скелет улыбнулся.

— Ни одна женщина на свете не стоит столько, сколько стоит этот камень. Если бы ты хоть чуть-чуть разбиралась в опалах, то поняла бы сама.

— Почему она следила за Джейком?

Фан Скелет повернулся лицом к морю. Блисс поняла, что он наблюдает за передвижением полицейского катера: привычка старого контрабандиста давала о себе знать.

— Возможно, по той же причине, по которой она украла у меня опал, — сказал он.

— То есть?

— Только сумасшедшая могла решиться на это. Она ведь знала, что случится с ней. Я не прикончил ее просто потому, что не успел. Джейк опередил меня.

— Она не была сумасшедшей, — возразила Блисс. — В противном случае Джейк это и сам бы понял.

Он повернулся к ней.

— Тогда, может, у тебя найдется более подходящее объяснение?

— Она была неглупа, — промолвила Блисс. — Напротив, я бы сказала, что она была очень умна. Умна настолько, чтобы задержать Джейка, спешившего на встречу с отцом, и тем самым расчистить путь убийцам Ши Чжилиня. — Фан Скелет перевел взгляд с лица Блисс на камень, сверкавший между его пальцев.

— Интересно, откуда у меня такое ощущение, будто ты знаешь, почему она украла опал?

— Я это не знаю, но чувствую, — призналась Блисс. Она имела в виду, конечно же, да-хэй. —Я думаю, что она, случайно увидев камень, поняла, что он стоит целого состояния, и решила рискнуть.

— Но ведь она знала, что не пройдет и дня, как ее найдут и прикончат.

— Следовательно, она, очевидно, не сомневалась, что в течение ближайших часов покинет Гонконг.

— Джейк остановил со.

— Да.

Фан Скелет взглянул на Блисс повнимательнее. Несомненно, женщина, стоявшая перед ним, была очень умна и проницательна. Это не могло не вызвать у него интерес.

— Я знаю, что живя... у меня дома, она встречалась с кем-то еще, — промолвил он.

— Ты знаешь, с кем?

Он бросил взгляд на часы.

— Я опаздываю на встречу, которую нельзя отменить или перенести на другое время. Может быть, мы поужинаем вместе?

—Где?

— Я обычно ужинаю в “Стар Хаузе”. Ты знаешь, где это?

— Тот, что на Козевэй бэй?

—Да.

— В восемь часов, устраивает?

Он сделал знак Малайцу.

Блисс размышляла о том, можно ли выудить у Фана Скелета еще какие-либо сведения. Ей не составило особого труда прочесть по лицу его намерения. Во время разговора он мысленно раздевал ее взглядом, и Блисс, чувствуя это, не испытывала особой радости. Но что ей оставалось делать? Фан, только он, был в состоянии помочь ей установить личность таинственной женщины, следившей за Джейком. У Блисс не было выбора, и она равнодушно пожала плечами.

— В восемь так в восемь.

Гроза настигла Ци Линь, едва она успела пересечь южную границу Китая. Она помнила прощальное напутствие пожилого доктора: Помни о реках, которые впадают в море —и потому, застигнутая грозой на горном плато, нашла убежище среди ветвей высокого дерева, росшего на берегу широкой мутной реки.

Только оказавшись здесь, в горах северной Бирмы, на высоте в несколько тысяч футов над уровнем моря, она почувствовала себя в безопасности.

Вокруг нее простиралась страна Шань. Здесь были бессильны законы, и даже солдаты китайской армии чувствовали себя здесь довольно неуютно.

Ци Линь знала, что находится на территории Золотого треугольника, охватывавшего не только земли Шань, но также и труднодоступные области Лаоса, Таиланда и китайской провинции Юньнань. Здесь находился крупнейший мировой центр производства опиума.

На протяжении многих лет правительства Китая и Бирмы предпринимали немалые усилия, чтобы искоренить нелегальный и невероятно доходный бизнес. Однако территории Шань сами по себе являлись целым миром, справиться с которым было не так-то просто. В этих горах обитали древние племена, возглавляемые беспощадными и могучими вождями. Их хорошо вооруженные и обученные отряды, используя исключительную труднодоступность этих мест, служили надежным щитом для плантаций мака и торговых караванов.

Америка и Советский Союз, две самые мощные мировые державы, трезво оценивая ситуацию, уже давно старались распространить свое влияние на Золотой треугольник и установить контроль над торговлей опиумом. Многомиллиардные барыши не давали спокойно спать многим людям, определявшим политику в Москве и Вашингтоне.

Однако и ЦРУ, и КГБ уже потерпели столько неудач в попытках проникнуть на территорию Шань, что ходили слухи, будто правительства обеих стран выделили специальные ассигнования на возмещение потерь.

Перейдя бирманско-китайскую границу, Ци Линь стала вести себя еще более осмотрительно. Свои документы она, тщательно завернув в кусок материи, закопала на китайской стороне. Здесь они были не только бесполезны, но даже и опасны. Китай прикладывал немало стараний к тому, чтобы уничтожить единственный источник доходов местных жителей, и поэтому появление его граждан здесь вызывало большие и вполне обоснованные подозрения. Разумеется, узник, сбежавший из заключения, встречал здесь совершенно иной прием...

Тем более если это была девушка, забредшая сюда в поисках сестры, покинувшей Китай несколькими днями раньше.

Шань означает “свободные люди”. Это определение вполне подходит к передачи сути названий двух народов, сиамцев и ассамцев, издавна обосновавшихся на юго-востоке Азии. Начиная примерно с пятнадцатого века на территории Шань имелось тридцать четыре удельных княжества, которыми правили местные царьки, получавшие власть по наследству и затем передававшие ее своим потомкам. В жилах современных вождей текла кровь этих древних правителей рода, зачастую даже не одного, а нескольких.

Однако Ци Линь знала, что здесь были и другие правители, гораздо более опасные, чем местные вожди. Этими другими являлись бывшие генералы китайской армии, изменившие своей присяге. Алчность и жажда абсолютной власти толкнули этих людей на путь предательства. Их жестокость и коварство не знали границ. И, естественно, они гораздо более подозрительно, чем местные вожди, относились к землякам, попадавшим в их владения. Меньше всего Ци Линь хотела оказаться в руках кого-либо из них.

Неподалеку от границы она наткнулась на воинов одного из племен. Их форма состояла из красных повязок на голове, широких белых штанов, выцветших гимнастерок и традиционных для обитателей Шань курток на очень толстой подкладке. Язык, на котором они говорили, был незнаком Ци Линь, однако благодаря ее настойчивости выяснилось, что один из них с грехом пополам изъясняется на исковерканном почти до неузнаваемости мандаринском наречии.

Ци Линь безропотно позволила обыскать себя и ответила на немногочисленные вопросы. Показав на фотографию дочери доктора, прихваченную ею с собой, она сказала:

— Сестра. Это моя сестра.

Воин по имени Мок, тот самый, кто знал китайский язык, пустил фотографию по кругу. Посовещавшись с товарищами, он повернулся к Ци Линь.

— Жди здесь, — приказал он. — Если пошевелишься будут стрелять. Убивать.

Взглянув на его ставшее свирепым лицо, девушка покорно кивнула.

Мок ушел, оставив ее на попечении других воинов. Позади них стояло сооружение из бетона, напоминавшее бункер. Оттуда доносился сладкий запах, ставший вскоре таким густым, что у девушки запершило в горле. Кашлянув, она поднесла ладонь ко рту, и один из воинов тут же направил на нее свой автомат АК-47. Ци Линь подняла обе руки вверх.

— Все нормально, не волнуйся, ты, грязная, вонючая свинья, — она постаралась придать своему голосу как можно более подобострастное звучание. — У меня нет пулемета за пазухой.

Она улыбнулась, и молодой воин оскалил зубы в ответной ухмылке.

Ци Линь стала наблюдать за цепочкой воинов, которые, согнувшись в три погибели под тяжестью джутовых мешков, приближались к бетонному сооружению. Они по одному исчезали за дверью и выходили уже с пустыми руками. Другие воины, вооруженные все теми же АК-47, охраняли их. Ци Линь еще не приходилось видеть одновременно такое количество огнестрельного оружия, даже тогда, когда она входила в состав триады Стального Тигра.

Вдали она разглядела караван: воины стаскивали мешки со спин мулов. Все это, а также запах приготовляемого опиума не оставляло у девушки сомнений в том, что бункер — это “фабрика” по выработке из макового сырья опиума или героина. Такая переработка позволяла существенно уменьшить объем груза, а следовательно, и облегчить его транспортировку по горным тропам и продажу оптовым торговцам.

Увидев, что Мок возвращается, Ци Линь переключила внимание на него.

— Никто не видел она, — сказал воин; приблизившись к ней.

Ци Линь вовремя удержалась от улыбки, слушая, как Мок безбожно коверкает язык.

— Как бы там ни было, я хочу поговорить со старшим, — сказала она, предусмотрительно не шевелясь.

—А?

— Мне нужен старший. Старший.

— Старший? — Лицо Мока на мгновение приобрело озадаченное выражение. Затем он просиял. — А Ко Гьи, — произнес он. — Мы идти к нему.

— Да, — подтвердила она. — Этого я и хочу. Сейчас.

Мок согласно кивнул.

— Идти сейчас. Да. — Он сделал знак товарищам, и те окружили ее плотным кольцом.

Ци Линь пристально всмотрелась в глаза Мока. Однако в них невозможно было прочесть ровным счетом ничего. Она уже поняла, что за время его отсутствия что-то произошло. Но что?

До заката девушка и ее то ли эскорт, то ли конвой прошли около семи километров, забравшись при этом на высоту четырех тысяч метров над уровнем моря. Ци Линь дрожала от холода, но никто из воинов не предложил ей куртку.

Конечной целью их пути оказалась деревушка, расположившаяся на узком высокогорном плато.

— Здесь мы встретимся с А Ко Гьи? — осведомилась Ци Линь, глядя на бамбуковые хижины, сгрудившиеся вокруг открытой площадки.

Мок пропустил ее вопрос мимо ушей. За всю дорогу он не проронил ни единого слова. Ци Линь поежилась от недоброго предчувствия, однако отступать было уже слишком поздно. Да и куда она могла пойти?

Когда они добрались до деревни, уже сгустились сумерки. Все воины, за исключением Мока, растворились в темноте. Он же,крепко взяв девушку за руку, повел ее к дому из бамбука и глины, чуть большему по размеру, чем остальные. Должно быть, это и есть жилище местного вождя,— решила Ци Линь.

Видимо, кто-то сообщил об их прибытии, потому что, едва они подошли к основательно стоптанной лестнице, которая вела на широкое крыльцо, из дома вышли навстречу несколько человек.

Мок подтолкнул Ци Линь вперед.

— Вот наша незваная гостья, — промолвил он на идеальном мандаринском диалекте. Девушка изумленно уставилась на него, а он как ни в чем ни бывало повторил все, что она сама рассказала ему про себя.

— Как тебя зовут? — рявкнул вождь.

Ци Линь соврала, даже не успев подумать, повинуясь инстинкту самосохранения. Только теперь она смогла как следует разглядеть человека, говорившего с ней. Он был низенький, круглый, как бочонок, с необычно сильно развитыми мышцами на руках и плечах. Его наряд состоял из мягких кожаных сапог до колен, полевого армейского комбинезона и рубашки без рукавов, а на ней, словно ордена, красовались несколько серебряных и золотых булавок. На ремне у него висела черная кожаная кобура, из которой торчала рукоятка американского армейского “кольта” 45-го калибра.

— Это та самая?

Ци Линь не разобрала вопроса и собралась было сказать об этом, как вдруг поняла, что вождь обращается к человеку, прятавшемуся в полумраке за его спиной. Услышав слова вождя, человек этот медленно, едва передвигая ногами, двинулся вперед.

— Да, — промолвил он. — Это она!

Ци Линь вытаращила глаза. Великий Будда! Она видела этого старика раньше. Ее сердце екнуло. Долгий путь к спасению, пройденный ею после бегства от полковника Ху, промелькнул у нее перед глазами. Ей показалось, что она двигалась по кругу и попала в то самое место, откуда вышла.

— Хуайшань Хан, это вы? — изумленно пробормотала она.

В Майами вы никто, если из ваших окон не виден океан. Мако Мартинез занимал громадную двухэтажную квартиру, в которой, по прикидке Симбала, запросто разместился бы весь верхний этаж здания Куорри, да еще и осталось бы свободное место. Она располагалась на тридцать третьем и тридцать четвертом этажах небоскреба.

Симбал и Кубинец поднялись туда, воспользовавшись лифтом, развивавшим скорость, достаточную, чтобы у неподготовленного человека пошла носом кровь. Выйдя из него, они очутилась в просторном коридоре, на стенах которого, оклеенных модными в Майами обоями нежно-голубого цвета с рисунком в виде темных полос, напоминавших подтеки, висели через каждые пять шагов позолоченные бра, чей свет отражался от бледно-розового потолка. Возле отливавших бронзой дверей лифтов стояли дорогие на вид кресла из ротанга. Все это, так же, как и многочисленные картины на стеках, делало это место похожим скорее на ночной клуб, нежели на жилище.

— У владельцев дома, похоже, денег куры не клюют, — заметил Симбал.

Мартин Хуанито Гато де Роза хмыкнул.

— Планируется построить еще три башни вроде этой. Если бы не денежки Мако и его приятелей, от этого места остались бы рожки да ножки. Многие из наших клиентов вкладывают сюда свои средства.

— Ты уверен, что Беннетт здесь появится? — поинтересовался Симбал.

— В Майами никогда и ни в чем нельзя быть уверенным до конца, дружище, — отозвался Кубинец. — Ты это знаешь не хуже меня.

Створки раздвижных дверей в конце коридора открылись и впустили их внутрь. Симбал повидал на своем веку немало роскошных апартаментов, но все же с трудом сдержал свое изумление. Выходившая на юг стена гостиной длиной по меньшей мере метров в двадцать была сделана целиком из стекла, и за ней открывался великолепный вид на залив и многочисленные островки, покрытые сетью ночных огней.

В левом конце комнаты высокая лестница спиралью поднималась на второй этаж. На торцах клинообразных ее ступеней вспыхивали крошечные разноцветные лампочки.

Огромное пространство гостиной было уставлено ультрамодной мебелью—длинными плюшевыми диванами и огромными креслами, обтянутыми мягкой кожей янтарного оттенка. Гигантские, странно аморфные абстрактные рисунки, состоявшие из невообразимой смеси розовых и лиловых пятен, покрывали серовато-песочные стены. Повсюду стояли кадки с развесистыми пальмами, большие горшки с папоротниками и какими-то вьющимися растениями. Между колоннами был даже подвешен гамак, в котором раскачивался манекен трехметрового роста.

Симбал подумал, что такое жилище вызвало бы дрожь зависти у самого иранского шаха. Покинув Кубинца, он переступил порог гостиной и растворился в толпе. Из огромных динамиков лилась музыка. Симбал узнал группу “Полис”.

Спиральная лестница оказалась такой узкой, что, пытаясь разойтись со спускавшейся ему навстречу женщиной с бокалом мартини в руке, Тони едва не запутался в ее платье. В первое мгновение ему показалось, что она предложит ему заняться любовью прямо здесь, но она только плотоядно облизнулась и бросила:

— Я обязательно увижусь с тобой позже.

На втором этаже полированный паркетный пол был застелен толстым пушистым ковром цвета взбитых сливок, при взгляде на который возникало непреодолимое желание разуться и пробежаться по нему босиком. Именно это и проделывала молоденькая рыжеволосая девушка. Она подняла обеими руками свою мексиканскую юбку так высоко, что стали видны не только ее загорелые бедра, но и крошечные трусики. Море черных волос, в которых утопал едва заметный кусочек материи, привлекало всеобщее внимание.

Симбал, оглядевшись по сторонам, увидел передвижной бар. Он заказал карамельной водки и, сделав глоток, побрел дальше.

На втором этаже также имелся застекленный балкон. Возможно, не такой широкий, как на первом, но все же достаточно внушительного размера. Подойдя к стеклу, Симбал некоторое время наблюдал за моторными Лодками, медленно ползшими по водной глади далеко внизу.

Краем глаза он уловил какое-то движение неподалеку от себя и, повернувшись, увидел знакомое плоское лицо. Бегунок Йи. Он был боссом нью-йоркского отделения дицуй,и, насколько Тони мог судить по имеющимся сведениям, главным покровителем Алана Тюна в верхних эшелонах этой организации. Он с кем-то беседовал. С кем?

Симбал, стараясь оставаться незамеченным, подошел поближе. В этот момент мигавшие огни вспыхнули ярче. Беннетт! Оборотень собственной персоной.Симбал задержал на нем взгляд. Вдруг из-за его спины раздался громкий шум, заставивший Беннетта повернуть голову. Симбал тут же отступил в тень.

Когда он снова решился взглянуть в том направлении, то увидел Йи, стоявшего в одиночестве с несколько ошарашенным видом. Ругаясь про себя, Симбал отставил стакан и сорвался с места.

Проталкиваясь через скопление танцующих пар, он неожиданно увидел в двух шагах от себя все того же Бегунка Йи. Тот, склонясь над перилами, смотрел куда-то вниз.

Торопливо спускаясь по лестнице, он размышлял над тем, что могло спугнуть Беннетта. Успел ли он разглядеть Симбала? Даже если и так, то тот оставался на виду считанные доли секунды, за которые было непросто узнать почти незнакомого человека.Вдруг в голове Тони всплыли строчки из досье Беннетта, точнее из той его части, где давалась оценка его способностям. Там говорилось, что Беннетт обладает абсолютной зрительной памятью. Значит, сомневаться не приходилось: он действительно заметил Симбала. “Токинг Хэдс” заканчивали песню про убийцу-маньяка, когда Тони увидел почти одновременно Беннетта и Кубинца. Кубинец и незнакомая Симбалу девушка явно мексиканского происхождения стояли между Беннеттом и входной дверью. Очевидно, Мартин Хуанито Гато де Роза по выражению лица Беннетта понял, что дело плохо, и не хотел выпускать его.

Симбал устремился к ним. Он видел, что между Кубинцем и Беннеттом разгорелся ожесточенный спор. Судя по движению губ, они кричали друг на друга, однако Дэвид Боуи так громко пел о сарацинах, что нельзя было разобрать ни слова из их диалога.

Беннетт первым поднял кулаки. Пытаясь предотвратить драку, Кубинец сильно наступил ему на ногу, приблизившись почти вплотную. Однако Беннетт, развернувшись, с размаху дал ему локтем под ребра и тут же, распрямляя руку, нанес второй удар сбоку в лицо.

Кубинец, потеряв равновесие, зашатался, а Беннетт, крепко схватив женщину, исчез вместе с ней за дверью. Симбал подошел вовремя, чтобы поддержать падающего Гато де Розу. Тот замотал головой, постепенно приходя в себя.

— Мартин?

— Это ты, дружище?

— Да, Беннетт, похоже, стал чересчур нервным. Ты не находишь?

— У него в руках Мария. Это моя связная. — Кубинец сплюнул в платок и уставился на него с удивленным видом, точно впервые в жизни видел собственную кровь. — Проклятье!

— Пошли возьмем этого сукина сына, пока он не удрал, — предложил Симбал.

— Только не горячись, приятель, — отозвался Кубинец. — Мария для меня не просто связная. Я не хочу, чтобы что-нибудь случилось с моей девушкой.

Стоя в стремительно несущемся вниз лифте, Гато де Роза прижимал окровавленный платок к углу рта.

— Такого со мной еще никогда не бывало, — промолвил он. Казалось, он больше всего переживал по поводу урона, нанесенного его профессиональной чести. — Черт бы его побрал!

— Что он сказал тебе?

— Он сказал: “Почему вдруг эта вонючая свинья Тони Симбал сует свой нос в мои дела?” Я ответил, что у него, должно быть, приключилась галлюцинация. Тогда он сказал: “Говорю тебе, Симбал здесь, и, поверь мне, я знаю, кого ищет этот специалист по мокрым делам”.

— Это ложь! — горячо возразил Симбал.

— Не подрывай свою репутацию, дружище.

Двери открылись, и они вышли из лифта. Симбал шагнул было в сторону парадного входа, но Кубинец остановил его.

— Нам сюда, — негромко сказал он.

Выйдя через заднюю дверь, они оказались на вымощенной плиткой дорожке, залитой светом фонарей. Над их головами раскачивались верхушки пальм и жужжали насекомые, безрассудно бросавшиеся на раскаленные лампы.

— Он приехал не на машине, — на ходу бросил Кубинец, — В машине он всегда чувствует себя неуютно. Поэтому он бывает только там, куда можно добраться по морю. — Дорожка повернула к небольшой пристани. — Вон его “сигарета”, — показал Кубинец. — Черная с белой каймой.

“Сигареты”, как назывались здесь мощные гоночные катера, почти все пространство внутри которых занимал мотор, пользовались большой популярностью в Майами. Особенно среди торговцев наркотиками, сновавших на них вдоль побережья, изрезанного тысячами крошечных бухт и заливов.

— Не подходите ближе! — вдруг услышали они окрик Беннетта и замерли на месте.

Дистанция длиною не более корпуса судна отделяла их от черной “сигареты”.

— Дальше запретная зона для вас обоих!

— Эдди, какая муха тебя укусила...