На другой стороне комнаты подростки совсем потерялись в сигаретном дыму. Потом двое из них — девочки в майках и юбках цвета полыни вынырнули из дымовой завесы и начали по очереди бросать друг дружку в рок-н-ролле в походе между рядами столиков. Официанты в белых смокингах степенно и с невероятным присутствием духа отступали на шаг, когда полынная ракета проносилась мимо. За свою службу они и не такое видали.

Сив закрыл глаза.

— Давай вернемся в отель? Что-то голова разболелась.

Когда Аликс открыла глаза, она увидела незнакомое лицо. Последнее, что она запомнила перед предшествуемым этому провалом, было ощущение, что ее везут на каталке, уже наполовину отключившуюся, в операционную комнату. Ощущение белизны и стерильности, сверкающие инструменты, анастезатор, приводимый в действие гигантским двигателем, пульсирующим, как бьющееся сердце.

А потом все тот же сон о том, как она бесконечно падает, падает... И чем ниже она падает, тем страшнее становится, потому что все сильнее убеждение, что ей не пережить конца падения. Потому что чем ниже она, тем стремительнее ее падение и тем ближе его конец.

И вот в сумрачном, неземном свете она видит Дика, стоящего на выступе скалы, мимо которой она падает. Она кричит ему что-то, он поворачивается к ней, улыбается, и она проносится мимо.

Она страшно кричит.

И вот внизу, на другом выступе, стоит Кристофер. Он расставил руки и она знает, что у него есть и сила, и решительность, чтобы попытаться поймать ее. Он не боится, как боялся Дик, что она своим весом и инерцией падения увлечет и его за собой в бездну.

Он улыбается, его расставленные руки все ближе и ближе. Теперь она почти уверена, что спасена. Почти до самого последнего момента уверена, — до того момента, когда он вдруг отдергивает руки.

Нет! -кричит она. Нет!

Падает.

Быстрее и быстрее, пока...

— Аликс, вы слышите меня? — спрашивает ее Макс Стейнер.

Аликс замигала глазами, пытаясь вспомнить имя которое можно было бы связать с этим незнакомым лицом.

— Я знаю вас? — спрашивает она.

Она видит, что на лице его появляется выражение, которое можно понять, как нечто среднее между озабоченностью и восторгом.

— Боже мой! — восклицает он. — Надо скорее позвать доктора. Вы заговорили!

Она неуверенно протягивает к нему руки. Все кажется еще таким нереальным. Она все еще продолжает падать, преданная и Диком, и Кристофером. Ухватившись за рукав его пиджака, ей как-то легче удержаться в сознательном состоянии. Но это слишком большое испытание для нее. Она слишком устала.

— Не уходите, — ее голос, больше похожий на кваканье, очень странно звучит, но ничего. Ничего!

— Меня зовут Макс Стейнер, — представился он. — Я старый друг Криса.

— Вы присматриваете за моим сыном. Он кивнул, весь сияя от счастья, что может с ней разговаривать. — Он прекрасный мальчик, Аликс.

— С ним все нормально? — Ее веки сами собой опускаются. У нее нет сил держать их открытыми. Но надо так много сказать, так о многом попросить. Прежде всего о Дике. Она не хочет, чтобы Дик сюда приходил. И еще она хочет, чтобы Макс не пускал его к Дэнни.

Но она падает, все быстрее и быстрее. Падает в ночь.

— Господи Иисусе, ты только посмотри на себя! — ужаснулся Брэд Вульф. Его люди перепрыгивали из катера к ней в лодку. Они ловчее легавых псов.

Он сделал знак рукой, и высокий лысоватый человек в очках и с лицом, покрытым пигментными пятнами, с треском открыл старомодный докторский саквояж.

— Осмотрите ее по-быстрому, — попросил он.

Диана, завернутая в грубошерстное одеяло, сидела, прислонившись спиной к переборке. Брэд Вульф откликнулся на ее звонок в рекордно короткий срок. Не зря Сив всецело доверял ему.

Она сообщила Вульфу десять цифр.

— Проверь их в телефонной компании. Может, что-нибудь интересное получится, — сказала она. — Эти цифры набрал Паркес, когда я напала на него. — Она сморщилась, когда врач ощупывал место, куда ей врезал ногой этот ублюдок.

— Ничто не сломано, — пробурчал доктор, обращаясь, кажется к своим пигментным пятнам.

Вульф смотрел на тело Паркеса, вокруг которого суетились криминалисты.

— Ты, по-видимому, обучалась айкидо не в академии.

Диана слегка улыбнулась, потом опять закусила губу, когда доктор снова прикоснулся к больному месту.

— Брала дополнительно частные уроки.

— У кого? У бульдозера?

Теперь она уж по-настоящему засмеялась.

— О нет! Мой учитель был более утонченным.

— Ничего утонченного не было в том, как ты разделала Паркеса.

— Он меня чуть не убил.

— Эй, ты что! — резко повернулся он к ней. — Это вовсе не в упрек тебе. Я чертовски рад, что послал сюда тебя, а не другого оперативного работника, менее подготовленного, чтобы тягаться с этим чудовищем.

— И все же я убила своими руками нашу единственную зацепочку. Из того, что он сказал, можно заключить, что ты был прав. Моника была его прикрытием.

— Но ты все-таки заполучила телефончик. — Указал Вульф, потом, не подумав, потрепал ее по плечу, чтобы подбодрить. — Прости, — пробормотал он, заметив, что она поморщилась. — Может быть, ты дала нам клин, вбив который, мы расколем это дельце.

— Куда бы трещина не пошла, — сказала Диана, — я хочу следовать за ней.

Доктор кивнул головой, давая понять, что закончил осмотр, и Вульф, протянув руку, поднял ее на ноги.

— У нее изумительно эластичное тело, — сказал доктор, закрывая свою сумку. — Она счастливо отделалась. — И он зашагал, жертва профессионального любопытства, взглянуть на труп Паркеса.

После того, как Диана вручила Вульфу свою объяснительную записку, он дал ей дешевенькую хлорвиниловую сумку.

— Я принес тебе кое-что из одежды. Может, она не очень стильная, но...

Диана потянулась к нему и поцеловала в щеку.

— Не важно. Я бы с радостью сейчас влезла даже в мешок из-под картошки. — Она развернулась, чтобы идти в кабину и переодеться, когда Вульф удержал ее за руку.

— Диана, — начал он, — я хочу, чтобы ты знала, как я ценю твою работу.

— Спасибо.

Он крепко держал ее, глядя прямо в глаза.

— Но это не все. Я хочу быть уверен, что ты сама оценила, что тебе пришлось сделать.

— Ты имеешь в виду, через что мне пришлось пройти.

Вульф кивнул.

— И это тоже. Для этого нужно время, чтобы оценить. Обдумать хорошенько.

— Уже обдумала.

— Сомневаюсь. — Он подвел ее к скамейке внутри кабины и они оба сели. — Я хочу, чтобы ты знала, что выполнила свой долг с честью. Ты не относишься к шпионскому ведомству, где положено глотать капсулу с цианистым калием, но не выдавать информацию врагу. Так что никакой вины ты не должна чувствовать.

Она улыбнулась кроткой улыбкой.

— Китайцы не умеют чувствовать вину.

— Я считаю, что если бы во время этого тяжелого испытания в твоих доспехах не появилось ни трещины, это было бы неестественно.

Она твердо смотрела ему в глаза.

— Когда я сказала, что уже все обдумала, я сказала это вполне серьезно. Не в моей натуре сидеть дома и анализировать сделанное. Я должна работать. Без работы я не человек.

— Не беспокойся. У меня и в мыслях не было отстранять тебя от задания. Я только хочу знать, что ты в полном порядке.

— Все нормально...

— Все нормально, но?.. — Он внимательно изучал ее лицо.

Диана опустила голову. Она чувствовала, что сейчас заплачет, и ей было очень стыдно. Она вспомнила, как отец побил ее, когда она однажды заплакала. Она подвернула лодыжку, убегая от компании ребят, которые дразнили ее, и заплакала, сама не зная, от чего больше: от боли или от унижения. Китайцы никогда не плачут,сказал ей отец таким свирепым тоном, что она испугалась. Китайцы никогда не показывают своих чувств, тем более, людям чужой культуры. Варвары не знают, что такое выдержка, которой мы, китайцы, гордимся.Выполняя этот наказ отца и ее предков, она с тех пор никогда не плакала.

— Я так хочу, чтобы Сив поскорее вернулся, — выдавила она из себя.

Вульф откинулся на спинку белой от морской соли скамьи.

— Господи, да вам надо с ним как можно скорее пожениться, и дело с концом! — воскликнул он. — Лучшее, что ты можешь сделать для Сива Гуарды, так это родить ему сына.

— Ну уж спасибо! — ответила она с наигранным сарказмом, но в душе была польщена. И благодарна Брэду тоже: слезы ее так и не пролились.

— Да и для себя самой тоже, Диана. Детишки — это как фонтан с молодильной водой. С ними не состаришься и не соскучишься! Ты уж мне поверь: у меня их трое. — Вульф широко улыбнулся. — А теперь давай пошевеливаться. У нас полно работы.

Крис нашел Пор-Шуази одновременно и восхитительным, и угнетающим. Улицы этого района образовывали треугольник, и его отличали две черты, необычные для Парижа. Первая — это обилие безобразных бетонных домов-коробок, построенных на средства государства еще до того, как был издан соответствующий закон, запрещающий подобные постройки. Вторая — крытые места для гуляния прямо-таки гаргантюанских размеров, расположенные между самыми большими зданиями.

Рестораны всевозможных типов соседствовали с рыбными и мясными рынками. Вдоль центральных авеню протянулись ряды ярко раскрашенных лавчонок, где продавалась вьетнамская и камбоджийская национальные одежды, аудио и видио аппаратура и кассеты, книги на кхмерском языке, антиквариат, вегетарианская пища по рецептам всех стран Юго-Восточной Азии. Просто глаза разбегались от разнообразия товаров.

Несколько часов Крис провел, гуляя по улице и заглядывая в лица прохожих азиатского происхождения. Смотрел сквозь стеклянные двери и окна магазинов и небольших ресторанов на покупателей и посетителей. В более солидные рестораны типа «Ранг Фуонг Хоанг», «Райская птица», «Ле Тикок» и другие, приходилось заходить, потому что снаружи было трудно разглядеть сидящих за столиками людей.

Верил ли он сам в то, что таким образом можно найти Транга? Конечно, Сутан говорила, что рано или поздно каждый вьетнамец, попавший в Париж, приходит в Пор-Шуази, хотя бы для того, чтобы купить кассету с восточной музыкой и поесть привычной пищи. Даже если это так, то кто может поручиться, что Транг и Крис придут сюда в одно время и их пути пересекутся?

Он вдруг почувствовал, что занимается дурацким делом. Он не знал этой местности так, как, по-видимому, знала Сутан. Здесь наверняка есть другие места, скрытые от глаз случайных прохожих — игорные дома, увеселительные заведения и прочие — где мог сшиваться Транг. Он мог и сейчас быть в том же квартале, что и Крис, но от одного сознания этого Крису было не легче.

Он почувствовал себя последним идиотом, что отказался присоединиться к Сутан и Сиву. А все из-за чего? Да из-за того, что в пылу страсти Сутан выкрикнула имя его брата. Крис полез в карман и потрогал шершавую рукоятку ножа, будто это был талисман.

Его чувство к Сутан было подобно пожару, который, раз начавшись, уже не остановишь. Очень странно, что порой он хотел бы потушить его. Любил ли он ее? А Аликс? Разве ее он не любил? Как можно любить двух женщин одновременно? Это же просто бред! Он чувствовал себя разбитым на миллионы кусочков, и все эти кусочки перемешаны так, что не поймешь, где главное, где второстепенное.

А потом ему пришло в голову, что Сутан точно в таком положении. Она тоже любит двоих — только случилось так, что они братья. Это что, такой ужасный грех? Был бы грехом, если бы Терри был жив. Интересно, как бы она стала выбирать из них двоих? И кого бы она выбрала?

У нее возможность выбора отнята. Но как насчет его выбора? Что ему делать? И как ему найти свой путь?

Думая обо всем этом, он продолжал выглядывать Транга. Казалось, суровый долг понуждает его идти все вперед и вперед, хотя в душе он понимал, что у него нет ни малейшего шанса наткнуться на него в этом лабиринте внутри трех кварталов. В сущности, даже если он сейчас здесь, то скорее всего находится внутри одного из этих больших зданий, внутрь которых Крис не имел доступа.

Но все это не важно. Он все равно найдет его, потому что одна из особенностей внешности Транга глубоко запала в душу Криса. Какая-то боль, а, может, бесшабашность? Гнев или отчаяние? Но уж, конечно, не ненависть. Если бы это не казалось абсурдом, он бы сказал, что в лице его была какая-то ранимость, которую Сутан усматривала и в лице самого Криса.

Как человек с ранимой душой может быть способен на такие чудовищные акты жестокости? Транг зверски убил Терри и Доминика, брата Сива. Он убил Аля Декордиа и покалечил Аликс. Объяснить такие аберрации в личности можно было бы войною, но война чаще всего ломает людей. А этого нельзя сказать о Транге: он действовал с пугающей основательностью и пунктуальностью. Крис обнаружил в нем способность здраво мыслить и даже элементы чести. Война не разрушила его личности. Тогда что же она с ним сделала?

Вот, кажется, это и есть главный вопрос. Боль войны отражается в его глазах. Крис видел в них пламя той войны, и это не могло не тронуть его. Поэтому он и пришел в Пор-Шуази и болтается по этому парижскому Чайна-Тауну, как последний дурак. Не только любопытство привело его сюда. Несмотря на то, что он заявил Сиву, он чувствовал настоятельную потребность еще раз приблизиться к опасному пламени, горевшему в глазах Транга. Ему надо найти источник этого свечения. В глубине души он подозревал, что таким образом он может также найти самого себя.

К тому времени, как он добрался до «Ангкор Уат», уже стемнело и он весьма проголодался. Вход в ресторан был отделан темно-красным пластиком и его вывеска обещала вкуснейшие specialites asiatiques.

Внутри было душновато от запаха специй. Он прошел через зал и устроился у столика в глубине. Он сел спиной к стене так, что каждый стол в зале был виден, как на ладони.

Вот тогда он и увидел мосье Вогеза, отца Сутан. Он постарел, конечно. Волосы отпустил длинные. Но лицо, так похожее на лицо Шарля де Голля, было невозможно не узнать. Он пришел сюда с вьетнамкой поразительной красоты. Они уселись напротив друг друга в самом центре зала.

На какой-то момент Крис ничего не соображал. Потом немного пришел в себя, отхлебнул из чашки такой большой глоток горячего чая, что обжег язык. Он почувствовал дикий страх несколько параноидального характера. Возможно, М. Вогез увидел его, когда он бродил по улице, и пошел за ним следом. Сутан ведь говорила, что ее отец никогда и ничего не забывает! Когда-то он собирался разделаться с неким молодым американцем, сующим нос не в свои дела.

М. Вогез и вьетнамка улыбались друг другу, и Крис заметил, что их ноги под столом переплетены. Потом он поймал отражение своего собственного лица в зеркале во всю стену и несколько успокоился. Ведь в те годы он был совсем пацаном. Вряд ли М. Вогез мог узнать его теперь.

И все-таки эта нечаянная встреча пробудила в нем массу неприятных ощущений. Вроде как открыть ночью шкаф в собственной спальне и обнаружить там спрятавшегося гоблина.

Было очевидно, что М. Вогеза здесь знают. Хозяин ресторана, маленький, элегантно одетый вьетнамец, лично принес чай и меню для него и его очаровательной спутницы.

В следующую минуту Крис окаменел на своем стуле. В голове у него творилось бог знает что и дыхание совсем оборвалось.

Приветствуя отца Сутан, хозяин ресторана сказал:

— Добрый вечер. Рад вас видеть, мосье Мильо. Как поживаете?

Пока Брэд Вульф ходил выяснять по своим каналам номер телефона, сообщенный ему Дианой, она позвонила в офис. Как она и предполагала, ее там ждала весточка от Сива. Набрав номер, который он указал, она переговорила с ним. В Париже в этот час была уже глубокая ночь. Голос Сива звучал, как из преисподней. С немалым раздражением в голосе Диана сказала ему об этом.

Вульф вернулся. Увидев, что она занята разговором, занялся своими бумагами, которых у него на столе накопилось порядочно.

Когда она закончила, он отложил в сторону ручку и обратился к ней:

— Что ты узнала о Маркусе Гейбле такого, что не пожелала сообщить мне?

Диана бросила на него недоуменный взгляд. — Не понимаю, о чем ты.

— О'кей. Почему ты развила такую бурную деятельность, наводя о нем справки?

Она пожала плечами.

— Сив попросил меня об этом?

Он сел на край стола, хлопнув себя по колену папкой с бумагами.

— Нельзя ли поконкретней?

— Ты хочешь спросить, не подозревает ли Сив его в переправке героина из Золотого Треугольника в Чайна-Таун? Ты хочешь спросить, не считает ли он Гейбла крестным отцом Чайна-Тауна? Это, что ли? — Она говорила небрежным тоном, но в нем слышались нотки пережитого страшного испытания и раздражения и злости по поводу того, что Сив, находясь за шесть тысяч миль, дает ей краткие указания, ничего не объясняя.

Брэд Вульф кивнул, будто прочитав ее мысли.

— Я спрашиваю это потому, — пояснил он, — что Маркус Гейбл не существует.

— Что?

— Позволь мне развить свою мысль. — Брэд Вульф слез со стола, устроился на стуле рядом с ней. — То есть в природе Маркус Гейбл существует, но в документах ЦРУ это не отражено.

— Они покрывают его.

Вульф покачал головой.

— Нет, не в этом дело. Он работал на них с 1968 по 1972 год. А потом он смотался.

— И чем же он занялся после этого?

Вульф пожал плечами.

— Предположительно, тем, чем он и сейчас занимается: импортом и экспортом.

— Чего? Наркотиков?

— Диана, у нас нет прямых доказательств того, что Гейбл связан с тем, чем промышляла «Моника». В нашей конторе, как, впрочем, и в твоей, догадки не считаются поводом для обвинения. Никто не может доказать причастность Гейбла к деловым операциям Моники и Рида Паркеса.

— Только потому, что Монику умертвили до того, как она могла сказать что-либо.

— Возможно, это и так, — признал Вульф. — Но у нас, опять-таки, нет доказательств.

— Если Гейбл не работает в ЦРУ, то кто же тогда покрывает его? — вздохнула Диана, вдруг почувствовав усталость. На мгновение она даже закрыла глаза. — Как ты получил этот материал на Гейбла?

Вульф улыбнулся.

— Довольно просто. Для меня просто, я хочу сказать. Несколько лет назад мы вышли на одну шайку, занимающуюся кокаином. Весьма изобретательную группу: они зашивали мешочки с этим зельем в трупы и провозили в страну через Мексику. И получилось так, что я узнал одного из шайки. Он оказался сыном одного человека, который, как я знал, работает в ЦРУ. Это он подсказал идею с трупами, сам находясь под сильным кайфом. Я вытащил его прежде, чем мы накрыли всю шайку, и, пригласив его отца, серьезно поговорил с ними обоими. В результате мы отправили мальца на добровольное лечение от его пагубного пристрастия в специальное заведение в Округе Колумбия. С тех пор я за ним приглядываю, поскольку он не слушается своего старика. Время от времени отец сообщает мне, как у него идут дела.

— Отец этого мальца агент ЦРУ?

— Бери выше. Эти ребята из Управления, собирая информацию о всех и каждом в стране, ни хрена не знают о своих собственных сотрудниках. Чарли Карнов работает у них оператором компьютера с правом доступа к наисекретнейшей информации. Он лучше информирован, чем любой из министров.

Диана засмеялась.

— Не важно, кого ты знаешь, а важно, что знает он.

— Вот именно. Оператор знает не меньше, чем его шеф, которого он подключает к банку данных.

Диана провела рукой по волосам.

— Теперь нам еще узнать бы о номере, по которому собирался звонить Паркес.

Вульф кивнул.

— Будем надеяться, что он выведет нас куда-нибудь. А то мы совсем уперлись в стену, которую не прошибешь одними добрыми намерениями.

— Но у нас не только они, — возразила Диана. — У нас есть еще и закон. Мои учителя мне постоянно твердили, что закон — это все: свет, путь, истина.

Вульф вздохнул.

— Теперь ты имеешь лучшее представление о том, что такое истина.

— Нет! — Она покачала головой. — Я с этим не согласна. Ты хочешь мне сказать, что мы бессильны, являясь слугами закона?

— Я ничего не хочу сказать, — возразил Вульф. — Это ситуация говорит сама за себя...

Тут зазвонил телефон и он схватил трубку.

— Да? Минуточку, — он потянулся за ручкой. — Порядок. Диктуйте. — Он записал что-то, потом положил трубку. — Мне сообщили адрес, по которому установлен телефон, номер которого набрал Паркес. Я думаю, нам надо отправиться туда немедленно.

— Мне только на минуту забежать в туалет.

— Иди. Это на предпоследнем этаже, справа в конце коридора. Я подожду тебя здесь.

По дороге она увидела Рэнди Брукса, помощника Вульфа. Он не заметил ее, потому что спешил к шефу, весь взмыленный. Она почувствовала любопытство и задержалась.

— Господи Иисусе, Брэд, — выпалил он. — Там внизу у нас опять ЧП! Я думаю, тебе надо...

— Уже иду! — вскочил Брэд Вульф. Он поспешил вслед за своим помощником к лифту.

— Брэд! — крикнула Диана, но он уже вошел в ожидающий его лифт. Вернувшись в его офис, она позвонила к себе на работу, чтобы справиться, нет ли для нее чего. Ей только что начали читать предназначающуюся для нее информацию, как она увидела Рэнди Брукса, бегущего по коридору. Он запыхался, и вид у него был довольно бледный.

— Что там такое? — спросила она, но тот уже пробежал мимо. Диана увидела, что он машет руками, объясняя что-то людям на этаже. Поглядев по сторонам, она обратила внимание на суету на площадке у лифта. Поспешно положив трубку, она подбежала к Бруксу. — Что это? — Она уже в своем воображении слышала выстрелы и видела Брэда, лежащего на полу в крови. — Что случилось?

Рэнди Брукс резко повернулся к ней. Глаза его были выпучены, он пытался справиться с дыханием.

— Не сейчас, мисс Минг, — отмахнулся он. — Мы пытаемся установить...

— Что?

— Обстоятельства произошедшего инцидента.

— Господи, можете вы мне сказать толком, что случилось? Что-нибудь с Брэдом?

Брукс кивнул. По-видимому он решил, что теперь, после того, как он наметил в общих чертах, что произошла неприятность, можно сообщить и подробности. — Я был на пятнадцатом этаже и бежал по лестнице сюда, когда услышал об этом. Произошел ужасный несчастный случай.

— Какой несчастный случай?

У него было осунувшееся лицо, и в руках он держал портативную рацию, которая потрескивала, как проволока под током. На ее блестящем корпусе были заметны отпечатки грязных пальцев, вымазанных в туши или саже. Кабина лифта, в которой находился Брэд, сорвалась вниз.

— Что вы такое говорите? — Внутри ее что-то болезненно сжалось. — Мы на двадцатом этаже!

— Кабина падала до самого низа.

— Как такое могло случиться? Лифты снабжены специальными приспособлениями для экстренного торможения.

— По правде говоря, не знаю.

— Не знаете? — недоверчиво повторила она. — Наверно, произошла какая-то ошибка.

Они вместе побежали к лифту. Рядом с ними бежали другие, задевая их плечами. Все кричали. Откуда-то раздавались сигналы тревоги.

Ужас сковал сердце Дианы, когда она стояла в спускающемся вниз лифте. Никто не глядел на нее. Кабина пропахла потом. Рэнди Брукс что-то говорил в свою рацию. Она напрягла слух, пытаясь разобрать ответы на его многократно повторяемый вопрос, но ответ звучал смазано и неразборчиво из-за сплошного треска статического электричества. Совершенно оцепеневшая от горя, она молилась за Брэда и все еще надеялась, что он жив.

В самом низу шахты лифта вспыхивали мертвенно-голубым светом ацетиленовые горелки для резки металла. На всех лицах блестел пот от жары и духоты закрытого помещения. Рабочие уже начали не торопясь извлекать тела из сплющенной кабины. И было очевидно, как бы долго они не копались, это уже не важно. Во всяком случае, не важно для Брэда Вульфа.

Но она хотела видеть. Несмотря на их протесты, она спрыгнула в грязную шахту и пыталась заглянуть за плечи рабочих внутрь кабины. Она последний раз видела результаты автокатастрофы много лет назад, когда только что закончила академию. Полуприцеп занесло на скользкой дороге, и он на скорости 85 миль в час врезался в легковую машину. Кабина лифта была так покорежена, что тела находящихся в ней людей разорвало надвое.

— Господи Боже мой! — Она отшатнулась и споткнулась об ацетиленовый баллон. Если бы Рэнди Брукс не подхватил ее, она упала бы лицом вниз на заляпанный мазутом и весь в крови цементный пол. Кто-то из людей вывел ее, плачущую, на свет божий.

Только много позже, уже дав показания и внутренней службе безопасности Агентства по борьбе с Наркобизнесом, и приехавшей бригаде детективов и нью-йоркской полиции, она вспомнила об адресе, по которому был установлен телефон с номером, списанным ей с телефона на моторке Рида Паркеса. И она пошла в офис Брэда Вульфа, чтобы взять его.

Листочка с адресом на столе не было.

В 09.30 Мильо расплатился по счету. Пятнадцать минут спустя он и вьетнамка поднялись и покинули ресторан. Вот тогда Крис и заметил, что за ними следят. Худощавый вьетнамец с крысиной физиономией, облаченный в рубашку из шамбре и в джинсы, потянулся за своей бейсбольной курткой с надписью «Доджеры» и исчез за дверью через минуту после их ухода.

Заинтригованный, Крис пошел за ними следом. Но когда он увидел, что Мильо и его спутница сели в «Рено», а их хвост — в черный «БМВ», Крис растерялся.

Он выбежал на бульвар Массены, высматривая проезжающее такси, но, как на зло, там ни одного такси не было. На какое-то мгновение у него появилась дикая мысль остановить первую попавшуюся машину и, как он видел во множестве фильмов, приказать шоферу ехать вслед за ускользающими преступниками. Но чувство реальности пересилило. Эта идея вряд ли сработает, как надо. Кроме того, на ее осуществление не было времени. Обе машины уже исчезали в транспортном потоке.

И тогда Крис сделал единственное, что мог сделать в сложившихся обстоятельствах: он украл велосипед.

На шоссе или поздно ночью у него были бы нулевые шансы догнать их: тогда за машинами ему просто невозможно было бы угнаться. Но сейчас оживленное движение на улицах сдерживало скорость машин и, если на дороге не будет крутых подъемов, он сможет поддерживать скорость до 35 миль в час довольно долго.

Было очень приятно почувствовать себя вновь в седле и мчаться вперед, работая ногами, коленями, напрягая все тело. Как в доброе старое время. Знакомое вдохновение начинало овладевать им, разгоняя адреналин по жилам. Время от времени он чувствовал покалывание в травмированной коленке, но решил не обращать внимание на боль: авось разойдется в процессе работы. Он не позволит такой чепухе помешать ему осуществить задуманное.

На площади Италии он пережил неприятный момент и подумал, что теряет их. Менялся сигнал светофора, и все машины начали снижать скорость и остановились:

перекресток очищался для пешеходов. Внезапно «Рено» рванулся вперед и за ним, будто привязанный к нему троссом, — черный «БМВ». Застигнутый врасплох Крис был вынужден ждать, когда загорится зеленый свет.

Обе машины уже исчезали на Авеню Гобелинов, когда он, всем телом подавшись вперед, как бывало на гонках, рванул за ними вслед. Вокруг ревели клаксоны, скрежетали тормоза. Один раз он был вынужден резко вильнуть вправо, чтобы избежать столкновения с двумя машинами, И вот, наконец, он прошел опасный перекресток и догнал своих подопечных, застрявших в автомобильном заторе у поворота на бульвар Пор-Рояль.

Нажимая на педали, Крис продолжал думать о словах Сива, высказавшего предположение, что Транг убивает всех оставшихся в живых членов отряда ПИСК, одержимый идеей какой-то изощренной мести. Это звучало вполне логично, но мысль эта с тех пор не давала ему покоя. Сейчас он в ней начал сомневаться. Действительно, Транг обезглавил Терри и Доминика Гуарду, которые служили с ним во Вьетнаме. Но Терри также оказался замешанным в переправке наркотиков, а Доминик слышал исповедь Декордиа. Транг также обезглавил Декордиа, который, предположительно, собирался рассказать властям все, что знал о пресловутом «трубопроводе». Следовательно, это могло быть санкционированное убийство. Значит, Транг работает на кого-то из главарей наркомафии, возможно, даже на главного босса.

Вроде, все сходится, однако Крис не успокаивался. Что-то выпадало из этого логично построенного сценария. Что? Он вспомнил об Аликс, до сих пор лежащей в больнице. Об операции, которую она...

Аликс. Конечно. Как он мог забыть об этом? Транг ведь пытался убить и его, и только Аликс помешала ему, встав на его пути. И опоздай Крис хоть на секунду с помощью, Транг убил бы ее наверняка. Но при чем здесь я? Я и к отряду ПИСК не имею ни малейшего отношения, и к переправке героина в страну — тоже. Я, таким образом, выпадаю из теории Сива, будучи аномальным явлением. Это означает, что либо теория Сива неверна, либо Транг работает на кого-то еще. На человека с особой программой, о которой им пока ничего не известно.

Они проехали на север по бульвару Распай, сделали левый поворот на бульвар Сен-Жермен, а потом через мост Согласия переехали на правый берег Сены.

Огни большого города сияли. Эйфелева Башня светилась сквозь дымку, накопившуюся за долгий трудовой день. Она висела над рекой, она обнимала шею башни, как ожерелье обнимает шею наипрекраснейшей женщины мира.

Далее пошла Авеню Нью-Йорк. Черного «БМВ» не было видно. Машина Мильо остановилась перед зданием с лепниной на белом фасаде в середине квартала. Он сам и его спутница вышли из машины.

Слезая с велосипеда, Крис видел, как она взяла Мильо под руку. Он стоял через улицу, в густой тени, отбрасываемой большими каштанами. Свет фар пробегающих мимо машин время от времени освещал лицо вьетнамки. Она что-то говорила своему спутнику. Потом они поцеловались. Мильо повернулся и пошел по тротуару в том направлении, откуда приехал на машине.

Внезапно лицо вьетнамки попало в пучок яркого света. Откуда-то появился черный «БМВ». Это в свете его фар женщина теперь стояла неподвижно, как олень, выбежавший из леса на шоссе. Мильо, повернувшись, поспешил к ней, да и Крис тоже не стоял на месте.