Они с Сивом пригибаются, слыша взрыв, сотрясающий скалу, нависшую над ущельем. Со страшным грохотом осколки камня падают вниз. И теперь, с их возвышенного места им видно движущееся к ним подкрепление.

— Давай выбираться отсюда, — говорит Терри.

Спускаться вниз легче и куда как быстрее. Вергилий и остальные члены отряда ПИСК выгнали остальных стрелков из укрытия и очистили ущелье. Терри рассказывает Вергилию, что произошло.

— А черт! — восклицает тот. — Это явная засада. Стервецы ждали нас.

— Сейчас не время анализировать произошедшее, — торопит Терри. — Мы не готовы к подобным сюрпризам. Давайте хотя бы разделимся.

Но Вергилий не слушает его.

— А засада означает, что кое-кто знал, что мы находимся поблизости. Раньше такого не было. — Он оглядел лица стоящих вокруг. — Значит, предатель среди нас.

— Среди нас? — не верил Доминик. — Да брось ты! Волшебник поворачивается к Сиву. — Ты у нас доморощенный детектив. Давай-ка проверим твои способности к дедукции. Кто здесь предатель?

— Это не серьезно, — возмущается Доминик. Он повертывается к брату. — Сив, неужели ты собираешься ему подыгрывать в этом безумии?

— Так кто же это. Детектив? — повторяет Вергилий. — Говори скорее, у нас нет времени.

— Кто был головным дозорным непосредственно перед тем, как это началось? — начинает рассуждать Сив. — Кого посылали в разведку и кто не был на глазах отряда долгое время? Кто попросил сменить его, когда мы подходили к ущелью?

Крикнув нечто нечленораздельное, Вергилий хватает Че за грудки. Плюет ему в лицо и затем бьет его прикладом своего АК-47.

С посеревшим сразу лицом Че валится с ног.

— Ради Бога, — вступается за него Доминик, — сейчас не время сводить счеты.

— Он прав, — поддерживает Терри. — Сейчас опять чарли появятся, и в гораздо большем количестве. Давай оставим это до...

— Куски тела Трепача разлетелись во всему ущелью, — прерывает его Вергилий, — и предатель за это поплатится.

— Хорошо, — соглашается Терри. — Только давай займемся этим потом. Когда отвяжемся от чарли.

Волшебник смотрит на него и качает головою.

— Нет. Ты ничего не понял, Мясник. Я покажу чарли, что не глупее их. Чарли будут знать, что с нами такие номера не пройдут.

Он дает короткую очередь из автомата, которая с такого близкого расстояния, фактически, разрывает тело Че пополам. Затем ножом отрезает голову и велит Муну принести один из автоматов северных вьетнамцев, что упали на дно ущелья после взрыва гранаты Терри. Он находит место помягче в центре ущелья и вбивает автомат прикладом в землю. После этого аккуратно насаживает окровавленную голову Че на ствол.

— Теперь они увидят, — бормочет он. — Теперь они у меня все поймут.

Затем он уводит остатки отряда ко входу в ущелье, туда, откуда они пришли. По дороге хлопает Сива по плечу. — Классная работа, — хвалит он. — Помяни мое слово: когда-нибудь ты будешь настоящим детективом.

— А как насчет штаба вьетконговцев? — спрашивает Терри.

— Ну его к черту, — отвечает Вергилий. — Мы сделали, что могли. Там уже предупреждены, и на месте их не найдешь. А я не могу рисковать жизнью уцелевших членов отряда.

— Ты хочешь сказать, судьбой всей экспедиции?

— Это одно и то же, — отвечает Вергилий. На следующий день они спускаются с нагорья и оказываются в более ровной, болотистой местности. Они идут через рисовые поля, через заросли низких, чахлых деревьев, потому что это безопаснее, чем идти по дороге на виду. Поля покрыты водой и едва проходимы, как всегда в это время года, когда муссонные дожди только начинаются. Позже, когда муссоны задуют всерьез, поля полностью зальет водой и по ним уже вообще не пройдешь.

Во влажной жаре роятся насекомые, с жадностью облепляя вспотевшие тела людей. Воздух свинцово тяжел, весь пропитан электричеством, и на западе уже слышно урчание дальнего грома. Они находятся на юго-запад от Крати и недалеко от низменности Компонг Чам, простирающейся по обе стороны от Меконга. Через реку будет перебраться непросто, потому что по ней и сейчас оживленное движение от Прейвенга до Пномпеня.

— Раз наша цель Ангкор, — говорит Терри Вергилию на ходу, — то было бы логичнее доставить нас вертолетом к границе с Таиландом. От Араниапратет там рукой подать.

— Исключено, — объясняет Вергилий. — Считается, что мы охотимся за секретным штабом вьетконговцев. Поэтому естественно, что нас доставили до Камбоджийской границы. Хотя это и противозаконно, но пусть у Никсона голова болит, который санкционировал подобные вылазки.

— Ты даже не сказал мне, зачем мы сюда забрались.

Волшебник усмехнулся.

— А тебе разве не все равно, Мясник? У тебя в голове ведь есть собственная программа действий.

— Не понимаю, что ты этим хочешь сказать.

— А то, что ты самый аморальный из всех сукиных детей, которых я встречал. Что касается меня, то я знаю, что такое закон, и я посвятил свою жизнь тому, чтобы научиться обходить его. Закон, видишь ли, писан для маленьких людей. Для них он необходим: держит их в узде. Но мне он страшно мешает, и я пытаюсь изыскать способы, как его культурненько нарушить. Ну а ты, со своей стороны, понятия не имеешь о том, что такое закон. Для тебя это абракадабра. Давай представим себе его в виде магнита. У большинства людей есть какая-то полярность: положительная или отрицательная, — и поэтому они или притягиваются им или отталкиваются. А ты, дружище, вообще лишен полярности. Ты существуешь вне закона, абсолютно оторвавшись от него.

Терри приходит в голову, как озарение свыше, что Вергилий ему в этом завидует. Вот уж не думал, что он способен на зависть.

И еще ему приходит в голову, что Волшебник так и не сказал ему, что отряд будет делать в Ангкоре. На первый взгляд, это место не имеет ничего общего с войной. Но затем он вспоминает слова Вергилия о том, что теперь война подошла к порогу Камбоджи. Никсон и Киссинджер знают об этом. Может, и генерал Абраме тоже знает, хотя, если судить по словам Волшебника, может, и не знает.

По мере их приближения к Меконгу они оставляют позади низменные, покрытые водой рисовые поля и возвращаются в более привычные им джунгли. Но теперь они не единственные ночные хищники. В этой части страны водятся тигры.

Их коричнево-зеленый, удушающе тесный мир кажется маленьким, как жемчужина, инкапсулированная в радужное тело какого-то жуткого морского животного. Они одни, отторгнутые от всего остального человечества, четыре дня и четыре ночи бродя по стране, которую, по словам Доминика, давно покинул Бог.

Кроме жары и влажности, есть еще нечто, давящее на психику в диких местах, через которые лежит их путь, и Терри буквально физически чувствует этот груз на своих плечах. Он ощущает себя сиротой без семьи и даже без утешения, которые могут дать воспоминания. Как будто эти проклятые места, этот воплощенный зеленый ад, задались целью высосать из него жизнь.

За густыми зарослями струится река. Они поворачивают к северу, следуя за ее змеиными извивами, и, наконец, выходят к скрипучему причалу. К нему привязано несколько лодок, но никого из людей поблизости нет.

Они тщательно обыскивают окрестности, затем, не найдя никого, забирают лодки и через семь минут причаливают к противоположному берегу и продолжают свой путь.

Теперь, когда до Ангкора им осталось идти не более трех дней, Вергилий особенно озабочен тем, чтобы избежать столкновения с враждебными отрядами. На своем пути они встречают несколько северо-вьетнамских и камбоджийских конвоев, но, заметив их заблаговременно, осторожно их минуют.

Дикие джунгли простираются во все стороны. Луна на ущербе, муссон постепенно захватывает окрестности. Влажность все повышается и повышается, и создается впечатление, что уже давно идет дождь. Тьма вокруг просто кромешная.

Один раз Терри слышит рядом рычание. Он останавливает отряд и вслушивается во тьму джунглей, где скрывается зверь. Наконец до него доносится его запах, что означает, что они находятся с подветренной стороны от тигра. Он дает знак двигаться дальше.

Под утро, когда весь отряд уснул, Вергилий и Терри потихоньку переговариваются.

— Так ты обдумываешь ту проблему? — спрашивает Вергилий.

— Какую? Как остаться живым и не свихнуться?

— Очень смешно. Я имею в виду, как действовать, общаясь с тем Французом, о котором я тебе говорил, и его азиатами.

Терри задумчиво разгрыз витаминную таблетку. — Обдумываю потихоньку. Но многого не придумаешь с такой скудной информацией, которой ты снабдил меня.

— Не прибедняйся. Ты знаешь все, что надо знать, общаясь с вьетнамцами.

Терри пожал плечами. — Сомневаюсь. Но, в любом случае, речь не о них, а о Французе. Что он из себя представляет?

— А что, это так важно знать?

— Конечно, важно. Его стратегия тесно связана с его личностью, а личность оказывает влияние на взгляды его подчиненных и, следовательно, на их действия, которые мы должны предвидеть.

Волшебник посмотрел на него с уважением.

— Да ты у нас психолог, Мясник. С моей стороны глупо недооценивать в тебе это качество. — Он кивает головой, словно в подтверждение своих слов. — Ну ладно. Беда с этим Французом заключается в том, что он настолько радикально настроенный человек, что даже в его собственной стране у него были неприятности на этой почве. Многие там отказываются иметь с ним что-либо общее. Он там своего рода пария. Но, как ни странно, весьма влиятельный человек. И вот периодически они его направляют сюда, где он создал проблему номер один.

— Это каким образом?

— Здесь он в своей стихии. — Вергилий закашлялся и глотнул воды из фляги. — Ты слыхал про Красных Кхмеров?

— Головорезы, кажется? Бандиты и преступники, отбросы общества.

Вергилий пожал плечами.

— И да, и нет. Пожалуй, они действительно такими считались, когда начинали. Но не сейчас. Француз радикализовал их, придал их движению политическую окраску, и, таким образом, они получили свою нишу в мироздании, откуда они наносят свои удары, одновременно требуя, чтобы их признали как законную политическую силу. Теперь они крайне левое крыло, находящееся в оппозиции режиму Сианука. И вообще новоявленные борцы за свободу Камбоджи. Ну, если и не все они, то, во всяком случае, их лидер, некий Салот Cap, в полном смысле детище этого Француза. С этим псом лучше не встречаться на узенькой дорожке, особенно одному и без оружия.

— С кем: с Французом или с Салот Саром?

Волшебник рассмеялся.

— Вообще-то я имел в виду Салот Сара, но, коль уж ты так поставил вопрос, то могу сказать, что это определение распространяется на обоих. Оба они крайне опасны. Француз, к тому же, еще и умница, в придачу. Полюбуйся, что он сотворил здесь, в этих вонючих джунглях! Фактически, из ничего, прямо-таки из говна, сделал влиятельную политическую силу. Но, с другой стороны, этого Салот Сара и самого отличает прямо-таки дьявольская природная хитрость. С ним тоже шутки плохи.

У Терри появилось какое-то отсутствующее выражение на лице.

— Значит надо полагать, что Француза охраняют Красные Кхмеры?

— Да.

— А что у него есть такого, что тебе позарез нужно?

— То, что они здесь называют седьмым кругом ада, — ответил Вергилий. — Слезы мака.

Долгое время Терри ничего не говорит, только смотрит в туманную даль. Наконец, прерывает затянувшуюся паузу:

— А какая связь между Французом и опиумом?

— Не опиумом. Героином. — Вергилий вскрывает дыню, начинает резать ее на тоненькие ломтики боевым ножом. — Я уже тебе говорил, что Француз — умница. По словам Муна, он наладил связь с бирманцами и через них контролирует путепровод, по которому наши ребята снабжаются героинчиком.

— Новый способ убивать нас.

— Новый, — соглашается Вергилий, закладывая кусочек дыни себе в рот. — И, к тому же, радикальный.

Как раненый бегемот, переваливаясь, вползает хмурый день. Беспрестанная капель с листьев приветствует его запоздалый приход. Они приканчивают дыню и Вергилий выбрасывает корки.

— Значит, тебе нужен этот путепровод, — резюмирует Терри. — Так?

— Если опустить несущественные детали, так. Терри подымает глаза на Волшебника.

— Ты мне лгал, — говорит он. — Все это время ты действовал с фальшивой, личиной. — В голосе его нет обиды или горечи, в нем звучат, скорее, уважительные и даже благоговейные нотки. — И вовсе ты не из спецназа, и эта операция наша вовсе не в духе Дэниэла Буна. Майкл Эйланд понятия не имеет, где мы сейчас находимся, и уж, конечно, не планировал нашу экспедицию.

Вергилий пожимает плечами, не говоря ни слова.

— Переправка наркотиков не может быть отражена в планах работы медсанчасти войск спецназа. Она вообще не может быть частью работы какой-либо известной мне службы. — Как альпинист, выискивающий в горе место, куда можно поставить ногу при подъеме, так и Терри ищет в лице Волшебника намеков на то, как он воспринимает этот разговор. — Так на кого же ты работаешь, Вергилий?

Вонь гниющих растений так сильна, что, кажется, покрывает слизистую оболочку носа и мягкого нёба во рту какой-то противной пленкой. Еда становится неприятной работой, переставая доставлять удовольствие.

— Это не имеет никакого значения.

— Но героин имеет, Вергилий. Во всяком случае, в этой стране. Это мерзкое и паскудное зло.

— Согласен. И тебе следует гордиться тем, что ты участвуешь в этой экспедиции. Хочешь знать, почему?

— Что я хочу знать, так это то, каким образом ты собираешься использовать путепровод, когда заберешь его у Француза?

Вергилий прижался затылком к стволу дерева.

— Тебе надо бы в шахматы играть.Мясник. Никогда не встречал человека, думающего на столько ходов вперед.

— Я хочу ответа на свой вопрос.

— Хорошо. Взяв контроль над путепроводом, мы завернем его назад. Пусть коммунисты сами жрут эту гадость.

Терри молчит так долго, что Вергилий начинает беспокойно ерзать.

— Я так и слышу, как шестеренки у тебя в мозгу скрежещут. О чем ты думаешь?

— О том, сколько денег можно наскрести с этого говна.

— Ну и?

— Кому барыш достанется? Волшебник вытер руки о свои брюки.

— Знаешь, в чем твоя беда? Ты задаешь слишком много вопросов.

— Я не хочу принимать в этом участие, — отрезал Терри.

— Что?

— Ты меня слышал. Может, я поверил половине того, что ты тут мне наговорил, а, может, вовсе не поверил. В любом случае, это не так важно. Я выхожу из дела.

Лицо Вергилия посуровело.

— Послушай, приятель, когда ты записывался ко мне, ты записался на полный курс. В середине семестра не выходят.

— Еще как выходят! Выхожу к чертовой матери!

Волшебник пожимает плечами.

— Захотелось пулю в затылок?

— И кто же меня пристрелит? Ты, что ли? Прямо перед строем?

— Ты знаешь, что бывает за дезертирство в боевой обстановке?

— А ты знаешь, что такое объясняться с военным трибуналом? Когда все члены отряда дают показания? Можешь ты позволить роскошь придания этой секретной операции гласности?

— Все это так, — согласился Вергилий. — Только до трибунала дело не дойдет. Здесь, в этих диких краях, я царь и бог. Мясник. В руках моих ваша жизнь и смерть, и никто в отряде не может отрицать этого. — Он широко улыбнулся. — Похоже, у тебя нет выбора. Если ты, конечно, сам смерти не жаждешь.

Терри понимает, что Волшебник прав, но он также полагает, что возможен и третий выход из данной ситуации, кроме участия в деле на условиях Волшебника и получения пули в затылок.

— Хорошо, — говорит он. — Ты хочешь, чтобы я остался, я и остаюсь. Но я согласен остаться только в качестве полноправного партнера, Вергилий, ныне и присно и во веки веков. Какую бы сделку ты не замыслил, ты будешь должен держать и меня в курсе, поскольку я буду на этом путепроводе объездчиком. И я должен быть уверен, что ты говоришь мне только правду, и что никто не надувает меня по части доходов.

Волшебник смотрит на него во все глаза. — А ты серьезный мужик, чтоб тебя приподняло и шлепнуло!

— Серьезный, как покойник. — Его взгляд перемещается на несколько сантиметров выше головы Волшебника. — Кстати о покойниках, — добавляет он вполголоса, — не шевелись.

— Что там такое?

— Хануман, — отвечает Терри, не сводя глаз с маленькой зеленой змейки. — Висит у тебя прямо над головой. — Глаза у змейки ярко желтые, разорванные посередине черной вертикальной полоской.

— Убей ее. — Неужели он не ослышался и в голосе Вергилия в самом деле дрожь испуга? — Я слышал о ней немало страшных историй.

— Я тоже, — говорит Терри. — По словам Муна, она умеет летать с дерева на дерево, как обезьяна. Поэтому ее и назвали в честь злобного бога-обезьяны Ханумана.

— Не читай мне лекций о кхмерском фольклоре, а поскорей убей ее, черт тебя побери! Ненавижу змей, мать их так!

— Тихо, тихо, — успокаивает его Терри. Его рука стискивает рукоятку ножа. Вот он уже вынут из ножен и блестит перед лицом Вергилия, будто отражая свет фонаря. И вот он исчезает из поля зрения, и Вергилий слышит короткое шипение, быстро прерванное. И затем две половинки ханумана падают ему на колени.

С диким криком Вергилий вскакивает, втаптывает змею в грязную землю, на которой он только что сидел.

— Да не беснуйся ты, — урезонивает его Терри. — Она мертвая.

Втоптав ханумана, Вергилий переводит дух.

— Теперь мертвая. — Он поднимает глаза на Терри. — Так ты поможешь мне с янычарами Француза? Эти Красные Кхмеры выродки, каких мало.

— Я буду помогать тебе до скончания века, — обещает Терри, вкладывая нож в ножны, — если ты будешь со мной честен.

— Заметано. — Вергилий протягивает ему руку. Терри смотрит на нее и улыбается, как и сам Вергилий недавно улыбался северовьетнамскому полковнику.

Каменное лицо бога Вишну вырастает из джунглей. Оно — воплощенная вера; оно — само время. Подымаясь прямо в сомкнувшиеся кроны деревьев, оно исполнено космического духа истории.

Ползучие растения венчают благородное чело, спускаясь причудливыми завитками мимо всевидящих глаз, потрескавшегося и облупившегося носа, толстых, изъеденных лишайниками губ.

— Ангкор Уат, — говорит Волшебник.

Отряд ПИСК останавливается, потрясенный зрелищем. Изнеможение, порожденное физической усталостью и всем пережитым за эти дни, исчезает перед лицом индуистского бога всего сущего. Шелковичные и фиговые деревья высотой в многоэтажный дом и с корявыми стволами, перевитыми лианами, как бицепсы штангиста — венами, обступили храм со всех сторон, как воины неприятельской армии, лезущие на приступ.

Сами многовековые стены храма все в трещинах, как губы боксера после трудного матча, и ненасытные корни растений, выросших на каменном фундаменте из семян, занесенных птицами, продолжают разрушать стены.

Разрушительная работа джунглей идет здесь еще более стремительными темпами, чем где бы то ни было. Джунгли прошлись по этому городу храмов с жестокостью бомбежки или орудийного обстрела. Ангкор пережил завоевание монголов в V веке и сиамцев в XII, но запущенность — это нечто пострашнее захватчиков.

Голова Вишну стоит на страже Храма рядом с архитектурным сооружением в виде бассейна с водой и сетью каналов, приподнятым над землей. Древние кхмеры называли это сооружение барани пользовались водой для полива полей, так что даже в засушливые годы снимали с полей по два урожая. Предпринимая строительство Ангкора, они инкорпорировали баранв архитектуру города, чтобы земли, окружающие жилище древних богов, были всегда плодородными и продуктивными.

Город был построен в Х веке царем Суриаварманом II и представляет из себя модель кхмерской вселенной. Этот народ всегда славился красотой женщин, и поэтому многие индийские торговцы начали оседать здесь, уже в I веке н. э., принося с собой свои культурные традиции. Поэтому нет ничего странного в том, что здесь видишь храмы и монументы, посвященные индуистским богам Вишну, Брахме и Шиве, а не только одному Будде. Соответственно, встречаются надписи на языках санскрита и пали.

Но даже могущественные боги не смогли защитить свои храмы от разрушения и упадка. Теперь Ангкор казался сердцем бездушной машины, удары которого ощущаются все реже и реже. В местах, где хозяйничали Красные Кхмеры, всякая религия запрещена, и только постепенно разрушающиеся изваяния богов продолжают стоять как молчаливые свидетели радикальных изменений, происходящих на планете за последнее время.

Когда они подходили к городу, небо над, ним казалось черным и таким низким, что становилось страшно. Но это не были тучи надвигающейся грозы, а огромные скопища летучих мышей, поселившихся в заброшенных храмах.

Сквозь главные ворота они попадают на территорию храма. Все храмы, кроме этого, повернуты входом на восток, потому что, по существующему здесь поверью, на запад идут мертвые. Древние кхмеры строили Ангкор Уат так, что входящий сюда как бы входит в жизнь, то есть рождается.

Широкие площадки, огороженные барельефами и стенками с инкрустированными в них изречениями, имели неприятно заброшенный вид. Дождь падал на Ангкор с равнодушной монотонностью. Отряд, находящийся в самом его центре, осторожно продвигался вперед.

— Они где-то здесь, Мясник, — сказал Вергилий. — Притаились и ждут.

— Красные Кхмеры могли спокойно перестрелять нас и минуту назад, и час назад, — заметил Терри. — Почему они не торопятся сделать это?

— А потому что у меня есть то, что нужно Французу.

— А что именно?

Волшебник ухмыльнулся. — Сделка уже заключена. Тебе надо только постараться, чтобы они меня не обошли.

— Ты хочешь сказать «нас», не так ли?

Вергилий посмотрел на него уничтожающим взглядом.

— Я бы на твоем месте поперед батьки в пекло не лез.

Терри пожал плечами.

— А я уже там, — заметил он. — Чего мне терять?

Они встречают Француза в Галерее Сотворения. Сейчас она без крыши. Главная стена ста шестидесяти футов длиной покрыта барельефом, изображающим индуистский миф о сотворении человека. В центре стоит четырехрукий Вишну, направо от него Хануман с лицом обезьяны, главный бог света, а налево — двадцатиодноглавый Равана, главный демон. Фигуры соединяет тело огромного змея, из которого они выдаивают магический эликсир — материал для сотворения человека.

Все это им объясняет Мун. Истолковывая миф, он невольно все ближе и ближе подходит к изображению демона Равана, обхватившего руками пятиглавого змея. Вокруг него танцующие фигурки. Наверно, демоны тысячи адов, описанные в «Муи Пуан», думает он.

Стоя рядом с изображением Вишну, Брахмы, Будды, Ханумана и, особенно, Раваны, он чувствует себя опутанным тенетами могучего мифа. Ангкор, существовавший столетиями в камбоджийских джунглях, все еще жив. Каждый теравадан-буддист знает, что его боги проходят циклы могущества, гибели и возрождения. В этом они ближе к человеку, чем к божествам какой-либо другой религии.

Здесь в Ангкоре, в центре мироздания, появляется ощущение, что эти могучие силы только спят, и им снится сон, в котором они видят себя снова исполненными могущества.

— Весьма вдохновляющая картина, не так ли? Они поворачиваются и видят высокого человека, очень похожего на Шарля де Голля. Его окружают вооруженные люди в черных гимнастерках. Красные Кхмеры.

— Все это теперь затеряно во времени, — говорит француз, разводя руками. — Все забыто. — Он говорит по-английски, зная, что перед ним американцы и желая сделать им приятное. — Даже этими людьми. — Он указывает на своих телохранителей. — Особенноими, хотя я постоянно повторяю им, что нельзя забывать, нельзя убивать тех, кто хочет помнить это и для кого эти боги живы. Я учил их ненавидеть только рабство, в котором их держали проклятые империалисты. Я сделал их свободными.

Нет, сказал себе Терри, ты только одурачил их, заставив сменить одних хозяев на других. Жестокий урок, который никак не может усвоить человек. Он мечтает поработить других и очень легко попадается на удочку тем, кто обещает свободу лично ему.

Терри поежился. Будто в этих диких местах встретился с самим сатаною, который говорит вкрадчиво, прикидываюсь другом человека, являясь на самом деле его злейшим врагом.

Высокий человек приблизился к ним, протягивая руку.

— Здесь меня называют просто Французом, — сказал он, пожав руку сначала Вергилию, потом Терри, — но мое имя Вогез.

Волшебник тоже представился, а потом ткнул в сторону Терри:

— А это Мясник.

Остальные члены отряда сохранили анонимность. Они стояли по одну сторону, а Красные Кхмеры — напротив них. А между ними, обнимающие мощными руками Вишну, стояли трое руководителей.

— Может, лучше удалиться отсюда, — предложил Волшебник, — в какое-нибудь более укромное место? М. Вогез рассмеялся.

— Мой дорогой сэр, что может быть укромнее храма Ангкор Уат? Кому придет в голову помешать нам здесь?

— Я имею в виду свидетелей, — уточнил Вергилий. — Ваших и моих.

— А, это? Конечно, конечно. — Француз говорит что-то своей охране. Он ведет себя очень непринужденно, даже раскованно. Но, когда они приближаются к небольшому зданию через площадь, Терри начинает нервничать. Он извиняется, собираясь улизнуть.

Мосье Вогез начинает протестовать, но Терри простодушно объясняет:

— Живот прихватило, извините. Небольшой понос. Вергилий берет Француза под локоть и они вместе скрываются в тенях входа в святилище.

Терри ходит вокруг и около, держась за стенку, пока его не замечает Мун и отделяется от товарищей.

— Что ты думаешь относительно этих выродков? — спрашивает он, указывая на Красных Кхмеров.

— Я им не доверяю, — немедленно откликается Мун. — И никто не доверяет. Их лидер, Салот Сар, далеко не глуп и очень опасен. Образование получил во Франции и всегда был в числе лучших студентов.

— Как ты думаешь: они не нападут на нас?

Мун смотрит на Терри вопрошающе. — А в чем дело?

— Не знаю, — отвечает Терри. — Пока не знаю. — Это хоть и ложь, но наполовину. — Но было бы неплохо узнать, как им Француз приказал себя вести по отношению к нам.

— Почему бы тебе не спросить об этом его самого? — ехидно осведомляется Мун.

Терри ворчливо объясняет:

— Я бы и сам попытался выяснить это, но, боюсь, недостаточно хорошо понимаю кхмерский язык. Не увижу, если они начнут лгать.

— Рад буду служить.

— При случае отплачу тем же.

— Это не обязательно.

— Тем не менее... Мун улыбается.

— Хорошо. Я попробую разобраться в том, что здесь происходит.

— А после этого ты отведешь меня туда, где спрятан Лес Мечей. — Сказав это, Терри подумал, что Вергилия, наверно, удар хватил бы, если бы он узнал про их разговор.

— Конечно. Ты же знаешь, он твой.

— Тогда вперед.

Когда они приближались к Красным Кхмерам, Мун шепнул:

— Знаешь, главное дело, когда общаешься с этими выродками, это знать, кто в каком звании. Даже в маленьком отряде, как этот, субординация имеет большое значение.

Терри кивнул, благодарный за информацию.

— Давай поговорим с их главным.

Завязать разговор с Красными Кхмерами оказалось нетрудно. Они чувствовали себя уверенно, упиваясь тем, что территория, которую они контролируют, включает Ангкор, униженную столицу их неразумных предков.

Перекинувшись несколькими фразами с кхмерами, Мун говорит Терри, указывая на одного из них, субъекта с ничего не выражающим лицом.

— Это Кео. — Терри он представил, назвав его кличку, Мясник. Кео широко улыбнулся, лязгнув зубами при этом. В руках у него была ниточка с высушенными человеческими ушами — свидетельство его боевых заслуг.

— Очаровательный тип, — вполголоса сказал Терри.

— Он очень влиятелен, — сообщил Мун. — Его звание можно приравнять к нашему полковнику. — Здесь Кео что-то сказал на своем языке, и Мун перевел, что Кео нужно доказательство, что Терри командует отрядом. Иначе он и разговаривать с ним не будет.

— Ему нужно доказательство? Пожалуйста! — Он хватает Муна за воротник гимнастерки и дергает его вниз. — Становись на колени!

— Что?

Терри подбивает его сзади под ноги, и Мун, потеряв равновесие, начинает выполнять требование.

— Делай, что говорят! — кричит он по-английски нарочито громко. Кео любуется на эту сцену, улыбаясь.

Вытащив из кобуры пистолет, Терри приставляет его к виску Муна, да еще нажимает с такой силой, что шея кхмера сгибается набок.

— А теперь скажи ему, что, если он хочет, я вышибу тебе мозги.

— Ты с ума сошел!

С удовлетворением Терри отмечает про себя, что Мун дрожит. Очевидно, и Кео это заметил.

— Говори!

Мун переводит, и Кео смотрит на Терри долгим, тяжелым взглядом. Он присаживается на корточки, заглядывает Терри прямо в глаза. Он упивается зрелищем с жадностью пьяницы. Долгое время можно слышать только стрекот невидимых насекомых, переполняющих джунгли. Затем он протягивает руку, берет на палец пробу пота со лба Муна.

Удовлетворенно кивнув головой, он выпрямляется и что-то говорит. Мун переводит немного окрепшим голосом:

— Он говорит, что, будучи справедливым командиром, он не может допустить расстрел послушного солдата.

Терри опускает пистолет в кобуру, следит за выражением лица Кео, когда тот наблюдает за Муном, подымающимся с колен. Сам он избегает взгляда Муна. — Скажи ему, — говорит он, — что я оценил принятое полковником решение. Мы с ним двое солдат, понимающих, что такое война.

После того, как Мун перевел это, Терри добавляет:

— Я удивляюсь, что такой опытный воин и полковник командует таким маленьким отрядом.

— Это свидетельство уважения к статусу Француза, — переводит Мун ответ полковника.

Может, это и так, думает Терри. Наблюдая за лишенным всякого выражения лицом этого человека, он понимает, что доверять его словам нельзя. Власти над другими людьми домогаются лишь люди, никогда не знавшие, что это такое. Такие, как Кео. Скорее всего, это бандит, поднятый до своего относительно высокого положения революцией. Кео сам удивлен фактом, что власть над другими людьми может быть такой безграничной. И это делает его особенно опасным. То, что будущее Камбоджи находится в руках таких людей, является очень тревожным знаком.