Глава 1

Двое мужчин, стоя у причала, молча наблюдали за длинной и унылой береговой линией. Старший, высокий и костистый господин, был с головы до ног закутан в потертую накидку из мягкой кожи. Второй, крепкий красивый мужчина лет пятидесяти, носил потрепанный коричневый халат и короткую верхнюю куртку. Пока они так стояли, жаркий липкий туман сменился теплым дождиком, каковой смочил старый бархат их черных шапочек. Однако духота оставалась невыносимой, ибо, несмотря на то что давно перевалило за полдень, не чувствовалось ни намёка на вечернюю прохладу.

Немного поодаль с десяток босоногих кули разгружали иноземный корабль, пришвартованный напротив сводчатого входа городской службы сбора пошлин. Сгибаясь в три погибели под тяжестью тюков, они с трудом брели по сходням под звуки заунывной песни. Четверо стражников у ворот то и дело стягивали остроконечные шлемы с мокрых от пота бровей. Тяжело опираясь на длинные кван-до (древковое оружие типа алебарды — Примечание.) , эти молодцы со скучающим видом надзирали за работой.

— Смотри! Вон корабль, что привез нас сегодня утром! — воскликнул старший из мужчин, указан перстом на темную массу, видневшуюся в тумане за мачтами других судов, поставленных на якорь рядом с иноземным. Черная военная джонка под мощные взмахи весел на изрядной скорости неслась к устью реки Жемчужной, а блестящие бронзовые гонги на борту издавали резкий металлический звон, предупреждая речных торговцев о ее приближении.

— Если погода позволит, они скоро прибудут в Аннам! — мрачно бросил его широкоплечий спутник. — Немало славных битв ждет их там. А мы с тобой вынуждены торчать в этом забытом Небом городе, повинуясь приказу выяснить обстоятельства дела! Проклятие, опять мне за шиворот натекло! Как будто от этой окаянной жары я недостаточно взмок!

Он потуже затянул ворот куртки вокруг могучей шеи, заботливо прикрывая надетую под нее кольчугу с золотым значком начальника тысячи императорской стражи — круглой бляхой в виде двух сплетенных драконов.

— Тебе хоть известно, брат Тао, в чем тут дело? — с раздражением спросил он.

Тощий старик, грустно покачав седой головой, дернул себя за три длинных волоска, торчавших из бородавки на щеке.

— Наш господин не сказал мне ни слова, брат Чао, — неторопливо ответствовал он. — Однако, должно быть, дело серьезное. Иначе он не покинул бы столицу столь внезапно и не поспешил сюда вместе с вами — сначала верхом на лошади, потом на быстроходной военной джонке. Верно, здесь, в Кантоне, стряслась какая-то беда. С самого начала, едва мы прибыли сюда, я…

Рассуждения старика прервал громкий всплеск. два кули уронили тюк в мутную полоску воды между кораблем и пристанью. Некто в белом тюрбане соскочил с палубы и принялся пинать несчастных ногами, осыпая их бранью на каком-то варварском языке. Скучающие стражники моментально ожили. Один из них выступил впереди ловко ткнул сквернослова в плечо тупым концом кван-до.

— Не смей трогать ваших людей, ты, сын паршивой собаки! — заорал стражник. — Не забывай, что ты сейчас в Поднебесной!

Араб ухватился за рукоять кинжала, заткнутого за красный пояс. Тотчас не менее дюжины моряков в белом, попрыгав с корабля на пристань, обнажили кривые сабли. Как только обронившие тюк кули бросились спасаться бегством, четверо стражников наставили острия кван-до на сыплющих проклятиями чужеземцев. Внезапно по выложенной камнем пристани рассыпалась чеканная дробь железных подков: из ворот службы сбора пошлин выехал отряд солдат. С легкостью, свидетельствующей о долгой практике, они в мгновение ока окружили разъяренных варваров и чианями (тяжелое копье с широким листообразным наконечником — Примечание.) оттеснили к краю пристани. Высокий худой араб с крючковатым носом свесился через перила корабля и что-то резко крикнул соплеменникам. Те, вернув сабли в ножны, мигом поднялись на борт. А кули как ни в чем не бывало возобновили прерванную работу.

— И сколько же этого кичливого отродья может оказаться в городе? — полюбопытствовал тайвэй.

— Мы с тобой насчитали в порту четыре корабля, верно? И еще два в дельте реки, за пограничной полосой. Присовокупи сюда тех арабов, что обосновались на берегу, и ты, поверь мне, получишь не менее двух тысяч. А твой занюханный постоялый двор — аккурат посреди мусульманского квартала! Будь уверен, там ничего не стоит схлопотать ночью удар ножом в спину! Моим пристанищем тоже нельзя похвастаться, но оно хотя бы у самых Южных ворот, так что на худой конец можно докричаться до стражи.

— А какая у тебя там комната?

— В самом углу второго яруса, и оттуда я, как и было велено, могу беспрепятственно озирать всю набережную и причал. Ладно, тебе не кажется, что мы больно долго тут околачиваемся, а? Дождик становится все несноснее. Пойдем-ка лучше отведаем, чем там угощают.

И старик указал рукой в дальний конец пристани, где едва заметная в темноте фигурка зажигала красный фонарик у питейного заведения.

— Мне это точно не повредило бы, — пробормотал Чао Тай. — В жизни не видел более мрачного места. К тому же я почти не понимаю местных.

Поспешая в питейное заведение по скользким камням набережной, они не заметили бородача в поношенном платье, что, покинув укрытие на задворках пристани, скользнул следом.

Добравшись до конца набережной, Чао Тай увидел, что вёсь мост через ров с водой у городских ворот Куэй-дэ забит людьми. Закутанные в соломенные накидки, они торопились, каждый по своим делам.

— Никто не дает себе времени малость передохнуть, — буркнул Чао.

— Вот потому-то они и превратили Кантон в самый богатый город на юге! — обронил Тао Гань. — Ну вот, мы и пришли!

Старик откинул грубую циновку, служившую дверью, и они ступили в полумрак похожей на пещеру лавки, где стоял многолетний запах чеснока и соленой рыбы. Чадные масляные лампы, свисая с низких балок, поливали тусклым светом несколько десятков гостей, по четверо-пятеро рассевшихся вокруг столиков. Все они увлеченно вели беседу приглушенными голосами, и никто, казалось, даже не заметил новоприбывших.

Когда двое спутников устроились за пустым столиком возле окна, мужчина с бородой, что неотступно следовал за ними, вошел в зал и направился в глубину заведения к обшарпанному прилавку, где хозяин согревал в тазу с кипящей водой оловянные кувшины вина.

Тао Гань на чистом кантонском велел подавальщику принести два больших кувшина. А пока они дожидались, Чао Тай оперся локтями о грязный стол и обвел сидевших вокруг людей мрачным взглядом.

— Ну и сборище! — проворчал он чуть погодя. — Видишь того уродливого недомерка? И как я сразу не заметил эту отвратную харю!

Тао Гань глянул на тщедушного уродца, одиноко сидевшего за столиком у двери: плоское смуглое лицо с низким, изборожденным глубокими морщинами лбом и широким носом, маленькие, глубоко посаженные глазки под кустистыми бровями. Волосатые ручищи карлика вертели пустую чашу.

— Сдается мне, единственный приличный с виду человек — это ваш сосед! — прошептал Тао Ганы — Он похож на мастера боевых искусств. — Старик кивнул на широкоплечего господина, сидевшего за соседним столиком. Черный пояс туго стягивал аккуратный синий халат незнакомца, перехватывая на талии его ладную фигуру. Тяжелые веки придавали открытому лицу немного сонный вид. Неподвижно уставившись в одну точку, он явно не видел ничего вокруг.

Неряшливый подавальщик поставил перед Чао Таем и Тао Ганем два больших кувшина и зашлепал обратно к стойке, намеренно не замечая, что карлик размахивает пустой чашей.

Чао Тай, недоверчиво сморщив нос, отпил глоток.

— Надо же, совсем не плохо! — удивленно воскликнул он и, осушив чашу, подлил себе еще. — Более того, очень даже хорошо! — И он одним длинным глотком уничтожил добавку. Тао Гань, довольно улыбаясь, последовал примеру спутника.

Бородач у прилавка неотрывно наблюдал за ними, видимо считая выпитые чаши, и, увидев, что друзья пошли по новому кругу в шестой раз, выпрямился. Но тут взгляд наблюдателя упал на карлика, и он застыл на месте. Здоровяк за соседним столиком, краем прикрытых глаз следивший как за бородачом, так и за карликом, незаметно выпрямился и задумчиво погладил короткую, аккуратно закругленную бородку.

Чао Тай опустил пустую чашу на стол и, хлопнув тяжелой ладонью по костлявому плечу приятеля, хищно усмехнулся.

— Не по душе мне этот город, — изрек он. —И окаянная жара тоже не по душе, как и эта вонючая лавка. Но, слава Небу, вино здесь преотличное, и, как бы то ни было, неплохо снова выбраться из столицы ради дела. А ты как считаешь, брат Тао?

— И я сыт по горло вашей столицей, — откликнулся тот. — Осторожно, твой значок проглядывает.

Чао Тай поплотнее запахнул куртку, однако соглядатай у прилавка успел уловить блеск золотого значка, и его губы скривились в удовлетворенной усмешке. Но лицо бородача вновь приняло невозмутимое выражение, как только он приметил косоглазого араба в синем тюрбане, который, войдя в зал, плюхнулся рядом с карликом. Бородатый повернулся к хозяину и знаком велел еще раз наполнить чашу.

— Видит Небо, я не рожден наслаждаться привилегиями начальника тысячи! — воскликнул Чао Тай, снова наполняя чаши себе и Тао. — И, представь себе, уже целых четыре года терплю! Видал бы ты ложе, на котором мне полагается спать! Шелковые подушки, шелковые покрывала да парчовые занавески! От подобного роскошества я начинаю чувствовать себя танцовщицей высокого полета! А знаешь, что я делаю каждую треклятую ночь? Вытаскиваю камышовую циновку, которую прячу под кроватью, раскатываю на полу и укладываюсь, чтобы как следует выспаться! Одно неудобство: всякий раз по утрам надо сминать постель, создавая видимость для подчиненных!

Чао Тай весело загоготал, и Тао Гань присоединился к другу. Пребывая в веселом расположении духа, оба не приметили, что смеются слишком громко. Меж тем разговоры вдруг смолкли и в зловещей тишине гости уставились на столику двери, где уродливый карлик сердито кричал на подавальщика, который стоял перед ним сложив на груди руки. Мастер боевых искусств, глянув на весельчаков, снова обратил глаза к мужчине у прилавка.

— А что до меня, — усмехнулся Тао Гавь, —то сегодня я преспокойно могу отправиться спать на чердак. И мне не придется гнать прочь молоденьких служанок, которых почитает своим долгом приводить ко мне мой смотритель дома. Негодяй до сих пор надеется продать мне одну из этих вертихвосток в наложницы.

— А почему ты те велишь пройдохе прекратить это безобразие? Давай-ка лучше выпьем еще!

— Это сберегает деньги, друг мой! Видишь ли, упомянутые девицы нанимаются в дом не за жалованье, а в расчете поймать на удочку богатенького старого холостяка! — Тао Гань, осушив чашу, подвел итог: — К счастью, брат Чао, виты ни я не принадлежим к числу любителей семейной жизни! Не то что ваш друг Ма Жун!

— И не напоминай мне об этом отщепенце! — выкрикнул Чао Тай. — Подумать только, после того как четыре года назад Ма женился на сестрах-близняшках, этот жеребец умудрился произвести на свет шесть мальцов и двух девок! Вот так теряет цену и оборачивается тяготами то, что для истинного мужчины должно быть чистым удовольствием! Да еще трусит заявиться домой в подпитии! А ты…

Чао Тай осекся на полуслове и с удивлением обратил взор к двери. Уродливый карлик и араб вскочили и, пылая гневом, принялись осыпать бранью подавальщика, каковой пытался их угомонить. Остальные посетители безучастно наблюдали за разыгравшейся сценой. Неожиданно араб выхватил кинжал. Карлик поспешно вцепился ему в руку и потянул за собой к выходу. Подавальщик сгреб со стола чашу карлика и запустил им вслед. Ударившись о камень мостовой, чаша разлетелась юта мелкие черепки. Толпа одобрительно загудела.

— Они тут, похоже, не очень-то любят арабов, — заметил Чао Тай.

Мужчина за соседним столиком повернул к ним голову.

— Это не совсем араб, — произнес он юна чистейшем северном диалекте, — однако вы правы, арабов мы тут не любим. Зачем они приходят в питейные? Вина-то все равно не пьют! Их вера этого не позволяет.

— Ну, тогда эти черные ублюдки лишены одного из самых славных занятий на свете! —фыркнул Чао Тай. — Подсаживайтесь к нам. —И когда незнакомец с улыбкой перебрался за их столик, прихватив стул, Чао полюбопытствовал: — Вы, видно, с севера?

— Нет, родился и вырос здесь, в Кантоне, но много путешествовал, а путешественнику волей неволей надо звать много языков. Я мореплаватель. Кстати, зовут меня Ни. А что привело сюда вас?

— Мы в Кантоне всего лишь проездом, —пояснил Тао Гань, — сопровождаем высокопоставленного чиновника в путешествии по этой

провинции.

Мореход Ни бросил на Чао Тая оценивающий взгляд:

— Я было счел вас воинами.

— В былые времена я немного занимался борьбой и бился на мечах, так, ради забавы, —беззаботно обронил Чао Тай. — А вы, видно, этим тоже интересуетесь?

— Исключительно для собственного удовольствия. Особенно на арабских саблях. Мне пришлось обучиться этому искусству, поскольку я частенько плавал через Персидский залив, а в тамошних водах, к вашему сведению, полным-полно пиратов.

— А я все время ломаю голову, как они ухитряются наносить удары этими кривыми клинками, — заметил Чао Тай.

— О, вам стоило бью поглядеть на это, — откликнулся мореход Ни. И вскоре они с тайвэем углубились в дружескую беседу о разного рода схватках. Тао Гань рассеянно следил за разговором, не забывая приглядывать, чтобы их чаши не пустовали. Но, услышав, что мореход называет приемы боя по-арабски, он не мог сдержать удивления и спросил:

— Так вы владеете их языком?

— Довольно, чтобы объясниться. Нахватался в Персии для удобства дела! — Мореход вновь повернулся к Чао Таю: — Я не прочь похвастать перед вами своим собранием заморских сабель. Может, пропустим по чаше у меня? Живу я недалеко, в восточном квартале.

— Сегодня у вас есть еще неотложное дело, — ответил Чао Тай. — Но нельзя ли навестить вас завтра утром?

Ни метнул взгляд на бородача у прилавка.

— Будь по-вашему, — кивнул он. — А где вы остановились?

— На постоялом дворе «Пять Бессмертных», рядом с мечетью.

Мореход хотел что-то сказать, да, видно, передумал. Отхлебнув из чаши вина, он как бы между прочим полюбопытствовал:

— Ваш друг поселился там же?

Чао Тай отрицательно покачал головой, и Ни пожал плечами:

— Ну ладно, надеюсь, вью сами в силах позаботиться о себе. Приблизительно через час после утренней трапезы я пришлю за вами паланкин.

Тао Гань расплатился за пиво, и они зашагали к своим новым жилищам. Небо расчистилось, и прохладный ветерок с реки овевал разгоряченные лица двух спутников. Теперь набережная являла собой весьма оживленную картину. Торговцы вразнос расставили свои ночные шатры вдоль кромки воды, освещенной вереницей разноцветных масляных ламп. Реку сплошь усыпали огоньки фонарей с лодок, причаленных носом к пристани. Люди готовились к вечернему гулянию.

— Давай наймем паланкин, — предложил Тао Гань. — До дворца наместника довольно далеко.

Но Чао Тай промолчал. Он был занят созерцанием толпы.

— А тебе не кажется, братец, что за нами кто-то следит? — вдруг прошипел он.

Тао Гань поспешно оглянулся.

— Да вроде нет, — протянул он. — Хотя, должен призвать, предчувствия редко тебя обманывают. Ладно, поскольку судья велел вам прибыть с докладом в шесть, в запасе есть еще час, а то и чуть больше. Давай немного пройдемся поодиночке. Так сподручнее выяснять, следят за нами или нет. А заодно я смогу проверить, насколько хорошо помню город.

— Будь по-твоему. Я дойду до своего постоялого двора и переоденусь, а потом поброжу по мусульманскому кварталу. Если буду держаться северо-запада, то рано или поздно вью-берусь на большую улицу, что ведет на север, верно?

— Если будешь вести себя чинно и не угодишь в какую-нибудь переделку, то непременно. И погляди там на водяные башенные часы —это прелюбопытная штука. Точное время указывается благодаря цепочке медных сосудов с водой, расположенных друг над другом, как на лестнице. Вода медленно капает из верхнего сосуда в нижний. Воистину хитроумное изобретение!

— Думаешь, я нуждаюсь в таких безделушках, чтобы определить время? — хмыкнул ЧасТай. — Нет, мне вполне хватает солнца и чувства жажды. А ночью и в пасмурный день довольствуюсь последним. Ладно, встретимся позже, во дворце!

Глава 2

Чао Тай повернул за угол и, миновав мост над рвом, вступил в город через ворота Куэй-дэ.

Протискиваясь сквозь плотную, как всегда по вечерам, толпу, тайвэй то и дело оборачивался, во его вроде бы никто не преследовал. Он оставил за спиной высокие, покрытые красным лаком врата храма Пяти Бессмертных, свернул на первую слева улицу и без приключений добрался до постоялого двора, очевидно названного в честь храма. Обветшалое здание было выстроено в два яруса. Над его крышей более чем на десять чжанов вздымалась макушка минарета мусульманской мечети.

Приветливо пожелав спокойного сна угрюмому хозяину постоялого двора, развалившемуся в бамбуковом кресле у лестницы, Чао Тай поднялся на второй ярус и проследовал к себе в комнату, расположенную в глубине дома. Там было жарко и душно, поскольку ставни единственного оконца весь день оставались закрытыми. Сняв утром эту комнатушку, Чао Тай только заскочил бросить дорожный узел на голую лежанку из широких досок. Час, сердито ворча, толкнул створки ставень. И тотчас минарет открылся передним как на ладони.

«Чужеземцью не умеют толком построить настоящую пагоду, — усмехнулся он, — ни тебе ярусов, ни выгнутой крыши, ничего приятного для глаз! Все прямое, как палка сахарного тростника!»

Чао Тай, мурлыкая песенку, переоделся в чистую рубаху, снова приладил поверх нее кольчугу и завернул шлем, латные рукавицы и высокие сапоги воина в кусок голубой ткани, а потом спустился вниз.

На улице было очень жарко — прохладный ветер с реки не забирался так глубоко в город. Чао Тай посетовал, что из-за кольчуги не может снять куртку, и, окинув беззаботным взглядом прохожих, зашагал по улице.

Город освещали фонари ночных лавок, во людей вокруг было немного. На глаза тайвэю попалось несколько арабов, приметных белыми тюрбанами и быстрым, широким шагом. После того как Час миновал мечеть, улицы приняли чужеземный вид: белые, покрытые штукатуркой дома без окон внизу, и свет, пробиваясь сквозь замысловатые решетки, падал лишь с верхних этажей. То тут, то там арочные переходы соединяли вторые этажи домов с обоих сторон улицы. Чао Тай после выпитого им винта все еще пребывал в приподнятом настроении, а посему запамятовал проверить, не следит ли кто за ним. И вот, свернув на пустынную улочку, он неожиданно наткнулся на бородатого соплеменника, каковой вежливо осведомился:

— Вы, часом, не стражник по имени Цао, или Шао, или что-то в этом роде, а?

Чао Тай застыл на месте. В тусклом свете фонаря он внимательно изучал спокойное лицо с длинной седеющей бородой. Одет незнакомец был в изношенный коричневый халат, добротно сшитую шапочку и заляпанные грязью башмаки, во, несмотря юна изрядно обтрепанный вид, держался величаво и обладал безошибочно узнаваемым столичным выговором.

— Меня зовут Чао, — осторожно ответил Чао Тай.

— Ха, ну конечно же! Начальник тысячи Чао Тай! А ваш господин, достопочтенный судья Ди, тоже здесь, в Кантоне?

— А что, если так? — ощетинился Чао Тай.

— О, я никому не скажу, поверьте! — торопливо заверил его незнакомец. — Но мне крайне необходимо увидеться с господином Ди. Отведите меня к нему.

Чао Тай насупил брови. Бородатый незнакомец не походил на мошенника, а коли пытался морочить голову, тем хуже для него!

— По счастливой случайности я как раз иду к своему начальнику, так что вы можете присоединиться.

Незнакомец торопливо обернулся, всматриваясь в темень за спиной.

— Ступайте вперед, — мягко предложил он, —я последую за вами. Лучше, чтобы нас не видели вместе.

— Как вам угодно, — ответствовал Чао Тай. Теперь ему приходилось ступать осторожнее, так как в каменных плитах под ногами то и дело попадались щели, а свет лишь кое-где падал из немногих окон. Квартал словно вымер, и тишину нарушал только стук тяжелых башмаков незнакомца.

Чао Тай в очередной раз повернул за угол и угодил в кромешную темень. Он запрокинул голову, силясь определить, в какой стороне купол минарета, дабы по нему отыскать нужное направление. Но высокие дома по обеим сторонам улицы слишком близко склонялись друг к другу, и Час ничего не смог разглядеть, кроме узкой полоски усеянного звездами неба. Дождавшись, пока незнакомец подойдет поближе, тайвэй бросил через плечо:

— Тут не видно ни зги. Лучше вернуться обратно и поискать паланкин. Да главной улицы в любом случае топать порядком.

— Справьтесь у людей в доме за углом, — хриплым голосом посоветовал незнакомец.

Чао Тай повнимательнее вглядывался в темноту и действительно уловил впереди чуть заметное мерцание.

— Голос у старого чудака малость осел, а вот глаз зорок, как у сокола, — пробормотал он себе под нос, направляясь к тусклому источнику света. Снова завернув за угол, Чао Тай обнаружил, что мерцание исходит от дешевой масляной лампы, поставленной высоко в нише белой стены, по левую руку от тайвэя. Чуть поодаль он приметил дверь, украшенную медным орнаментом. Над головой был переход через улицу, соединявший два дома на уровне второго этажа. Чао Тай приблизился к двери и настойчиво постучал по бронзовой плашке над смотровым оконцем. Сзади молча остановился его спутник.

— Никто не отвечает, — буркнул Чао Тай — но я подниму на ноги это отродье!

Он заколотил еще яростнее, потом припал ухом к двери — ни звука. Несколько раз пнув в сердцах дверь ногой, Чао принялся лупить по плашке, пока не отбил костяшки пальцев.

— Ну где вы там? — с раздражением окликнул он спутника. — давайте вышибем эту окаянную дверь! В доме наверняка кто-то есть, иначе лампа не горела бы.

Но ответа не последовало.

Чао Тай обернулся. Он был совершенно один.

— Куда подевался этот мерзкий… — в недоумении начал тайвэй и замолк. На каменных плитах под переходом валялась шапочка незнакомца. Чао Тай с проклятиями опустил узелок на камни мостовой и, потянувшись, достал из ниши масляную лампу, потом приблизился, дабы получше разглядеть шапочку, и неожиданно ощутил легкое прикосновение к плечу. Чао обернулся — никого. Но, чуть повернув голову, он увидел грязные башмаки, болтающиеся у самого лица. Чао еще раз выругался и, подняв повыше масляную лампу, глянул вверх. Его спутник был подвешен за шею на тонком шнуре, свисавшем из окна в противоположной стороне перехода. Неестественно повернутая голова клонилась набок, руки безвольно поникли.

Чао Тай бросился к двери под переходом и что было мочи саданул по ней ногой. Створка, улетев внутрь, ударилась о стену. Чао Тай в мгновение ока взлетел по крутым каменным ступенями очутился в узком темном переходе через улицу. Вскинув лампу над головой, он разглядел под окошком скрюченную фигурку в арабском платье. Неизвестный неподвижно застыл, стиснув в правой руке короткое копье с длинным и тонким, как игла, наконечником. Одного взгляда на вспухшее от прилива крови лицо и вывалившийся язык было достаточно, чтобы убедиться: этот человек мертв, точнее, задушен. Один вытаращенный глаз убитого заметно косил.

Чао Тай отер пот со лба.

— Веселенькое зрелище для того, кто едва успел поднять настроение чашей вина! — пробормотал он. — Да есть ли худший способ вмиг протрезветь? Э-э-э, да ведь это же негодник, которого я приметил в питейном заведении! Но куда исчез его уродливый приятель, карлик?

Тайвэй быстро посветил в другой конец перехода. Темные ступени вели вниз, но вокруг было пусто и тихо, как в могиле. Опустив лампу на пол, Чао Тай перешагнул через тело араба и принялся развязывать тонкий шнур, прицепленный к железному крюку под окном, а затем осторожно втащил бородатого незнакомца наверх. В окне возникло жуткое, перекошенное гримасой лицо, из оскаленного в усмешке рта струйкой стекала кровь.

Чао Тай втянул еще теплое тело в переход и опустил на пол рядом с мертвым арабом. Удавка глубоко впилась в тощее горло, а шея, видимо, была сломана. Чао Тай ринулся вниз по лестнице на другом конце перехода. Шесть ступенек, а дальше — низенькая дверца. Чао Тай бешено забил по ней кулаками. Не дождавшись ответа, он навалился на преграду всем телом. Старые, источенные червями доски не выдержали натиска, и он вломился в полутемную комнату под грохот падающей посуды и треск дерева.

Миг — и Чао вновь на ногах. Посреди комнаты, раскрыв от страха беззубый рот, съежилась старуха арабка. Свет медной масляной лампы, подвешенной к черным от времени потолочным балкам, падал на сидевшую в углу скрестив ноги молодую мать, что кормила грудью ребенка. Издав пронзительный вопль, женщина прикрыла голую грудь рваным покрывалом. Чао Тай хотел было заговорить, но не успел открыть рот, как дверь напротив распахнулась и в комнату ворвались два здоровенных араба с кривыми кинжалами на изготовку. Оба застыли па месте, как только Чао Тай, распахнув куртку, показал золотой значок на груди.

Пока вооруженные здоровяки мешкали, третий, помладше, оттолкнул их и, выступив перед, заговорил на ломаном кантонском:

— Как вы посмели вломиться в покои наших женщин, господин военный начальник?

— В переходе над улицей — двое убитых мужчин, — рыкнул Чао Тай. — Отвечайте, кто это сделал?

Араб метнул взгляд на сломанную дверь.

— Что там, в переходе, нас не касается, сердито отрезал он.

— Однако этот переход соединяется с твоим домом, ты, сын паршивой собаки! — зарычал на араба Чао Тай. — Говорю тебе, там наверху два покойника. Отвечай, не то я велю задержать вас всех и допросить под пыткой!

— Присмотритесь повнимательнее — и вы увидите, что сломанную вами дверь не открывали уже много лет.

Чао Тай обернулся: деревянные обломки, о которые он споткнулся, оказались частями высокого шкафа. Пыль на дверных ручках и только что сбитый ржавый замок доказывали, что юнец говорил правду. Этой дверью действительно не пользовались годами.

— Если в переходе кого и убили, — продолжил араб, — это мог сделать любой прохожий. С обеих сторон улицы наверх ведут ступени, а дверь внизу, насколько я помню, сроду не запиралась.

— Тогда для чего нужен переход?

— Шесть лет назад мой родитель, торговец Абдалла, владел и домом на той стороне улицы, но после того, как он продал второй дом, дверь с нашего конца заложили.

— Ты что-нибудь слышала? — обратился Чао Тай к молодой женщине.

Та, ничего не ответив, со страхом и недоумением вытаращила глаза, а когда юный соплеменник перевел слова Чао Тая, отрицательно затрясла головой.

— Стены тут очень толстые, а поскольку еще и шкаф загораживал старую дверь… — Он красноречиво взмахнул рукой.

Два других араба вновь заткнули кинжалы за пояс и принялись шепотом переговариваться. А старуха, вдруг ожив, визгливо запричитала по-арабски, указывая на выломанную дверь.

— Скажи, что ей заплатят! — бросил Чао Тай. — И ступай за мной!

Он резко развернулся и вышел через дверной проем, а молодой человек скользнул следом. В переходе тайвэй указал на мертвого араба.

— Кто этот человек? — спросил он.

Юноша склонился над трупом. Мимоходом глянув на искаженное гримасой лицо, он задержал взгляд на шелковом красном шарфе, туго обмотанном вокруг шеи мертвеца, затем ловкими пальцами пробежался по складкам тюрбана.

— На теле нет ни денег, пи бумаг, — выпрямившись, объявил он. — Я никогда его раньше не видел, но, вероятно, этот человек из Южной Аравии, они там славятся искусным обращением с короткими копьями. — Араб протянул Чао Таю шарф. — Но убил его не наш соплеменник. Видите серебряную монетку, завязанную в уголке? С ее помощью душитель, подкравшись сзади, захлестнул шарф вокруг шеи жертвы. Это оружие труса. Мы, арабы, предпочитаем копья, сабли и кинжалы — во славу всемогущего Аллаха и его Пророка!

— Вот и ладно, — кисло скривился Чао Тай, в задумчивости глядя на двух мертвецов. Теперь он понял, что произошло. Араб хотел убить не только бородатого спутника Чао Тая, но и его самого. Поджидая их, он затаился в переходе у окна, пропустил Чао Тая под переходом, а когда его спутник остановился в ожидании, злодей набросил ему на шею удавку и рывком поднял вверх. После этого он привязал конец шнура к железному крюку под окном и схватил копье. Но как только негодяй распахнул окно с другой стороны перехода, собираясь поразить в спину вторую жертву, некто третий набросил ему на шею красный шарф и удавил, а затем бесследно исчез.

Чао Тай открыл окно и выглянул на улицу.

— Пока я стоял там, колотя в проклятую дверь, наверняка представлял собой отличную мишень! — пробормотал он. — А такой тонкий наконечник как пить дать прошел бы даже сквозь кольчугу! Выходит, я обязан жизнью неизвестному благодетелю. — Тайвэй повернулся к молодому арабу. — Пошли кого-нибудь нанять паланкин побольше! — скомандовал он.

Пока юнец отдавал кому-то распоряжения через проломленную дверь, Чао Тай обшарил рукава бородатого незнакомца. Но в них не оказалось ничего такого, что могло бы помочь опознать его, и помощник судьи сокрушенно покачал головой.

В напряженной тишине они ждали, пока снизу не донеслись настойчивые крики. Высунувшись из окна, Чао Тай увидел паланкин и четырех носильщиков с факелами. Перебросив тело бородатого через плечо, он приказал молодому арабу:

— Постереги здесь тело своего сородича, показа ним не придут стражники. Ты и твоя семья будете отвечать, если тут что-нибудь произойдет!

И тайвэй, сгибаясь под тяжестью ноши, осторожно зашагал вниз по узким ступенькам.

Глава 3

Тао Гань возвратился к городской службе сбора пошлин. Пройдя под высокими сводами ворот, он довольно долго наблюдал за работниками, все еще занятыми разборкой тюков и коробок. Остро пахло чужеземными пряностями. Тао проскользнул задворками и, кинув взгляд на свое неуютное пристанище, направился в город через Южные ворота.

Проталкиваясь сквозь многолюдную толпу, помощник судьи с удовлетворением отмечал про себя, что узнает по пути почти все мало-мальски значительные дома. Судя по всему, Кантон мало изменился с тех пор, как Тао был здесь в последний раз двадцать лет назад.