Скит качнул головой.
— Если это форма жизни, то мне вы этого доказать не сможете. Я допускаю, что самый тесный контакт с этим веществом мы имели в тот момент, когда вошли в спасательную шлюпку, открыли все двери, потом закрыли их, снова впустив воздух в шлюпку. В химическом составе воздуха возникли небольшие изменения, но ничего особенного, — заключил биолог.
— Достаточно для фактических данных. Я тоже, среди прочих вещей, проделал эксперимент, вывел спасательную шлюпку и впустил в нее пыль из пространства через открытые двери. Вот чем я интересовался… Если это жизненная форма, то чем она питается? Поэтому, впустив воздух в шлюпку, я проделал его анализ. Затем я убил пару маленьких животных и вновь сделал анализ атмосферы. Я послал обе пробы мистеру Кенту, мистеру Скиту и мистеру Ван Гроссену. Имелось несколько минутных химических изменений. Могла иметь место аналитическая ошибка. Но мне бы хотелось попросить мистера Ван Гроссена рассказать вам, что он обнаружил.
Ван Гроссен заморгал:
— Разве это доказательство? — спросил он удивленно, потом развернулся на сидении и хмуро оглядел своих коллег. — Я не вижу и не придаю этому особого значения, но молекулы воздуха в пробе под номером «2» несут в себе более высокий электрический заряд.
Это был решающий момент. Гросвенф, глядя на повернутые к нему лица, подождал, пока свет непонимания не зажегся, по крайней мере, в паре глаз. Люди сидели неподвижно, с застывшим на лицах озадаченным выражением. Наконец, один из них проговорил:
— Я полагаю, от нас ожидают, что мы придем к заключению о том, что имеем дело с туманно-пылевой формой жизни и разума. Для меня это слишком. Подобного мне не переварить.
Гросвенф ничего не сказал. Умственное усилие, которого он от них ожидал, оказалось недостаточным. Стараясь преодолеть чувство разочарования, он начал готовиться к следующему шагу.
— Давайте, давайте, мистер Гросвенф! — резко сказал Кент. — Объясняйтесь, может, мы и переменим свое мнение.
Гросвенф неохотно начал:
— Джентльмены, меня чрезвычайно беспокоит ваша неспособность дать ответ по этому пункту. Я предвижу большие затруднения. Вникните в мое положение. Я сообщил вам точный признак, включая описание эксперимента, который привел меня к идентификации нашего врага. Уже ясно, что мои выводы будут рассматриваться как весьма противоречивые. И все же, если я прав, а я убежден в этом, отказ от продуманных мною действий приведет к гибели человеческой расы и всей остальной жизни во вселенной. Но вот в чем сложность: если я просто рассказываю вам обо всем, то решение ускользает из моих рук. Решать будет большинство, и насколько я это себе представляю, его решение не даст никакой законной возможности его обойти.
Он замолчал, давая собравшимся возможность обдумать сказанное. Кое-кто переглядывался, нахмурясь.
— Подождите, — проговорил Кент, — мне уже приходилось стучаться в непробиваемую стену эгоизма этого человека.
Это было первое на совещании враждебное замечание. Гросвенф бросил на Кента взгляд и, отвернувшись от него, продолжил:
— Мне, джентльмены, выпал несчастный жребий. Я должен проинформировать вас о том, что при сложившихся безумных обстоятельствах рассматриваемая нами проблема перестает быть научной и становится политической. Учитывая это, я должен настаивать на принятии моего решения проблемы. Необходимо провести успешно работу, в ходе которой исполняющий обязанности директора Кент и главы отделов разъяснят необходимость того, что «Космическая Гончая» должна провести в космосе отрезок времени, равный пяти земным годам. Я сообщу вам свои доводы, но я хочу, чтобы каждый из вас уяснил себе, что рискует в этом деле безвозвратно потерять свою репутацию и доброе имя. Опасность, насколько я ее вижу, является такой всеобъемлющей, что любая происшедшая между нами стычка, даже самая мелкая, была бы роковой, если учитывать время, на которое мы отдалимся от решения проблемы. — Он коротко изложил, в чем заключается опасность. Потом, не обращая внимания на их реакцию, обрисовал свой метод борьбы с опасностью, каким он его видел. — Нам придется найти планеты, содержащие железо, и наладить обширное производство автоматических торпед. Как я себе представляю, нам придется затратить около года, пересекая галактику и наугад посылая торпеды. А потом, когда мы сделаем весь этот участок пространства невыносимым для их существования, мы улетим, предложив им следовать за нами как раз тогда, когда у них не останется иного выхода, как следовать за нашим кораблем в надежде на то, что мы приведем их к другому, лучшему источнику еды, чем тот, который они имели здесь. Большую часть времени мы проведем в полете, уводящем их от нашей галактики. Итак, джентльмены, теперь вы все знаете. Но выражение ваших лиц, я вижу, показывает, что реакция будет различной и что вы стоите на пороге одного из тех противоречий, о которых я упоминал.
Эллиот замолчал. Наступила гнетущая тишина, потом один из присутствующих со вздохом сказал:
— Пять лет…
Это подействовало, как сигнал. Всех присутствующих охватила тревога.
Гросвенф напомнил:
— Земных лет!
Он умышленно подчеркивал это обстоятельство. Он намеренно выбрал способ более продолжительной оценки времени с тем, чтобы, переведенное в звездное время, оно казалось несколько меньшим. Дело было в том, что звездное время, с его стоминутным часом, двадцатичасовыми сутками и трехсотшестидесятидневным годом, было психологическим делением. Приспособившись к длинному дню, люди забывали, что на самом деле проходило гораздо больше времени согласно их прежнему восприятию.
По той же причине он ожидал, что они ощутят облегчение, поняв, что дополнительное время укладывается на самом деле в три звездных года.
— Какие будут мнения? — осведомился Кент.
— Я не могу полностью согласиться с анализом мистера Гросвенфа, — с горечью сказал Ван Гроссен. — Я питаю к нему огромное уважение ввиду его прошлых заслуг. Но он просит нас принять на веру то, что, я уверен, мы могли бы понять, если бы у него действительно были неоспоримые доказательства. Я отклоняю положение о том, что лишь некзиалист играет важную роль в интеграции наук, что лишь индивидуальное обучение его методам может нести в себе надежду на более глубокое проникновение в природу.
— Неужели вы можете отрицать, и притом весьма враждебно, то, что никогда не побеспокоились изучить?! — возмутился Гросвенф.
— Возможно, — пожал плечами Ван Гроссен.
— Насколько я понял, — вступил в дискуссию Зеллер, — суть сказанного состоит в том, чтобы потратить много лет и усилий, при этом ни разу не получив ничего, кроме косвенных и неопределенных свидетельств. Как мы узнаем, что наш план срабатывает?
После некоторых колебаний Гросвенф решил, что другого выхода нет, и решил продолжать делать антагонистические заявления. Предмет дискуссии был слишком важным. Он не мог считаться с их чувствами. Он раздельно, но твердо заявил:
— Я узнаю, а если кто-нибудь из вас придет в некзиальный отдел и выучится кое-чему из нашей технологии, то и он поймет, когда придет время.
— Мистер Гросвенф всегда стоит за подобную возможность, — мрачно сказал Скит. — Он вечно предлагает нам обучение, чтобы мы могли достичь его уровня.
— Есть еще замечания? — это опять был Кент. Его голос звучал резко и напряженно от неумения скрыть свой близкий триумф.
Некоторые из собравшихся хотели выступить, но передумали.
Кент торжествующе продолжал:
Чем зря терять время, нам, я думаю, следовало бы провести голосование по поводу сообщения мистера Гросвенфа. Я думаю, что, в основном, все мы испытываем одинаковые чувства.
Он медленно прошел вперед. Гросвенф не мог видеть его лица, но в том, как держали себя остальные, был вызов.
— Давайте приступим к голосованию, — настаивал Кент. — Прошу поднять руки всех, кто хочет провести пять, дополнительных лет в космосе.
Ни одной руки не поднялось вверх.
Кто-то проворчал:
— Следовало бы обсудить все это без спешки.
Кент не стал торопиться с ответом и после некоторого размышления сказал:
— Нам нужно получить ответ сию же минуту. Персонал корабля хочет знать, что думают главы отделов. Теперь поднимите руки те, кто твердо против.
Все, кроме троих, подняли руки. Гросвенф разглядел, что эти трое были Корита, Мак-Кен и Ван Гроссен. И тут же он увидел, что капитан Лич, стоявший возле Кориты, тоже воздержался.
Гросвенф быстро проговорил:
— Капитан Лич, сейчас как раз тот момент, когда вы, опираясь на конституционные права, можете требовать контроля над кораблем. Опасность очевидна.
— Мистер Гросвенф, — медленно промолвил капитан Лич, — все было бы так, если бы враг был видим. При существующем же положении дел я могу действовать, только руководствуясь советом ученых специалистов.
— Такой специалист на корабле только один, — холодно проронил Гросвенф. — Остальные лишь любители, барахтающиеся на поверхности фактов.
Замечание, казалось, ошеломило большую часть присутствующих. Несколько человек одновременно заговорили, но сразу осеклись и погрузились в сердитое молчание.
Наконец капитан Лич абсолютно спокойно произнес:
— Мистер Гросвенф, я не могу согласиться с вашим голословным утверждением.
— Что ж, джентльмены, наконец-то мы знаем истинное мнение о нас мистера Гросвенфа, — язвительно заметил Кент.
Самого его, казалось, фраза Гросвенфа никак не затронула. Все его поведение было проникнуто иронической насмешкой. Он явно забыл, что в функции исполняющего обязанности директора входит поддержание атмосферы вежливости и доброжелательности.
Его сердито оборвал Мердер, глава отдела ботаники.
— Мистер Кент, я не понимаю, как вы можете оставлять без внимания подобное наглое заявление?
— Вот это верно, — поддержал ботаника Гросвенф. — Боритесь за свои права! Вся Вселенная подвергается смертельной опасности, но для вас главное — поддержать свое достоинство.
Первый раз с тревогой в голосе заговорил Мак-Кен:
— Корита, если может существовать форма жизни, подобная той, которую описал Гросвенф, то как это смыкается с цикличностью истории?
Археолог печально покачал головой.
— Боюсь, что очень незначительно. Примитивную жизненную форму мы можем принимать без доказательств. Свидетельства деятельности теории цикличности истории находят гораздо больше доказательств здесь, среди моих друзей. Я вижу их в удовольствии нанести поражение человеку, который, благодаря обширности своих знаний, заставлял нас усомниться в себе. Я вижу их во внезапно развившейся эгомании этого человека, — он с упреком посмотрел на изображение Гросвенфа. — Мистер Гросвенф, заявление, сделанное вами, глубоко меня разочаровало.
— Мистер Корита, — мрачно заявил Гросвенф. — Если бы я выбрал для себя другую линию поведения, то, уверяю вас, я был бы лишен привилегии выступать перед этими высокочтимыми джентльменами, многими из которых я восхищаюсь, как индивидами, и сказать им то, что продолжаю утверждать со всей серьезностью.
— А я, — сказал Корита, — уверен в том, что члены экспедиции сделают все необходимое, невзирая на личные жертвы.
— В это трудно поверить, — возразил Гросвенф. — Я чувствую, что многие из них находятся под влиянием того факта, что мой план потребует пяти добавочных лет, проведенных в пространстве. Я настаиваю на том, что это жестокая необходимость, и уверяю вас — выбора нет! По правде говоря, я ожидал подобного результата и готовился к нему. — Теперь он обращался ко всем. — Джентльмены, вы вынудили меня на действия, о которых, уверяю вас, я сожалею больше, чем могу это выразить словами. Выслушайте меня внимательно. Это мой ультиматум!
— Ультиматум?! — это был Кент, удивленный и внезапно побледневший.
Гросвенф не обратил на него никакого внимания.
— Если к десяти часам завтрашнего дня мой план не будет одобрен, я захвачу корабль. Каждый, находящийся на корабле, будет делать то, что я ему прикажу, нравится ему это или нет. Я, естественно, ожидаю, что находящиеся на борту ученые приложат все свои знания к тому, чтобы предотвратить мою попытку захвата корабля. Тем не менее сопротивление будет бесполезно.
Начавшийся вслед за этими словами пустопорожний ропот все еще продолжался, когда Гросвенф прервал связь между своим коммуникатором и контрольным пунктом…
ГЛАВА 5
Прошел примерно час после окончания совещания, когда Гросвенф получил вызов по коммуникатору от Мак-Кена.
— Я бы хотел зайти, — сказал геолог.
— Давайте, — весело разрешил Гросвенф.
Лицо Мак-Кена выразило сомнение.
— Я уверен, что у вас в коридоре ловушка.
— Ну… думаю, что можно назвать это и так, — согласился Гросвенф, — но вам она вреда не причинит.
— А что, если я найду способ прикончить вас?
— Здесь, в моих комнатах, — заявил Гросвенф с твердостью, которая, он надеялся, воздействует на всех служащих, — вы не смогли бы убить меня даже дубинкой.
Мак-Кен заколебался, но все же произнес:
— Я сейчас приду! — и прервал связь.
Вероятно, он находился очень близко, поскольку прошло меньше минуты, когда спрятанный в коридоре детектор возвестил о его приближении. И тут же его голова и плечи показались на экране коммуникатора, и реле замкнулось в необходимом положении. Поскольку это была часть процесса автоматической защиты, Гросвенф прервал его действие вручную.
Через несколько секунд в открытую дверь вошел Мак-Кен. Он потоптался у порога и шагнул вперед, качая головой.
— Я все же беспокоился. Несмотря на ваше уверение, у меня было такое чувство, будто на меня направлены батареи орудий, — он впился в лицо Гросвенфа ищущим взглядом. — Вы просто запугиваете?
— Я и сам немного обеспокоен. Док, вы потрясли меня своей прямотой. Честно говоря, я не ожидал, что вы придете сюда с бомбой.
У Мак-Кена был озадаченный вид.
— Но я не пришел ведь… Если ваши приборы показали что-нибудь подобное… — он замолчал, снял пиджак и стал шарить по одежде. Его лицо побледнело, когда он вытащил тонкий серый предмет двухдюймовой длины. — Что это? — удивленно спросил он.
— Устойчивый сплав плутония.
— Радиоактивный?
— Нет, нет, вовсе не радиоактивный. Но он может быть превращен в радиоактивный газ лучом трансмиттера высокой частоты. От него у нас обоих были бы радиоактивные ожоги.
— Грос, я клянусь, что ничего об этом не знал!
— Вы говорили кому-нибудь о том, что собираетесь ко мне?
— Естественно… Вся эта часть корабля блокирована.
— Иными словами, вам пришлось просить разрешение?
— Да, у Кента.
— Я хочу, чтобы вы как следует подумали о случившемся. Говорил ли вам Кент во время разговора, что у него в комнате слишком жарко?
— Э… э… да. Теперь я вспомнил. У меня было чувство, что я задохнусь.
— Сколько это длилось?
— Секунду или чуть больше.
— Это означает, что вы были без сознания десять минут. Выходит, эта сволочь воздействовала на вас наркотиком. Возможно, я смогу узнать, какую точно дозу вы получили. Нужен анализ крови.
— Я не возражаю, если вы его сделаете. Это докажет…
Гросвенф качнул головой.
— Это докажет только то, что вы подверглись такому воздействию, но не докажет того, что вы пошли на него непреднамеренно. Для меня гораздо более убедительным является факт, что ни один человек, если он не сумасшедший, не позволит, чтобы в его присутствии был испарен сплав Руа-72. Согласно моему автоматическому аннулирователю, они уже целую минуту пытаются его разжижить.
Мак-Кен мгновенно побелел.
— Грос, я завязал с этим хищником. Я допускаю, что был в состоянии конфликта и согласился доложить ему о результатах нашего разговора, но я намеревался предупредить вас, что сделаю подобное сообщение.
Гросвенф добродушно улыбнулся.
— Все в порядке, док. Я вам верю. Садитесь.
— А что с этим? — Мак-Кен протянул ему «бомбу».
Гросвенф взял ее и понес к маленькому укрытию для радиоактивных материалов, имеющемуся в его отделе. Вернувшись, он сел и сказал:
— Думаю, что на нас будет совершено нападение. Это единственный для Кента путь известить остальных о том, что мы были спасены им вовремя для того, чтобы получить лечение от радиоактивных ожогов. Мы можем вести наблюдение с помощью этого экрана.
Первые сигналы о нападении были получены с электронных детекторов. На приборном щитке появились слабые световые пятна, зазвенел звонок. Потом на большом экране над аппаратурой они увидели изображения нападающих. Около дюжины мужчин в скафандрах появились из-за угла и двинулись вдоль коридора. Гросвенф узнал Ван Гроссена и двух его помощников из физического отдела, четырех химиков, двое из которых были из биохимического сектора, троих специалистов по коммуникации из отдела Гурлея и двух офицеров. Позади всех трое солдат тащили передвижной вибратор и тепловую пушку с диспенсер-бомбой.
— Здесь есть другой выход? — с тревогой осведомился Мак-Кен.
— Он тоже охраняется, — успокоил его Гросвенф.
— А что вверху и внизу?
— Наверху склад, внизу кинозал. Оба помещения находятся под моим контролем.
Они замолчали. Когда группа людей остановилась в коридоре, Мак-Кен заговорил вновь:
— Я удивлен, что с ними Ван Гроссен. Я считал, что он восхищается вами.
— Я обидел его, назвав его и других любителями. Теперь он хочет посмотреть, на что я способен.
Нападающие остановились в коридоре и начали совещаться. Гросвенф спросил:
— А что, собственно, привело вас сюда?
— Я хотел, чтобы вы знали о том, что вы не один, — ответил Мак-Кен, глядя на экран. — Несколько человек просили меня передать вам, что они с вами, — он тут же оборвал себя. — Не стоит об этом сейчас…
— Сейчас время ничуть не хуже, чем любое другое.
Мак-Кен, казалось, не слышал.
— Не понимаю, как вы собираетесь их остановить? — забеспокоился он. — У них достаточно мощное оружие, чтобы уничтожить стены вашего отдела.
Гросвенф не ответил. Мак-Кен посмотрел ему в лицо и сказал:
— Буду с вами откровенен. Мое положение двойственно. Я чувствую, что вы правы. Но ваша тактика в моих глазах не слишком этична, — он, казалось, забыл о том, что надо следить за экраном.
— Есть еще только одна тактика, возможная для меня, и она состоит в том, чтобы прокатить Кента на выборах. Поскольку он всего лишь исполняющий обязанности директора и не был избран. Думаю, я мог бы добиться выборов в пределах месяца.
— Почему же вы не захотели этого сделать?
— Потому что, — передернул плечами Гросвенф, — я не хочу рисковать. То, что находится за пределами нашего корабля, практически истощено до предела. А это означает, что в любой момент оно может попытаться захватить другую галактику, и этой галактикой вполне может оказаться наша. Мы не можем ждать месяц.
— И все же, — нахмурился Мак-Кен, — ваш план состоит в том, чтобы улететь из этой галактики на целый год.
— Вы когда-нибудь пытались отобрать еду у хищника? Он ведь будет пытаться удержать ее при себе, не так ли? Моя идея состоит в следующем: увидев, что мы от него уходим, это существо будет гнаться за нами столько времени, сколько сможет.
— Понимаю, — кивнул Мак-Кен. — Если это так, то ваш шанс одержать победу на выборах практически равен нулю, и вы должны с этим согласиться.
Гросвенф энергично покачал головой.
— Я бы победил. Вы можете не поверить мне на слово, но то, что люди, подверженные влиянию желаний, волнений или амбиций, легко поддаются контролю, является непреложным фактом. Я не изобретал используемых мною теорий. Они были известны в течение столетий. Но исторические попытки проанализировать их не были успешными до недавних пор, когда связь психиатрии с психологией дала ей прекрасную теоретическую базу. Некзиальное обучение привело к разработке определенных технических процессов.
Мак-Кен долго обдумывал услышанное и, наконец, спросил:
— Вы считаете, что будущее принадлежит некзиализму?
— На борту нашего корабля это необходимо. Для расы в целом — это еще нереально. Тем не менее, если смотреть вперед, ни один индивид не должен отказываться от пополнения своих знаний. Зачем ему от этого отказываться? Зачем ему стоять под небом своей планеты с умным видом и решать важнейшие жизненные проблемы с позиций суеверия и невежества, повинуясь тем, кто его дурачит? Гибель античной цивилизации — прекрасное свидетельство тому, что случается с человеком, когда он слеп и полностью зависит от авторитарных доктрин. Мы должны сделать человека скептиком. Крестьянин с острым, хотя и неразвитым умом, которому показывают конкретные доказательства, является прообразом ученого. На каждом уровне понимания скептик частично возмещает отсутствие специфических знаний требованием: «Покажи мне! Я готов принять новое, но то, что ты говоришь, не может убедить меня само по себе».
Мак-Кен вышел из состояния задумчивости:
— Вы, некзиалисты, стараетесь разбить цикличность истории. Ведь так?
— До встречи с Коритой я, честно говоря, не принимал ее всерьез, — поколебавшись, признался Гросвенф. — Она произвела на меня огромное впечатление. Насколько я себе представляю, теория может вынести огромное количество повторений. Такие слова, как «раса» и «кровь», совершенно бессмысленны, но главное в ней шаблон, и он срабатывает.
Мак-Кен вновь перенес свое внимание на нападающих.
— Что-то они долго совещаются, пора бы и начать. А я думал, что они все просчитали, решившись зайти так далеко.
Гросвенф ничего не сказал. Мак-Кен бросил на него внимательный взгляд.
— Минуточку, — произнес он, — они ведь не могут пройти сквозь вашу защиту, не так ли?
Хотя Гросвенф опять не ответил, Мак-Кен вскочил на ноги и подошел почти вплотную к экрану. Он увидел, что двое людей стоят на коленях.
— Что это они делают? — удивился он. — Ничего не понимаю!
Гросвенф поколебался, но все же объяснил:
— Они пытаются не провалиться сквозь пол, — несмотря на все его усилия оставаться спокойным, его голос дрожал.
По-видимому, его собеседник не осознавал еще, что видит нечто для себя новое. Конечно, Гросвенф уже давно шел к этому. Но сейчас он впервые применил свои знания на практике. Он предпринял действия, которые никогда и никем не предпринимались ранее. Он использовал явления, изучаемые многими науками, приспособив их для своих целей и требований ситуации, в которой он находился.
Все шло так, как он и ожидал. Его знания, такие глубокие и имеющие великолепную основу, не оставляли места для ошибки. Но физическая реальность происходящего все же поразила его самого.
Мак-Кен сделал шаг назад и осведомился:
— Пол рухнет?
— Вы не поняли. Пол останется таким же, но они в него погружаются. Если они углубятся дальше, то пройдут его насквозь, — он рассмеялся, внезапно развеселившись. — Хотелось бы мне видеть физиономию Гурлея, когда его помощники доложат ему о происшедшем. Это его конец — телепоргация, понятие гиперпространства, распространяющееся на нефтяную геологию и растительную химию.
— При чем тут геология?! — воскликнул Мак-Кен и запнулся. — Будь я проклят! Вы имеете в виду старый способ получения нефти без бурения? Мы лишь создаем на поверхности условия, при которых вся нефть поднимается на поверхность. — Он нахмурился. — Погодите, ведь имеется фактор…
— Есть дюжина факторов, мой друг, — улыбнулся Гросвенф и спокойно продолжал: — Повторяю, это комбинированный процесс, элементы действуют в тесной взаимосвязи.
— Почему же тогда вы не использовали этот трюк против кота и алого дьявола?
— Я имел это в виду и потратил уйму времени, налаживая оборудование. Если бы я осуществил контроль над кораблем, мы бы не потеряли столько жизней.
— Почему же вы не взяли его под контроль?
— У меня не хватило времени. Корабль был построен за несколько лет до возникновения «Некзиального общества». Хорошо еще, что мы смогли получить отдел на этом корабле.
— Но я не понимаю, как вы собираетесь захватить завтра корабль, ведь это потребует вашего выхода из лаборатории. — Он замолчал, взглянул на экран и чуть слышно произнес: — Они принесли дегравитатор и собираются поднимать пол.
Гросвенф ничего не ответил: он уже заметил это.
ГЛАВА 6
Дегравитаторы действовали по тому же принципу, что и анти-акселерагоры. Реакция, происходящая в физическом теле, когда преодолевается сила его инерции, была признана исследователями молекулярным процессом, который, однако, не является свойством структуры вещества. Анти-акселерация слегка изменяла орбиты электронов. Это, в свою очередь, создавало молекулярное напряжение, вызывая небольшую, но всеобъемлющую перестройку. Измененная таким образом материя вела себя так, как если бы она была свободна от естественных процессов ускорения или торможения. Корабль, подвергнутый действию анти-акселерации, мог моментально останавливаться во время полета, даже если его скорость достигала миллионов миль в секунду.
Люди, ведущие нападение на отдел Гросвенфа, погрузили свои устройства на узкие металлические платформы, взобрались на них сами и настроили приборы на создание поля нужной напряженности. Потом, используя магнитное тяготение, они двинулись вперед по направлению к открытой двери, находящейся в двухстах футах.
Они приблизились на пятьдесят футов, потом их движение замедлилось и совсем прекратилось. Они попятились назад и вновь остановились.
Гросвенф отошел от своих приборов и сел возле ничего не понимающего Мак-Кена.
— Что вы делаете? — поинтересовался геолог.
— Как видите, они используют передвижение с помощью направленных магнитов. Я создал отталкивающее поле, которое само по себе не новость в науке. Но этот его вариант основан на температурном процессе, родственном тому, с помощью которого поддерживается постоянная температура нашего тела, или тому, который действует при физическом нагревании. Теперь им придется прибегнуть к реактивному движению, банальному винту или даже, — он весело рассмеялся, — к веслам.
Мак-Кен, взгляд которого был прикован к экрану, мрачно возразил:
— Похоже, что они не беспокоятся. Они собираются усилить мощность нагревателя. По-моему, нам следует закрыть дверь.
— Подождите!
— Но жар хлынет сюда, и мы сгорим, — не успокаивался Мак-Кен.
Гросвенф отрицательно покачал головой.
— Я еще не сказал вам главного. Вот эти металлические конструкции предназначены для поглощения тепла. Получая новые порции энергии, они будут стараться удержать температуру на более низком уровне. Вот, смотрите.
Передвижной нагреватель покрылся чем-то белым.
— Иней… — хрипло произнес Мак-Кен.
На их глазах стены и полы коридоров покрылись льдом. Отблески огня играли на их гладкой поверхности, в дверь пахнуло холодом.
— Температура… — ошеломленно пробормотал Мак-Кен, — более низкий уровень…
Гросвенф поднялся.
— Полагаю, что им пора возвращаться. В конце концов, я не желаю, чтобы с ними что-то случилось.
Он подошел к стоящему у одной из стен аудитории аппарату и сел на стул перед комнатной панелью управления. На ней были небольшие разноцветные кнопки — по двадцать пять кнопок в каждом из двадцати пяти рядов.
Мак-Кен подошел ближе и склонился над прибором.
— Что это? Не помню, чтобы мне приходилось видеть такой раньше.
Быстрыми, неуловимыми движениями Гросвенф нажал на семь кнопок, потом повернул главный рубильник. Послышался чистый мелодичный звук. Некоторое время он дрожал в воздухе, потом замер.
Гросвенф поднял голову и спросил:
— Какие ассоциации вызвал у вас этот звук?
На лице Мак-Кена застыло странное выражение.
— Сначала я представил себе, что это играющий в церкви орган. Потом вдруг все изменилось, и вот уже я нахожусь на политическом митинге, где кандидат использует быструю, стимулирующую музыку с тем, чтобы сделать всех счастливее, — он умолк, затем тихо добавил: — Так вот как вы собираетесь победить на выборах!
— Это один из методов.
Лицо Мак-Кена выдавало его волнение.
— Боже, какая же сила в ваших руках!
— На меня это не действует.
— Но вы владеете контролем. Вы в состоянии контролировать всю человеческую расу?
— Младенец получает контроль, когда учится ходить, двигать руками, разговаривать. Почему же не распространить контроль на гипнотизм, химические реакции, пищеварение? Это было возможным сотни лет назад. Это предохранило бы нас от множества болезней, сердечной боли, тех катастроф, которые возникают из-за непонимания собственного тела и разума.
Мак-Кен повернулся к аппарату в форме веретена.
— Как он работает?
— Это набор кристаллов, подсоединенный к электрической цепи. Вы знаете, что электрический ток может изменять структуру некоторых кристаллов? При возникновении тех или иных изменений создается ультразвуковая вибрация, проникающая через органы слуха в мозг и стимулирующая его. Я могу играть на этом приборе, как музыкант играет на своем инструменте, создавая определенный эмоциальный настрой, слишком сильный для того, чтобы лицо, не получившее специальной подготовки, могло ему сопротивляться.
Мак-Кен повернулся к креслу и сел. Он был бледен.
— Вы меня напугали, — тихо сказал он. — Все это кажется мне недостаточно этичным, и я ничего не могу с этим поделать.
Гросвенф некоторое время смотрел на него, затем наклонился и что-то изменил в приборе, нажав на кнопку. На этот раз звук был печальным и нежным. В нем была какая-то пресыщенность, как будто бесконечная вибрация продолжала волновать воздух вокруг них, когда сам звук давно исчез.
— А что на этот раз? — спросил Эллиот.
— Я думал о своей матери. Мне вдруг страшно захотелось домой. Я захотел…
