Стивен Мастерс спустился по трапу космического корабля на поверхность планеты, размышляя, что он при этом должен чувствовать. Унизительно вначале пятиться задом из шлюза, как рядовой астронавт, а затем осторожно сползать по ступенькам.
      Снимают ли его на пленку? Интересно, как он выглядит сзади? Ему казалось, что его движения неуклюжи, его даже передернуло от одной этой мысли. И все же — смешанное чувство охватило Стивена… Если люди на Земле следят за ним, то они знают — видят, что он, Стивен Мастерс сейчас, сию минуту спускается по лестнице.
      Эта мысль доставила ему удовольствие. Они смотрят на него. Они видят его!
      Сейчас он спустится и взберется на тот холм. Оттуда он увидит, как выглядит эта дыра.
      Как только его нога коснулась грунта, Стивен попытался осмыслить тот удивительный факт, что именно он первым ступил на новую планету, и это самое главное. Ему стало легче, он оторвался от трапа и внутренне собрался под своим скафандром со всеми его устройствами и приспособлениями.
      Сначала он чуть не упал. Шатаясь и спотыкаясь, Стивен с трудом удержался от падения. Боже, чуть не опозорился!
      Прошло немало времени, пока он, обливаясь потом, стоял, застыв в нелепом положении, откинувшись назад. Оглянувшись, он увидел, в чем дело. Один из двух крючков, свисавших с плеча, зацепился за ручку канистры, стоявшей у основания лестницы. От неожиданного толчка он и потерял равновесие: шагнув вперед, чуть не опрокинулся назад, не поняв из-за жесткого кокона костюма, что случилось.
      Стивен ослабил и освободил крючок. От злости ему бросилась в голову кровь. Он даже на мгновение стал хуже видеть.
      Наконец он понял, что вряд ли кто-то из экипажа заметил его промах.
      Чувство приподнятости вернулось, а гнев рассеялся, уступив место смущению. В стрессовой ситуации мелькнул слабый лучик истины, пробившись сквозь обычное для него состояние самоупоения. Что-то подсказало ему, что он не приобрел друзей за время полета. Но что поделаешь — лучше не жаловаться.
      Он быстро направился к ближайшему из холмов. По мере приближения он отметил, что холмы не вулканические. Пологие склоны, много кустов, в основном, желтых, встречались и зеленые с оттенком голубого. Самое интересное — это их угловатые согнутые листья. Такого нет ни на Земле, ни на любой другой известной планете.
      Педагогам удалось вложить в него кое-какой интерес к знаниям, несмотря на все его противодействие. И все же (он не мог скрывать это от себя) ему скучно уже теперь. Да, будут новые растения и много животных. Однако эти детали не имеют значения для сына самого богатого человека на Земле.
      Мысленно он увидел всю эту роскошь: причудливые автомобили, блестящий личный самолет, хорошо одетых девушек, стремящихся ублажить наследного красавчика. Элегантные интерьеры, огромные здания, величественные отели, пресмыкающиеся слуги: «Слушаю вас, господин Мастерс… Что-нибудь еще, господин Мастерс? Вывести машину, господин Мастерс?». Он же бросает не глядя: «Я позову вас, если будет нужно». А если слуг не было на месте, то: «Какого черта, где вы шляетесь?!»
      Правда, во время полета на Миттенд он обнаружил, что есть вещи, которые нельзя купить за деньги. Положение Мастерса-старшего обеспечило сыну койку на борту корабля, но не могло бы ни снять его с борта, ни повернуть корабль назад после старта, ни заставить спутников относиться к нему с симпатией. Люди не любят, когда деньги прут напролом.
      Бог свидетель — он пытался наладить контакты. Но все на борту лишь отвернулись от него. В общем-то, ему наплевать. В определенных эмоциональных состояниях ему никто не был нужен.
      Да, скучно. А вы, несчастные маленькие человечки, ищете еще одну зеленую планету? Хотите, затаив дыхание, увидеть маленьких птичек и взять пробы грунта? Боже, его тошнит при мысли о том, что еще три недели придется болтаться в космосе, проведя перед этим месяц на планете.
      И пока Стивен шел, скучая, злясь и даже слегка дергаясь от нетерпения на каждом шагу, он смотрел на желто-зеленый мир, который расстилался перед ним внизу, в то время как он поднимался все выше. Содержание кислорода здесь было такое же, как на Земле, он снял шлем и бросил его, не глядя. Так лучше видны и отдаленный лес, и блестящая гладь реки. Он презрительно кривлялся, наблюдая открывшуюся ему, необычайную по своей новизне красоту природы.
      И все-таки небольшая частица честолюбия еще оставалась в нем. «Стивен Мастерс отбывает на Миттенд с партией первопроходцев.» Этот волнующий заголовок появился после того, как он спьяну признался, что этого хочет. Начитался газетной болтовни о себе, своем отце и захотелось чего-нибудь новенького. А газеты раздули его дурацкое хвастливое замечание на вечеринке.
      Стивен мысленно оглянулся назад. Каким идиотом надо было быть! И вот чем закончилось. Он не переживет этого. Это предел!
      Предчувствие неприятностей и сознание бесцельности его прогулки не исчезло и тогда, когда с гребня холма он увидел горизонт.
      Что-то мимолетно прошло через его сознание в этот момент: «Мать, мы передаем тебе образ этого пришельца. Разрешаешь ли ты заняться им? Даешь ли ты нам силу?»
      Иногда Стивена удивлял поток собственного сознания. Но это бывало редко да и в других обстоятельствах. Совершенная бессмыслица промелькнула и исчезла. Осталось раздражение. Перед ним простиралась еще одна гряда холмов, более высоких, чем тот, на котором он стоял. Гряда закрывала западную часть горизонта.
      «Хорошо, хорошо, — подумал он, — пойдем и туда». В конце концов, он всегда был упрямым. Чаще всего это касалось девушек. Его бесило, если какая-нибудь смазливая маленькая дрянь начинала нести вздор, когда он тянул ее в ближайшую постель, и он должен был зажимать и лично раздевать ее. И тогда она начинала вздыхать и расслаблялась, очевидно, считая, что теперь уже все идет как положено.
      Путь к гребню пролегал вначале через ложбину, затем шел длинный, пологий, но каменистый подъем. Дойдя до нижней части ложбины, Стивен обнаружил там узкий ручеек, почти скрытый высокой кустистой травой. Вода журчала, несло сыростью, в ручье плавали маленькие черные личинки. На мгновение он вспомнил: маленький мальчик на одном из ранчо отца, узкий ручей, совсем как этот, он так же был скрыт травой, и Стивен нашел его так же совершенно неожиданно. Ему было восемь лет. Сколько радости он испытал тогда от этого открытия!
      Его мысль задержалась на этой чистой картинке детства. С тех пор прошло пятнадцать лет «созревания», как он сам называл эти годы.
      Зрелость?.. Как можно одновременно презирать свое положение сына мультимиллиардера и не упускать ни одной возможности воспользоваться им? Эту проблему Стивен разрешил очень просто. Презирать все человечество! Без исключения. Делать вид, что деньги ничего не значат. Насмехаться над этим тупарем, своим отцом, потратившим свою жизнь на накопление бесполезного барахла и денег. Тратить деньги с циничной расточительностью, поскольку тебе ведь все безразлично.
      Стивен перепрыгнул через ручеек и автоматически совершил правильные действия. Во-первых, он начал подниматься на гребень, а во-вторых, прикинул расстояние до вершины — оно составляло около четверти мили. Тут проявились два его достоинства: никогда не останавливаться, не сидеть или лежать, словом, не бездействовать и еще — уметь правильно ориентироваться в окружающей обстановке. Он мог оценивать направления и расстояния, как почтовый голубь. На эту его способность не влияли ни тяжелые мысли, ни неприятные воспоминания или цепь образов, которые время от времени возникали в сознании, питая его фантазию и оправдывая его поведение. Бывали случаи, когда он наутро после загула просыпался в незнакомых постелях и тем не менее всегда быстро соображал, где находится.
      Он все еще шагал к гребню, от высшей точки которого его отделяла всего сотня футов…
      «Мать, он видит нас! Дай нам больше сил!»
      Мастерс остановился и покачнулся. Подобное движение однажды спасло ему жизнь. Тогда он хотел перейти дорогу, и только он сошел с тротуара, как паромобиль, черный, словно ночь в степи, тихо, без сигнала пронесся мимо, лишь просвистел воздух, и если бы Стивен вот так же не откачнулся, то погиб бы. Тогда он среагировал быстро, крутнувшись в сторону уходящей машины, заметил номер, а затем судился три года, используя при этом всю мощь денег папы Мастерса. Ему пришлось выдвигать все более и более изощренные обвинения против несчастного владельца паромобиля, пока суд не вынес приговор в пользу Стивена, осудив ответчика на миллион долларов по совершенно ложному обвинению в том, что это было умышленное покушение на жизнь Мастерса-младшего. Лишь Верховный суд пересмотрел этот приговор, но ответчику это все же обошлось в восемьдесят четыре тысячи долларов судебных издержек. К тому времени Стивен уже и сам поверил каждому слову своего вранья. После этой истории он цинично распространялся о том, как трудно богатым людям добиться справедливости.
      В других случаях Стивен реагировал на неожиданную угрозу ловким прыжком или другим движением тела, или мгновенным решением. Это всегда случалось моментально. Теперь, когда он отшатнулся в предчувствии опасности, воспоминания о подобных случаях пронеслись в его мозгу.
      Он заметил, что десяток каких-то существ, похожих на людей, появились слева от него и что они не совсем нагие, как ему показалось сразу, — на бедрах у них болтались маленькие повязки.
      Стивен Мастерс быстро ощутил, что на этот раз ему не придется получить удовлетворения в суде, это не тот случай, НЕ ТОТ, когда ему удастся расквитаться с сукиными сынами, как он обычно называл своих противников.
      Перебирая все эти мысли — некоторые из них были совершенно новыми для него — он по меньшей мере полминуты провел в нерешительности, и наконец — слишком поздно: — начал убегать от этих странных существ, но даже и теперь двигался слишком медленно. При этом Стивен почему-то ощущал нежелание убегать, появилось такое чувство, будто он движется в неверном направлении. Что-то внутри него сопротивлялось каждому его шагу. Через минуту, заметив, что преследователи не слишком спешат, он перешел на шаг.
      Стивен шагал быстро, с беспокойством думая о том, что он идет примерно параллельно гребню холмов. Уже сейчас между ним и той первой цепью холмов, которую он пересекал раньше, довольно значительная полоса неровной местности. Совершенно ясно, что попасть к кораблю он сможет, только перевалив холмы в другом месте, поскольку дикари — как он заметил — держали в руках короткие копья и могли захватить его, если бы он пошел назад тем же путем.
      Он попытался успокоить себя соображением о том, что дикари не так уж и опасны, потому что находятся на низкой ступени развития. Вокруг простиралась дикая природа, тишину нарушали лишь шаги его ног в грубых ботинках скафандра: части костюма при ходьбе скрипели и, как ему казалось, затрудняли его движения. Подумав об этом, Стивен тут же начал развинчивать детали комбинезона и освобождать стяжки. Конструкция костюма была очень удобной в обращении. Но перед тем, как окончательно скинуть с себя скафандр, Стивен вынужден был остановиться и вытащить вначале одну, а затем другую ногу.
      Освободившись наконец от костюма, Стивен заметил, что из лощины впереди, на расстоянии ста ярдов, появилась вторая группа полуобнаженных существ, вооруженных копьями и также направлявшихся к нему.
      Стивен вновь перешел на бег, он вынужден был теперь двигаться в направлении пересеченной местности, чего раньше он надеялся избежать.
      «Фантастика какая-то», — подумал Стивен.
      Неожиданно дорогу ему преградил ручей, довольно широкий и не такой уж мелкий. Поколебавшись лишь мгновение, Стивен прыгнул и погрузился в воду сначала до бедер, затем по пояс, еще мгновение — и он уже выбирался наверх по склону противоположного берега. Промокнув и увязнув по колено в грязи, Стивен опять кинулся бежать, однако тут же споткнулся и упал. Он встал и побежал снова, но, ступив ногой в ямку, почувствовал боль в щиколотке. Он собрался было бежать дальше, пусть даже и хромая, но преследователи тем временем почти настигли свою жертву, практически отрезав его от корабля. Ближайшая к нему группа находилась уже всего в двадцати пяти ярдах, и Стивен мог хорошо видеть их.
      В такие моменты кажется, что время останавливается. Стивен на мгновение застыл в неподвижности. И, разглядев их лица, он безошибочно определил, что это лица людей.
      Человеческие существа!
      Правда, его это не очень поразило. Даже сухарь-антрополог обрадовался бы гораздо более. Эмоциональный же ученый просто затрясся бы от восторга. Как-то он случайно попал на собрание ученых мужей, обсуждавших проблемы рас на других планетах. И вот теперь он сам столкнулся с незнакомой жизнью, которую он наблюдал уже несколько секунд. Однако чувства ученого, делающего мощное открытие, были ему неведомы.
      Туземцы Миттенда были почти белыми, так во всяком случае показалось Стивену. Сам он часто, смеясь, называл себя гражданином мира. Его прабабка была метиской, но никого это особенно не волновало, тем более, что она отличалась потрясающей красотой. Дед Стивена тоже женился на очень привлекательной женщине с примесью китайской или таитянской крови. Мать Стивена была германо-китайского происхождения, черноволосая, с испанской внешностью.
      Что особенно поразило Стивена, так это то, что… миттендиане были, как бы это сказать… все чем-то похожи на самого Стивена! Когда он разглядел сходство, туземцы были уже совсем близко.
      Стивен побежал изо всех сил, задыхаясь, чувствуя, что он долго не выдержит. Он взбирался по склону холма, который казался теперь гораздо круче, чем раньше…
      Только сейчас, в этот последний момент, Стивен понял, какую глупость он сделал, отправившись в одиночку. Обычно такие мысли ему в голову не приходили, он всегда делал то, что хотел, и посылал всех при этом к черту.
      «Зови на помощь, идиот!» — мелькнуло в мозгу Стивена.
      Он попытался крикнуть, но звук его голоса оказался на удивление слабым.
      Неудачный призыв о помощи напомнил Стивену, как он закрылся когда-то на верхнем этаже пятиэтажного нью-йорского дома Мастерса, где хранились всякие припасы и располагались комнаты для слуг.
      Никто так никогда и не понял, как Стивен закрылся на этаже. Кто мог себе представить, что юноше в пятнадцать лет придет в голову закрыться изнутри на ключ, а затем выбросить ключ в окно?
      Потом он стоял у окна, сгущались сумерки, и Стивен начал звать кого-нибудь. Во всяком случае, он утверждал потом, что звал. Может быть, он звал слишком тихо, может быть, лишь шептал. Об этом он умалчивал при разбирательстве.
      Позднее признание получила версия, что один из слуг — Марк Брем — запер мальчика, а затем, стоя внизу на лужайке, смеялся и издевался над ним.
      — Он словно сошел с ума, отец. Должно быть, он ненавидит меня, как и всех богатых людей.
      Хотя голова Мастерса-старшего была всегда занята массой проблем, на этот раз он так удивился — чем это его Стивен вызвал ненависть и странную злобу слуг — что несколько минут беседовал с сыном:
      — Лучше всего говорить правду. Наказание за ложь или вред, нанесенные другому лицу, наступает автоматически, оно неизбежно. Ты остаешься психологически связанным с тем, кого обидел или кому солгал, и тем самым ограничиваешь свою свободу.
      Очевидно, правду знали лишь Бог и Стивен. Но у Стивена правда получила странное преображение.
      — Этот слуга ненавидит меня без всякой причины. Я всего лишь два раза говорил с ним за все время, что он служил у нас. Может, он чувствовал себя отверженным, хотел внимания.
      Пятнадцатилетний мальчик сказал правду… о себе. Наверное, Стивен нуждался во внимании своего вечно занятого отца.
      Мелькнувшее воспоминание, непродолжительное бегство, слабая попытка позвать на помощь — и погоня закончилась, преследователи были уже в нескольких шагах.
      Когда его схватили, Стивен содрогнулся. Нечто абсолютно чужое дотронулось до человека впервые с тех пор, как на Земле появилась жизнь. Каждой клеткой своего существа Стивен ощутил отвращение.
      Пальцы миттендианина вначале скользнули по правому плечу, затем снова, более надежно схватили его и уже не отпустили.
      Глубоко-глубоко внутри Стивена что-то вскрикнуло.
      «Мать, прикосновение, ощущение — это невозможно. У него тысяча лиц. Быстрее, перенеси его!..»
      …Дзинь!
      Стивен уставился на два бокала пива, упавшие на грязноватый пол бара. Резкий голос бармена сзади вывел его из оцепенения.
      — Марк, какого черта, проснись!
      Стивен обернулся. Он сделал это автоматически, не думая. В первый момент он не понял, что обращаются к нему. Однако кто такой Марк? Марк…
      Подняв глаза, он увидел окно бара, на стекле которого с наружной стороны черными буквами было что-то написано. Изнутри это выглядело так:
      УЛГУ АН
      Еще через мгновение, переживая нестерпимую раздвоенность и не осознавая до конца, что ему придется теперь всегда откликаться на имя Марк Брем, Стивен повалился на пол.

      Стивен никогда не находил нужным скрывать свои чувства, ему было на всех наплевать. Поэтому и сейчас он начал орать и орал до тех пор, пока около него не собралась целая толпа. Никто ничего не понимал, для всех припадок официанта был полнейшей неожиданностью. Кто-то с ужасом произнес:
      — Он помешался!
      Стивен закричал еще громче. Где-то за спинами толпы уже набирали телефонный номер и вызывали полицию, но еще до того, как приехали представители закона, возбужденный баритон (Стивену этот взволнованный голос со всхлипываниями напомнил ослиный крик) вызвал скорую помощь.
      Санитарам пришлось попотеть, пока они управились со Стивеном, который выкрикивал свою историю и никак не давал сделать себе инъекцию, отчаянно боясь, что его усыпят. В конце концов два прибывших полисмена справились с ним, и ему ввели снотворное. Стивен еще помнил, как его несли, крепко держа, а потом осторожно положили на носилки в машине.
      Ему показалось, что в себя он пришел сразу же. Одного быстрого взгляда вокруг было достаточно, чтобы понять, что он находится в больничной палате. Он быстро нашел и нажал кнопку. До появления сестры Стивен сообразил, что он должен изменить свое поведение: они снова усыпят его, если он будет шуметь.
      Стивен рассказал свою историю вначале одной сестре, затем другой, третьей, потом студенту-практиканту, потом доктору, еще одному доктору… Наконец, пришел психиатр. Какие-то слухи дошли до репортера. И вот еще дважды хриплый голос Марка Брема без признаков усталости подробно поведал о том невероятном несчастье, которое постигло Стивена Мастерса на далеком Миттенде.
      Позже сестра принесла ему газету. Там была помещена колонка с его рассказом, а рядом — обзор новостей, где сообщалось, в частности, что космическая связь с астронавтами на Миттенде прервалась рано утром (значит, через двенадцать часов после психического срыва, случившегося с Марком Бремом).
      Стивен даже не подумал о том, какая судьба могла постичь его спутников, его это совсем не интересовало. Взгляд Стивена скользил ниже по колонке, пока не остановился на том, что он искал:
      «Телефонный запрос Ассошиэйтед Пресс в штаб-квартиру Стивена Мастерса-старшего увенчался лишь лаконичным ответом одного из помощников мультимиллиардера: „В данный момент у нас нет комментариев по этому вопросу“.
      В данный момент! Подразумевалось, что, возможно, далее что-то последует. Это мгновенно обнадежило Стивена и улучшило его настроение. Всю оставшуюся часть вечера и беспокойную ночь он представлял, как «старушка»
      — так он называл мать, которая в свое время была очень красива (да и сейчас еще могла представлять некоторый интерес для мужчин) — теребит «старого хрыча».
      Он злорадно подумал: «Уж она-то не даст ему заснуть». Мысленно Стивен увидел, как его мать, обуреваемая страхом и самыми худшими предчувствиями, настаивает, чтобы ни одна, даже самая слабая ниточка, ведущая к спасению ее дорогого сына, не осталась не исследованной.
      С самого начала, когда он собрался в экспедицию, мать была сама не своя. Если говорить правду, он так донимал всех близких фокусами и капризами…
      Она его вытащит отсюда… С этим убеждением Стивен наконец заснул. Разбудили его медсестра — молодая блондинка — и санитар, ворвавшиеся, запыхавшись, в палату для того, чтобы перевести его в отдельную комнату для интервью с двумя психиатрами и… с самим господином Мастерсом!
      Его собирались перенести, но Стивен выпрыгнул из койки и, опираясь на сопротивлявшуюся блондинку и санитара, переместился в большую, ярко освещенную комнату с одной кроватью. Через несколько минут растворилась дверь и…
      «Странно, — подумал Стивен, — он не изменился»… Хотя что странного было в том, что органы чувств Марка Брема воспроизвели в точности того Мастерса-старшего, которого знал Стивен? Для Стивена это была новая мысль. Впрочем, все люди выглядят, примерно, одинаково.
      Стивен вновь повторил свою историю, но на этот раз спокойно. Впервые за все эти часы он действительно думал о том, что говорит.
      Он даже увлекся. Рассказ помог ему высветить в памяти те детали, которые вначале ускользнули от его внимания. Теперь, в процессе рассказа, он сам стал понимать много больше.
      Неожиданно что-то снизошло на Стивена. Поток сознания в его мозгу превратился в ревущую реку. Внутри него бушевало, он не мог контролировать свои мысли и память, и лишь малая часть его «я» сохранилась, благодаря чему он видел себя со стороны.
      «Я уже наполовину чокнулся». Раньше это ему и в голову не приходило.
      Возбуждение спало так же быстро, как и пришло. Он старался держать себя в руках, чтобы такое не повторилось. Еще несколько минут Стивен отвечал на вопросы.
      Потом вновь стало скучно. Лежа на спине, Стивен отдыхал, затем перекатился на бок и с вызовом уставился на Мастерса-старшего.
      — Отец, зачем ты привел сюда этих умников?
      В Стивене закипала злость, и он накручивал себя все больше:
      — Какого черта, уведи этих крыс!
      Мультимиллиардер поднялся:
      — Вы закончили, господа? — с достоинством осведомился он.
      Врачи переглянулись и кивнули. Один из них сказал:
      — В целом все понятно.
      Другой начал анализировать:
      — Явный случай параноидальной галлюцинации. Вы заметили появление этой мгновенной враждебности, мнимый перенос сознания? Я, вместе с тем, не думаю, что он опасен.
      Стивен прорычал со злобой:
      — Чистый идиотизм.
      Старшему Мастерсу он сказал:
      — И ты хочешь позволить этим пузырям выступить в прессе?
      Отец был невозмутим:
      — Они составят отчет, а помещать его в газетах или нет, я решу сам.
      Стивен смягчился:
      — Покажи его хотя бы вначале старушке, а?
      Папа-Мастерс не ответил. Он подошел к двери, открыл ее и, уже выходя, остановился. Все замерли. Не поворачивая головы, он произнес:
      — Я предлагаю вам покинуть больницу, когда вы почувствуете себя лучше, и возобновить вашу деятельность официанта в баре. Не стройте никаких иллюзий. Ваша история — фантастика. Всего хорошего.
      И вышел, а вслед за ним и оба врача. Стивен остался лежать с презрительной усмешкой на лице. Однако заявление Мастерса произвело на него пугающее впечатление. Что-то в голосе этого старого лунатика… Неужели он и в самом деле так думает?
      Оставшаяся часть дня тянулась долго. Его отвезли в прежнюю палату, где на других трех кроватях лежали какие-то малоинтересные для Стивена типы. Со Стивеном проделывали какие-то процедуры, он понял, что специальных инструкций относительно него не получено. Настроение его ухудшилось.
      Пришла ночь. Вот уже пора спать. А он все еще Марк Брем и все в том же состоянии.
      Один.
      Стивен свернулся калачиком в темноте, как бы стремясь оградить себя от окружающего. Он лежал, чувствуя себя отвратительно. Беспросветно… Тело Марка Брема — тяжелое, стареющее — казалось ему уродливым и чужим.
      Размышления привели его к мысли о том, что с ним обращаются как с сумасшедшим. Нужно быть осторожным, а то его запрут в каталажку.
      Ночь Стивен провел, составляя хитрые планы избавления, то просыпаясь, то вновь засыпая. Как можно притвориться здоровым и нормальным, если Стивен Мастерс втиснут в тело слуги, и притом, человека на четырнадцать лет старше его? Как, как, как? Вот история! Наконец пришло утро.
      Когда Стивену принесли завтрак из двух яиц, двух тостов с маслом, клубничного джема и кофе, в палату вошел человек простоватого вида с веселым лицом и блестящими глазками, осмотрелся и направился к Стивену. Сначала Стивен подумал, что он его не знает, но через мгновение узнал. Это был владелец бара «На углу».
      Как его звали? Да — Джесс Рихтер.
      Массивный, крикливо одетый человек подошел к постели и уставился на Стивена.
      — Эй, Марк, — сказал он, — ты уже во всех газетах. К нам валом валят, и я обещал посетителям, что ты будешь наливать как раньше.
      — Ну же, — Рихтер стал подмигивать, — как насчет вернуться? Пока будет наплыв — плачу вдвое.
      Такое оскорбление уже было трудно пережить. Стивену кровь ударила в голову. Пусть он сдохнет, но сейчас выдаст этому нахалу. Он уже открыл было рот, но…
      Минутку… Все планы, взлелеянные бессонной ночью, вновь возродились в его мозгу и придержали язык. Ведь этот болван может вытащить его отсюда. Он отсидится в баре и обдумает, что делать. И кроме того, старый хрыч знает, что может найти его там.
      — Да, — согласился Стивен.
      А что он мог еще сказать?
      — Чудненько — радостно воскликнул Рихтер. — Ты всегда был надежным парнем, Марк. А на этот раз ты превзошел себя!
      Стивен усмехнулся.
      — Так держать, парень. — Рихтеру явно полегчало. — Не меняй ни слова в своих показаниях, договорились?
      — Еще бы! — ухмыльнулся Стивен.
      Довольный толстяк попятился к двери, махнул еще раз рукой:
      — Пока, Марк, до встречи, парень!
      Рихтер отбыл. Теперь уже Стивену стало полегче. Ведь ему все время хотелось врезать в эту жирную морду.
      Визит Рихтера подействовал на него угнетающе. Если старый дурак не появится и проглотит все, что ему навешивают те два умника о параноидальном состоянии… Одна мысль о том, что отец не предпримет никаких шагов, была убийственной. Потому что тогда он останется Марком Бремом. Он, которому только что было двадцать три года, станет тридцативосьмилетним.
      После ленча пришла сестра и объявила, что его выписывают и он может уходить в любое время. Стивена охватило новое чувство — дела были не так уж плохи. Ведь он мог сейчас находиться на Миттенде в лапах этих дикарей!
      Хорошее настроение заметно поубавилось, когда в кассе госпиталя ему выдали чек к уплате на тысячу триста семьдесят восемь долларов и пятьдесят центов. Во всех карманах и в бумажнике Брема нашлось только два доллара бумажками и тридцать восемь центов монетками. К счастью, там оказались и два засаленных чека Пятого национального банка. Не колеблясь, Стивен тут же использовал один из них для оплаты. Вероятность того, что на счету Брема могло не быть такой суммы, его не беспокоила, по крайней мере на данном этапе.
      Спустившись по ступенькам, Стивен вышел на улицу. Здесь он остановился. Под вечер в октябре уже довольно прохладно. Когда он однажды лежал в клинике еще ребенком, то его при выпуске вывезли на коляске, погрузили с грузовой рампы в автомобиль и доставили с большой помпой домой, а мать следовала за ними в лимузине.
      Сейчас же — ничего похожего. Прескверно чувствуя себя, Стивен побрел по улице в направлении все более убогих районов и остановился около телефонной будки. Дрожа от холода, подавляя злость, он открыл телефонный справочник и стал искать телефон бара «На углу». Ничего лучшего ему пока в голову не приходило.
      Октонал стрит, шестнадцать. Где же это? Он позвонил в бар и объяснил Рихтеру свое затруднение. Тот восхитился:
      — Ну даешь! Не знает, где находится. Что-то у тебя с головой, Марк. Стой, где стоишь, я пошлю за тобой сына.
      Семнадцатилетний сын Рихтера прибыл в дребезжащем фургоне, он привык выполнять всякие поручения отца. Мальчик доставил Стивена в такую же убогую часть города, как и сам бар «На углу», перед входом в который фургон, задребезжав в последний раз, и остановился.

      Стивен работал, как автомат.
      Такую уловку он придумал очень давно и применял ее, чтобы быстрее проходило время в периоды скуки. Это была особая игра: его тело присутствовало в определенном месте, а сознание отсутствовало.
      Нося бокалы на подносах, он двигался, как лунатик, говорил ровным, размеренным голосом, принимал заказы и моментально передавал их хозяину-бармену. Вдобавок, прибавлял все время: «Да, сэр».
      Удивительно, но никого это не раздражало. Никто не считал его поведение необычным. Посетители улыбались и еще подначивали его:
      — Как там, старик, еще не подъезжает в своем «роллс-ройсе»? Марк, а может, ты Стивен?
      И так далее, до бесконечности. Стивен попросту не пропускал эти выпады в свое сознание. Он знал, почему он здесь находится и для чего выполняет всю эту невероятную для него работу. На улице было холодно, а в баре — тепло. Кроме того, ему действительно некуда было пойти. Стивен всегда думал, что бедняки работают именно поэтому и что к нему все это не относилось. Теперь же, вот уже несколько часов он сам был задерганным бедолагой.
      Время шло, миновал вечер. В два часа ночи выпроводили последнего завсегдатая, и Рихтер, повозившись за стойкой, вынул деньги из кассы, надел куртку и пальто. Повернувшись к Стивену, он предупредил:
      — Если ты не помнишь, то знай: ты спишь в задней комнатке.
      — О'кей, — ответил Стивен.
      — Ну, пока.
      Толстяк ушел, бросив напоследок от двери:
      — Уберешь все к трем часам. Запомни: открываем бар в три!
      Стивен проследил, как он уходил. Дверь закрылась. Бар опустел. Часть освещения была отключена, Стивену не пришло в голову выключить остальной свет. Он медленно направился в заднюю комнату, которая оказалась разделенной перегородкой на две части. Слева был небольшой склад, заставленный ящиками со спиртным и несколькими урчащими холодильниками.
      Стивен открыл дверь справа, нащупал выключатель. Когда лампочка зажглась, он увидел койку в углу. Что-то показалось ему знакомым. Да, это была его комната.