Петр не создал в России хорошо устроенных финансов; он оставил ей военную организацию, доказавшую свои блестящие качества и составляющую одну из наиболее бесспорных и славных заслуг Преобразователя. Но его дело, даже в этом отношении, не имеет характера личного создания, обыкновенно ему приписываемого, и, с другой стороны, не является вполне безупречным. Не входя по этому поводу в спор, превышающий нашу компетенцию, мы ограничимся кратким изложением фактов, наиболее выдающихся, и мнений, наиболее авторитетных.
      О предшественниках великого мужа можно сказать, что у них было двести тысяч вооруженных людей и ни одного солдата. Весьма живописный вид этой армии не имел ничего воинственного. Наряду со средневековым рыцарем, закованным с ног до головы в латы, красовался всадник на неоседланной худой кляче, с палкой с руках вместо всякого оружия и мешком ржи за плечами в виде воинского снаряжения. Не существовало никакого правильного набора для такого разношерстного войска; просто сборище вооруженных людей, принадлежащих все к одному классу - земельных собственников. Никакой подготовки в военном искусстве; военные упражнения в мирное время были вещью незнакомой. Не было организованного начальства, предводительство над войсками принадлежало по праву представителям местной аристократии - боярам, окольничим. Не было интендантства: люди снаряжались н питались как хотели и как могли. Наконец, эта армия состояла почти исключительно из кавалерии и, следовательно, совершенно не соответствовала требованиям современного ведения войны.
      Но такое положение вещей не оставалось неизменным до воцарения Петра. С XVI века царь Федор Иванович (1584-1598) уже имел некоторое количество регулярных войск, обученных и одетых по-европейски. Француз Маржерет и лифляндец фон Розен, находясь у него на службе, командовали отрядом в две тысячи пятьсот человек, состоявшим преимущественно из поляков, лифляндцев, немногих шотландцев, датчан, шведов, французов и греков. Непосредственные предшественники Петра, Алексей и Федор Алексеевич, пошли далее. Они завещали -своему преемнику первую попытку общей реформы командования, рекрутского набора и даже преобразования армии в духе демократическом, сообразно требованиям того времени. Комиссия, учрежденная в 1681 году под председательством князя Василия Голицына, постановила в выборе, военачальников руководствоваться проявленным дарованием. Вместе с тем личная служба земельных собственников была отчасти заменена поставкой рекрутов даточных соразмерно с обширностью владений. Наконец, появились постоянные регулярные войска, иностранные и даже местные, состоявшие из полков пехоты.
      Личная заслуга Петра заключалась в развитии, надо сознаться, довольно непоследовательном и фантастичном, по крайней мере вначале, этого почина. 30 января 1683 года Сергей Бухвостов, придворный конюший, приставленный к царским конюшням, был первым завербован в потешный полк - затею юного царя. Впоследствии он был первым солдатом Преображенского полка. Затем туда были зачислены остальные конюхи, а потом постепенно и боярские дети, принадлежавшие к партии, враждебной правительству Софьи. В 1684 году уже имелся наличный состав в триста человек и ядро военного образования в Преображенском. В следующем году Петр решил произвести рекрутский набор. Число ополченцев достигло тысячи, и второй потешный полк был создан в Семеновском, откуда произошло название второго гвардейского полка. В 1690 и 1691 годах происходили первые маневры этого войска под названием Семеновской кампании. В 1692 году потешные полки получили свою окончательную организацию. Петр значился сержантом в Преображенском полку. В 1694 году во время Кожуховской кампании - вторых маневров - оба полка принимали участие как правильно сорганизованные тактические единицы, уже потеряв качества и название потешных полков. Прекратилась игра в солдаты, подготовлялось серьезное дело. В том же году была сформирована рота бомбардиров, и царь был в нее зачислен под именем Петра Алексеева.
      Это было ядро будущей армии, не имевшей уже ничего общего в смысле устройства, дисциплины и обучения с древней ратью или ополчением разного рода оружия. Только Лефортовский полк - недавнего происхождения - и Бутырский полк, возникший в 1642 году при Михаиле Федоровиче, до известной степени имели сходство с новой организацией.
      Она доказала свое сравнительное превосходство под стенами Азова в 1695 году. Однако до 1699 года Петр ничего непредпринимал для распространения и обобщения принципа,
      положенного в основу этой организации. Он ограничился уничтожением стрельцов, чем разрушил прежнюю армию, не создав на ее место новой. Для возбуждения творческой деятельности великого мужа понадобилась шведская война. Но тут последовал взрыв: мощный поток соображений и приказаний, не считавшихся ни со временем, ни с пространством, ни со средствами, ни с благоразумием.
      Приказания дышали бесподобной отвагой и смелостью, соображения часто отличались оригинальностью. Прежде всего Преобразователь отказался от способа вербовки, принятого в большинстве современных армий; он остановился на системе рекрутского набора, отличавшейся от теперешнего обязательного отбывания воинской повинности только своим характером, не индивидуальным, но коллективным. Надо сознаться, что в этом различии заключается коренной недостаток всей системы. Обязательство каждого сословия представить соответствующее количество рекрутов привело к прискорбным уловкам замещения и освобождения посредством наемных ставленников. Петр добавил к этому службу пожизненную, что противоречило принятому принципу общего управления, так как не могли же все служить в армии, ряды которой опустошались только смертью, кроме того, это отделяло армию от народа, придавая ей характер замкнутой касты, и, наконец, создавало из нее армию инвалидов.
      Таким образом, опередив Европу в некоторых отношениях, план'страдал отсутствием уравновешенности. Вначале все дело сводилось к созданию материальному. Дух военных установлений Запада, составляющий их главную силу, по-видимому, отсутствовал. Доказательством тому вскоре явилась осада Нарвы. Из тридцатидвухтысячного состава регулярных войск, уже находившихся в распоряжении Петра, только полки Преображенский и Семеновский оказались способными на некоторое сопротивление; но, разрядив до двадцати раз свои ружья, по свидетельству Посошкова, они не убили никого.
      Это второе испытание наконец открыло молодому государю значение нравственного элемента, с которым он до сих пор совершенно не считался в своих быстро выполненных преобразованиях, и направило его на верный путь. Не забывая об остальных элементах действительного могущества, он стал относиться впредь с особой заботливостью к воспитанию души солдата. В этом главным образом заключается его заслуга, более важная, чем учреждение пушечных заводов на Охте и в Туле, пороховых фабрик, основанных в Петербурге и на Охте, военно-инженерного училища, открытого в Москве, и даже первого, приписываемого Петру опыта конной артиллерии. К концу царствования у него уже имелось сорок полков пехоты, тридцать три драгунских полка, пятьдесят семь тысяч девятьсот пятьдесят шесть пехотинцев и тридцать шесть тысяч триста тридцать три лошади в постоянной армии, не считая войск иррегулярных, казаков, калмыков и т. д. Но самая численность, при всей своей внушительности, является лишь вопросом второстепенной важности в совершенном подвиге. Последний, прежде всего, велик могучим духом, каким творец сумел проникнуть и оживить свое создание. Воспитанный Петром, русский солдат из простого полубессознательного животного превратился в существо мыслящее, повинующееся, что бы ни говорили, также иным побуждениям, кроме страха наказания. У него есть идеал и душевное мужество, сознательная храбрость, не внушенная палкой. Возражая против оценки, слишком легко признанной в этом случае, мы приведем лишь одну черту: в то время как на Западе война из-за испанского наследства привела к окончательному признанию превосходства механического строя в боевых построениях, Петр упорно отстаивал у себя принцип действия, органически независимого, - отдельных тактических единиц, и его военные инструкции и регламенты неизменно проникнуты тем же духом: заботой развить и предоставить свободу личной инициативе сражающихся.
      Военное законодательство Петра, хотя весьма тщательно изученное и в виде исключения поддавшееся кодификации, не во всех отношениях заслуживает подобной похвалы. С точки зрения дисциплины и наказания оно идет совершенно вразрез с принципами, положенными в основу организации и воспитания вооруженной силы, является полным нарушением здравого смысла. В защиту его приводился тот аргумент, что в суровости мер, варварстве способов наказания - отрубании голов, казней через повешение, четвертовании, отрезании носов и ушей - оно лишь подражало иностранным образцам, именно французскому военному кодексу, даже смягчая в некоторых случаях его строгость в смысле большей гуманности. Но слова защиты малоубедительны. Законодательство не сообразовалось с различием между составом русской армии и прочих западных армий. Русский солдат, современник великого царствования, не был, по крайней мере в принципе, рекрутом в немецком или французском значении этого слова; он не принадлежал, как очень часто случалось там, к подонкам
      черни. Скорее, опять-таки в принципе, он являлся представителем лучших сил народа, даже на самом деле по большей части представлял элемент значительно высший. Этого не сумел понять сам Петр. Поэтому он только достиг всеобщего повального бегства, красноречиво выразившегося в количестве его указов, касающихся преследования нетчиков, рекрутов, уклонившихся от набора, ослушников, бежавших от службы, превращенной в безжалостное, бесчеловечное рабство.
      С другой стороны, всей энергии и умению Петра не удалось справиться с некоторыми причинами отрицательного качества, еще в недавнее время гибельно отражавшихся на успехе русского оружия: с недостатками администрации, неудовлетворительностью высшего начальства. Нам кажется, что опыт в достаточной степени освещает это второе различие, часто отрицаемое, между природными свойствами и качествами человека, так сказать, инстинктивными, и теми, которые являются последствием долгой и кропотливой культуры. Петр в этом отношении не мог переступить вечных законов мира умственного и нравственного. Храбрость и даже честь - явления элементарного порядка и встречаются даже в состоянии диком.
      Другое дело знание или честность. Древняя Московия не отличалась воинственностью; победы князей московских над татарами были плодом политики коварства и терпения; современная Россия могла быстро сделаться воинственной и геройской; Петр легко разбудил инстинкты, способствовавшие такому превращению, такому возврату к далеким заветам норманнской эпохи. Но он напрасно старался подняться выше этого. Однако, подарив государству полтавскую армию, он создал из нее прекрасное орудие, средство осязательного могущества и в то же время нравственного прогресса. Настоящее величие России возникло при его помощи.
      В том, что касается мореплавания, - флота военного или флота торгового, современников великого царствования, - мы отважимся выставить иные оговорки. В поспешности и неумеренности, здесь обнаруженной, по нашему мнению, сказалось проявление атавистического инстинкта, сделавшегося нерациональным, принимая в расчет местные условия, и обратившегося в каприз безудержного самовластия. Примеры прошлого, потому что и в этом направлении были примеры, должны были бы предостеречь Петра против увлечений воображения. В царствование Михаила Федоровича, желая использовать течение Волги для сношений с Персией, годштинские купцы испросили разрешения выстроить в Нижнем Новгороде известное количество судов; позднее Алексей Михайлович сам принялся за судостроительство в Дединове, при слиянии Москвы с Окой. Все эти попытки окончились неудачей; гибелью голландских кораблей на Каспийском море, захватом и уничтожением остальных Стенькой Разиным в Астрахани. Сама природа в этой стране, не имевшей морских берегов, казалось, возмутилась против учиненного над ней насилия.
      Пустившись в плавание по бурным волнам Белого моря на яхте, наскоро выстроенной на астраханских верфях, только что созданных, Петр подвергся сам и подверг своих спутников большой опасности. Прибегнув к содействию голландских кораблестроителей, он уже обладал в 1694 году тремя судами: кораблями', одинаково пригодными для двух целей - военной и торговой, выстроенными по типу, выработанному первыми судохозяевами из опасения волжских разбойников и надолго сохранившемуся в отечественном судостроительстве; но эта эскадра являлась просто забавой, и молодой государь понимал это настолько хорошо, что в 1695 году неожиданно бросил свой северный порт и все старания, там потраченные, а также увеселительные прогулки. Он снова возвратился к тихим водам Яузы, где прежде всего обнаружились его мореплавательные фантазии. Там он принялся, взяв за образец остов голландской галеры, привезенной к месту строительства на санях, за подготовление флотилии, перевезенной затем - все сухим путем - в Воронеж, спустившейся по Днепру и содействовавшей взятию Азова.
      Нам уже пришлось говорить о сомнительном успехе этой второй попытки. В следующем году военная флотилия," в свою очередь, оказалась в ряду игрушек, переставших нравиться. Теперь Петр стремился прежде всего иметь торговый флот, и, верный своей манере добиваться намеченной цели, он допускал возможность приобрести его сразу, превратив свое желание в повеление и прибегнув к властным приемам. 4 ноября 1696 года, собрав в Преображенском совет, он решил, что все собственники, миряне и духовенство, обладающие сотней домов и больше, должны были в течение месяца явиться в Москву в поместный приказ для корабельной раскладки, кому с кем быть в кумпанстве для постройки торговых судов. Архимандриты, владевшие недвижимостью в монастырских имениях, нс составляли исключения, и патриарх обязан был сот орудить два пятидесятипушечных фрегата! Количество снаряженных таким образом судов также было определено. Их приказано было выстроить восемьдесят, а еще восемьдесят государство предполагало построить на своих верфях. Их формы и вооружение были также точно обозначены.
      Постройка должна была окончиться в два года. Смертная казнь для запоздавших! Все повиновались, и к назначенному сроку все было готово; только 20 апреля 1700 года вышел новый указ, повелевавший упразднить кумпанства, исполнившие волю государя, сорганизовавшиеся и создавшие флот, но положительно не умевшие им пользоваться.
      Вся эта громадная затрата времени, энергии и денег снова привела лишь к морской демонстрации, имевшей, однако, известное значение. В августе 1699 года русский корабль переплыл Черное море и вошел в Константинопольский рейд, конечно, с мирными намерениями, доставив двух царских уполномоченных, имевших поручение приступить к заключению окончательного договора. Но все же появление корабля вызвало сильнейшее волнение среди турок. Дипломатические аргументы, просьбы и угрозы - все было пущено в ход, чтобы преградить дорогу этому посетителю. Но Петр настоял на своем. И, в сущности, такой демонстративный характер остался связанным со всей будущностью русского военного флота. Он действовал и достигал цели главным образом нравственным воздействием. Что касается донской флотилии, засевшей в Воронеже благодаря мелководью Дона, ей нельзя было воспользоваться в 1711 году при возобновлении враждебных действий с Турцией. После же потери Азова она сделалась совершенно неприменимой. Часть ее была уступлена тем же туркам, а остальная предоставлена разрушению.
      Более серьезным казалось создание северного флота, вызванное войной со Швецией. Первые шаги его были геройскими. Захваченные шведами и принужденные служить лоцманами при нападении на Архангельск, в июне 1701 года два русских матроса, Иван Рябов и Дмитрий Боринов, привели неприятельские корабли под крепостные пушки, где те были разбиты и взяты в плен. Избитые, герои притворились мертвыми и наконец все-таки спаслись. Затем последовало несколько удачных сражений на Ладожском озере, обладание которым осталось за русскими. В 1703 году, после победы у устья Невы, в Олонецке на Олонке были устроены кораблестроительные верфи. Год спустя было основано С.-Петербургское адмиралтейство, а при взятии Дерпта и Нарвы молодой балтийский флот уже помогал в перевозке войск и провианта. В 1705 году он отразил нападение шведов на остров Котлин, в 1706 году захватил в плен под стенами Выборга большое шведское судно, в 1710 году принимал участие во взятии Выборга. Но все-таки еще Финский залив, державший в осадном положении все побережье Балтийского моря, оставался в руках Швеции. Одно только численное превосходство ее войска обеспечивало ей такое выгодное положение. Правда, уже в 1701 году, при свидании с Августом в Биржах, Петр похвалялся своему царственному другу, что обладает восемьюдесятью шестидесяти- и восьмидесятипушечными кораблями, из которых один, построенный по его собственному чертежу, называется «Божье Предвидение». «У этого корабля на носу находится изображение св. Петра; над аллегорическим изображением, также нарисованным самим Петром, лодка, на которой дети пускаются плавать по морю». Петр, бесспорно, составлял чертежи и рисунки, но эскадра, с которой двенадцать лет спустя он предпринял победоносную осаду Гельсингфорса и Боргё, состояла всего из семи линейных кораблей и четырех фрегатов, из числа которых три корабля и два фрегата были куплены за границей.
      Эта самая эскадра, сопровождавшая флотилию из двухсот галер и других мелких суденышек, участвовала в первой значительной морской победе, какой могут гордиться летописи русского флота, - в сражении при Гангуде (Ганго-Удд), где 25 июля 1714 года шведский адмирал Эреншёльд отдал свою шпагу Петру Михайлову. Эскадра опустошила в 1719 году берега Швеции, а в 1721 году, дозволив генералу Лесси совершить высадку на шведский берег, сильно содействовала ускорению Ништадтского мира. Но победоносными делали эти выступления, по большей части сохранявшие характер демонстраций, численность и качество войск, находившихся на флотилии. Так, Апраксин имел при себе в 1719 году двадцать семь тысяч человек пехоты. Битвы, происходившие неизменно в очень близком соседстве от берегов, тоже не были похожи на настоящие морские сражения. Там господствовал элемент сухопутный и обеспечивал успех.
      В общем, как с точки зрения военной, так и с точки зрения торговой, Петр приложил много бесплодных стараний, чтобы обратить русский народ в мореплавателей. Жители обширного пространства, окаймленного морями, далеко не гостеприимными, не были виноваты, что не сумели приспособиться к фантазии своего царя. В торговом отношении Россия до сих пор остается данницей иностранных флотов. Военный флот Дона со своими подражаниями галерам голландским, английским, венецианским оказался затеей дорогой и неудачной. Необходимость уменьшить осадку даже не позволила воспроизвести основные мореходные качества взятых образцов. Благодаря более благоприятным местным условиям и опыту, приобретенному государем, его северные верфи удались лучше. Они даже внушили некоторое беспокойство Англии, однако, как доказали последствия, забившей тревогу слишком рано. Неумеренность и поспешность - два недостатка, свойственные всем созданиям великого мужа, - здесь, как и в других случаях, помешали успеху стараний. Лес, употребленный в дело, был слишком сыр, оснастка плохого качества, матросы не были обучены. Течь, потеря мачт, неопытность и неподготовленность команды, наскоро набранной, уносимой болезнями, - ежедневные явления в истории Петровского флота. Число судов всякого рода, линейных кораблей, фрегатов или галер, построенных в эпоху великого царствования, достигало почти тысячи; но когда в 1734 году, девять лет спустя после смерти Петра, для предполагаемой осады Штеттина понадобились их услуги, то налицо с трудом. оказалось пятнадцать, способных держаться на воде, и ни одного офицера, чтобы ими командовать.
      Петр пошел слишком быстрыми шагами, а главное, хотел зайти слишком далеко. Создать в России флот было прекрасной мыслью, превратить Россию в Голландию - безрассудным намерением. Учреждая в двадцати пяти местах своей империи, иногда очень далеких от моря, верфи, последовательно заброшенные, заменяя канцелярию мореплавательных сооружений во Владимире адмиралтейской канцелярией в Москве, причем оба пункта находятся от моря на расстоянии более шестисот километров, Петр придал своему созданию характер искусственности, сохранившейся и по сие время. Перенесенные позднее в С.-Петербург вместе с канцелярией военного флота (1712 г.), сосредоточенные окончательно в новой столице совместно с коллегией адмиралтейства (1719 г.) предприятия могут показаться предназначенными главным образом для доставления царю развлечения и иллюзии. Без сомнения, они содействовали если не обоснованности, то предоставлению некоторых веских аргументов оппозиции, с какой пришлось столкнуться всей деятельности Преобразователя, к чему мы вернемся в заключении.
        

        

      Деятельность великого преобразователя и трудности, с какими ему приходилось бороться, плохо оценены были даже людьми, равными ему по положению. «Он обрабатывал свой народ, как крепкая водка железо», - сказал великий Фридрих, может быть, не без чувства зависти. Сравнение несправедливо. Перед жестоким и внезапным нападением на свои привычки, понятия, чувства, напоминающим удары молота и топора скорее, чем медленное действие кислоты, русский народ не оставался совершенно пассивным. В наиболее резких проявлениях своего гнева и мстительности Петр часто только противопоставлял насилие насилию. То доказывается протоколами Преображенского приказа. «Разве это царь? - воскликнул в 1698 году узник, подвергнутый допросу. - Это турок! Он ест мясо по средам и пятницам и приказывает жарить себе лягушек! Он заточил свою жену и живет с чужестранкой! Разве это царь?» Крик удивления, смешанный с негодованием, чаще всего выражал возмущение оскорбленной совести. И следует рассуждение: «Не может быть, чтобы этот человек, для которого не существует ничего заветного из того, что в течение веков составляло веру н жизнь святой Руси, родился от русских людей. Это, наверное, сын немца. Это сын Лефорта и немки, подложенный в колыбель вместо сына Алексея и Натальи. Настоящий Петр Алексеевич остался за границей в 1697 году. Немцы его не пустили, а на его место прислали самозванца. А может быть, это сам антихрист». «В 1701 г. писатель, по имени Талицкий, был присужден к смерти за печатное распространение последнего предположения, и позднее Стефан Яворский сочинил книгу, которая должна была доказать ложность такого утверждения цитатами из Апокалипсиса». В 1718 году, проезжая через деревню по дороге в Петербург, один иностранец увидел толпу в триста или четыреста человек. Священник, к которому он Обратился с вопросом, что такое здесь происходит, ему отвечал: «Наши отцы и наши братья лишились бород; наши алтари - своих слуг; самые святые наши законы нарушены, и мы стонем под игом иностранцев!» Таким образом подготовлялось восстание… Кара, постигая стрельцов, правда, разбила дружные попытки мятежа; но единичные случаи возмущения и даже сопротивления все-таки повторялись часто. Они проявлялись иногда наивным и трогательным образом. Бедный дворянин принес в церковь и положил перед образом в присутствии ца1-ря писаную жалобу, обращенную к Богу, Но чаще всего пораженный в самое больное место, фанатичный последователь «Домостроя» подымал руку и пытался ударом ответить на удар. Покушения на особу царя повторялись из года в год. В 1718 году ла Ви сообщает о новом покушении, двадцать девятом по счету с начала царствования. «Нет никакого сомнения, - пишет Кампредон в 1721 году, - что сейчас же после смерти царя это государство вернется к прежнему образу правления, о котором все его подданные втайне вздыхают».
      Конечно, оппозиция не была настолько всеобщей, чему вскоре получились доказательства. Все более робкая и слабевшая по мере того, как новый строй упрочивался в силе и крепости, она была бессильна серьезно воспрепятствовать его развитию, но окончательно все-таки не исчезала. Элементы, ее составлявшие, побуждения, ее вдохновлявшие, способы действий, ей свойственные, ее дух и характер ясно обрисовываются и вполне высказываются в.мрачной истории, печальным героем которой был старший сын Петра. И, желая высказаться так же ясно, мы остановим главное свое внимание на этом элементе движения, составляющем предмет обзора этой последней главы.
      Задача наша в этом отношении облегчается и усложняется одновременно многочисленностью трудов, опередивших нас на этом пути. Целая литература - история, роман, драма, поэзия - пыталась во всех странах и на всех языках воскресить трагический образ несчастного царевича. Во Франции блестящий писатель придал несколько сухой работе русских историков личное очарование ярко-образного языка. Нам хотелось бы избежать повторений. Однако нам кажется, что облик событий и действующих лиц не выяснился до сих пор среди обрисовки, часто обаятельной, со всей желательной определенностью и возможно большей долей истины. Мы не берем на себя смелость утверждать, что наша задача удалась, как мы того желали, и просим у читателя снисхождения ввиду приложенного нами старания.
      Алексей родился 19 февраля 1690 года. На портретах, дошедших до нас, он кажется человеком, вполне соответствующим своей истории и своему трагическому процессу: не красив, не дурен, с выпуклым лбом, круглыми беспокойными глазами, видом тщедушным и упрямым. Ни в физическом, ни в духовном отношении он ничего не унаследовал от отца; однако нет в нем также той непривлекательности, какую ему часто приписывают. Здоровьем он обладал, по-видимому, слабым и вскоре подорванным всякого рода излишествами; но он не болел определенной болезнью; он был одарен умом, от природы любознательным, любовью к чтению, способностям ми, свойственными всем славянам, к изучению иностранных языков и стремлением к знаниям, по крайней мере, к некото-рым знаниям. Любимым его занятием, как его дяди Федора, было чтение богословских книг. В том сказался дух старой Московии, но также и «Metodus instructionis», учебника, составленного для молодого царевича одним из его воспитателен, бароном Гюиссеном, бывшим, по-видимому, человеком очень набожным. В делах процесса, начатого. Петром против сына, находят выдержки из Борониуса, выставленные как улики против обвиняемого. В них сквозят черты иные, чем изобличаемые отцовской суровостью, - признаки души возвышенной, нежной. Алексею нравилось, что Феодосии и Ва-лентиниан имели обыкновение освобождать узников в праздник пасхи, отменяли казни во время поста и запрещали отбирать у бедных людей топливо и постель. Правда, также ему нравилось, что один из государей с особой строгостью соблюдал пост, а другой был убит за посягательство на права церкви.