I

      Мы не могли бы ожидать снисхождения от своих русских читателей, если бы перешли к этой части своего обзора, не коснувшись предварительно вопроса, который, даже помимо исторической критики, остается для России неисчерпаемой темой страстных споров: бросив Россию в объятия европейской цивилизации, не совершил ли Петр насилия над ее историей, не проглядел ли коренных элементов самобытной культуры, пригодной для высшего развития и во всяком случае более соответствующей народному духу, и не пренебрег ли ими?
      То предмет великих прений между славянофилами и западниками.
      Нам кажется возможным отбросить в сторону вопрос о происхождении этническом, в настоящее время уже исчерпанный и преданный забвению вместе со старыми разногласиями. Россия занимает и сохраняет даже против воли физиологически совершенно определенное место в семье индоевропейских народов, а духовно обладает цивилизацией, созданной из тех же материалов, как цивилизация прочих народов. Только известные географические и исторические условия могли придать некоторым из этих источников своеобразный характер, откуда развились нравы и склад мыслей особенный, понятия и привычки различные, в смысле взглядов, например, на собственность, семью, власть государя. Отрешился ли Петр всецело от старины и был ли он вправе так поступить?
      В том-то и заключается спорный вопрос.
      Исследование, предпринятое нами, если не послужит полному разрешению вопроса, то все-таки, надеемся, прольет на него некоторый свет. Прежде всего, обнаружится двойная картина, с одной стороны, указывающая на бессвязность, состояние рудиментарное, зачаточное, разрозненность большинства элементов, сосредоточивших на себе работу Преобразователя; с другой стороны, на постоянство, наоборот, известных черт, отчасти пребывающих неприкосновенными под видом изменения, чисто внешнего, обманчивого, а отчасти ускользающих совершенно от влияния преобразований.
      Отречение от старины не было таким всеобъемлющим, как это принято думать. Во многих отношениях она потеряла свою жизнеспособность задолго до Петра оба устоя, на которые она главным образом опиралась, православиеи самодержавие,уже пошатнулись с четверть века тому назад, – первое благодаря внутренним недостаткам организации, зависевшим от происхождения, второе – благодаря преувеличению своего принципа, проистекавшему отчасти из политических соперничеств, от которых царствованию Петра помог освободиться лишь государственный переворот. С восстановлением московской гегемонии на развалинах древних соперничавших независимостей личная власть государя приняла форму восточную с частным правом в своем основании. Исчезла верховная власть с феодальным складом; остался взгляд на личность подданных и на их имущество как на собственность. Не существует никаких прав за пределами этого единственного права, и исключение сделано только для церкви. Нет законного наследия, переходящего от отца к сыну, а только простое распределение имущества, иногда наследственное ( вотчина), чаще же пожизненное ( поместье), но всегда самовластное: имение жалуется государем в виде вознаграждения за оказанные услуги. Нет или почти нет торговли или промышленности, находящейся в частных руках: торговля и промышленность принадлежат царю подобно всему остальному. Его монополия, почти всеобъемлющая, признает только посредников. Государь закупает оптом и продает в розницу все вплоть до съестных припасов, мяса, фруктов овощей. Прежние независимые князья Рюриковичи, тверские, ярославские, смоленские, черниговские, рязанские, вяземские, ростовские образуют лишь аристократию вокруг общего властелина, имея в своем распоряжении крестьян, обращенных в рабство с 1600 года (за исключением некоторой части крестьян на юге), и вымещая на них свое унижение. Нет других классов, других сословий, общественной жизни. Новгородский торговый союз, содействовавший в древности процветанию города, исчез вместе с остальными следами норманнской организации и культуры. Для борьбы с монгольским могуществом Москва позаимствовала у него же принципы и приемы управления, и, чтобы принудить соседние города признать свое главенство, она довела применение этих принципов и приемов до крайних пределов.
      Следовательно, царь не только повелитель, но в буквальном смысле слова собственник государства и народа; однако власти его и правам, стоявшим так высоко, не хватает точек опоры: под ними пустота, заполненная зыбким прахом рабов. Никакой социальной группировки, никакой иерархии, никакой органической связи между этими разобщенными единицами. Беспорядочное движение в зависимости от воли случая и пробуждения стихийных инстинктов. Глухой рокот диких страстей, грубых вожделений, устремляющихся на ближайшую приманку, перекидывающихся от Петра к Софье и от Софьи к Петру с бессознательностью темных масс. Хаос в настоящем и мрак в будущем.
      Что касается церкви, она перешла из Византии в Киев уже ослабленной и разрушенной, потеряв свою моральную силу в лоне греческого упадка. Дух веры ее был поглощен обрядностью, а сущность религии заключена в условную рамку бесконечных проявлений благочестия. Вскоре разбогатевшая, получившая большое влияние благодаря обширной сети монастырей, покрывших всю страну, она пользовалась своим влиянием лишь наподобие Рима во времена упадка папства, для понижения умственного уровня народа, никогда не трудясь, по примеру Рима, над его духовным или экономическим возвышением. Когда при царе Алексее Михайловиче она задумала проявить самостоятельность в простом вопросе обрядности, сейчас же сказалось ее внутреннее бессилие: она наткнулась на возмущение и схизму. Произошел раскол.
      Петр стал у власти благодаря государственному перевороту; подстрекаемые Софьей стрельцы пытались устроить новый переворот для его низвержения. Таким образом, царь весьма скоро ощутил головокружительное чувство пустоты, на которой зиждилось его всемогущество, и когда, став главой обширного государства, он вздумал применить за пределами его предполагаемые силы, еще до Нарвы, уже под стенами Азова, все рушилось у него под ногами: войска рассеялись в несколько часов, казна опустела в несколько дней, административные учреждения беспомощно прекратили работу.
      Предшественники великого Преобразователя прекрасно сознавали такое положение и пытались найти из него выход. Путем замыслов, в известных отношениях довольно смутных, попыток или стремлений нерешительных, но в иных случаях даже путем решительных действий они начертали программу преобразований, преследовавшую, конечно, цель не полного изменения, но лишь исправления существующего режима, его приспособления к новым требованиям политического учреждения с возрастающим значением и честолюбием.
      Преобразования должны были коснуться реорганизации вооруженных сил и, как условие этого постулата, улучшения финансов, развития экономической производительности страны, поощрения внешней торговли. Была признана необходимость соприкосновения, более непосредственного, с заграницей и обращения к ней за помощью. Имелось в виду начало социальной реформы посредством предоставления самоуправления городскому населению и даже отмены крепостного права. Наконец, при помощи Никона коснулись церкви, а следовательно, и образования, так как церковь одна заботилась о деле просвещения.
      Вернемся теперь к Петру. Что сделал он иного, нового?В сущности, ничего или немного. Он принял уже имевшуюся программу, только немного расширил затронутую ей область: добавил реформу нравов, изменил образ сношений, уже установленных с западным миром; но оставил неприкосновенными основы политического здания, доставшегося ему по наследству, а с социальной точки даже не выполнил планов, составленных или подготовленных его предшественниками. Его творение, на что не обращали достаточного внимания, остается довольно ограниченным в своих общих пределах, несмотря на видимую разносторонность усилий, приложенных его творцом, весьма поверхностную даже в этих пределах. Это главным образом, как сказано нами выше, работа наклейкии оштукатуривания,но не работа заново.Она была начата до него. С ним изменились лишь условия, в каких эта работа должна была впредь продолжаться. Новостью является прежде всего бесконечная война, в течение двадцати лет вдохновлявшая, руководившая и повелевавшая работником, и следствием было, с одной стороны, ускорение хода ранее начатой эволюции, а с другой – нарушение естественного порядка политических и социальных изменений, в нее входящих, ради требований мимолетных, не всегда соответствовавших самым безотлагательным нуждам народной жизни. Затем следовали вкусы, свойства ума, мании и дурные привычки, укоренившиеся у этого работника, гениального, но со странностями, усвоенные благодаря воспитанию, посещениям слободы, общению с Европой, возведенных им в принцип и занимавших в его творении место, не соответствующее их действительному значению. Именно эти-то новшества приняли в глазах его подданных наиболее оскорбительный вид, особенно благодаря личному темпераменту Преобразователя, сообщавшему всем его мероприятиям характер насилия, натиска, порывистости, одинаково оскорблявших и смущавших лиц, которых касались эти мероприятия. Таким образом, мирная эволюцияпрошлого превратилась в революцию.Поэтому те же стремления и попытки, которые в царствование Федора и Алексея почти не встречали сопротивления, теперь вызывали бунт, вначале почти всеобщий, и Петр, со своей стороны, принужден был прибегать к мерам суровости и принуждению. В зависимости от воли государя реформы обрушивались на его подданных неожиданно, всегда с размаху, без порядка, без видимой между собой связи, словно град или гроза. Раздражаемый войной, увлекаемый ее волной, обольщенный горизонтами, раскрывшимися ему в Германии, Англии и Голландии, Петр не имел возможности систематизировать свои намерения, обдуманно подготовлять их выполнение, обнаруживать терпение при их применении; он вихрем пронесся над своей родиной и своим народом. Он изобретал, творил и наводил ужас.
      Но именно все это вместе взятое – мы совершенно не намерены оспаривать этого – придало движению обновления, создавшему современную Россию, полноту и в особенности быстроту, которую совершенно не могли ему сообщить робкие попытки Федора и Алексея. В несколько лет Петр совершил дело нескольких столетий. Остается лишь проверить, привел ли такой резкий скачок через пространство и время ко благу. Вот другая точка зрения, изучению которой, по нашему мнению, должен предшествовать обзор фактов, говорящих сами за себя, то есть достигнутых результатов.
      Проследить за этими результатами по мере их возникновения в истории великого царствования было бы задачей неблагодарной и привело бы лишь к осознанию хаоса. До известной степени их осуществление происходило в порядке, предопределенном великим стихийным двигателем, нами указанным. Естественным образом война выдвинула в первую очередь реформы военные, а те вызвали меры финансовые, потребовавшие мероприятий экономических. Но в этом порядке нет ничего безусловного. В него трудно было бы включить реорганизацию городского управления, предпринятую в самом начале царствования. При обследовании мы будем придерживаться относительной важности вопросов. Во всяком случае, чтобы освободить поле, довольно обширное и сильно загроможденное, составляющее предмет этого обследования, и в то же время пролить на него яркий свет, мы намерены извлечь из него некоторые черты, игравшие в общей картине дела преобразования роль побочную и вполне второстепенную, но, тем не менее, казавшиеся в глазах общества его сущностью и силой. Общество, естественно одностороннее в своем понимании вещей, впрочем, ошибалось лишь наполовину. Эти черты, малозначительные сами по себе, имеют весьма большую ценность как выразителиобщего направления. Благодаря им новый режимпринял свой облик, и они служат ему видимым символом. Вот почему всего красноречивее говорили они воображению толпы. К числу таких черт принадлежали обрезание бород, казни стрельцов и создание Петербурга.

II

      Вернувшись из первого путешествия по Европе, царь показался своим подданным в одеянии Августа польского, в платье жителя Запада, в каком его еще не видывали. Несколько дней спустя на банкете, устроенном генералом Шейным, он схватил ножницы и стал отрезать бороды присутствующим. Ему подражал его дурак Тургенев. Свидетели такой сцены могли ее счесть за простую фантазию деспота. Петр от природы был почти безбородым: борода у него была редкая и усы жидкие; он много пил на пиру у Шеина и мог выбрать такой способ для проявления своего веселья. Но нет! Через несколько дней работа ножниц уже была санкционирована путем указа, и таким образом шутовское приключение на пирушке между двух стаканов вина возвестило реформу духовную, умственную и экономическую! Мы укажем ниже на ее серьезные элементы. Затем последовало уничтожение стрельцов. Это последствие неожиданное, но, в сущности, естественное, первое последствие воинственных замыслов, неотразимо пленивших воображение молодого царя после свидания его с польско-саксонским другом. Под стенами Азова Петр испытал ценность своих милиционеров, и опыт этот ему доказал, что вооруженная сила, какую он надеялся в них найти, не существовала. Тогда он громко заявил о своем намерении приступить к реформированию войска на европейский лад, в сравнительном превосходстве которого он мог в то же время убедиться, и два своих потешных полка он сделал ядром новой организации. Очевидно, он воспользовался путешествием за границу для изучения этого дела.
      Таким образом старинное войско Московии – стрельцы – было осуждено на уничтожение. Их уже заставляли играть неблагодарную роль. В маневрах, предшествовавших походу на Азов, им всегда приходилось изображать побежденных. После взятия Азова потешные полки отправились в Москву и совершили торжественное вступление в нее. Их встречали ликованием, осыпали наградами, а стрельцы остались в завоеванном городе для починки укреплений.
      Их унижали, над ними издевались, прежде чем их уничтожить. Они подняли бунт. В марте 1698 года, во время пребывания Петра в Англии, они послали из Азова в Москву депутацию с изложением своих сетований. Депутация возвратилась, не получив удовлетворения и принося возбуждающие известия: Петр душой и телом предался чужеземцам, и заключенная в Девичьем монастыре царевна Софья, его сестра, призывала своих прежних сторонников на защиту трона и алтаря против государя, мятежного и нечестивого. По рукам ходили письма бывшей правительницы, верные или подложные – неизвестно; стрельцы привыкли в мирное время сидеть дома, а теперь отряд около двух тысяч человек, отделенный от Азовского гарнизона, был послан в Великие Луки для охраны польской границы. Разлука с товарищами, утомительный переход с одного края государства до другого довели этот отряд до отчаяния. Он первым поднял знамя бунта и двинулся на Москву. Генерал Шеин выступил против него с силами превосходными и пушками, встретился с ним 17 июня поблизости Воскресенского монастыря. Несколько человек было убито, остальные забраны. Шеин приказал повесить нескольких пленных, предварительно подвергнув их пытке, и вопрос казался исчерпанным.
      Но нет! Петр, предупрежденный, торопился с возвращением и немедленно решил воспользоваться обстоятельствами, чтобы нанести окончательный удар. С детства стрельцы вечно становились ему поперек дороги; они умертвили его родственников и друзей; они поддерживали против него власть похитительницы престола; еще теперь, ведя с Шеиным переговоры перед погубившим их сражением, они осмеливались яростно нападать на Лефорта и остальных иноземцев, его окружавших. Довольно! Пора с ними покончить и вырвать из родной земли семя вечного мятежа, затопить в крови кровавые видения, которыми с колыбели окружили Петра эти люди. Его не могли удовлетворить кнут и несколько виселиц. Ему нужен был широкий размах, по собственному мерилу. Розыск, наскоро произведенный и законченный Шеиным и Ромодановским, снова был возобновлен и в размерах, никогда еще не встречавшихся, насколько известно, в истории человечества: четырнадцать застенков были устроены в Преображенском и работали денно и нощно со всей обстановкой геенны обыкновенной и необыкновенной, вплоть до костров, над которыми должны были корчиться тела пытаемых. Один из них был подвергнут пытке семь раз и получил девяносто девять ударов кнутом, хотя довольно пятнадцати, чтобы убить человека. Подполковник Корпаков ножом перерезал себе горло, чтобы положить конец мучениям, но ему удалось только ранить себя, и допрос продолжался. Женщины – жены, сестры или родственницы стрельцов, служанки или приближенные Софьи – также подвергались допросу. Одна из них родила во время пыток. Добивались главным образом сведений относительно участия царевны и ее сестер в подготовлении мятежного движения. Петр убежден был в их виновности, но он хотел доказательств, а допрос их не давал. «Они могут умереть за нас», – наивно пишет одна из царевен, говоря о нескольких служанках, которых ожидали пытки, но на молчание которых она рассчитывала. Один стрелец был поднят на дыбу, получил тридцать ударов кнутом, медленно поджаривался на огне и все-таки не проронил ни слова. Если удавалось вырвать полупризнание или смутное указание, то едва пытаемый успевал перевести дух, как возвращался к своим первоначальным показаниям или снова замыкался в прежнем молчании. И Софья, допрошенная и подвергнутая, как говорят, пытке самим Петром, осталась непоколебимой в своем отрицании. Ее младшая сестра Мария созналась лишь в том, что уведомила бывшую правительницу о скором приближении стрельцов и их желании видеть восстановление ее власти.
      В этом отношении допрос не дал никаких результатов. Текст весьма компрометирующего письма, будто бы посланного Софьей стрельцам, по признанию его издателя, вообще хорошо осведомленного, является просто документом, составленным из отрывков признаний, добытых в застенке, бессвязных и, вероятно, затем опровергнутых. В заключении в Новодевичьем монастыре за царевной был учрежден строгий надзор; отряд в сто человек охранял монастырь. Однако она имела возможность поддерживать сношения с внешним миром, вести ежедневную переписку с двором, остальными царевнами, всеми своими друзьями. Она могла даже продолжать в широких размерах гостеприимство; ей ежедневно отпускалось двором десять стерлядей, две щуки, два бочонка икры, два бочонка сельдей, печенье, ореховое масло, ведро меда, ведро мартовского пива, четыре ведра пива обыкновенного, всевозможные яства и напитки с добавлением в праздничные дни бочонков анисовой водки и бочек водки обыкновенной. Ромодановский разрешил сестрам прибавлять к тому лакомства, постоянная присылка которых, как надо полагать, содействовала обмену тайной перепиской. Что касается приверженцев бывшей правительницы, они всегда имели свободный доступ в монастырь в толпе нищих и нищенок, составлявших в Москве привилегированную касту. В известное время года крупные обители принимали и давали кров ежедневно целым их сотням, причем вдовы стрельцов составляли значительную долю и занимали первое место среди этого бродячего населения, укрывавшего обыкновенно в своей среде недовольных. Движение пропаганды в пользу бывшей правительницы безусловно возникло при содействии этих посредников. Стрельчиха Офимка Кондратьева, вдова после трех стрельцов, между прочим, принимала в том деятельное участие. Но не было обнаружено никакого заговора в буквальном смысле этого слова.
      Розыск ничего не подтвердил, он только раздражил склонность к насилию молодого царя, закалил его бесчувственность. Петр сам присутствовал при допросах и пытках, наслаждался, как утверждали многие, прикосновением к истерзанному телу, видом длительных агоний, страданий и смерти. Мы такого мнения не разделяем; скорее мы приписываем это любопытству человека, жаждавшего ощущений и неукоснительно стремившегося все видеть, до всего касаться самому, причем, конечно, его душа ожесточалась и воображение распалялось среди этой оргии верховного правосудия. По окончании розыска ему потребовались бесчисленные казни, головы, падавшие в кучу под топором палача, леса виселиц, гекатомбы человеческих жизней...
      30 сентября 1698 года первая партия из двухсот осужденных была выслана на место казни. Пятерым отрубили головы по дороге, перед домом царя, в Преображенском, и Петр сам исполнял обязанность палача. Факт этот подтверждается многочисленными свидетелями, признан мнением современников и допускается большинством историков. Сам Лейбниц, так расположенный к русскому государю, возмущается и негодует по этому поводу. И Петр не довольствовался тем, что сам рубил головы, он требовал того же от окружающих. Голицын оказался очень неловким, и его жертвам приходилось долго страдать; Меншиков и Ромодановский проявляли больше искусства. Только иностранцы, Лефорт и Бломберг, – последний полковник Преображенского полка, – отказались от исполнения ужасной обязанности. В Москве, на Красной площади, куда осужденных привозили по двое в санях, с зажженными свечами в руках, их клали рядами по пятидесяти человек вдоль бревна, заменяющего плаху. 11 октября снова 144 казни, 12-го – 205; 13-го – 141; 17-го – 109; 18-го – 65; 19-го – 106. Двести стрельцов были повешены под окнами Софьи, перед Новодевичьим монастырем, и трое из них держали в руках прошения, обращенные к царевне. Сама она отделалась сравнительно дешево: лишенная титула, до сих пор за ней сохранявшегося, заключенная в узкую келью, она превратилась отныне в монахиню Сусанну. Ее сестру Марию постигла та же участь в Успенском монастыре, в теперешней Владимирской губернии, где она, царевна, приняла имя Маргариты. Обе умерли в монастыре, первая в 1704 году, вторая в 1707 году.